Глава 9

IX

Арамис медленно шел по улице к дому старосты, машинально отвечая на почтительные приветствия крестьян. Расстояние от замка было совсем небольшим, и глупо было ради этого каждый раз закладывать карету. Верхом он тоже в последнее время ездил редко. Неспешная прогулка вполне его удовлетворяла.
Но сегодня Арамису хотелось скорее добраться до своей спальни, чтоб остаться одному. Он собирался молиться за друга, и не хотел делить эту минуту ни с кем, даже с Атосом. Страдания Элизабет из-за отношений с епископом лишь ненадолго заняли мысли Арамиса. Это было как школьная задачка – головоломка и переживания для ученика, но никаких сложностей для учителя.
- Клермон уже и сам понял, что она готова влюбиться, и не допустит этого, –  по ходу дела рассуждал Арамис. – Могу спорить, для него это не первый случай, епископ весьма привлекателен. Но ему это не нужно и он знает, как поступить. Они оба уедут, так будет лучше. Как все это утомительно. Хорошо бы остались только мы с Атосом. Д’Артаньян, д’Артаньян! Этого не может случиться… Господи, ты не допустишь, чтоб все закончилось так! Но отчего ему стало хуже? Ведь врач почти ручался, что дело идет на поправку?
Тревожных мыслей было слишком много, Арамис чувствовал, что его охватывает нервное возбуждение, и он уже сам от этого заболевает. Он ускорил шаг.
В прихожей дома его встретил недовольный староста.
- Я, конечно, ценю честь, но, право слово, готов ограничиться уже оказанной.
- Что случилось, друг мой?
- Ваша светлость, я рад оказать Вам гостеприимство. От всего сердца! Но этот господин… Он действительно не может остановиться где-то еще?
Видя удивление Арамиса, староста вздохнул и стал пояснять:
- Вам еще не сказали? Господин де Креки распорядился, я не мог отказать, хотя… Но, с другой стороны, король… А он и так недоволен, что мало комнат, и постель ему, вишь, не по вкусу – мала!
- У меня будет сосед?
- Увы, да. Господин де Ларошфуко, вот как!
- Ларошфуко?
- Да! Это я! Герцог д’Аламеда? Имею честь! – Ларошфуко, уже сменивший дорожное платье и нарядившийся для обеда, появился в прихожей, встряхивая шелковыми кружевами. – Мы, кажется, раньше не встречались? Но – наслышан, наслышан. Полагаю, кто я, Вы тоже знаете?
- Сын принца де Марсийяка, нынче – герцога де Ларошфуко.
Довольный Франсуа де Ларошфуко поклонился:
- К Вашим услугам, сударь! Герцог д’Аламеда… Вы – испанец?
- Француз.
- А! Я было удивился, что тут делать испанцу, особенно бывшему послу?
- В отличие от Вас, я тут по личному делу.
- Личному? – протянул Ларошфуко. – Ну да, ну да…
- Господин д’Артаньян – мой друг.
- Вы знаете д’Артаньяна?
- Больше сорока лет, почти всю жизнь.
- Капитан знает Вас, а Вы служите Испании?
- Милейший господин де Ларошфуко, – Арамис одарил собеседника сочувственной улыбкой, какую обычно адресуют умственно отсталым. – Я много лет служил короне Франции, и, как Вы верно заметили, я – бывший посол. Сюда меня привела лишь тревога за здоровье моего друга, ничего больше. Полагаю, король отправил Вас сюда с той же целью, и ни с какой иной.
Ларошфуко недоверчиво выпятил губу:
- Ну да, ну да… И Вы ничего не знаете о готовящемся договоре?
- Франция победила. Надеюсь, Его величество будет великодушен к Испании. Должен Вас предупредить, здесь не интересуются политикой.
- И все же… Вы – здесь.
- Я уже сказал Вам – я не занимаюсь более ничем, кроме своих личных дел. Прошу прощения, я должен оставить Вас.
- Вы не пойдете в замок обедать?
- Не думаю, что кто-то там думает про обед. Вы еще не были у д’Артаньяна?
- Был, – пожал плечами Ларошфуко. – Он показался мне… хм, несколько вялым. Я приободрил его. От имени короля.
Ларошфуко, озадаченный выражением лица Арамиса, отступил на шаг.
