Холодный мир. Часть седьмая

                Часть седьмая

 История не движется от прошлого к настоящему. Напротив, настоящее движется вспять, срываясь в прошлое. Поэтому легче смотреть назад, чем вперед. Но впереди все кажется светлей. Или наоборот? Запутался… А вообще, подумал Руоль, все это не имеет никакого значения. Время течет… А где я? Плаваю между прошлым и будущим, но как будто не нахожусь и в настоящем.
 А, ерунда. О чем я думаю сейчас? Я сейчас думаю ни о чем. Просто потому, что голова болит. И настроение…
 Он медленно шел по улице Верхней, задумчиво глядя по сторонам. Над головой расползались печальные тучи. Мы ждем красивого летнего дождя, усмехнулся про себя Руоль. И радуги в горах.
 Но дождь, если и собирался, то как-то вяло и не обещал, пожалуй, быть красивым. Тучи казались скорее больными, чем величественными, какими хотел видеть их Руоль. Мир раскачивался сам по себе, даже не в такт его шагам. Мир проявлял какое-то своенравие.
 Верхняя под обложным небом выглядела еще более унылой и серой. Далеко за усталыми фасадами домов, на горизонте задумчиво дремали вечные вершины гор под сединой своих снегов. Горы были за спиной Руоля. Под ногами старая мостовая, по которой он кое-как шел, спотыкаясь.
 Вечерело. Тучи обесцветили краски мира, уходящий день готовился украсть их окончательно.
 Руоль шел домой. Он был пьян сегодня. В этот тоскливый летний день.
 Пока еще есть деньги, пока еще не решил, что же дальше, он может быть таким, какой он сейчас. Наверное, это неправильно. Ему нечем заняться, поэтому время потеряло смысл. Хочется не вспоминать и не думать о будущем. И не замечать настоящее. Такое состояние и такое настроение. Только это не может продолжаться вечно.

 …Той бурной весной, под конец 384-го года, Руоль приехал в Верхнюю. Путь был долгим и унылым. Руолю осточертели и дорога, и поезд, с которым он двигался, и все попутчики. Но зато Верхней достиг без происшествий и очень обрадовался, когда наконец увидел ее. Руоль смотрел на старый город со стенами, выложенными из серых камней, на приземистые дома, расползшиеся по пологому горному склону почти у подошвы Хребта. Верхнюю окружал лес. Горизонт, кроме северной стороны, окаймляли пики гор. На севере горы уже кончались. За наклонно стоящей Верхней местность еще сколько-то понижалась, а потом резко обрывалась к плоскости. Там начиналась мора. Руоль это знал, но впоследствии так и не собрался съездить к тем местам, хоть и были они не так уж далеки. Он не особенно хотел видеть мору. И без того память не дает покоя.
 Руоль подыскал себе вполне сносное жилище в тусклом и сонном районе Старого городка. Здесь было спокойно и тихо. Верхняя вообще была более спокойным городом по сравнению с бурлящей Средней. Может быть, оттого, что город был значительно меньше и действительно выглядел более старым. И места здесь были суровыми, менее, что ли, просторными, и возможно, это несколько сковывало жизнь. Леса вокруг Верхней впечатляли красотой, но порой Руоль думал, что и они добавляют сонности и унылости в здешнюю атмосферу. Верхняя казалась совершенно затерянной в этих лесах, в горах. Климат здесь тоже был суровее, чем в Средней. Являясь щитом на пути злых северных ветров, эти склоны сполна ощущали их холодное дыхание. Иногда зимы в Верхней выдавались такие, что любой закаленный морозами луорветан отнесся бы к ним с большой серьезностью.

 …Делать абсолютно нечего. Он гость в этом городе, никому не нужный гость. Надоело бесцельно шататься по различным местам, по улочкам Верхней. Виды здесь, несмотря ни на что, были довольно живописные, но Руоля уже не радовала красота гор, лесов и города. Он чувствовал уныние.
 Может, податься уже в Камни да поискать Димбуэфера? Надо же что-то делать.
 Руоль наконец добрался до своего района. До его пустой берлоги осталось идти немного.
 Совершенно один.
 Шагая по пустынной улочке, Руоль затянул песню. Это было естественным когда-то, но не теперь. Только в таком виде он и мог петь. Все меняется.

  У меня есть крылья, но они мне снятся,
  Только снятся, и ничего больше.
  В день, когда исцелится сердце,
  Мне станет легко думать об этом.

  Я слышу песню, но она не спета,
  А если спета, то, увы, не мною.
  В день, когда не случится плохого,
  Мне почудится, будто бы так и надо…

 Какая-то проходящая мимо парочка уставилась на подвыпившего поющего Руоля. Когда кончились слова, он продолжал мычать себе под нос, но заметив, как на него смотрят, смущенно замолк. Дураки вы все, подумал он.
 Вот и дом. Свернув с улицы, по узкой дорожке он направился к старой калитке. Вот серый фасад одноэтажного, приземистого, но весьма массивного на вид строения с покатой крышей. Два узких окна, дверь без крыльца.
 Руоль остановился возле калитки, устало оперся о нее. Улица вела его вверх по склону, и он несколько притомился.
 Кто я теперь?- спросил он себя. По-прежнему ли боярин Руоль Шал? Скорее всего, нет.
 Калитка скрипнула, открылась с заметным перекосом. Надо бы ее починить. О боже, боже, ничего не хочется.
 Руоль закрыл за собой калитку и пошел через дворик по окаменевшей земле. Остановился перед потемневшей, обшарпанной дверью. Он стоял нахмурено, беспричинно злясь.
 Теперь здесь мой дом, и, в конце концов, пора с этим смириться.
 За дверью его никто не ждал. Только запустение, грязь и пыль.
 Лететь, мчаться навстречу новой жизни, думал Руоль, возясь с замком. А где я ее найду?
 Всемогущий, Всевидящий, Всезнающий, что там впереди?..
…Сразу за дверью- одна большая комната. Стол, кровать, стулья, скамейка. На стене- зеркало и книжная полка. Печь в углу. Две двери в противоположной от входа стене. За одной кладовка, за другой- лишь маленький закуток- нечто вроде стенного шкафа. Пол выложен грубыми, широкими досками, в полу- люк, ведущий в небольшой подпол. За спинкой кровати- массивный сундук для всякого хлама. Мусорное ведро за печкой полно до краев. Мусор разбросан по давно не метенному полу. На столе остатки последней трапезы. Грязная посуда на печке и рядом- в мойке. Комната в полутьме.
 Руоль сел на кровать. Когда менялось постельное белье в последний раз, он не помнил. Как есть в пыльной одежде он растянулся на кровати. Его охватило чувство падения. Глаза закрылись и иллюзия падения стала почти реальным ощущением. Сон будет тяжелым, а пробуждение безрадостным.
 Я рвался в Верхнюю в поисках спасения, еще пытался рассуждать Руоль. И где оно? Что впереди, Господи?
 Руоль уснул наконец. С вершин подул пронзительный ветер. Ночью пролился достаточно холодный, почти и не летний дождь. У Руоля дома крыша в одном месте протекала. Капли размеренно падали в подставленный ковшик. Руоль во сне храпел, открыв рот и лежа в какой-то весьма, должно быть, неудобной позе.
 Никаких радуг в горах.

 …Сказочно прекрасна бесконечная мора, когда пробуждается от холодного сна, сбрасывая с себя снежные, ледяные оковы. Вновь и вновь оказывается побежден свирепый Белый Зверь зимы, скуля убегает он в свои вечные льды.
 Приходит долгожданное тепло. А это значит, что жизнь течет и течет вперед, и движение ее не прекращается никогда. И, как и прежде, как и всегда, радуется теплу закаленный вечной борьбой народ луорветанов, называющий этот суровый край своим домом.
 …Годы прошли с той поры, когда Руоль- луорветан покинул расцветающую после зимы степь моры, отправился в пугающую страну Турган- Туас, край загадочных и непонятных Высоких, чтобы самому перестать быть луорветаном и стать одним из них, Высоких, а, скорее всего, ни тем и не другим.
 В море же многое что происходило за это время. Долгие холодные луны не могли заморозить сердец луорветанов, и страсти их были как огонь, и чувства их были во всем глубоки.
 В море была любовь…

