П. Гнедич-Очерки Крыма-3

   

          П. Гнедич

                Очерки Крыма (1880 г.)

продолжение-часть 3

                V.

    Но пока другая картина приковывает взор, - внизу открылась панорама Севастополя, отдалённая от вас только нешироким рукавом пролива. Ямщик довозит до самой воды. Здесь стоит сесть в лодку, чтобы через десять-пятнадцать минут быть в городе. Рыбак, владелец лодки, большой, морской, прочно построенной лодки, поставить мачту, если есть хоть маленький ветер, который может забрать парус и направить судно наискось, к так называемой Екатерининской или Графской пристани.
    Чудный севастопольский рейд, весь золотой, рдеющий в лучах заходящего солнца, окружённый своими бастионами, во всей красе развёртывается вокруг. Мимо мелькают лодки с грузами, солдатами, пассажирами, торговые суда недвижно стоят на зеркальном лоне залива. В золотисто-синей воде тихо плывут мимо лодки, мерно пошевеливая щупальцами, перламутровые клубки морских медуз. Громадные морские пароходы, отвалившись всем корпусом назад, чернеют у пассажирской пристани и пыхтят как сказочные чудища. "Мёртвый город", играя своим белым остовом на солнце, плывёт вам на встречу.
   Вот и Екатерининская пристань. Широкая каменная лестница поднимается несколькими уступами и венчается портиком строго-классического стиля. это нечто в роде триумфальных ворот самого стереотипного вида, поражающих неприятною сухостью линий. Колонны дорического ордера и, конечно, с каннелюрами; неизбежные триглифы и метоны дрябло смотрят с высоты антоблемена****; статуи самого сомнительного достоинства безучастно торчат по сторонам. белая пыль крутится на площади и осыпает словно мукой прохожих, проезжих, и дома, и портик, и лавочку, где торгуют фруктами...
   "Мёртвый город"... да он мёртвый окончательно. Это не летаргический сон, - это полнейшее разложение. Прежний феникс никогда не возродится из этого пепла, - только нечто новое, неимеющее ничего с прежним, никаких традиций, может появиться на этих развалинах...
грустно, больно глядеть на него. В четверть века он не смог оправиться и лежит, как не погребённый, тлеющий мертвец, как яркий след великой борьбы. Груды камней, целые улицы, кварталы говорят, что здесь была страшная, губительная, долговременная осада, борьба на жизнь и смерть. Дома, словно после пожаров, только не законченные, а чистые, точно сейчас выбеленные, сквозят рядами безрамных окон, ярко освещённые изнутри светом бьющем сверху, - благо о крыше нет и помина. Местами деревцо принялось внутри дома, - разрослись, расползались у его подножья кусты, а само оно вытянулось, встретило на пути своём балку, пошло расти накось, зелёной макушкой упёрлось в угол, через окно выпростало наружу свои стеснённые ветви и ярко цветёт молодая его жизнь меж рёбер старого скелета.
    На улицах мертво и безлюдно - словно это не приморский город, а какое-нибудь губернское захолустье центральной полосы России. Изредка мелькнёт парный фаэтон, морской сюртук и белая фуражка. Сухо, мертвенно, ни живых красок, ни форм, - смерть, смерть повсюду...
   Роскошные здания благородного собрания, офицерской библиотеки, с её сфинксами, мраморными статуями, итальянской террасой, с барельефами Рамазанова, - всё это безобразная груда чего-то, разорванная на куски...
Словно легче дышится на берегу заливов... Чудные, удивительно действующие на больных купанья, особенно здесь практикуются, по совету докторов в сентябре; морские души волшебным образом действуют на организацию преимущественно страдающих раками, - а таких оказались целые массы после недавней войны 1877 - 1878 годов. Больные здоровеют положительно с каждым днём, здоровье, вопреки пословице, приходит пудами...

                VI.

