Сказки об Индии. Проповедники

Я смотрю на мужчину, сидящего на носу лодки, залитого солнечным светом, в окружении огромных розовых лотосов. Он одет в белое, на коленях у него  индийский деревянный барабан — мриданга. Рядом в лодке люди — европейцы, одетые по-индийски, кого-то я хорошо знаю, кого-то вижу на этом  свежем снимке  впервые.  Вокруг заросли лотосов,  темно-зеленые листья и цветы на длинных стеблях окружают  борта, образуя непроходимые заросли. Несколько лодок приплыли сюда, в них люди, слушающие катху  от проповедника, сидящего на носу. Катха — так называют в Индии рассказы о Боге — в полном разгаре.

Их было много, проповедников, с чьих уст в наши уши текли рассказы о деяниях индийских святых, об играх Кришны и его окружения.  Почти все рассказчики были мужчинами, воспитанными в строгом повиновении, живущих при храмах, колесящих по свету с катхой и наставлениями  для последователей  вайшнавизма. Их никто не заставлял бросать дом, семью, работу, оставить все и становиться монахами. Их вела жизнь, и вот они здесь, под палящим солнцем Индии, передают то, что услышали от своего гуру. Они просты, упорны и недоступны, как скалы у моря — волны разбиваются о камни, не в силах превозмочь упрямство духа, жаждущего истины, красоты, чудес, любви...

Любви хотели все, поэтому, наверное, с таким трепетом и надеждой ходили на катху к этим целомудренным, строгим мужчинам.  Женщин, как обычно, всегда было больше. Мы приходили, повинуясь несокрушимой силе внушения и еще потому, что здесь, у стоп проповедников, было безопасно. Большинство женщин выросли в окружении мужчин, привыкших смотреть на них как на предмет вожделения, не отдающих себе отчета, как можно и как нельзя поступать с женщиной, пожалуй, даже не осознающих разницы между полами. Кто-то из женщин  узнал о жизни слишком рано такое, что надолго разрушило доверие к противоположному полу. Что можно ждать от существа, чьи сальные шуточки, лоснящийся взгляд вызывают желание отхлестать его по щекам, чьи руки так грубы и бесцеремонны, чье дыхание переполнено гарью похоти и самодовольства? Примитивные самцы, жаждущие женской плоти, а   напротив  — чистые, строгие, возвышенные, мирные — безопасные... И уставшие от потока грязи девы бежали за проповедниками, чтобы хоть краешком сознания  почувствовать возвышенность и красоту любви, не отягченной бренной плотью.

Были ли все проповедники великодушны и чисты? Не было ли в их помыслах желания воспользоваться дарованной властью и авторитетом? Кто знает. Индийскую культуру характеризует жесткое противостояние между «хочу» и «надо». Все индийские легенды и мифы о великих царях, святых и отшельниках рассказывают о конфликте между долгом и желанием, между традицией и своеволием,  и, как правило, такие рассказы оканчиваются  неизменной моралью: следуй долгу и будешь спасен. Были ли все эти проповедники последователями  учения по сути, а не по букве, — да будет Бог им судья.

Я смотрю на светлое лицо в лодке и вспоминаю. Когда-то давно, в Индии, в паломнической поездке я осмелилась рассказать этому человеку об очень личных переживаниях. Индийская ведическая культура говорит, что, обретая гуру, ученик может и должен раскрывать ему свое сердце. Мне было трудно в те времена, невеселые мысли кружили в моей голове, не давая покоя, а поговорить было не с кем, слишком непростые отношения существовали между учениками в группе. «Гуру» отнесся к моим переживаниям, как мне казалось, внимательно и сочувственно. На следующий день все ученики вышли к морю слушать катху,  «гуру» начал рассказ с того, что подробно описал мою ситуацию и настроение, не назвав, конечно, имен. Из рассказа он сотворил для всех слушающих, как мне тогда показалось,  колкое поучение. Не веря своим ушам, я захотела вскочить и бежать от стыда, куда глаза глядят. Мой мир в тот день рухнул, цветок доверия был растоптан безжалостно и бесцеремонно. Я с трудом досидела до конца катхи, а после незаметно ушла. Долго бродила по безлюдному пляжу под палящим солнцем, плакала-плакала-плакала... А потом и слезы закончились. Я больше никогда не ходила на катху к этому проповеднику.

Я смотрю на его светлые волосы и вспоминаю почти белые ресницы  — такие ресницы, вообще говоря, не слишком привлекательно выглядят, при  тусклом свете они теряются, будто и нет их вовсе, но когда солнечные лучи проходит сквозь них, ресницы золотятся, переливаются радугой. Вот этот проходящий сквозь прозрачные ресницы солнечный свет  я искренне любила и продолжаю любить в каждом человеке.
 В сущности, было трудно находиться рядом с такими, как он.  Слишком идеальны, слишком недоступны, слишком не они — не мужчины из плоти и крови, которых можно любить, ненавидеть, критиковать, хвалить, отвергать и принимать. Потребовалось немало времени, чтобы я научилась любить живых мужчин, неидеальных, ошибающихся, чем-то похожих на женщин, но внутри других,  со своей непонятной вселенной. Я перестала жить в ожидании чудес от мужчин, мне нравятся их истории, идеи, мысли и устремления, но внутри созрела моя женская вселенная, которая больше не нуждается в похвале  или порицании, в оправдании или мистификациях.  Эта вселенная говорит «да» солнечному свету, сверкающему в ресницах, розовым лотосам, красивым людям, одетым в белое, нарядным девушкам, в чьих волосах живет ветер и жажда чудес.