 …Светло жило у Серой Горы маленькое становище братьев- охотников Кыртака и Акара. Младший из братьев, Акар, не мог нарадоваться на свою жену Ату. Не так давно, в луну начала пробуждения Сурапчи, она родила ему двух крепких малышей- близняшек, мальчика и девочку. Мальчика назвали Теуном в честь отца братьев- охотников, а девочку звали Кэнтил, что значит- колокольчик. Многоопытная травница Чуру, принимавшая роды, услышав, как заливается девочка, приветствуя начало жизни и весь этот дивный, сверкающий белый эджуген, воскликнула: «Ах, колокольчик!». Девочка появилась первой, и ее так и стали звать, как сказала Чуру.
 Места у Серой Горы были благодатными и, к тому же, далекими от обычных центров обитания луорветанов. Охота братьев всегда была удачной, и маленькое становище в основном жило безбедно. Живущие с братьями пожилые супруги Тынюр и Чуру медленно, год за годом старели, но все еще оставались крепкими и здоровыми, ведь у искренне любящих и уважающих их братьев жизнь была легкой и беззаботной. Дедушка Тыкель тоже как будто не замечал годы, хотя в последнее время он уже мало ходил- все его прошлые беды не могли не сказаться. Но, как и все, он очень любил беспокойных малышей Теуна и Кэнтил, и, когда смотрел на них, мудрое лицо его молодело. Много деревянных фигурок вырезал он им своими искусными, все еще крепкими руками.
 Беспечально и мирно жило маленькое становище у Серой Горы. Духи были благосклонны к этой дружной семье, Дарительницы судеб наконец даровали им всем долгожданный покой, и, казалось, никакие страдания, трудности и испытания больше не коснутся их. Им пришлось пережить много тягот в этой жизни, довелось испытать и гнев Аки Аки, когда исчез их общий друг Руоль. Но с тех пор прошло уже больше семи зим. Все осталось позади. Думалось, что то, уже далекое испытание было последним.
 Но вот что случилось в один из годов их тихой радостной жизни. Все началось в Эдж, с приходом первого в жизни Теуна и Кэнтил тепла.
 Местность у Серой Горы вдруг перестала быть спокойной и безлюдной. Кыртак, возвращаясь с охоты, наткнулся на целый отряд воинов. По их оружию и виду он сразу определил их ремесло, их положение.
 -Кто вы?- спросил он.
 Один из воинов, невысокий и жилистый, весьма хмурый и на вид неприветливый, отвечал:
 -А разве по нашему обличью, по узорам на наших одеждах ты не сможешь себе ответить сам?
 -Я знаю, кто вы по ремеслу,- сказал Кыртак,- но чьи вы калуты?
 Пока все, что он знал наверняка, это то, что они не являются воинами Аки Аки, узоры которых он бы сразу узнал. С каких-то пор их символы- красное изображение Хота с ветвистыми рогами- были знаменитыми и грозными знаками для всей моры. Эти же воины носили знаки Улы- птицы. И все же Кыртак был насторожен. Как он знал, узоры, подобные этим, были у становища Тэля. Но, в то же время, несколько другие. Здесь Ула была полностью черной, а не черно- красной, как у Тэля. Это делало знаки неузнаваемыми.
 -Ну что ж, мы этого не скрываем,- произнес все тот же сурового вида незнакомец.- Мы- люди Тэля.
 Кыртак удивился.
 -Вот как? Но почему?..
 Воин, жестом руки не дав ему договорить, нахмурено сказал:
 -Ты не знаешь, да? Мы уже давно убрали красный цвет из наших узоров,- склонив голову, он посмотрел на изображение на своей груди.
 Кыртак подумал о красных оронах Аки Аки и понимающе кивнул.
 -И еще одного ты, должно быть, не знаешь,- добавил калут Тэля. Его мрачный тон, скрывающий в себе великую боль, заставил Кыртака посмотреть на него с тревогой и ожиданием каких-то дурных вестей.- Становища Тэля больше нет.
 -Какое несчастье случилось с вами?- голос Кыртака дрогнул. Ответ он уже знал и, словно бы наяву, представил беспощадных калутов князца Аки Аки.
 С давних пор становище Тэля шло наперекор интересам Аки Аки. Звероподобный любимец князца, глава его калутов, поклялся уничтожить, извести ненавистного им Тэля и всех его людей. До сих пор становище Тэля боролось, хотя и терпя поражения, отступая, перекочевывая с места на место, но все же раз за разом давая отпор, оставаясь свободным, не подчиняясь воле Аки Аки. И это все больше бесило самого могущественного князца моры, а особенно- его лучшего калута, человека с потерянной душой, который однажды, после известных всем событий, чудом выкарабкался из холодной страны мертвых, где, видно, и оставил душу, ибо превратился он после того в настоящего зверя без любви и без жалости. Это под его предводительством калуты Аки Аки стали наводить такой страх на всю мору. Князец Тэль, возможно, оставался последним, кому до сих пор удавалось бороться с ними. Неужели это конец?
 -Нас разбили,- сухо, пряча горечь и гнев, рассказывал воин Тэля.- Наши жилища сожгли, многих убили, многих пленили. Опять. Но в этот раз удар был слишком силен. Мало нас осталось. И мы бежали сюда, в эти края. Саин идет за нами следом.
 -Жив ли Тэль?- спросил Кыртак.
 -Он жив,- ответил воин,- и, может быть, мы еще не побеждены.
 Кыртак, забыв о своей охотничьей добыче, которую припрятал прежде чем выйти к воинам, пошел с ними в их лагерь, разбитый, как оказалось, неподалеку. Они вышли из леса на поляну вблизи небольшого ручья у самого склона Серой Горы. Калута, говорившего с Кыртаком звали Усуном. Когда они стояли на берегу, Усун показал рукой на разбросанные по поляне торохи, на мужчин, стариков, женщин и детей, и сказал:
 -Это все. Все, что осталось от нашего, прежде большого и известного становища.
 Кыртак смотрел с великой печалью на этих изможденных, побитых людей. Три- четыре дюжины, не больше. Кыртак невольно сравнил их с остатками потрепанного охотниками стада уликов. Не гордо бегущие по море, сотрясая ее своим топотом, а жалко убегающие. Сердце Кыртака сжалось от боли и жалости и, вместе с тем, ему стало стыдно. За то, что все эти годы он прожил спокойно и беспечально, радуясь жизни, находясь в стороне от всего.
 -Пойдем, Кыртак,- позвал Усун.- Тэль сейчас болен, но, может быть, он все же поговорит с тобой, если ты хочешь с ним встретиться. Ты и твой брат- уважаемые нами люди. Мы знаем ваше отношение к Аке Аке, помним о вашей дружбе с Руолем и нам известно, как вы ворвались тогда в становище Аки Аки, не побоялись угрожать князцу. Мы считаем вас своими друзьями.
 Кыртак опустил глаза от еще большего стыда, захлестнувшего его при словах Усуна. Он и сам не знал, отчего это ему вдруг стало так стыдно.
 Охотник и воины перешли ручей. Из тороха, который был больше других и только этим и отличался, вышел высокий луорветан. Кыртак его сразу узнал. Амак из становища Тэля, известный охотник, некогда бывший другом самого Улькана. На скуле его багровела свежая царапина. Он посмотрел на Кыртака недружелюбно, и тот догадывался о причине такого взгляда. Прошлое живет в памяти.
 -Арад-би, Амак,- произнес Кыртак, прямо посмотрев на него.
 Амак помедлил, но все же отозвался:
 -Арад-би, Кыртак.- Он помолчал.- Много зим уже прошло. Я уж думал, и вы исчезли из моры. Здоров ли твой брат?
 -Здоров и крепок.
 -Это хорошо. Я рад это слышать.
 -Правда?
 Амак усмехнулся.
 -Можешь не верить, но я не вру. И то, что я скажу сейчас- тоже правда.
 Он молчал какое-то время, обдумывая свои следующие слова, потом продолжил:
 -Здесь у нас многие уважают Руоля. Говорят, он боролся с Акой Акой. Что ж, я не знаю. Но я никогда не прощу его и хочу, чтобы ты это знал. Так будет честно.
 -Он был моим другом, и я никогда не откажусь от этого,- сказал Кыртак.- Но я тебя понимаю.
 Амак задумчиво посмотрел на него.
 -Тебе, должно быть, сложнее. Улькан был и твоим другом тоже. Твоим и Акара. Знай же и то, Кыртак, что мое отношение к Руолю, к его пропавшей тени, на вас не распространяется. Признаюсь, до этого у меня были всякие мысли, но теперь я во всем разобрался. Вас винить не в чем. Вы были верны до конца, и это достойно уважения.
 Калут Усун и остальные воины стояли вокруг, слушая беседу двух знаменитых охотников. Многие хмурились. Наконец Усун не выдержал:
 -Амак, ты слишком часто поминаешь прошлое.
 Амак повернул голову в его сторону.
 -Я говорю то, что думаю, и своих мыслей скрывать не собираюсь.
 -Ничего,- произнес Кыртак.- Действительно стоило сразу все уяснить.
 Амак перевел взгляд на него.
 -Со. И теперь я могу сказать, что мы можем быть друзьями.
 -Прошлое не должно быть преградой,- сказал Кыртак.
 Они посмотрели друг на друга взглядами людей, изгнавших общую тень и у которых не осталось нерешенных между собой вопросов.
 -Как себя чувствует Тэль?- спросил Усун у Амака.
 -Он сейчас не спит. Я сообщу ему, что у нас гость,- Амак сделал паузу, взглянул на Кыртака.- Или… хозяин? Ведь вы здесь живете?
 -Да,- кивнул Кыртак, слегка помедлив.- Но только по другую сторону горы.
 -Все равно. Значит, это мы ваши гости.
 В его словах послышалось Кыртаку недосказанное: «Не прогоните?»
 Амак скрылся в торохе, а через небольшое время появился вновь, приглашая Кыртака войти.
 Бывший князец Тэль лежал, откинувшись на меховом коврике. Худой, с осунувшимся лицом, совсем седой. Черные глаза глядели устало. Слабым жестом он велел Кыртаку сесть рядом с собой. Они обменялись приветствиями. Кыртак молчал, не зная о чем говорить. Он смотрел на Тэля, думая о том, как сильно тот постарел. Некогда второй из могущественных луорветанов. Есть ли теперь у Аки Аки соперники? Тэль невесело улыбнулся, словно прочитав мысли охотника.
 -Болезнь гложет меня,- промолвил он.- Сильнее нее другая боль. Но превыше всего моя ненависть. Она даст мне силы. Аке Аке… еще рано забывать о нас. Придет время, и мы ему напомним о себе.
 -Но сейчас?- спросил Кыртак.- Что вы будете делать сейчас? Ака Ака ничего не забывает. Вас будут искать,- он замолчал, подумав о том, что его вызванные волнением речи могут ранить побежденного князца.
 -Да,- сказал Тэль,- нас уже ищут. Но мы встретимся с ними только тогда, когда будем готовы. А до тех пор…
 Кыртак принял решение.
 -Вам сейчас некуда идти, некуда бежать. По другую сторону Горы у нас маленькое становище. Места глухие, почти нехоженые. Я надеюсь, что там вас не отыщут. Я зову вас к нам.
 Тэль склонил голову, помолчал, потом печально произнес:
 -Могу ли я принять это приглашение? Ведь тогда Ака Ака будет угрожать и вам. Хотите ли вы быть на нашей стороне?
 -Ака Ака и без того припомнит нам кое-что, если найдет,- Кыртак отчего-то почувствовал себя задетым, и голос его прозвучал несколько резко. А Тэля, похоже, это только обрадовало.
 -Теперь я вижу,- сказал он,- что силы наши уже начинают расти.
 