- А что?
- Так это из-за Вас? Вы…
- Да что такое? То врач не давал мне войти, то Вы чем-то недовольны!
Арамис развернулся и пошел в свои комнаты, на ходу сделав знак старосте, который тот прекрасно понял: «Ни под каким видом не беспокоить».
Разобиженный Ларошфуко высокомерно обратился к старосте:
- Подайте мне коня – я еду в замок!
Староста молча пожал плечами.
Коня для Ларошфуко, конечно, подали, и в замок он приехал, но ни обеда, ни чего другого он там не получил. Его снова не пустили, но на этот раз старик-дворецкий был еще более категоричен.
- Повидать капитана никак нельзя – запрет врача. Даже для самого хозяина! Иначе ни за что не ручаются. Если же Вы снова будете шуметь, и если с господином д’Артаньяном, не дай Господь, чего случится, так тут, сударь, имеются господин де Креки, граф де Ла Фер, да виконт де Бражелон, и каждый из них с удовольствием продырявит Вам брюхо за то, что Вы тут натворили. Епископ нуайонский Вас проклянет, ну и я, старик, авось на что пригожусь. Ясно Вам, сударь? Ну а будут какие вести – к Вам пришлют сказать. Ждите, как остальные!
Ларошфуко вернулся в бешенстве и потребовал обеда от старосты. Тот насмешливо прищурился:
- Ну, в дом я Вас пустил, но вот кормить – увольте, не обязан. У меня тут не гостиница. Да и средств у меня на такую важную особу нет!
- Мне что теперь – голодать?
- Военные должны быть привычны к походной жизни.
- А герцогу д’Аламеда ты тоже отказываешь?
- Ваша милость, как можно – духовное лицо! – подозрительно серьезным тоном ответил староста. – Его преосвященство сказали мне, что их милость были епископом в Ванне, понимать надо.
- Он, правда, француз?
- Да, какой в этом секрет? Господин д’Эрбле.
- Господин д’Эрбле, – повторил про себя Ларошфуко, желая запомнить имя, и явно не с добрыми намерениями. – Де Креки, де Ла Фер, де Бражелон и еще д’Эрбле… Да, господа, я про вас не забуду… Д’Эрбле… Постойте, духовное лицо? Стой! Прежде чем быть епископом, он должен был быть кем-то еще. Кто там у них?
- Не знаю. Викарий? Настоятель монастыря? Аббат?
- Аббат д’Эрбле?! Много лет служил короне Франции? Он – француз! Проклятье! Убирайся! К черту обед, мне нужно подумать.
Арамис умел нравиться не только женщинам. Староста не лукавил, когда говорил, что оказывает гостеприимство от всего сердца. Герцог д’Аламеда был вежлив, внимателен, поселившись, похвалил богатство обстановки, польстив хозяину, но при этом не допускал фамильярности, держал дистанцию, вызывая уважение. У него были аристократические манеры, и он был щедр – приятное дополнение ко всему вышеперечисленному.
Желая угодить, староста несколько раз посылал в замок слугу, узнать новости, и когда новости появились, осмелился явиться к Арамису. Прошло около трех часов, как Арамис приказал его не беспокоить, и староста рассудил, что, каким бы делом ни занимался герцог, он должен был его закончить, а за известия о господине д’Артаньяне он будет благодарен в любом случае. Известия были не очень – лучше капитану не стало, но и ухудшения больше не наблюдалось. При сложившихся обстоятельствах это можно было считать добрыми вестями.
Выслушав старосту, Арамис поблагодарил:
- Вы правильно сделали, что сказали мне. Будьте любезны, сообщите то же самое господину де Ларошфуко. Это избавит его от необходимости утруждать себя походами в замок.
Староста хмыкнул и кивнул:
- Нечего ему там делать. Я все передам.
Но господин де Ларошфуко уже стоял в дверях. Он каким-то образом узнал о хлопотах старосты и явился высказать претензии.
- Отчего я все узнаю последним?
Арамис сделал знак старосте, чтоб тот ушел.
- Господин де Ларошфуко…
- Могу я и к Вам обращаться по имени – господин д’Эрбле?
- Как будет угодно, – равнодушно отозвался Арамис.
- Вы хорошо знаете моего отца, не так ли? Вы – бывший аббат д’Эрбле? Я не ошибся?
