Виктор Четырежды Пятый

Дорога всё не заканчивалась, а может быть, она закончилась уже пару километров назад. И трава на обочине всё не зеленела. «Возможно, это просто очень длинная дорога...», – подумал он и решил продолжать путь. Ему казалось, что идёт он невообразимо долго, но фургон, от которого он начал свой путь, не желал скрываться из виду и маячил на горизонте. Несколько раз в страхе, что фургон догоняет его, он бежал что есть мочи, но неизменно оставался на таком же расстоянии, не приближаясь и не удаляясь от него.

«Если постараться, можно дойти до дома...». Эта мысль промелькнула в его голове и тут же исчезла. Его дом был так далеко, что он не чувствовал связи. «Кто же? Это должны быть газеты...». Он помнил только запах газет и, пожалуй, деревянную столешницу, на которой часто дремал днём. Но не исключено, что воспоминания, основанные исключительно на ассоциациях и запахах, были плодом воображения.

«Нет, ну позвольте... Какому остолопу могло прийти в голову принять потомственного, благородного...». Мысли его прервал неожиданный звук. Он был тихим, почти неуловимым, но, несомненно, исходил от фургона. «Выхлопная труба...». Но звук был таким тихим, что точно сказать было нельзя. Похоже, всё-таки фургон уже был достаточно далеко.

От скуки он стал считать пойманных на прошлой неделе жуков. Соседские постоянно посмеивались над подобным увлечением, ведь в пищу жуки абсолютно не годились, но всё же их восхищала ловкость, с которой он опускал на жука лапу и крайне осторожно относил к остальным – в коллекцию. Когда он дошёл до тридцать пятого жука, его кто-то окрикнул.

– Эй! Эй, ты что?

– Простите, Вы это мне? – удивился он и стал размеренно оглядывать обочину в поисках того, кто его позвал.

– Ты чего тут ходишь? Не местный что ли?

Оказалось, что говорил небольшой зверёк, похожий на хорька. Он наполовину высунулся из высокой травы.

– Нет, простите, не местный. Я... простите... Я Виктор Четырежды Пятый.

– Пфф... Издеваешься? Ты идёшь весь в пыли, голодный посреди степи, где даже и души-то живой нет, и хочешь сказать мне, что тебя звать Виктор Четырежды Пятый?!

– Именно это я хочу сказать, простите. Моя родословная столь содержательна... А Виктор Двадцатый звучит, право, несолидно. Прошу меня извинить... Виктор Четырежды Пятый.

– А, ладно... Мало ли сумасшедших ходит... Я Зак.

– Простите?

– Да я пошутил про сумасшедшего, успокойся.

– Нет... Простите, Ваше имя?

– Зак. Но не думаю, что мы знакомы, Виктор.

– … Четырежды Пятый, простите.

– Вот-вот. Я, знаешь ли, много где был. Но с такими как ты аристократами никогда не водился. Ну идём, идём. Здесь довольно высокая трава, но для меня в самый раз, чтобы этот чертов...

Раздался негромкий отрывистый крик, Зак резко поднял голову и пригляделся.

– А вот и он. Поболтали, называется. Бежим!

В мгновение ока Зак нырнул обратно в траву и Виктор потерял его из виду. Он поднял голову так же, как и Зак и увидел стремительно приближающегося ястреба. Он вспомнил, как птица выглядела в книге, и понял, что рисунок был жалким подобием настоящего взрослого ястреба. Виктор перечитал почти всю хозяйскую библиотеку и ему не составило труда сразу понять, что Зак попал в передрягу.

Картинка из книги встала у Виктора перед глазами. Стремительный ястреб стрелой летит над степью, где в местами недостаточно высокой траве отчаянно пытается улизнуть хорёк. Секундами позже всё повторяется точь-в-точь, как на рисунках. Зак бежит в густой и высокой траве, но вскоре ошибается, и ястреб в считанные мгновения кидается на беззащитного хорька.

Зак не издал ни звука, но в глазах его отчетливо было видно – он знал, что если бы не заговорил с этой странной собакой, то остался бы жив. Но в последние секунды его жизни он вдруг подумал: «Виктор Четырежды Пятый... Посреди голой степи!» и взорвался беззвучным смехом. Виктор впервые увидел одновременно столь грустную, жестокую, но в то же время невыразимо прекрасную картину. Рисунки из книги померкли в его памяти навсегда. Их заменил едва слышный отрывистый крик, невообразимо красивый полёт и изгиб крыльев ястреба.

Дорога всё не заканчивалась. Точнее, она закончилась пару километров назад. Трава на обочине ярко зеленела. Впереди Виктор увидел крыши деревенских домов.