11-23. Жертвоприношение
Очень часто вспоминаю маму. Я очень перед ней виновата, при жизни я так и не сказала ей, как сильно я ее любила. Только сейчас понимаю, как ей было тяжело со мной и с моими мужьями, как часто свои болезни она встречала и переживала одна. Впрочем, я в отличие от Маши, не была равнодушной – мама знала, что люблю ее и переживаю. Да, я была хамло и зараза: сколько жестоких слов я на неё выплюнула, но все-таки, я уверена, что она им не верила, зная, как я на самом деле к ней отношусь. А вот Маша мне не грубит, она все делает правильно, но она меня не любит. Она холодная, точно такая же, как и ее отец. Я ей не нужна, более того, я мешаю ее личной жизни, порчу ей настроение, занимаю жилплощадь.
С ужасом думаю о своей старости – как же мне будет тяжко, свались я с ног и став ей обузой. … Я была бы совсем одна, если бы не Мишутка – он открыт и ласков, и когда мне плохо, я чувствую его любовь. А дочкину нет. Самое страшное, что иногда мне кажется, будто и я перестала ее любить (я всегда пишу честно – не для истории). Нельзя любить ледышку, которая никогда не ошибается, во всем права, но и не греет. Дочка может молчать бесконечно долго – пока я сама с ней не заговорю. Она все мои слова и поступки понимает только буквально, хоть и мнит себя психологом. А главное всю свою жизнь - свой пар - тратит на свисток: на платья, быт, кривлянье и игру в блондинку. И это при том, что она и умна, и талантлива, и с руками, и с мозгами.
2 марта у дочки свадьба – Михаил въезжает в наш дом. Все выходные они и так живут как семья в своей комнате, и прекрасно без меня обходятся, более того, я чувствую себя зависимой от них и лишней. И это меня убивает. Михаил открылся для меня с другой стороны – он ведет себя в квартире как хозяин, а я ему только не мешаю. И это он еще не муж. Боюсь, что, скоро он станет полноценным хозяином, и тогда неизвестно, что будет со мной. И мне заранее страшно. Иногда даже больше, чем было страшно с Александром: он хоть и с тараканами, но я его понимала (два психа друг друга всегда поймут), а этот – слишком нормальный и правильный - толстокожий, в этом они с Машей очень похожи.
Вроде бы все мои мечты исполняются: в доме у нас будет мужчина, у Мишутки – отец, да парень он с руками, друг друга они любят, не пьяница, не подлец, машину водит, много работает, дачи наши в одном садоводстве – и на даче он работает вовсю, а я все брюзжу и чего-то боюсь. Выдумываю. Что мне не хватает?
Наверное, любви и понимания от дочери, которая стала чужой – именно с появлением в ее жизни Михаила. Я выходя замуж, с мамой всем делилась – зря это делала, но делилась, мы с ней ссорились, но при этом понимали друг друга. От Маши я обо всем узнаю последней (если вообще узнаю). И эта ее «правильность», равнодушие и «молчанка» для меня непривычны и страшны. Наказал меня Бог за все, что я в своей жизни делала не так….
С ужасом вспоминаю тот день, когда я отправила маму в социальную больницу с рожистым заболеванием, все ужасы той больницы… Ведь могла бы я тогда найти деньги для платной, могла бы. Я просто совершенно не представляла себе, насколько была ужасна бесплатная больница того времени… А ведь это был предпоследний год ее жизни... Бедная моя мамочка, как же часто я думаю о ней, как сильно я виновата перед ней. Если сравнить наши жизни, насколько больше ей пришлось пережить, чем мне, да я просто счастливая по сравнению с ней. Вот и выросла эгоисткой, не способной терпеть боль, страх, вмешательство в мою жизнь постороннего мне человека. Может быть, когда-нибудь я и привыкну, а пока… А ведь мама как-то терпела моих мужей, дружила с ними – куда более отвратительных, чем Машины. Я просто еще не знала тогда, что одно дело привыкать в квартире к мужу (что для меня и тогда было непросто), и совсем другое – привыкать к жизни в одной квартире с зятем. Привыкать вечно видеть в своей квартире практически чужого дядьку – гостя навсегда. Наверное, я просто не умею любить людей. Умом себя ненавижу за это, осуждаю, но ощущения от этого никак не меняются.
