Зла непомнящие

   Истая доброта ныне редкость. Для теперешних людей естественное и вовсе стало неестественным. Как, к примеру, поведёт себя современник в такой ситуации? Вечером ему, в его благоустроенную квартиру кто-то стучит. Он открывает  дверь (если ещё и откроет?) и видит человека небритого, возможно, не совсем опрятно одетого,  который, извинившись, просится на ночлег. Как говорится, можно и не спрашивать про реакцию шокированного такой наглостью того современника. В лучшем случае просто дверь закроет и ничего не скажет.
   В отсталые времена, в той же деревне Тарасово, что рядом с Суксуном, и не только в ней – повсеместно – впустить путника, и  не только вечером и ночью даже, обогреть, накормить и на ночлег устроить, было обязательно и привычно.
   Такой обыкновенной добротой Россия войну и встретила. Не она ли помогла, если, вообще, не была фундаментом победы в – донельзя надрыв и надсада – тяжелейшем испытании!

В окно домика Кузнецовых 22 июня 1941 года постучали.
- Иван Александрович, Секлетинья Степановна, к Конторе.
    Всё встревоженное семейство, быстро собравшись, поспешило. У Правления много уже людей собралось и ещё подходили. Прошептали, что будет правительственное сообщение. В назначенное время председатель колхоза «Имени Демьяна Бедного» Андрей Долматович Кузнецов включил репродуктор – огромную «тарелку» обтянутую бумагой. Министр иностранных дел СССР В.М. Молотов сообщил, что сегодня, в четыре часа утра, войска Гитлеровской Германии перешли границу Советского Союза, и началась война.
   На площади молчание. Чувствовалось оцепенение. Потом, словно по команде, враз возопил женский рёв, вой. Начавшийся плачевный ор вмиг подхватили дети. Скоро уже вся женско-детская толпа голосила, словно единый оркестр.
   Под вечер из военкомата принесли повестки.
   На следующий день деревня Тарасово провожала с гармошками, с песнями своих первых призывников.
    Атмосфера в деревне насупилась, посуровела. С каждым разом мужчин становилось всё меньше; увеличивалась нагрузка на женщин, всё больше вовлекалось в работу  подростков. Подошла очередь и к девушкам. В июле отец, подойдя к своей младшей дочери, погладил её по голове.
- Завтра, Нюрочка, пойдём в поле. Время тяжёлое, помогать надо.
    Мама её – Секлетинья Степановна, и ещё четыре женщины теперь стали основными работниками. К примеру, только они владели искусством выкладывать клади из сжатых колосьев зерновых. Все работали добросовестнейшим образом, но мама и здесь стремилась что-то сверх неженских нагрузок сделать. Все деревенские знали про её натуру постоянно кому-то помогать. В этом она не раз удивляла сельчан. Сколько пересуда в деревне наделал её дальнейший поступок, после раскулачивания …….

В начале тридцатых годов Антон с Андреем были в Тарасово активистами. Какая никакая, а власть. «Положила» она глаз на добротный дом Кузнецовых. Тот появился благодаря решению отца Ивана Александровича, вознамерившегося, соблюдая давнюю традицию, отстроить своего старшего сына, что и было сделано общими усилиями большого семейства Кузнецовых.
    В 1932 году, когда началась постыдная практика, те самые активисты подвели хозяйство Ивана Александровича под раскулачивание, хотя не имели никаких оснований: не было у того ни наёмного труда, ни техники или богатого двора.  Приютил выселенных – Ивана Александровича, Секлетинью Степановну с семилетним сыном Димой и четырёхлетней Нюрой  – брат Андрея, временно предоставив им свой дом. Сам он со своей женой перешёл жить в баню. С наступлением осени жильё надо было освобождать; пустил брат отца – Михаил, у которого уже жило 9 человек: пять детей и родители жены. Намытарившись, Кузнецовым повезло – освободилась хата уехавшей родственницы: не ахти какой домишко, но жить можно, как говорится – и этому рады. Напротив проживал Антон со своим семейством. Так вот случилось, что он заболел туберкулёзом. Секлетинья Степановна, забыв обиды из жалости к нему, к деткам его, стала поить его парным молоком, ежедневно принося его в кувшине после утренней дойки. 