 И вот так небольшое становище Кыртака и Акара заметно увеличилось. Калуты Тэля по-прежнему носили знаки его становища, но жилища, поставленные у подножья Серой Горы они теперь называли становищем братьев. Так повелел сам Тэль, сказавший однажды, что его собственное разоренное становище осталось в тех краях, где было до этого, и когда-нибудь оно возродится. До тех же пор Тэль и его люди будут считать себя гостями двух знаменитых охотников, и никак иначе.
 У Амака была жена по имени Аныс. Она была почти ровесницей Аты, жены Акара, лишь немногим ее старше, и стала ее лучшей подругой. И не хуже матери приглядывала за малышами Теуном и Кэнтил. У самой Аныс тоже был ребенок- девочка по имени Жес. Но ей нынче исполнилось семь зим, и она была уже совсем самостоятельной. Жес появилась на свет на следующий Эдж после знаменитой свадьбы Улькана и Нёр, то есть, именно тогда, когда ушел из моры изгнанник Руоль. Для жены Акара Жес тоже стала все равно что дочерью. А сама девочка возилась с малышами, быть может, побольше всех остальных. Так что, Теун и Кэнтил росли в любви и заботе. И, подобно тому, как стали подругами Ата и Аныс, сдружились между собой их мужья- Акар и Амак. Кыртак тоже стал большим другом Амака. Три славных охотника, три богатыря, сила которых была опорой всего становища.

 В море была и ненависть…
 К югу от Баан- Сарая, но гораздо северней и западней Серой Горы есть местность под названием Кэниче- Длинный Нож. Это просто ориентир на плоской равнине моры. Кэниче представляет собой узкую каменистую полосу, тянущуюся вдоль реки Ороху на несколько кос пути. Даже во время тепла она абсолютно голая- неприхотливые северные травы и лувикта не приживаются на ней, и почему так- неизвестно.
 Но Кэниче считается местом Безмолвия, будто бы здесь в незапамятные времена сошлись в сражении воинственные Герои Древности и нагрянувшие с западных болот дикие поедатели человеческого мяса. И кровь проклятых дикарей, павшая на живую землю, вытравила в ней все соки и превратила ее в камни. Оттого луорветаны стараются побыстрее миновать безжизненную полосу, если случается, что путь их пролегает мимо. Однако зимой Кэниче, как и все вокруг, скрывается под покровом снега, сливаясь со всей остальной морой. Но даже зимой это место не перестает быть Кэниче.
 Именно здесь, в седьмую луну Чуос, в Туилан, девятый день луны, на исходе его, встретился великий шиман Тары- Ях, с шиманом Оллоном.
 Неведомо смертным, какие пути свели их, но могла ли эта встреча быть случайностью? Когда шиман ищет, он находит.
 В луну Чуос в природе не остается даже памяти об ушедшем тепле. По равнине задувают хаусы, свирепея все больше. Разве что, Чуос немного посветлее Джубара и Чунгаса, идущих следом. Но снега уже незыблемы, уже таковы, какими будут всю зиму- уже выпала большая часть предназначенного на одеяло море снега.
 Шиман Тары- Ях ничуть не изменился. Он давно перешагнул барьер, до которого люди меняются, старея. Тары- Ях был уже вечно старым, неизменным. А шиман Оллон был значительно моложе, так что проходящие годы еще отражались на его внешности. Оллона сильно согнуло, тогда как древний Тары- Ях оставался прямым. У Оллона повылазили почти все волосы и жиденькая бородка, а лицо еще больше сморщилось. У Тары- Яха волосы, хоть и были белее снега, оставались густыми, как в давным-давно ушедшей юности, а время уже не могло прибавить ему лишних морщин- все, что были ему отпущены, уже лежали на его светлом челе.
 Однако и в Оллоне имелась своя жизненная сила, и она была велика. Внешность Оллона говорила многим лишь о том, что немалую цену пришлось заплатить ему за ту силу, которая хранилась теперь у него внутри. Эта сила еще могла бороться с подступающим к его костям холодом, и шиман, как видно, до сих пор не боялся долгих путешествий по море даже в зимние морозы. Иначе, как бы он оказался вместе со своими неизменными молодыми помощниками в Кэниче, в этом пустынном краю, далеко от приветливых мест, где среди людей, в удобных жилищах можно найти тепло, уют и внимание?
 Возможно, шиман именно путешествовал от одного приветливого места к другому, и на пути оказался Кэниче. Или он в самом деле искал встречи с Тары- Яхом, зная, где эта встреча состоится. Дороги шиманов ведомы только им самим.
 И если Оллон не боялся отправляться в дальний путь, то Тары- Ях как будто вовсе не задумывался о расстояниях. Более того, он путешествовал в одиночестве. Возможно, и Тары- Ях держал путь куда-нибудь из одного места в другое мимо Кэниче, но возможно, он стремился именно сюда. Для помощников шимана Оллона вероятность этой встречи осталась под покровом тайны, таким же глубоким, как и одеяло снега, укрывшее спящую землю.
 Так или иначе, достигнув Кэниче еще в начале короткого дня, Тары- Ях установил свой торох- темное пятнышко на фоне бесконечных снегов,- забрался внутрь, зажег горящий камень и больше уже никуда не двигался, проведя остаток дня словно бы в ожидании. А когда исчезли последние, скользящие по снегам лучи низкого холодного солнца, когда в черноте небес зажглись колючие звезды, послышался хруст копыт, шорох нарт, и тогда Тары- Ях поднялся и вышел из своего тороха.
 Шиман Оллон, закутанный в меха, неспешно слез с нарты.
 -Тары- Ях,- сказал он как будто с удивлением.
 По лицу Тары- Яха скользнула усмешка, почти незаметная в темноте.
 -Арад-би, шиман Оллон,- произнес он.
 Оллон не отозвался на приветствие. Жестом он остановил своих помощников, собирающихся распрячь олья.
 -Прошу тебя в мой торох,- начал Тары- Ях.
 -Я не собираюсь гостить у тебя,- зло возразил шиман Оллон.- И не собираюсь здесь задерживаться.
 Тары- Ях улыбнулся.
 -Тогда,- сказал он,- я и не стану тебя задерживать.
 И он начал поворачиваться, словно бы собираясь покинуть Оллона.
 -Погоди. Прежде мы должны… разобраться.
 -Что?
 -Шиман Тары- Ях… я вызываю тебя на поединок!
 Согбенный своими немалыми годами и тяжелой меховой шубой, неуклюжий в ней, с разведенными руками, похожий на сморщенного ребенка, Оллон, тем не менее, попытался гордо выпрямиться.
 -Как?- Тары- Ях приподнял ухо шапки- кли, сделав вид, что не расслышал. А потом вдруг рассмеялся, обволакиваясь клубами пара.
 -Ну и ну, Оллон! Ты почувствовал себя готовым?
 -Я всегда был,- начал было Оллон, но презрительно замолчал и помрачнел, уловив насмешку.
 -А зачем тебе это?- невинно спросил Тары- Ях.
 -Ты будешь сражаться или мне тебя так изничтожить?
 После таких слов Тары- Ях прекратил потешаться и отвечал ледяным, пронизывающим как ветер- хаус голосом:
 -Пусть будет так. Я принимаю твой вызов, шиман Оллон.
 -Тогда начнем. Балом, Генюр, готовьте необходимое.
 Тары- Ях посмотрел на двоих засуетившихся над нартой помощников.
 -Хо… Торопишься, Оллон.
 -Я же сказал, я не собираюсь задерживаться. Не будем откладывать.
 -И ты не отдохнешь с дороги?
 -Я вижу, ты в нерешительности?
 -Нет, Оллон, если ты спешишь, то и я не стану медлить.
 Тары- Ях снова бросил взгляд на суетящихся помощников.
 -Крепкие ребята. А не маловато ли людей ты взял себе в помощь, шиман Оллон?
 Тот неловко дернулся, чуть не упал, запнувшись, и проскрежетал в ответ:
 -Мне не нужны будут помощники во время поединка. И еще я думаю, не так ты силен, как тебе кажется.
 -И ты пришел это проверить. Со! Давай же начнем.
 Оллон, гневно сверкая во тьме глазами, отошел назад, и помощники стали увешивать его амулетами, сунули в руки бубен и колотушку. Тары- Ях скрылся в своем торохе. Облачив шимана Оллона, молчаливые Балом и Генюр принялись ровнять и без того уже утоптанную площадку- хидасу возле тороха. Потом, натаскав из нарты припасов, они развели большой костер. Тогда, решительно откинув полог, появился шиман Тары- Ях с бубном в руке. Амулетами он увешиваться не стал, и, заметив это, Оллон только презрительно покривил губы.
 Они стояли по разные стороны костра среди теней и неровного света. Помощники же отступили в темноту и спрятались за нартой. Ороны беспокойно качали головами.
 В тишине шиман Оллон испепелял взглядом Тары- Яха, стоящего с невозмутимым видом. Оллон медленно поднял бубен, и Тары- Ях слегка кивнул в ответ. И тогда шиман Оллон низким голосом затянул свою зловещую песнь, сопровождая ее негромкими, мерными ударами. Он стал раскачиваться всем телом, постепенно входя в шиманское исступление. Его помощники, боясь смотреть, но сгорая от любопытства, выглядывали из-за нарты.
 Показалось им, что окутался шиман Оллон тенями, закружились над ним воющие на все голоса духи, а пламя костра вспыхнуло ярче. И привиделось им, что Оллон превращается в неведомого зверя. Раскатистый рев летел из его глотки, удары в бубен становились все громче и неистовей. Шипя, плюясь и дергаясь, шиман Оллон поскакал вокруг костра к неподвижно стоящему Тары- Яху. Оллон тряс головой, приседал, насколько позволяли возраст и тяжелые одежды, подпрыгивал, амулеты его звенели и бряцали. Теперь он не был похож на неуклюжего, слабого ребенка- старика. Пар поднимался от его рта вместе с воем, словно бы это духи вылетали из его горла. Тени плясали вместе с ним. Он скакал вокруг Тары- Яха и кричал:

  Жестокий, ледяной, злой холод
  Заморозил твои кости!
  Сделал их хрупкими!
  Выпил твою силу!
  Сковал тебя!
  Превратил в лед!
  У-у-у-у-у-у-у!
  Х-х-а-а-а-а-а!
  Ты ослаб!
  Бом! Со! Бом! Со!
  Падай в снег!

 Шиман Тары- Ях не шевелился, не двигался с места, будто и впрямь свирепый холод сковал его. Оллон почувствовал торжество.
 -Жрите его, духи! Жрите его!
 Вдруг шиман Тары- Ях сделал резкое движение и оглушительно ударил в бубен над самым ухом Оллона. Тот шарахнулся, и злые крики его оборвались. Тары- Ях рассмеялся во все горло и отбросил свой бубен с колотушкой. С поразительной для такого древнего человека силой он схватил шимана Оллона за шиворот и притянул к себе. В безумных, горящих глазах того мелькнул первый испуг. Тары- Ях грозно посмотрел на него, нависая черной тенью.
 -Жалкий! Посмел бросить мне вызов! Смотри на меня! Я отнимаю твою шиманскую силу! Отныне ты не шиман!
 Его суровый приговор громом поразил Оллона, а пронзительный гневный взгляд был как молния. И такую ярость, такую неумолимую силу почувствовал в нем Оллон, что все его шиманское неистовство в миг отлетело от него, и он весь затрепетал. Взгляд его прояснился на мгновение, но вместо ритуального безумия тут же заполнился животным страхом. Тело его стало безвольным и слабым.
 -Смотри на меня!- снова прокричал Тары- Ях расколовшим ночь голосом, от которого злобные духи бросились в разные стороны.- Смотри! Запоминай! Теперь ты никто! Так я сказал!
 Он близко- близко приблизил свое лицо к лицу Оллона, пронзая его взглядом до самых глубин. Оллон в ужасе заскулил. Великий шиман Тары- Ях предстал перед ним во всей своей мощи!
 -Твоя сила навсегда покинула тебя!
 Тары- Ях грубо встряхнул Оллона, чуть ли не оторвав его от земли, затем бросил его в снег.
 Оллон лежал как мертвый. Потом он начал скулить, трястись и попытался куда-то ползти. Тары- Ях глянул на него с презрением, затем обратил свой взор на прячущихся за нартой, ни живых, ни мертвых от ужаса, помощников.
 -Идите сюда,- отчетливо и властно приказал он им.
 Те на слабых ногах вышли из-за нарты, не смея ослушаться, и медленно, прячась друг за дружкой, приблизились. Оллон начал что-то бормотать, ползая по снегу возле ног Тары- Яха. Шиман грозно сдвинул брови.
 -Возьмите Оллона, бывшего шимана, заберите его. И чтобы я вас больше не видел. Везите его в Сылу, везите к Аке Аке, бегите отсюда. Прочь!
 Тары- Ях гневно топнул ногой. Перепуганные Балом и Генюр подхватили Оллона под руки и устремились к нарте. Оллон безвольно висел между ними, по-прежнему что-то неразборчиво и жалобно бормоча.
 Помощников не нужно было упрашивать поспешить. Буквально через несколько мгновений нарта развернулась, и нещадно погоняемые ороны понеслись по снегу в ночь.
 Вскоре все стихло. Тары- Ях обошел свой торох, потрепал по загривкам парочку своих олья, потом присел на нарту. Свет скрытого торохом костра здесь был неясным, но все же пробивался сквозь тени. Ороны, казалось, улыбались, глядя на хозяина, довольные его победой. Шиман вдруг весело рассмеялся.
 -Вот глупый Оллон!- воскликнул он.- Решился ведь… И какой же… впечатлительный. Ну будет теперь знать.
 Он уставился на оронов, будто это им он все объяснял.
 -Глупый Оллон,- повторил Тары- Ях, качая головой, и уже не с улыбкой, а скорее печально.- Надо же ему было… Совсем обезумел…
 
 …Следующий день назывался Амаркин- в честь орона- самца, которому минуло шесть зим. Через несколько дней придет день Лынта- пятнадцатый в луне,- и сразу за ним- день Куюк. Выходя из тороха, Тары- Ях отчего-то вспомнил об оронах с такими именами. И, вспомнив о них, невольно подумал о Руоле. Оллон ведь ненавидел Руоля. Вот бы тот сейчас порадовался. Или нет…
 Тары- Ях не стал задерживаться. Вскоре он впряг своих оронов в нарту и покинул безмолвную местность Кэниче.