Новый год, как обычно прошел для меня плохо, и как обычно – по моей вине. Маша пожелала, чтоб Миша жил у нас все десять дней рождественских каникул. При этом, не поговорив со мной. Другие времена, другие нравы. Я при маме ни разу в открытую не приводила мужиков на ночь в ее присутствии – не унижала ее этим. Даже тех, кто уже сделал мне предложение. В том же возрасте, и в тех же обстоятельствах… А Маша может. И для Михаила это нормально, и для всего современного мира. Креститься он давно пообещал, но так и не сделал. А по мне – не хочешь, не трепли языком - не обещай. У него сын от гражданского брака растет – моложе Мишутки. А я не хочу, чтоб моя дочка сожительствовала и считала это правильным. Впрочем, ВСЕ считают это моей глупостью. Другое время. Но я-то не другая!
Настроение мое портилось, в воздухе висела гроза, зимние каникулы (я всегда жду их с ужасом!) отравляли и мучили. В конце их, Михаил наконец подошел ко мне, принес извинения (за что – трудно сказать) и сообщил мне что они с Машей очень любят друг друга и хотели бы жить одной семьей – у нас. Я тоже извинилась (что бываю груба) и вылила, что если есть планы быть семьей, то начинать надо с Загса, а не бесконечно проверять отношения и сожительствовать на моих глазах – меня это оскорбляет. Что-то вроде этого и влепила. Зачем?
Нет, я не жалею. Я правду сказала: хватит играть в семью: хочешь семьи – крестись и зарегистрируйся в загсе. Вопрос не в антураже, не в свадьбе с гостями – это как раз и лишнее: раз уж вместе ночуете, то нечего на игрушки деньги тратить. И Мишутке голову морочить – привыкнет, будет страдать. Михаил согласился с ходом моих мыслей.
В итоге они подали заявление в ЗАГС, а до поры Михаил вернулся в свою квартиру. Возможно, к подаче заявления это я их подтолкнула, о чем не жалею. Раз уж сказали А, то говорите и Б. Пока Маша молодая, пока у нее есть желание быть в браке и иметь семью. А так - слова на ветер, поживет у нас, перегорит страсть и разойдутся. Михаил-то ничего от этого не потеряет, а вот женщину подобные истории не украшают. Примеров печальных исходов таких гражданских браков – достаточно знаю. Да и законных тоже…
Под Новый год в плохом настроении я вышла одна на нашу Московскую площадь продышаться. Вот как это было:
НОЧЬ ПРАЗДНИКА
«Не знаю, как у других, а у Анжеллы новогодняя ночь почти всегда - испытание. Одно дело встречать Новый год в лесу, в компании друзей, с которыми есть о чем поговорить, и совсем другое - за домашним столом у телевизора, где участники застолья все те же, с кем и так каждый день видишься, отчего все их новости уже не новости. На столе – любимый оливье, а на экране телевизора - мельтешение кадров: размалеванные и полураздетые актеры, находящиеся в каком-то непонятном возбуждении по поводу смены даты 31 декабря на дату 1 января. Всеобщая радость лицедеев столь велика, что они непрерывно улыбаются и постоянно шутят, актрисы демонстрируют бесстыдно оголенные тела, а актеры охотно переодеваются в женские платья, что во всех вызывает еще больший восторг. Самое удивительное, что вся эта телевизионная камарилья абсолютно трезва – новогодние передачи смонтированы задолго до Нового года, и в поднимаемых артистами бокалах – лимонад, но постановщики совершенно уверены, что именно в таком оглушенном состоянии будут находиться в новогоднюю ночь их зрители и именно это мельтешение – лучший для них подарок к празднику.
«Не нравится - выключи телевизор и посиди с родными за одним столом - расскажи им о наболевшем, выслушай их…» - упрекнула себя Анжелла. Мечты, мечты… Это только кажется, что наши ближние –те единственные, которые всегда нас поймут и поддержат. Поддержат, конечно, но только в большом горе, если оно, не приведи Господь, вдруг свалится! В повседневной жизни мы сильнее всего любим родных только на расстоянии. Когда они далеко, мы сразу же погружаемся в мир фантазий и иллюзий: начинаем мысленно с разговаривать с любимыми, вознося их доброе сердце. Когда же близкие рядом, под рукой - все меняется. Стоит Анжелле раскрыть рот, поведав нечто далекое от невзрачного «передай, пожалуйста, хлеб» или «напомни мне, чтобы я завтра обязательно позвонила….», как тут же приходит понимание: все живут в разных мирах. Никакие общие интересы и взгляды их давно не связывают, а вместе держат только обстоятельства: родная кровь, отсутствие отдельной жилплощади или долголетняя привычка. Вроде - родня, а по факту – чужие.