    Или другой случай был. Тёща Михаила украла у Ивана Александровича половину денег, вырученных от продажи колхозного мяса на городском рынке. Обнаружив пропажу и сразу вычислив вора, он без всякого разбирательства жёстко сказал:
- Сватья София, положи деньги.
    Та, безропотно подчинившись, вернула сворованную сумму. Видя случившийся конфуз и, словно чувствуя вину перед пожилым родственником, Секлетинья Степановна робко произнесла:
- Сватья София, у нас денег нету. Вот если надо, давайте я что-то вам сделаю бесплатно.
    При бесхитростной нацеленности на добродетель в характере этой безграмотной крестьянки, хранящей в себе, по сути, образец высочайшей культуры, жило неукоснительное соблюдение правоты – справедливости, или, упаси бог, что-нибудь чужое взять. Впрочем, такое же присутствовало и у её мужа. Помимо этих моральных качеств он слыл человеком грамотным, поэтому председатель доверял ему такие ответственные дела, как продать мясо на городском колхозном рынке, обязательно советовался, когда, что и где сеять. Знал он толк и в мудрёных делах – мог починить жатку и сепаратор, был отменным кузнецом, когда подходила пора крючить горох, только он мог направить нужный угол у литовки гороховой косы. За всё это деревенские почтенно называли мастера не иначе как Иван Александрович. Такую же честь имели ещё десять семей. Нюру называли – Нюра Ивана Александровича, маму – Секлетинья Степановна. Обычно к женщинам обращались, называя их упрощённо Акулькой (Акулина), Ситкой (Филенсата),  Райкой.
   Исконняя правда родителей – забота, честность, трудолюбие – вкристализовывалась в детей. На них никогда не кричали, отношение к ним всегда было на полном серьёзе. Они сызмала начинали строить своё поведение, как подобает. Однако изредка, но это скорее как исключение, возникала необходимость и в воспитательных наставлениях.
   В середине тридцатых, когда жизнь в колхозе и в деревне мало-помалу налаживалась, когда уже и кино чаще стало «заглядывать» в Тарасово, как-то к отцу, по случившемуся  приезду из города, после очередной успешной торговли на колхозном рынке, подошли его дети.
- Тятя, дайте копеечек в кино сходить.
- Ты что, Нюрочка!? – чуть не поперхнулся отец, опешив от изумления и ещё не успев рассердиться – нельзя! Это колхозное.
    Мать и вовсе по-настоящему на детей накинулась.
- Ты просишь чужие!? Это не наше! Вы зачем это просите? – воскликнула Секлетинья Степановна с откровенным негодованием.
    В начальную школу ходили в деревню Поедуги, что в 2 километрах  от Тарасово. Она располагалась в двухэтажном деревянном доме: на первом этаже два помещения под классы, на втором – комната, где жила учительница  с двумя своими малыми детьми. Нюра с другими девочками, учась в последних классах, часто нянчились с малютками, пока Прасковья Сергеевна вела урок с первоклашками. Окончили 4 класс предвоенной весной.   

Начав летом сорок первого  года трудиться в колхозе, Нюра, в составе таких же юных работников, ей ещё и 13 не исполнилось, была на всяких мелких делах, помогала, например, на ферме – рубили солому для скота. Фермы были разные: и для свиней, и для овец, и для коров, и для лошадей, и для птиц. Чаще, всё-таки, работали в поле. Как только подходила пора, запрягали подросточков в бороны. На одну ставили троих – посередине юношу и по краям девушек.
- Ребята были за главных – вспоминает Анна Ивановна – Как начинать, Федя или Ваня весело так скажет: – Ну, что лошадки, в путь?  Устанем, он опять скомандует: – Ну, что пристяжные, устали? Отдохнём. После опять трогаемся.
   Боронили два раза: сначала для выравнивания поля, потом забаранивали зерно после его высевания.
   Подростки трудились на полном праве – с трудоднями.
   В середине августа Иван Александрович с Секлетиньей Степановной решили отправить дочь в Шамары к старикам  для продолжения учёбы в пятом классе.