 Где истоки шиманской силы? Какова она из себя?
 Давным-давно, во времена безвозвратно ушедшие со всеми прошлыми снегами, Менавит Шаф, Высокий, который странствовал по море, не без оснований полагал, что сила эта основывается на непоколебимой вере в нее. Он часто мучился по этому поводу, считая, что сам долгое время невольно пестовал эту веру.
 Однажды случилось Ихилгану, Отцу всех шиманов, кочевать на юге близ гряды Архатаха, за которым лежал Хребет Турган Туас- край неведомый и зловещий. Менавит Шаф, как обычно, путешествовал с Ихилганом, который заботился о его почтенном возрасте.
 Однажды на исходе лета Ихилган ушел на охоту, а Менавит Шаф возился на древнем кургане, обнаруженном неподалеку от того места, где первый шиман поставил свое жилище. Менавит в меру своих сил пытался делать раскопки.
 У Ихилгана была взрослая дочь по имени Кара. Она одна справлялась со всеми женскими обязанностями по хозяйству после того как жена Ихилгана умерла от хвори, с которой не смогли справиться ни он- шиман, ни многомудрый Менавит Шаф.
 В тот день Кара сидела в жилище, следила за варевом в котле и выделывала кожу скребком- кьядирэ. И вот, когда она была одна, к жилищу подъехали Высокие, случайно оказавшиеся в тех местах…

 …Менавит Шаф ни о чем не знал. Вечером он вернулся с раскопок- усталый и голодный, так и не обнаруживший ничего интересного. Но, еще не подойдя к юрте, он издали увидел двух лошадей возле нее. Менавит замер в потрясении. Уже очень давно он не видел этих животных. Лошади были взнузданы, а это значило, что они не сами по себе- их хозяева здесь.
 Медленно, с бьющимся сердцем, Менавит Шаф приблизился. И вдруг откинулся клапан, и оба Высоких вышли наружу, смеясь, навстречу Менавиту. И воззрились на него в удивлении. Так же, как и он на них.
 -Ты кто, дед?- спросил один из пришлых, справившись с изумлением. Был он коренастый, толстогубый и темный, с длинными черными усами и беспокойными, блестящими глазками. Другой был повыше, помассивней на вид, рыжий, весь в конопушках, и из-за глупого, меланхоличного выражения лица и глаз, казался каким-то недоразвитым дитятей- переростком.
 -Меня зовут Менавит Шаф,- ответил Менавит хриплым голосом на полузабытом языке Высоких. Он пытался понять свои чувства и не мог. Должен ли он обрадоваться? Или ему стоит испугаться?
 Чернявый, тот, что был пониже, заулыбался.
 -Ты ведь наш, да? Вот неожиданность! Познакомимся, что ж. Я Батавир Зод. Этот рыжий- Кувик, Кувик Заноста- парень с Той Стороны, но смышленый. Ха-ха. А что ты здесь делаешь, земляк?
 -Живу я здесь,- волнуясь, отвечал Менавит.
 -Ну дела!- рассмеялся Батавир Зод.- Куда только нашего брата не заносит! Нет, подумать только! Вот так встреча! Серьезно, что ли, живешь здесь?
 -Ну да,- Менавит отчего-то смутился.
 -Ну и ну! Кувик, ты мог такое представить?
 -Не-а,- равнодушно отозвался рыжий и конопатый Заноста.
 -Вообрази, живет здесь!
 -Ну,- сказал Кувик.
 Менавит Шаф, глядя на этих двоих, отчего-то начал сердиться.
 -Позвольте спросить, а вы сами что здесь делаете?
 -Мы?- Батавир весело поднял брови.- О, мы, как я начинаю понимать, не зря подались на север. У дикарей, как я и думал, встречается кое-что… забавное.
 Он покосился на Кувика Заносту. И только сейчас до Менавита дошло, что тот держит в руках охапку шкур. Менавит нахмурился.
 -Что… Зачем вы это взяли?
 -А?- по лицу Батавира скользнула тень.- Подожди-ка, отец, я не понял. Ты хочешь сказать, что именно вот тут живешь, а не где-нибудь поблизости? Я думал…
 -Вот мой дом,- Менавит указал рукой на юрту за спинами пришлых. Те переглянулись.
 -С этой… молодой дикаркой?- Батавир покачал головой.- Ну ты даешь, дед. А мы и не знали.
 -Где она? Где Кара?
 -Как? Это так ее зовут, эту девчонку?
 -Х-ха,- сказал Кувик Заноста, прижимающий к груди шкуры. Потом шмыгнул носом и переместил шкуры под мышку.
 -Забавно,- произнес Батавир Зод.- Стало быть, ты тут хозяин. Вот оно как. Нет, случается же, а?
 Менавит в леденящем предчувствии рванулся к юрте, но дорогу ему преградил широкоплечий рыжий детина. А чернявый Батавир разливался сладким вином, расплывался в нарочито восторженной улыбке:
 -Эх, вот приятная неожиданность- встретить земляка в такой глуши!
 -Дайте мне пройти,- проговорил Менавит.
 -Вот забавный человече!- притворно изумился черноусый.- Неужто не рад? Совсем, поди, одичал здесь. А знаешь что, отец, бросай все, поехали с нами. Мы далеко от дома… и как бы уже совсем не чужие друг другу люди.
 -Мой дом здесь,- сказал Менавит неровным от волнения голосом.
 -Да зачем оно тебе? Не понимаю,- Батавир всплеснул руками.- Тоскуешь, небось. Потерялся тут. Поехали с нами. Прямо сразу, да и все. Ничего тебя здесь не держит. Я просто не могу поверить.
 -Нет. Никуда не поеду.
 -Как знаешь,- Батавир Зод расстроенно вздохнул.- А жаль. Правда, Кувик?
 -Угу.
 -Да, жаль. Наш человек… здесь… Ей-богу, даже сердце как-то… Будто бросаем тебя тут. На произвол судьбы. Печально. Не должно быть так. Но поступай, как знаешь, земляк. Дело твое. Если что, прости. Мы бы погостили у тебя… с удовольствием, знаешь, но, увы, нам надо ехать. Прощай, отец. Извини.
 Чернявый развел руками с очень сожалеющим выражением лица и направился к лошадям. Рыжий, неуклюже ступая, последовал за ним, по пути оглядываясь на Менавита. Тот развернулся и быстро скрылся в юрте.
 Он остановился у входа, вглядываясь в полумрак. Было слышно, как снаружи Батавир Зод что-то говорит, а Кувик Заноста односложно мычит в ответ. Уголья в очаге мерцали, давая лишь немного света, наполненного тенями. Пробивающийся через отверстие вверху вечерний свет тоже был не особо ярким. И все же его хватало, особенно когда глаза привыкли к сумраку.
 Менавит увидел Кару на земляном полу, в тени, справа от входа. Она лежала, свернувшись в комочек, совсем не шевелясь, безмолвно. Старик на немеющих ногах качнулся к ней, пал на колени, приподнял невесомое тело. Одежда ее оказалась разорванной, Кара была почти полностью обнажена. Менавит в ужасе и растерянности, не отдавая себе отчета, пытался поправить лохмотья, прикрыть ее наготу. Почувствовал влагу под рукой и ужаснулся еще больше.
 Вдруг Кара открыла глаза. В полумраке Менавит увидел ее дикий взгляд. Кара напряглась, выгнулась, превратившись в сгусток нервов, как будто стала тяжелее, и резко вырвалась из рук Менавита. Отшатнулась и забилась на полу, издавая горлом тихие, но до ужаса страшные звуки. Не хрип, не стон, не рыдания, но все это вместе, только превращенное во что-то бесцветное, опустошенное, выжженное, без души, без чувств.
 Менавит вскочил и попятился. Его била крупная дрожь. Рванув в сторону полог юрты, он вывалился наружу.
 Двое пришлых еще не уехали, но уже сидели верхом на лошадях. Они посмотрели на старика. Батавир пожал плечами, виновато улыбнулся.
 -Прости, отец, мы же не знали. Нехорошо получилось, ну да всякое ведь бывает,- он сделал паузу, склонив голову, опустив взгляд.- Да ладно, не расстраивайся ты так. Ты тоже должен нас понять. Девчонка переживет. Видит бог, она завтра же все забудет. В конце концов, она всего лишь дикарка. А кстати, кто она тебе на самом деле? На дочь не похожа. А на эту… она ведь оказалась… Может, она тебе навроде как служанка, а? Ну и там… по мелочам… Ладно, что это я говорю? Ты прости нас, дед. Клянусь, ей даже приятно будет потом вспоминать. А тебе никакого ущерба,- он покосился на Кувика, на тюки со шкурами, притороченные к седлам.- В общем, что там? Все еще хочешь остаться? Не передумал? Тогда- будь здоров. Еще раз: прости, если что. Не со зла. Кувик!
 -Ну,- сказал Заноста.- Ничо.
 Менавит Шаф медленно и молча пошел на них, переставляя непослушные, негнущиеся ноги. Батавир Зод глянул на него с опаской.
 -Ну ладно, прощай,- быстро закруглился он.
 Чужаки развернули своих лошадей и поскакали прочь. Менавит остановился. Он поднял руки раскрытыми ладонями к лицу. На них была кровь.