Отсидев положенный ритуал поедания салата под речь Президента и поучаствовав в засорении чисто убранной (обязательно к празднику!) квартиры оберточной бумагой, в которую их семья по традиции заворачивает подарки друг другу - нужные вещи, которые были бы куплены и так, без повода- Анжелла незаметно выползла из-за стола и, одевшись под шумок, вышла на улицу.
Перед самым ее домом – огромная площадь, в центре которой все еще стоит памятник Ленину. Когда-то это площадь была зеленым парком, потом – местом возложения цветов вождю, а ныне всю ее зашили в мраморные плиты. Про мрамор тут, конечно, громко сказано: в плитки из мраморной крошки, которые уже начали трескаться! На всей, прежде зеленой территории площади разбили… фонтаны. Не Петергоф, конечно, но летом тоже очень красиво, а главное, нравится молодежи. Теперь здесь тусуются не ветераны и пионеры, а группы подростков на роликовых коньках и скейтбордах. бабушки и дедушки по-прежнему отдыхают на скамеечках, а друзья и возлюбленные попивают пивко. Дедушка Ленин явно не ожидал однажды обнаружить себя в центре фонтанов и переносных палаток, торгующих пивом! Цветов к его ногам больше не возлагают, но свидания возле его постамента назначают столь же охотно.
Давняя традиция жителей района, где жила Анжелла, каждую новогоднюю ночь, сразу же после принятия оливье с шампанским собираться на этой площади, в этот год не отменялась. Здесь всю ночь громко играет музыка, светят огни прожекторов и высится искусственная ель, больше похожая на круглую пирамиду с цветными фонарями, чем на растение. Молодежь танцует, а семьи постарше – наблюдают и радуются.
Время летит быстро: пропусти всего пару лет, и все в мире становится другим, новым и непривычным. В этот год площадь неожиданно приобрела другое лицо – узкоглазое: вся она и даже все прилежащие к ней дворы и улицы оказались вдруг заполненными толпами молодых парней азиатской внешности. Тех самых, что называют гастарбайтерами. К азиатам Анжелла относилась более, чем хорошо: поездила в свое время по бывшим советским республикам Средней Азии и очень полюбила этот смуглый, очень спокойный и с виду мудрый народ, абсолютно доброжелательный и обстоятельный - неспешный. Теперешние городские дворники – уроженцы тех мест: белолицего славянина среди них почти не встретишь! По-русски эта братия говорит плохо, живет обособленно, но работает старательно. И, что удивительно, совсем не пьёт.
Знала Анжелла, что в городе гастарбайтеров много, но никогда не подозревала, что стало настолько много… Нет, приезжие парни вовсе не безобразничали, не шумели и даже не матерились, (впрочем, кто поймет их язык?) - азитаты не вызывали в девушке никакого опасения, страшило только их количество, и даже не количество, а почти стопроцентное преобладание! В Самарканде и Ташкенте, где Анжелла бывала в прежние времена в толпе местных через одного мелькали европейские лица, а тут, почти в центре русского мегаполиса в новогоднюю ночь мимо Анжеллы двигалась, говорила, дышала и пританцовывала сама Азия - целиком только Азия! Свои, местные, видимо, все сидели по своим квартирам – доедали оливье, другие «свои» неслись по проспекту мимо Анжеллы в мощных иномарках. Куда и зачем они торопились в это время, когда на празднование все уже приехали, а развозить по домам гостей было еще рано? Кто их знает… Но за рулем этих красивых «авто» сидели точно не азиаты. ПОКА ЧТО не азиаты…
А потом в эту страшную ночь прозрений началась пальба – состязание фейерверков. Палили непрерывно и отовсюду – изо всех мест, что были совсем не похожи на те, что можно было бы причислить к дозволенным – открытым и малолюдным. Кто это стрелял? Анжелла не знала. Рядом со стреляющими она не стояла, но если вокруг нее – одни азиаты, значит, именно они этим и развлекались. Интересно, а в своих родных городах они тоже так отмечают Новый год? И это им там позволено?