   Посёлок Шамары, Шалинского района Свердловской области состоял как-бы из двух частей – с одной стороны железной дороги находился леспромхоз, с другой – колхоз. Приехав к сентябрю к бабушке с дедушкой Нюра весь месяц, с другими учениками, наравне с преподавателями, работала в поле на уборке урожая. Особенно тяжело было убирать зерновые; многие колоски успевали прорасти, их приходилось с силой выдёргивать, отчего детские пальчики истирались и начинали кровоточить.  Приходит Нюра домой и бабушка начинает ей заботливо лечить ручки, смазывая их маслицем и приговаривая:
- Потерпи Нюрочка, потерпи внученька. Всем сейчас тяжело. На войне-то ещё тяжелее, там страшнее, там убивают. Вот кончится война и отдохнут твои рученьки.
    Видела Нюра, как бабушка также заботливо лечила и других. Обратилась к ней женщина, эвакуированная из Ленинграда – эвакуированных было много в Шамарах. На непривычной колхозной работе она в кровь избила все руки. И ей тоже она их заботливо лечила маслом и ещё какой-то мазью, также ласково приговаривая:
-  Потерпи, голубушка, потерпи милая, всё будет хорошо, нам бы вот только фашиста одолеть.
    Дети тоже старались свою помощь оказывать фронту – заботливо готовили незатейливые подарки и потом бегали на станцию к санитарным поездам, вручая их раненным солдатам. Это надо было ещё умудриться сделать – гражданское население близко к поездам не подпускали, боялись заражения. Однажды они с девочками прибежали к остановившемуся санитарному поезду. Как обычно было оцепление. Видели, как на носилках несли молодого солдата. Тут неожиданно,  к Нюре подходит какой-то военный, берёт её за руку, ведёт за собой и подводит к тому солдату. Что она близко увидела её ужаснуло – солдат был совсем ещё молоденький, без обеих ног и без руки. Бинты окровавлены. Он почему-то всё улыбался и оставшейся рукой тянулся к Нюре и говорил:
- Вы только учитесь, мы за вас воевали, победа будет за нами, не сомневайтесь.

В начале 1942 года, Нюре сообщили, что в армию призвали отца. Понимая всё и помня наставления того покалеченного солдата она с ещё большим усердием продолжала учиться, хотя и до этого у неё не было троек и были редкие четвёрки. Помимо учёбы появлялись и другие работы. Однажды, в середине зимы, случился аврал. В школу пришёл представитель из военкомата и попросил подготовить взлётную полосу для самолёта, сделавшего вынужденную посадку около посёлка.  Поднялось всё свободное население от мала до велика – рабочих из леспромхоза не привлекали, там свои неотложные дела – принялись расчищать снег и тромбовать землю. Около месяца напряженно трудились. Когда всё необходимое было сделано радостный лётчик всех оббегивал, пожимал руки и искренне благодарил; некоторым мальчишкам даже повезло посидеть в кабине. После того, как самолёт взлетел, сделал несколько кругов над провожающими его людьми, помахивая им своими крылами.
    Окончив пятый класс, на лето вернулась в Тарасово, где опять полноправно, за трудодни, работала и на ферме и снова, уже привычно, по нескольку раз боронили поле, рубили солому. А сколько изнуряющей работы было со льном. Он очень красиво цветёт, но нелегко даётся. Много с ним мучений: выдёргивается он очень тяжело и это надо делать осторожно, чтобы не повредить семя. На поле его не оставляли, сразу увозили на обмолот, после этого он попадал в ребячьи руки – его нужно расстелить, чтобы его хорошо промочило; после надо мялкой его хорошенько промять, но это делали взрослые женщины, детских сил не хватало; они трепали, потом чесали – сначала получалась грубая нить, из неё делали огромные полога, потом выходила тонкая нить, её пряли и затем ткали на станках.
    К сентябрю снова в Шамары, где месяц по-прежнему работали на уборке урожая и с 1 октября начинались занятия, теперь уже в 6 классе.
     Очевидно, из-за характера и хорошей успеваемости выбрали Аню Кузнецову председателем ученического комитета. Она искренне удивлялась: есть и постарше ребята. Однако, руководство школы и сам комитет настояли на её кандидатуре. Тут, как-то в их классе учитель заболел, урока не было. Ребята, не раздумывая, видя такую свободу, всей толпой, с радостью убежали на крышу. На завтра были серьёзные разговоры у начальства.
