Надька

- Слышишь! Опять!
- Конечно, слышу!
     Тихий щелчок замка и по квартире будто ветер прошелестел..  И тяжелый шаг с легким постукиванием. Будто кто-то опирается на небольшую самодельную трость, совсем не заботясь  о том, что его услышат или он кого-то разбудит.
- Сейчас сядет опять… Мурашки по коже…
- Сегодня что-то позже обычного. Или мы рано легли? Да нет же… второй час… Скоро уже  светать начнет…
- Ну, значит и уйдет пораньше. Господи, вторую неделю уж приходит, а я все привыкнуть не могу. И Анна подтянула одеяло повыше.
     В комнату, тяжело переваливаясь и подтягивая за собой негнущуюся ногу, вошла тетка. Давно нестиранный платок сбился на нечесаные, седыми космами торчащие из под него волосы. Из кармана оранжевой жилетки торчал пакет с куском недоеденного беляша, запах от которого сразу же заполнил всю комнату.
     Доковыляв до кровати, женщина села на край. Села, вздохнула и вперила свой взгляд на лежащих на ней молодых людей. Так и сидела…Часа два.. Сидела и дышала. И все смотрела прямо перед собой. И дыхание ее, вперемешку с запахом подкисшего беляша, постепенно наполняло всю комнату, сдавливая легкие и вызывая чувство тошноты. Затем так же тяжело поднялась, и, не сказав ни слова, побрела своей ковыляющей походкой к входной двери.
     Снова тихий щелчок замка и наступила тишина.
- Подай там сигарету, - хриплым голосом сказала Анна. Серж потянулся за пачкой, украдкой вытирая пот со лба.
- Боже, ну и квартирка! И ведь хозяйка ничего не сказала, не предупредила даже.
- Ладно, молчи! Где еще ты найдешь за такие бабки жилье. Хозяйка видит шприцы по всей квартире и молчит. Молчи и ты!
Анна затянулась и с наслаждением выпустила струю табачного дыма.
- А все-таки мне ее жалко!
- Брось! Жалко тебе ее! Вспомни, как первый раз увидела, да чуть в штаны не наложила. От жалости-то! И Серж, потушив сигарету, накрылся одеялом, увлекая Анну за собой.
     Надька на негнущихся ногах вышла во двор. Села на скамейку, расправляя мешковатую юбку и устраивая поудобней усохшую ногу. Мимо прошла Степановна, глядя сквозь Надьку, не замечая и не узнавая ее.
- Постарела, видать… Не узнала она меня… И вчера прошла, ровно чужая. Надька тяжело вздохнула. – Вот и третьего дня Николая сын подошел, сел рядом и молчит. Молчу и я. Вижу, не узнает..
    Да и кто бы узнал в этой обрюзгшей немытой тетке прежнюю Надюшку! Только оперившимся птенцом прилетела она на эту станцию. И везде щебетал-разливался ее веселый голосок. Здесь  и заприметил  ее Борис, здесь же и свадьбу играли. Так они и жили душа в душу. Только детей Бог не дал.
- Ничего, утешала себя Надюшка, ничего! Надежда ведь – главное! Не зря меня Надеждой зовут. А в один из пасмурных дней, которые Надюшка так любила, пришла женщина в дом. Да пришла не одна, мальчонку с собой привела. Тощий, грязный, волчонком из под нечесанных волос смотрит.
- Забирай, говорит, байстрюка этого. Мне его кормить нечем. Борька дело сделал и в кусты. А я за него отдувайся! Он тут человек уважаемый, а мы в грязи расти! Толкнула мальчонку перед собой и вышла. Надюшка и глазом моргнуть не успела.
     Пришел Борис и грубо, в неприсущей ему манере, объяснил ей все. Да, сломались на соседней подстанции. Да, остались на ночь. Да, бес попутал! Да видела б ты ее пять лет назад! Огонь-баба! Никто б не устоял!
- Пять лет значит ребятенку.. Единственная мысль, которая промелькнула у Надюшки в тот момент.
     Что ж… Вырастим как своего.