Ракетницы выстреливали вверх все ранее закупленные запасы пиротехники с неимоверным грохотом. Какое счастье, что это – не боевые! Но эта здравая мысль утешением не служила. Далеко не все, что у нас продается, идеального качества и полностью безопасно. Анжелле стало страшно. Красиво-то - красиво, да как-то уж очень любительски все это вылетало из ракетниц! Кое-кто даже с крыши десятиэтажки стрелял –тут и до пожара недалеко! Конечно, подобное у нас запрещено законом, но как и какими силами обуздать и проконтролировать всех этих рожденных перестройкой «Я Хочу и Буду»?
Немногочисленные местные горожане, пугливыми стайками жались к стенам домов, видимо, они, как и Анжелла, трусили и тайно мечтали, чтобы всё это великолепие как можно скорее отстрелялось и наконец-то заглохло. . .
Домой Анжелле идти не хотелось. В домах было почти так же шумно и еще более страшно, особенно, когда рассыпь огней неожиданно взрывалась и вспыхивала в нескольких метрах от окон квартиры.. Уснуть в эту новогоднюю ночь горожане все равно не смогут – не важно, дома ли они или на улице, здоровы или больны, хотят ли они праздновать всю ночь напролет, или не хотят – всё это не имело никакого значения для стрелявших. Праздничное развлечение продолжалось почти до самого утра. Над вспыхивающими снарядами пролетали пассажирские самолеты: поблизости находится городской аэродром и именно здесь летчики начинали кружить, делая постепенное снижение высоты перед посадкой. От них до верхней точки праздничной канонады – не так уж и далеко! А работа у летчиков и без того нервная, особенно при нынешнем-то техническом состоянии самолетов…
Праздник – это когда радостно и тебе, и другим. Когда твои забавы и твои «хочу и буду» ограничены чувством уважения и любви к ближним, к твоему городу, к твоей стране. Когда твоя низменная, животная радость, если только такая и доставляет тебе удовольствие, не тиражируется государством массово по телевизору – для всех, как для безмозглого стада, которое потребляет только простую жвачку и привыкает к ней, радуется своей вседозволенности и права «хочу и буду».
Что-то распалось в нашей стране, взорвалось и рассыпалось на мелкие осколки, совсем как самопальный пиротехнический снаряд, выпушенный руками самодура. Не спалить бы сук, на котором мы пока еще держимся…»
* * *
Рассказ – так себе получился, но мое настроение передает. И мою тенденцию брюзжать и сетовать. Я, кстати, на Прозе затеяла публикацию всех своих старых книг – «Комедии жизни» и «Зеркал» – в полном объеме. Будет ли кто читать? Надежда только на Мишутку. Но слабая – не доживу. Дочка точно не будет. Ей даже мои стихи непонятны и безразличны. И это мне очень горько. Я хоть перед подружками хвасталась ее картинами, вышивками, гордилась ими, а ей – не интересно. Только на словах. Но я на слова не обращаю внимания, я к уже научилась чувствовать нутро людей, а не слушать их слова и даже реагировать на их дела (дела часто делают не потому, что это потребность их души, а, например, чтоб просто угодить, угадать, уважить или отвязаться. Ох уж эти три У – всю жизнь ненавидела их! И как итог – получила Корякова – он полностью без трех У. Но легче мне от этого не стало.
Во мне все проблемы, во мне одной. Если вдуматься, я притянула к своей жизни людей, которые больше всего мне подходят либо как Учителя, либо как мелочные Тираны. Жаль только, что учителя и тираны пришли, а любви я так и не встретила. Не нашла своей половинки. Не научилась любить, и меня не любил никто, кроме мамы. А я… Как же мне не хватает ее сейчас!