- Да, когда-то я хорошо знал Вашего отца.
- Да, это Вы! Вы! Мне кажется, я узнаю Вас.
Арамис с некоторым удивлением поглядел на Ларошфуко.
- Вы, как и мой отец, как другие, делали ту же ошибку – считали меня глупым мальчишкой, который еще мал, и ничего не понимает. Но мне было пятнадцать, я был взрослым! И я все понимал. Я слышал, что говорили, как смеялись за спиной моей матери, как переглядывались и двусмысленно ухмылялись в лицо отцу. Будто мы захудалые дворянчики, босяки, над которыми может каждый потешаться! И мать терпела! А отец давал повод! А Вы – Вы тоже. Господин духовник, хорошо ли Вы исполняли Ваши обязанности?
Арамис вздохнул:
- Господин де Ларошфуко…
- У меня хорошая память, я все помню. Все и всех. Оказывается, аббат д’Эрбле и испанский посол д’Аламеда одно лицо? Д’Эрбле, Бражелон и Испания – я все помню. А теперь еще и д’Артаньян? Капитан мушкетеров! И Креки. Королевские войска! Недурно! Спокойной ночи, господин посол!
Ларошфуко, возбужденный и чем-то очень довольный, удалился, оставив Арамиса в тревоге.
- Старые любовные интриги… – Арамис пренебрежительно отмахнулся, – но остальное? Что этот глупец мог услышать, что имеет значение до сих пор? Креки? Д’Эрбле? Бражелон? Д’Артаньян? Нет, он сказал не так – «д’Эрбле, Бражелон и Испания». Что ему за дело до виконта? Ему в то время тоже было пятнадцать. Причем здесь Рауль? А Креки?
Чем дольше Арамис перебирал в уме эти имена, тем больше ему казалось, что он идет по ложному пути. Ларошфуко не мог иметь в виду ни Рауля, ни хозяина замка господина де Креки. Так же маловероятно, что речь шла о старших Креки – отце и деде, которых Ларошфуко не знал, потому что оба они умерли еще до рождения самого Ларошфуко.
Арамис был утомлен, но ложиться не стал, по опыту зная, что все равно не уснет в таком состоянии. Он приказал погасить половину свечей, и сел у открытого окна, рассеянно наблюдая, как наступают сумерки. Между тем его ум продолжал свою кропотливую работу и мало-помалу память прояснилась…
…Полуденный Париж. Улицы, растерявшие прохожих в летнем зное. Две черные фигуры медленно пробираются сквозь слепящее солнце к спасительной тени Гран-Шатле.
Здание угрюмо и величественно, и юный семинарист невольно вздрагивает. Его спутник равнодушен и утомлен. Это старый отец Валансьен. Он еще сохранил ясный ум, но тело уже отказывается ему повиноваться. Его позвали на исповедь: одна из немногих милостей, на которые могут рассчитывать узники – это выбирать духовника по своему вкусу.
Отец Валансьен не знает, почему выбрали его. Но долг есть долг. Чтоб добраться, ему нужен был сопровождающий, и отец Валансьен указал на первого попавшегося – у него нет любимцев. Теперь юный Рене д’Эрбле тащится рядом. Он волнуется. Он никогда не был в таком месте, как тюрьма, тем более – Гран-Шатле.
Их впускают через маленькую калитку, ведут коридором и оставляют Рене в каморке стражника ждать, пока отец Валансьен примет исповедь.
Рене разочарован. Он сам не знает, чего ожидал, но, во всяком случае, не томительного сидения в тесной каморке. Он выходит в коридор. Там никого. От скуки начинает прогуливаться туда-сюда, с каждым разом заходя все дальше. Потом появляется кто-то из стражи, кто-то старший, и приказывает ему подождать в коридоре, чтоб не мешать посетителям. Рене видит, как в каморку заходит мужчина, и, следом, уже из помещений самого Шатле, туда приходит женщина. Скоро они выходят, продолжая разговаривать, и не заметив маленького семинариста в темном, присевшего на корточки у стены.
Рене тоже почти не обращает на них внимания. Кто-то пришел просить за узника, или принес продуктов, или просто справляется о здоровье. Наверное, здесь это обычное дело. Мужчина и женщина останавливаются, и Рене слышит их разговор:
- Он согласится?