   За небольшую плату можно нанять любую рыбачью лодку на несколько часов, если кто любопытствует осмотреть окрестности Севастополя, пожалуй съездить и в Балаклаву. На ваш вопрос о безопасности морского переезда на маленьком судне, хозяин его вам ответить:
 - У нас лодки крепкие. Мы не только в Балаклаву - в Ялту ходим в тихую погоду: дорога прямая, всё берегом. Иные до Алушты ходят...
Впрочем, все достопримечательности Севастополя расположены в таком недалёком расстоянии друг от друга, что морское путешествие может быть названо положительно безопасным...
   Если хотите получить сильное впечатление, несравненно сильнейшее чем все красоты Георгиевского монастыря или Балаклавы, даже сильнейшее, чем впечатление всех бастионов и Малахова кургана, - направьте свою лодку к так называемому "братскому" кладбищу, приютившемуся на склонах высокого холма, как раз против города, на Северной бухте.
Кто не слыхал про это "братское" кладбище? Это жатва смерти за те незабвенные триста сорок девять дней, которые дали вечную память Севастополя, и, вместе с тем, сгубили его навсегда...
    Вы входите в ворота. Тень, благоухание, солнце!.. Нет того трупного запаха, который так присущ всем кладбищам мира, - четверть века слишком долгий срок, морской ветер давно разнёс все миазмы, и теперь только лёгкий аромат цветов, да мощно раскинувшихся деревьев царит над вечным жилищем.
   Много, много здесь тысяч павших... эти тысячи приходится считать даже не десятками... Вокруг - порядок, чистота; все памятники новы и свежи, не запылены; и над каждым надпись: "убит в таком-то сражении", или "умер от раны тогда-то"...
   Порою встречаются приземистые грузные памятники, скромно притаившиеся под густым навесом каштанов, с лаконической надписью: "Братская могила". Это значит - тут зарыто до 80-100 нижних чинов - "имена же их ты веси, Господи"...
   Несложна была процедура их погребения во время осады. Говорят, гробов не хватало для мёртвых... Некогда было служить заупокойные литургии - простой монах в эпитрахили читал над ними молитвы, а товарищи покойных пели им тут же вечную память...
   По середине кладбища высится пирамидальная постройка кладбищенского храма, постройка чрезвычайно оригинальная, живо отвечающая тому впечатлению, которое старался вызвать строитель. Снаружи - это гробовой склеп, испещрённый по стенам статистическими данными о количестве павших. Внутри, не смотря на такие же чёрно-мраморные таблицы, - это храм жизни. Церковь прекрасно освещена, живопись лёгкая, воздушная, несколько пёстрая, но отвечающая идее вечной жизни и воскресения. Над дверьми, картина страшного суда и текст: "грядёт час суда, мёртвые в гробах услышат глас сына Божия - и услышавшие оживут"...
   Напротив её - картина вознесения и ангел возвещающий мироносицам: "возста - несть зде!"... Запрестольный образ - "Христос, торжествующий победу над смертью" - как нельзя более гармонирует всему остальному...
   К несчастью этот храм портится, - дождь пробивает крышу, потоки воды смывают живопись. Плохое отопление развело сырость. Об исправлении не заботятся, и небольшие затраты, которыми несколько лет назад можно было исправить порчу, теперь уже могут быть названы более чем значительными... Впрочем, говорят, что минувшим летом заезжал сюда проездом генерал-губернатор Тотлебен, и говорил, что в скором времени начнутся исправления...
   Под этим храмом покоится 943 командира, от генерала до обер-офицера включительно... Здесь покоятся адмиралы: Корнилов, Истомин, Нахимов, главнокомандующий князь М.Д. Горчаков, знаменитый Хрулёв...
   Всего же на всём кладбище... Впрочем, место ли здесь в беглых путевых заметках, приводить цифры из кладбищенских списков...

продолжение следует...



______________
**** Канвелюры - углубления в стволе колонны, полуциркульные, продольные; метоны и триглифи - обычные барельефные украшения тела венчающего колонну.


Из знакомого:

 - Лучший кофе в Севастополе - "у  Диметра": бар "Диана", площадь 300-летия, Артбухта";
 - Лучшие обеды: комплекс "Глечик", ул. Коммунистическая, 37;

 - Лучшие ужины: Рыба и вино - "Баркас", ул. Капитанская, 2а, Артбухта.

В Байдарском ущелье Вас ждёт ресторан "Шалаш" - лучшие чебуреки...

При посещении Севастополя не обойтись без 19 номеров Гостевого Дома - "Адмирал", ул. Щарбака, 22 а.