На днях по каналу «Культура» показывали фильм Андрея Тарковского «Жертвоприношение». Досмотрела его по второму разу, хотя великое множество затемненных кадров и странности сюжета меня добивали. Когда-то я видела этот фильм в кинотеатре, и будучи в те годы очарованной эзотерикой, поняла его сюжет весьма своеобразно. Приведу собственные размышления об этом фильме от ноября 1987 года:
«Человек погряз в материи. Он перестраивает мир по своему усмотрению и отделился от него. Утрачена гармония взаимоотношений человека с миром. Идет рассказ о больной матери, которая смотрела в окно на запущенный сад – сад был прекрасен. Сын захотел сделать умирающей матери подарок – две недели он работал в саду, придавая ему цивилизованный вид, вырезая деревья и организуя пейзаж. Взглянув в окно на результаты своего труда и ужаснулся: сад стал выглядеть уродливо.
Главный герой фильма страдает от утраты своей связи с миром, он уходит от людей и сажает сухое дерево, поливает его. Ежедневные крошечные усилия в одном направлении, считает он, изменят мир – сухое дерево зацветет.
Мальчик – его внук, после операции временно стал немым. Его немота – это символ материи, утратившей дух – Слово. Внук спрыгнул на деда с дерева, испуг деда вызвал в его сознании вереницу видений: мир пришел к упадку, началась мировая война, все находится на грани гибели. Произносится молитва Богу: «Я готов принести в жертву себя и дом, только спаси мир, верни все назад!».
Друг главного героя собирает разные истории о тех явлениях, которые невозможно объяснить. Одна из них – это появление на фотографии лица погибшего двадцать лет назад сына, с которым мать снялись перед его уходом на войну, но этот снимок она так и не забрала в фотоателье, поскольку узнала о его гибели. В чем смысл этой истории? Мы слепы, мы не понимаем, не можем объяснить мир. Чтобы спасти мир надо вернуть материи ее дух – Бога, а символически - пойти к служанке Марии и молить ее о любви – только она спасет мир. Идет аналогия с картиной «Пришествие волхвов» Леонардо Да Винчи, висящей в доме. На этой картине изображено дерево, в его корнях сидят люди, чтущие Марию с младенцем. Младенец – это то, что одухотворит мир – любовь. Мария спасает мир, подарив ему младенца.
Потом цепь видений деда прерывается, герой понимает, что это был только сон – все это ужасы и страхи ночи. Но он все равно идет и поджигает свой дом (мир требует очищения). Его забирают медики и увозят. А внук продолжает дело деда - поливает посаженное им сухое дерево. В финале немой мальчик заговорил и произнес: «В начале было Слово».
Еще сцена фильма – герою дарят картину с картой Европы 17 века. Она не отражает современность. Дар – это жертвоприношение. Но и современная карта – тоже не отражает современный мир, как и эта, 17 века. Истинный мир не тот, что мы видим, невозможно реальность передать законами логики. Именно так и построен фильм – в нем нет видимой логики, реальность отражает текущее состояние человека».
Судя по этому старому конспекту по фильму, я тогда поняла из фильма больше и лучше, чем сейчас. В этот раз я воспринимала «Жертвоприношение более буквально: в фильме аллегорически показана личная трагедия Тарковского, который не мог больше выносить нашу страну и свалил за границу. Прав он или нет – не знаю. Видимо, творец должен искать свободы для самовыражения. Фильм этот об ощущении духовной гибели мира и о необходимости делать усилия в заданном (любом?) направлении – поливать сухое дерево, принося себя в жертву. Давать, не получая. Что Тарковский и делал. Понимают ли его сейчас? Не уверена. Ничего с 1987 года не изменилось – мир все так же находится на краю гибели. Только мистики в Тарковском фильме я уже вижу меньше, а реальности – больше.
Куда делась та прошлая Я – знаток мистики? Я по-прежнему чувствую мистику мира, но жутко не люблю, когда о ней твердят плохо образованные люди, типа актрисы Вележевой – ведущей нового телешоу «Дело Х», где о непознанном полемизируют ученые и мистики. Как-то они бездарно спорят, перебивая друг друга и смешивая в одном флаконе мух и котлеты, бездоказательно, но уперто, бездарно ставят вопросы, и не дослушивают ответы на скромные попытки ответить на эти вопросы – скачут галопом по европам…
К чему я все это? Ничего не изменилось со времен Тарковского. Живи он сейчас и с нами – он даже творить бы не смог – вытошнило б его от социума! Духовность на нуле, зато процветает безграмотная антинаучная мистика. Жертвоприношение нынче непонятно, не модно и презираемо.
Свидетельство о публикации №217083001817