 …Ихилган, словно почувствовав своей дарованной шиманской силой недоброе, примчался в стойбище лишь немногое время спустя. Менавит Шаф сидел у входа с опущенной головой, с безвольно лежащими на коленях руками. Что-то было такое в его позе, что тревожный холодок закрался в сердце Ихилгана. Он спрыгнул с орона.
 -Ты почему здесь, Мыыну? Холодно. Ночь уже.
 Старик поднял голову. Даже в темноте Ихилган разглядел выражение его лица и ужаснулся. Во рту пересохло.
 -Что случилось, Мыыну?
 Менавит молчал. Ихилган рванулся мимо него в юрту. Темнота, почти сплошная темнота, лишь слабое мерцание в очаге, как горящие глаза духов.
 -Мыыну!- закричал Ихилган, обо что-то спотыкаясь.- Где Кара?
 -Там,- слабым голосом отозвался снаружи старик.
 -Где?
 Ихилган подскочил к очагу, разворошил уголья, подбросил топлива. Мало-помалу огонь разгорелся. Внутренние очертания юрты проступили из темноты. Ихилган заозирался. Он увидел Кару в том углу, где она обычно спала. Она лежала неподвижно, свернувшись, поджав колени, укрытая шкурой.
 -Кара! Доченька!- Ихилган отдернул шкуру.
 Кара пошевелилась, посмотрела на отца. И вдруг закричала, а в глазах ее плескалось безумие. Ихилган отшатнулся, вскинув руки. Потом схватил ее, попытался прижать к себе. Кара начала изо-всех сил вырываться. Поцарапала отцу лицо. Тот снова отпрянул. Кара забилась как можно дальше и зыркала оттуда дикими глазами. Ихилган вновь сделал попытку приблизиться. Кара немедленно начала кричать, неотрывно и страшно глядя на него. Тогда Ихилган заботливо прикрыл ее шкурой, и она сразу же затихла. Опять лежала неподвижно, подтянув колени к животу. Ихилган, шатаясь, направился к выходу.
 Выйдя наружу, он увидел, что Менавит сидит на прежнем месте, но с запрокинутой головой. Смотрит на звезды и плачет. Ихилган грубо дернул его.
 -Что ты с ней сделал?
 Старик замотал головой, глаза его блестели, полные слез.
 -Н-не я… Приходили… такие, как я…
 -Где они?
 -Уехали…
 -Почему ты не защитил ее?- орал Ихилган и тряс старика.- Ты же Мыыну!
 -Я… опо… опоздал…
 -Мыыну!- Ихилган наотмашь ударил старика. Тот завалился на бок, но шиман снова дернул его к себе.- Это твои друзья! Зачем ты позвал их?
 -Нет,- Менавит бессильно мотал головой.
 Черный огонь, безумная ярость, дикий гнев захлестнули Ихилгана.
 -Мыыну! Что ты натворил? Почему? Ты злой дух!
 Менавит закрыл глаза, слезы текли по его лицу. Налетел ветер. Ихилган снова ударил.

 …Но вот пелена схлынула с глаз шимана, и он застыл с опущенными руками. И увидел, что Мыыну уже мертв и лежит на боку, а поднимающийся ветер треплет его волосы. Ихилган страшно, нечеловечески закричал, и вокруг него взвыли, слетевшиеся на кровь духи. И понял шиман, что отныне может повелевать этими кровожадными духами, а сила его стала ужасной.
 Наутро Ихилган отправился на поиски пришлых злодеев. Духи летели впереди него. И прежде чем закончился этот день, Батавир Зод и Кувик Заноста были убиты шиманом Ихилганом, отцом всех шиманов. И он умылся их кровью, а затем плясал, кричал и бил в бубен в настоящем шиманском неистовстве. Теперь он окончательно сделался великим шиманом, превратившись из человека в какое-то иное существо, погруженное в свой пугающий мир, опасный для простых смертных.
 Говорят, что Ихилган был первым шиманом среди луорветанов. И был он шиманом черным, кровавым, разрушающим и поистине могучим. Он больше никогда не делал людям зла, но частичка его разрушения и поныне остается во всех шиманах.
 …Вернувшись к людям, Ихилган рассказал, что Мыыну ушел на небо, оставив всю свою силу ему, Ихилгану. Люди смотрели на него и верили, что это так и есть, потому что шиман стал иным, непохожим и непонятным, словно действительно перешло в него что-то от загадочного Мыыну.
 Теперь Ихилган рассказывал людям о духах. И такие же речи вела временами его дочь Кара, ибо она стала кликушей и напрямую общалась с духами, а потом разговаривала разными голосами. Люди верили, что и ее избрал Мыыну, как наследницу частички своего великого дара.
 Все это лежит в глубокой древности, и кто знает, где истоки всех рек?

 …Говорят луорветаны, что нет во всей море становища богаче и больше Баан- Сарая. Многие годы во время тепла расцветает оно подобно цветам в благодатной местности Баан у реки Ороху, становясь все краше, все сильнее. Не стал ли Баан- Сарай центром и сердцем моры? Многие полагают, что так и есть.
 Становище заметно укрепилось, постепенно превращаясь в постоянное поселение. Прошлой зимой могущественный князец Ака Ака решил не переезжать по традиции в Сылу, где зима проходит мягче, а остался в своем излюбленном становище, и только бесчисленные стада князца откочевали вместе с пастухами на юг, где больше подножного корма. Баан- Сарай был подготовлен к зиме, появились теплые юрты, было завезено из разных мест много припасов. Зиму провели спокойно. Ака Ака тем временем строил новые планы. Пришел Эдж, и уже начались работы по подготовке к новой зимовке. Строились загоны для олья, теплые сараи, возводились склады для ороньего корма. Стада оронов больше не придется угонять в дальние края, здесь им будет легче и лучше.
 Баан- Сарай менялся. Появилось множество постоянных неразборных построек. Главная и самая большая среди них- дом самого Аки Аки. Огромный, выше всех юрт, выстроенный из привозных прямоствольных деревьев в самом центре становища, стоящий на толстых деревянных опорах. Сооружение было невиданным и внушало почтение. Достойное жилище для могучего князца. Дом, надо сказать, строился под руководством самого Аки Аки. Без него никто не смог бы вообразить ничего подобного.