- Ты правильно поступила? Ты же председатель учкома! – Строго спрашивал директор.
- Куда армия, туда и я – ответила она смело, не отведя глаз.
- Молодец, Аня! – удивил он её неожиданным поворотом. – Плохо, разумеется, что класс сбежал, но поступила правильно, иначе бы тебя перестали уважать.
   У деда жили ещё одна Нюра и Коля, все почти одного возраста. Сам дед на казённой лошади работал ездовым, выполняя всякие необходимые поручения, разъезжая  по посёлку.
   Приходит военкоматовский работник и говорит ребятам:
- Вам военное задание. Деду в конюшню ходить  тяжело, лошадь будет стоять у вас и вам придётся ухаживать за ней.
   Основное было напоить её. Она будет пить только чистую воду и только из чистого ведра, после коровы уже не станет. Набрать воды, надо вставать ранним утром. Потом ребятам разрешили ездить за водой на лошади на реку. Однажды, или из-за неумелого управления, или из-за того, что просто ребячьих сил не хватило, не смогли переехать железную дорогу – бочка опрокинулась, вода вылилась, зато полились горькие детские, особенно девичьи, слёзы. Потом кто-то из взрослых помог и всё уладилось.
- Работать нас заставляли очень много, – говорит Анна Ивановна – но всё равно считаю своё детство счастливым, потому что любили ещё больше. Отец – добрейшей души человек, никогда на нас с братом голос не повышал.

В конце сорок второго с фронта, вернее из госпиталя, вернулся отец с покалеченной рукой. Поставили его бригадиром. Здесь он был к месту в полном аккурате – высокая ответственность и опыта не занимать, и с душой всегда относился. Заболел как-то, а тут сено должны с полей привезти. Встал с кровати, оделся, собрался выходить из избы.
-  Ты куда, Ваня? У тебя же температура высокая – всполошилась жена.
- Проверить надо, как сено кидать будут. Могут не справиться.
    К началу весны сорок третьего вдруг в деревню пожаловала делегация из Суксуна – военкомовские работники и ещё какое-то начальство. Велели председателю организовать собрание. В торжественной обстановке Ивану Александровичу Кузнецову вручили орден Красного Знамени за проявленное мужество и геройский поступок на войне. Какой, так и не сказали и он сам тоже точно не знал. На расспросы уклончиво отвечал, много было чего, мол, воевал как все.
    В середине лета сорок третьего после успешного окончания внучкой 6 класса и по случаю возвращения зятя с войны старики собрались в гости на Петров день. Не пешком пошли от Шамар до Тарасово, на подводе – Мальку запрягли. 
    Приехав в деревню, коня распрягли и Нюра упросила разрешения у деда его выкупать. Села верхом и поехала к Сылве. Когда зашли в реку, Мальку кто-то укусил. Он как взбесился. Выскочил из воды и помчался во весь дух по длинному полю, которое все называли Перемена. Нюра, ухватившись за гриву, вжалась в коня, боясь упасть. Стремглав проскакав всё поле, конь поостыл и наконец, уткнувшись в овин, остановился.
- Малька, наклонись. –  прошептала ему на ухо Аня. Конь послушно согнул в колене правую ногу и пригнулся к земле, помогая девочке слезть.
    Она с него сползла, обняла за шею, потом стала гладить – по всему телу ходила мелкая дрожь от сильного возбуждения.
- Чего ты испугался Малечка, кто-то тебя укусил, бедненький мой – обняла лошадиную морду и поцеловала его в толстые губы.
    За этим её и застали встревоженные сельчане во главе с отцом: кто-то видел, как конь нёсся с Нюрой верхом, о чём было тотчас доложено Ивану Александровичу и организован поиск.
    На седьмой класс отец свою дочь в Шамары не отпустил – работников не хватало, и учёт в бригадирских тетрадях надо было вести, что Нюра успешно делала. Было решено, что она будет учиться самостоятельно. Сходила в Шамары (60 километров),  взяла нужные книги, учителя написали программу по разным предметам для самоподготовки.  43-44 учебный год Нюра одновременно и работала и училась. Весной за ней пришел дед и они вдвоём отправились в Шамары сдавать экзамены. Так седьмой класс и окончила.