- Когда узнает, что сегодня его собираются перевести в Бастилию? И его единственный шанс выйти из ворот Шатле не в тюремной карете, это согласиться с Вашими условиями? Он слаб. Любит роскошную жизнь. Боится смерти. Он согласится.
- И этим я буду обязан Вам.
- Не стоит… Я знаю, что былые отношения между нами невозможны.
- Но Вы останетесь моим другом?
- Я ничего не прошу для себя. Но у меня есть сын.
- Которого приписывают мне?
- Вы лучше всех знаете, что это не так. Именно поэтому я прошу за него!
- Обещаю, я позабочусь о нем. Но Вы?
- Это последняя услуга, которую я Вам оказала. Прощайте.
Мужчина снимает шляпу, кланяется. Рене видит худощавое, запоминающееся лицо. Женщина так и не поднимает вуали. Она уходит. Он тоже уходит – к воротам, к выходу. Рене остается у него за спиной.
Потом возвращается отец Валансьен. Они покидают Гран-Шатле.
У ворот, на мосту ждет карета. Пока отец Валансьен переводит дух, Рене видит, как из калитки выходит женщина – та самая – и садится в карету. Ее почтительно провожает стражник, помогая сесть, и потом бдительно следит, пока карета переедет мост.
Стражник стоит рядом и Рене спрашивает:
- Кто это?
- Мадам де Бражелон. Ее дед был королевским судьей в Шатле, его многие тут помнят. Хороший человек! И она добрая, часто навещает узников. А тебе на что? – спохватывается страж.
- Она оставила нам денег на нуждающихся, а имя свое не сказала, – бормочет Рене так, чтоб не услышал отец Валансьен.
Спустя несколько месяцев Рене снова видит того мужчину – во время одного из церковных праздников. Ему говорят: «Это – кардинал Ришелье».
Испуганный Рене старается забыть случай в Гран-Шатле.
Проходят годы. Мушкетер Арамис больше не боится кардинальского гнева. И как-то раз рассказывает герцогине де Шеврез про случай в Гран-Шатле. Рассказывает, смеясь, как сидел на корточках в десятке шагов от кардинала, когда тот раскланивался с мадам де Бражелон, которую считали его любовницей, и которая, как понял Арамис, осталась верна мужу.
Но герцогиню де Шеврез, несмотря на ее репутацию, заинтересовало совсем другое. Она хотела знать, о ком говорили кардинал и Мария де Бражелон.
И Рене взялся это узнать.
Он нашел тех, кто служил тогда в Шатле. Через них сумел раздобыть списки заключенных; подкупив кого надо – тайные списки. Он искал, рылся в документах, встречался с людьми и платил, платил, платил.
Он узнал.
Это был французский аристократ, знатный, но не очень умный, во многом похожий на графа де Шале и, наверняка, предвосхитивший бы его участь, если бы ему не удалось еще раньше сбежать в Испанию. Он всем рассказывал про свое чудесное спасение, которое, как теперь было ясно, организовал сам кардинал. Все эти годы никому в голову не приходило, что «заговорщик» работает на Ришелье. Ему верили, доверяли и поверяли многое, а после ужасались проницательности кардинала, ускользнувшего от очередного покушения на его власть и свободу.
Услышав имя, герцогиня де Шеврез схватилась за голову.
После этих розысков Рене больше не вернулся на мушкетерскую службу – герцогиня отправила его в Лотарингию и спрятала в монастыре. Рене думал, ради его безопасности, и лишь позже понял – герцогиня спасала себя.
Узнал ли кардинал, кто раскрыл его «агента», осталось для Рене неизвестным. А позже вовсе утратило значение.
И вот теперь – «д’Эрбле, Бражелон». И Испания.
Людовика не может заинтересовать история 40-летней давности, но угроза Ларошфуко, жаждущего рассчитаться за унижения юности, очень даже свежа. Неужели из той истории еще можно что-то выжать?
В логических рассуждениях Арамиса не хватало многих звеньев, но интуиция говорила ему, что он напал на верный след. Теперь ему нужен был Атос – тот, кто мог расставить все точки и дать недостающие ответы.




Художник - Стелла Мосонжник.

Иллюстрация размещена с ее разрешения.