 …Один из дней незадолго до великого праздника эджа выдался ветреным и пасмурным. Грозный калут Саин выехал за пределы становища, демонстративно восседая на черном ороне, который и имя носил точно в масть- Харгин. Саин давно уже предпочитал ездить на оронах только черной масти. Люди, знавшие его историю, находили в этом нечто ненормальное и пугающее. Именно убитый харгин когда-то унес душу Саина и едва не унес его тело. Но Саин и поныне был жив, и харгин, на котором он сидел, был темнее самой беззвездной ночи середины зимы, без единого пятнышка, с выпуклыми, блестящими черными глазами. И человек и орон имели вид суровый, если не сказать свирепый.
 Позади Саина- вожака ехал на некотором отдалении небольшой отряд отборных калутов. Путь их лежал на юг, но не в какое-то конкретное место. Далеко уезжать они не собирались. К тому же, Саин лишь недавно вернулся из краев восточных, где вот уже две зимы продолжались поиски затаившихся остатков племени Тэля. Впрочем, может, их уже и нет вовсе. Само становище Тэля уже наверняка и окончательно в прошлом.
 …Сегодня утром калут принес донесение, что с юга к Баан- Сараю движется странный отряд, и Ака Ака дал Саину поручение выехать навстречу. Саин и его люди были вооружены, но стычки и вообще какой-либо опасности не ожидали, ибо, должно быть, к ним ехали те гости, которых уже давно готовился встретить Ака Ака.
 Посреди равнины, возле одинокого серого камня Саин дал знак остановиться.
 -Будем ждать,- сказал он, спешиваясь.- Скоро они покажутся.
 Воины стали ждать, расположившись вокруг камня и поглядывая на юг. Саин время от времени смотрел на небо, гадая, пойдет ли дождь. Порывистый ветер был холодным и пронизывающим. Голая равнина просматривалась почти до самого горизонта, поэтому движущийся навстречу отряд заметили издали. Через какое-то время Саин слез с камня и вспрыгнул на своего черного орона. Вслед за ним и все калуты поднялись с земли и расселись по оронам. Обращенные лицами на юг, они продолжали ждать, не двигаясь с места. Послушные боевые олья стояли в ряд, похожие на изваяния. Невидимое солнце двигалось по небосводу, ветер налетал и проносился мимо. Незнакомый отряд медленно приближался. Их уже можно было сосчитать. Семь всадников, тогда как в отряде Саина было двенадцать человек, не считая его самого. Однако приближающийся отряд имел вид внушительный, немного пугающий и весьма непривычный. Мощные люди в диковинных одеждах восседали на удивительных безрогих животных. Впрочем, среди них был и один луорветан, скакавший на пегом ороне. Но шестеро других…
 -Высокие,- прошептал Саин с некоторым трепетом, облизывая пересохшие губы.
 Событие и в самом деле было просто из ряда вон. Высокие едут в Баан- Сарай! До сих пор они не забирались дальше своих торговых факторий, размещенных довольно далеко на юге, и это луорветаны ездили к ним. Видно, и правда меняется эджуген.
 С другой стороны, почему бы и не приехать им однажды в Баан- Сарай? Кто в море главный? Ака Ака- об этом многие скажут, и еще больше будут говорить, усилиями Саина и его калутов. И князец, верно, единственный, с кем нынче ведут торговлю Высокие. Он крепко взял это дело в свои руки и сам скупает и продает среди луорветанов, а потом отправляет караваны к факториям, где бойко торгует уже с Высокими. При таком раскладе, отчего бы и не уважить им Аку Аку своим визитом, приехав погостить на эдж?

 …Они приблизились и остановились напротив. Лошади фыркали, позвякивали сбруи. Саин с опаской покосился на странных животных, потом перевел взгляд на седоков. Пришельцы в свою очередь изучали отряд Саина и дружелюбно улыбались. Саину было как-то не по себе. Пожилой темноволосый Высокий с густой бородой, не слезая с седла, вдруг прокаркал на своем нечеловеческом языке:
 -Мы рады приветствовать вас. Должно быть, вы люди нашего друга?
 Саин моргнул. Высокий бросил в сторону:
 -Эй, толмач, переводи.
 Сухой, длинный старик- луорветан качнулся в седле, будто пробудившись от сна и проговорил:
 -Высокие говорят, они пришли.
 Саин нервно улыбнулся:
 -Арад-би, уважаемые гости.
 Переводчик повернулся лицом к бородатому, но тот, коротко засмеявшись, махнул рукой.
 -О, это я знаю! Мы тоже весьма арадби. Здравствуйте, здравствуйте. Вы проводите нас?
 -Они хотят ехать,- сказал старик.
 Саин кивнул. Стараясь казаться бесстрастным, не привыкшим ничему удивляться воином, он произнес:
 -Поезжайте за нами. В Баан- Сарае вас ждут и будут рады.
 -А?- бородатый вопросительно глянул на толмача.
 Тот пошамкал ртом и старательно проговорил на языке Высоких с сильным акцентом:
 -Они тоже хотят ехать.
 Бородатый хохотнул, и другие Высокие поддержали его, зашевелились в седлах, веселясь и переглядываясь с широкими ухмылками.
 -Ну что ж, едем, значит.
 -Просят ехать,- сказал старик, обращаясь к Саину. Тот подумал: эти Высокие, видно, едва- едва могут два слова связать. Как только огор их понимает?
 Бородатый меж тем говорил:
 -Посмотри-ка, лучшие аборигены при всей выкладке встречают нас. Разве не здорово?
 -Как?- переспросил старик- толмач, усердно вслушиваясь.
 -Не надо переводить. Поехали, а-то устали уже. Шевели грудями, ребята!
 Бородатый кивнул и махнул рукой. Саин кивнул в ответ и, развернув орона, коротко скомандовал своим людям:
 -Домой.
 И группа всадников на оронах и лошадях поскакала в сторону Баан- Сарая.

 …Баан- Сарай взволновался. Было похоже, что становище спешно сворачивают- такая возникла суматоха. Люди высыпали к южной окраине. Всадники уже виднелись на равнине, постепенно приближаясь. Луорветаны возбужденно переговаривались, делясь впечатлениями. Кое-кого встреча с Высокими пугала. Многие матери велели своим детям не выходить из жилищ. Попрятались и иные взрослые. Некоторые посмеивались, но лишь немногие оставались по-настоящему спокойными. Старики по привычке вспоминали былое и говорили о том, что забавно оказалось дожить до такого вот. Находились и такие, кто вообще не верил, что те далекие пока еще всадники могут быть сказочными Высокими. Впрочем, довольно многим людям из Баан- Сарая уже доводилось ранее встречаться с Высокими, наезжая в далекую факторию с торговыми караванами Аки Аки. Но и им с трудом верилось в реальность происходящего сейчас.
 Небо хмурилось, и ветер завывал, отчего некоторым делалось еще больше не по себе. Любопытство, однако, перевешивало, поэтому и собралось большинство луорветанов в поле на окраине становища.
 Между тем приближающиеся Высокие вели между собой разговор. Чернобородый, плотного сложения вожак теперь давал указания своим людям:
 -А ведите себя так, как положено в гостях. Они наши друзья, об этом не забывайте. Держите головы на плечах и думайте сами, как лучше. Грубостей и вольностей себе не позволяйте. Мы оч-чень далеко от дома, если что. Не плюхнемся, мальчики, в грязь. Все должно пройти как в сказке.
 -А развлечься можно будет?- раздался чей-то гнусавый голос.
 -А?- бородач нахмурился, но потом усмехнулся.- Ну… как я уже сказал, без вольностей. Но, думаю, в этом нас не обидят. Кстати, у них тут праздник намечается.
 -Представляем себе.
 -Да уж, поглядим.

 …Они въехали, и народ расступался, пропуская их. Все старались держаться подальше, прячась друг за друга, но в то же время пытаясь увидеть как можно больше. Саин чувствовал себя важным, как никогда. А бородатый Высокий с ухмылкой поглядывал на онемевшие лица. Потом взгляд его устремился дальше, в сторону юрт.
 -Вот,- произнес он.- Хозяин.
 Величественно, тяжелой поступью, в сопровождении рослых, нарядно одетых калутов, к ним приближался князец Ака Ака, самолично вышедший встречать необычных гостей.
 -С ним вести себя особенно вежливо, понятно?- дал указание бородатый.- Спешиваемся.
 Высокие попрыгали с лошадей, и многим стало понятно, почему их так называют. На целую голову они возвышались над большинством луорветанов. Впрочем, находились и такие, которые нисколько не уступали им в росте, но это не умаляло внушительного вида Высоких.
 Ака Ака приблизился, и гости отвесили ему поклон. Он воспринял это как должное. Глазки его сверкали, морщинистое, постаревшее лицо расплывалось в улыбке. Он был одет в самые нарядные, в самые дорогие одежды. Кафтан был расшит затейливым узором и, казалось, сверкал собственным светом даже под пасмурным небом. Круглая шапка князца была оторочена мехом, чей мягкий блеск красноречиво говорил о его ценности. Седые волосы Аки Аки, заплетенные в две косы, висели по обе стороны шапки. Князец в своих одеждах был похож на незыблемую гору. Одежды же Высоких, изначально менее дорогие, к тому же поиздержались в пути, и сами Высокие смотрели на князца, как ему хотелось думать, с благоговением, трепетом и завистью. В действительности их мысли он не угадывал.
 Бородатый, оглядев Аку Аку с ног до головы, снова вежливо поклонился, прокашлялся и начал речь:
 -Я искренне рад приветствовать вас. Безмерно счастлив, что эта встреча наконец состоялась. До сих пор мы общались через посредников, но вот настал момент…- он опять прокашлялся, не признаваясь себе в том, что чувствует себя в обществе Аки Аки, под его непростым взглядом, несколько неуверенно.- В общем, последние пять лет вы ведете дела в основном со мной. Меня зовут Изнабал Хад Гра, и я управляю известной вам факторией, являясь представителем определенного круга людей и… э-э-э…
 До него вдруг дошло, что говорит он на чужом, непонятном для здешних обитателей языке, и он стал вертеть головой, ища взглядом старика- переводчика.
 «Толмач!»- хотел уже кликнуть он, но тут заговорил Ака Ака:
 -Я тоже очень счастлив видеть вас здесь,- говорил он.- И как хозяин,- он подчеркнул это слово с видимым удовольствием,- немедленно зову вас насладиться нашим гостеприимством. Для вас- самое лучшее.
 После этого Ака Ака тепло и радушно улыбнулся. Бородатый Изнабал Хад Гра в некотором потрясении открыл рот, ибо без труда понял родную речь из уст северного князца. Ака Ака говорил на языке Высоких хоть и с определенным акцентом, но достаточно внятно.
 -А-а… ну… весьма,- Изнабал от неожиданности замялся. Пряча неловкость, он отрывисто кивнул и вопросительно посмотрел вглубь становища, потом на Аку Аку. Тот широким жестом пригласил Высоких следовать.