Летом 44 стало полегче – и с фронта приходило больше радостных вестей, и колхозные дела споро шли, и невмоготы почти не стало. Иван Александрович, видя большое желание и способности своей дочери, решил отправить её в Суксун для получения среднего образования.
     Весной 1947 года в школе случился переполох. Директору Ивану Павловичу Осолихину из районо пришло указание к такому-то  времени подготовить общешкольное собрание с обязательным присутствием десятиклассницы Анны Ивановны Кузнецовой. Чего такое натворила? – недоумевала ни классный руководитель Ираида Николаевна, ни другие учителя с директором – учится хорошо и с дисциплиной ничего не было замечено.
     Перед общим построением почему-то слово взял представитель из военкомата и …. объявил о награждении Анны Ивановны Кузнецовой государственной наградой – медалью «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны». Приехав домой с наградой поздравил свою дочь и отец. В семье Кузнецовых три человека имели правительственные награды – маму также наградили медалью «За доблестный труд ….».
- Тятя, расскажи, а тебя орденом за что наградили?
- Точно, Нюрочка, не знаю. Скорее всего, за один случай. Сидели мы в окопах. Готовились к наступлению. Позиция у нас была неблагоприятная – мы внизу, фашист на высоте и строчит из пулемётов. Надо что-то делать. До  этого боя моего друга убило – снаряд упал рядом, его осколком наповал, а со мной ничего. Тогда ещё подумал: почему я жив остался, а он убит, у него же пятеро детей! Сидя в окопе про друга и вспомнил и злость меня взяла. Встал, крикнул «За Родину!» и побежал и за мной весь полк поднялся. Высоту мы взяли. 
     Мать с отцом хотели видеть свою дочь врачом. Внимая пожеланию родителей, Аня, успешно сдав экзамены, поступила на учёбу в Свердловский медицинский институт.
    После окончания первого семестра из-за неудовлетворительных жилищных условий решила из этого института уйти. Декан удивлялся, не хотел отпускать:
- Вы же на отлично отучились.
    Аня, сославшись на семейные проблемы, настояла на своём и руководство приняло решение о предоставлении академического отпуска. Тем временем её подруга Зоя Гладких как-то и с кем-то договорилась в Пермском педагогическом институте, в результате чего в
августе Анна Кузнецова получает извещение о зачислении её на первый курс. Без сдачи экзаменов и без документов. Посоветовались дома. Папа сказал:
- Будешь учить детей – они будут здоровыми, ты будешь больной; будешь лечить детей – они будут больными, ты будешь здоровой. Иди в пединститут. Так и поступила. Правда, курьёзы на этом не закончились.
    Отучившись год, подходит к ней после практики преподаватель физической географии  Г.Ф. Устин-Петров.
- Вы кто у нас?
- Студентка – отвечает смущённо Аня Кузнецова.
- Какая студентка, где документы?
- В Свердловском медицинском институте. Я туда сначала поступила, а потом выбрала профессию педагога.
   То ли похвалив её за это, то ли покорив за документальные огрехи, велел упущение исправить и документы принести.
    В 1952 Анна Ивановна Кузнецова закончила учёбу и была направлена по распределению в Суксунскую среднюю школу, ту, где заканчивала 10 классов. Вновь встретилась со своими учителями, а со своей бывшей классной руководительницей – Ираидой Николаевной Злобиной стали лучшими друзьями. Там отработала 16 лет. Стала Отличником народного просвещения.
     Потом переехала в Пермь и с 1967 года в основном работала в средней школе № 130, ныне лицей № 4. Отсюда вышла на пенсию. Её педагогический стаж составляет 54 года.
    Ныне Анна Ивановна Ярушина занимается патриотической работой. Есть немалая толика её беспокойной неравнодушной работы с подрастающим поколением, позволившей достичь весомые успехи в поэтапной реализации проекта «Память сильнее времени» Совета  ветеранов Индустриального района.

А. Симаков
31.07.2017