      И растили. Дано было все. С лихвой. С излишком. Давали и давали, пока не заметила Надюшка, что Борис поседел. В мгновение как-то постарел и так же мгновенно ушел. Ушел, оставив ее со взрослым уже Семеном. Здесь и открылись гены его. Проявились в полную силу. Тогда-то и превратилась Надюшка в Надьку. Толстую, нечесаную тетку. Все тяжелей ей стало пути обходить, а тут еще напасть какая-то.. Стала усыхать нога у нее. Все трудней стало работать. Но уволить – не увольняли. Помнили еще ее, уважали. Помнили и мужа ее, и то, как она сына чужого приняла, ни разу мужа не попрекнув.
- Ну, вроде на сегодня и все. Перекусить бы. Надька нашла в кармане беляш, что утром купила в привокзальном ларьке. – Этак и вся усохну… Не емши-то… Оглянувшись, она поняла, что уже глубокая ночь. – Это ж что.. Это ж пока доковыляю, светать начнет. Семка-то уж спать будет. Сегодня! Непременно сегодня с ним поговорю. И засунув в карман недоеденный беляш, Надька заковыляла со станции домой.
- Непременно сегодня. Может, еще обойдется. Может, спасу еще. Надежда ведь главное!
     Пока она дошла-доковыляла, Семен уже лег, вколов в себя все содержимое шприца. Тихий щелчок замка и Надька зашла в квартиру.
- Свет везде потушен, спит, значит. Может, еще ничего. Может, обойдется еще. Ну, пойду и я лягу, не буду тревожить его. И все же материнское сердце не находило покоя…
- Встану, зашумлю. Нога эта проклятущая… Семен кричать начнет… Ну, ничего. Я потихонечку. Я крадучись. И Надька потихоньку пошла в комнату сына. Уже светало. Села на краешек кровати, задышала.. Долгим ей показался путь через весь коридор. Так она сидела и дышала, и все смотрела на сына. И жизнь ее, такая короткая и бессмысленная, промелькнула вдруг перед ней. Привиделся вдруг Борис, молодой еще, полный сил. И стало ей вдруг так легко от этого сна ли, видения ли, что какая-то надежда вдруг разлилась по ее телу.
- А ведь не зря Надькой-то меня назвали.. Надежда  ведь главное. Может, обойдется еще все. Может, вытащу я сынка. Ну а теперь спать. Спать! Завтра я с ним и поговорю. Скажу, папку во сне видела. Приходил, скажу, папка к нам. Может, еще ничего… Надежда, главное.
     И с этими мыслями Надька посмотрела на лежащего перед ней Семена.
- Сыночек! Миленький! Вздохнула и украдкой прикрыла ему ноги краешком одеяла. Да так и отдернула руку! Ноги оказались холоднее льда…
     В первую минуту Надька не смогла встать. Задохнулась. Мысли наталкивались одна на другую. Сердце пропустило удар и понеслось, застревая где-то в горле. Мгновение и наступила тишина.
     Дальше Надька смутно помнила, как пришла соседка, как осела она вдруг возле кровати и заголосила. Врачи. Милиция. И вот ее Семушку, накрыв одеялом, выносят из квартиры. А она все сидит.. Сидит, дышит и смотрит на место, где он только что лежал. Так ее и нашли. Так и из квартиры выносили. Закоченела Надька, разогнуть не смогли, все нога им усохшая мешала.
- Хоть отрезай ее! - кричала в сердцах управдомша.-  Этак ведь что ж это! Это ж в таком виде в гроб-то не кладуть!
     А Надька все сидела и думала: а ведь и правда.. Не кладут. Может, надо отрезать ее проклятую..
     Еще один лестничный пролет. Надька стоит, задыхается. Усохшая нога вдруг начала поднывать.  Первые робкие мурашки пробежались от ступни к бедру да где-то там и осели. И вдруг Надька почувствовала свою ногу. Почувствовала такой, какой она была раньше: здоровой, гнущейся и полной сил.
- Господи! Да что же это! Это ж ведь я успею! Я ж теперь не то, что пойду! Побегу! Успею теперь я! Успею! Семушка! Сыночек! Погоди, родименький! Погоди, бежит мамка твоя!
- Третий час уже… Глаза закрываются…Я спать буду. Придет если, толкнешь меня.
- А вообще ты уверен, что она приходила?
- Да, вроде, была…
Была ли…