 …Затем они отдыхали, веселились и вели беседы. Во внушительном доме князца, несколько удивившем гостей, они делились собственными планами и строили совместные. Ака Ака объявил, что в ближайшем будущем добьется еще больших успехов в своем благородном и трудном начинании по преобразованию облика всей моры. Жизнь, уверял он, изменится. И отсюда будет несомненная выгода сотрудничеству. Изнабал Хад Гра заверил, что с тех пор как уважаемый князец затеял нужные и далеко идущие реформы, совместные торговые дела уже пошли значительно лучше, и всвязи с этим он выразил надежду, что в дальнейшем отношения будут только развиваться. Ака Ака пообещал. Высокие остались довольны. Стороны преподнесли друг другу ценные подарки. Под конец ответственной деловой беседы Ака Ака заявил, что сразу после праздника он отправляет в факторию очередной богатый караван с товаром. Сообщение Высоких порадовало, и они сказали, что с их стороны также все готово: лучшие продукты и товары дожидаются в фактории.
 Изнабал Хад Гра после некоторых сомнений лично преподнес Аке Аке бесценный подарок от купечества: новенькое, искусно изукрашенное ружье с коробкой патронов. Князец онемел от счастья. Бородатый Изнабал, пользуясь случаем, сделав печальное лицо, сообщил, что, увы, некоторые товары нынче значительно подорожали- что поделать, времена бывают нелегкими. Ака Ака, продолжая млеть, отнесся легкомысленно и заявил, что Баан- Сарай воистину богат и может позволить себе купить все. Тогда Хад Гра расплылся в широкой улыбке и объявил, что иметь дело с таким понимающим партнером весьма и весьма приятно. На том деловая часть закончилась. Высоких еще ждал прекрасный отдых в гостях и развлечение на грандиозном представлении эдж.

 …Со стороны луорветанов никто кроме Аки Аки в беседе не участвовал. Калут Саин вознамерился было подслушать, но, естественно, не понял ни слова. Махнув рукой, он бесцельно побрел куда-то по Баан- Сараю.
 Небо по-прежнему хмурилось. Вечерело. Саину отчего-то сделалось печально. Он побаивался Высоких. И где-то в глубине страшился тех изменений, которые сам же продвигал под началом князца. Но Ака Ака велик, он знает, что делает.
 И все же… Он окинул мысленным взглядом всю мору. Ее открытый лик, ее холмы, бесчисленные болота и озера… Представил, как повсюду шастают Высокие. Станет ли жизнь хороша?..
 Что это? Откуда? Что за мысли? Для Саина как будто совсем чужие. Он сам это понял, испугался и быстренько задвинул их подальше и поглубже. Тьфу!..
 Кто-то вдруг выкатился ему прямо под ноги из ближайшей бедненькой юрты. Саин вздрогнул, машинально потянувшись к кэниче. Под ногами ползала какая-то груда тряпья, откуда торчали руки, ноги и седые волосы. Темное морщинистое лицо посмотрело на Саина снизу-вверх и ощерилось в ухмылке узнавания.
 -Ок, кто идет! Кто идет- идет!
 Саин вздохнул утомленно.
 -Чего выскочил? Иди домой. Иди к себе скорее.
 -Ой- ой, кто идет!
 -Убирайся, Оллон!
 -Да ты знаешь, кто я? Глупый! Жалкий! Вот сейчас я…
 Саин, раздражаясь, замахнулся рукой, припугнув старика, и тот побежал прочь, на ходу крича:
 -Тары- Ях! Тары- Ях!
 -Только возни с тобой, старик,- расстроенно процедил Саин.
 Он пошел дальше. Почему-то остальные луорветаны старались не попадаться ему на пути. У Саина было такое настроение, что невольно он обратился мыслями к древней боли, к вечно живой своей ненависти.
 Говорили, подумал он, что выродок Руоль ушел туда, в Турган- Туас. Не спросить ли этих Высоких?
 Мысль показалась ненормальной и в то же время почему-то смешной. Саин покачал головой, сплюнул, потом коротко и зло рассмеялся.
 Вечерело, и ветер над морой крепчал.

 Все дни казались ему серым пеплом. Они были пустыми и печальными. Словно какая-то неправильная, ненужная жизнь засосала его, и теперь он уже не представлял, как из нее вырваться. Несколько раз для того, чтобы разом все изменить, он выбирал бегство, и, по- сути, ни один из них не принес ему ни спасения, ни исцеления. Уже смешно было думать о чем-то таком. Что вообще с этим делать? Теперь он не мог никуда бежать. Не было ни сил, ни желания. Не его жизнь затянула его.
 …В стране Великого Хребта тянулось очередное непростое лето. Казалось, что жизнь с каждым годом становится все сложнее. Возможно, так будет казаться всем и всегда. Но не в этом дело. В Хребте действительно что-то происходило. Некие странные процессы, затянувшийся кризис. Вероятно, это было время перелома.
 В городе городов, великой Средней, пережившей некогда свои кровавые дни, до сих пор не наступило окончательное успокоение. О Средней и поныне спорили, ее все еще делили, пытались прибрать к рукам и за нее боролись. Община Слышавших, доходили вести, пыталась вернуть контроль над сорвавшимся положением. И как будто где-то даже преуспевала в этом, вплоть до того, что иные Слышавшие, те из них, кто были как-то избраны и наделены полномочиями, даже издавали новые законы. Однако воинствующим князьям, все еще не сдававшимся в своих стремлениях относительно города городов, и далеко не всем боярам это нравилось. Они всячески пытались перетянуть чашу весов на свою сторону. Отсюда непрекращающаяся напряженность и смута, пусть уже не такая открытая и кровавая, и оттого весы эти раскачивались из стороны в сторону, как хотели. И все это, словно волны, распространялось по всему Великому Хребту. И уж конечно не могли не доходить дурные отголоски и до Верхней- второго по величине и мощи города. Хотя внешне здесь, в Верхней все было вполне благополучно и все, казалось, шло своим чередом. Но все равно, что-то было не так.

 …Руолю недавно, в начале лета исполнилось двадцать восемь лет, а в стране Великого Хребта шел триста восемьдесят шестой год.
 …День был солнечным и вполне теплым, хотя и поддувал привычный ветерок. Руоль сидел в тени за большими бочками и читал газету.
 Писали, что в городе ничего не происходит. Вернее, газета как раз утверждала обратное, но Руоль читал и думал о том, что все как всегда. На улице Мха случилась пьяная драка, вследствие чего разрушено одно уважаемое заведение. Уважаемое, как же. Заведение. Руоль с усмешкой вспомнил свои прошлые гулянки. Ерунда… Или вот- из высокого общества скандал. Боярыня Эна Ипадия Витонис увезла куда-то в глушь, подальше от глаз людских, свою нерадивую дочь Тиргу Эну Витонис, поскольку в недавнем времени та расстроила собственную свадьбу, в последний момент не пожелав связывать свою судьбу с одним очень выгодным и известным в округе женихом. Автор писанины много подшучивал и давал всяческие скабрезные советы. Это уже сплетни какие-то, подумал Руоль. Дальше… «Я слышу Слышавших»… Это уже поинтересней. К чему, мол, стремятся Слышавшие? Размышления о путях познаний, служений, но очень много масла и призывов к истинной вере, однако, странным и противоречивым образом, среди всего этого затерялось, практически между строк, такое неявное и робкое предположение: может быть, Слышавшие стремятся к власти и, во всяком случае, нуждаются в ней? Дальше… Руоль зашуршал газетой. Та-ак… Какой-то новый незначительный указ Пресветлого князя Верхней Ида Яаса… Пусто… Дальше… Что-то о Средней… Дальше… О торговле. Скучный день. Дальше…
 …Внезапно кто-то появился перед ним. Руоль поднял голову.
 -Хватит уже отдыхать, а?
 -Что?- Руоль не понял, с шуршанием складывая газету.
 -Я говорю, дома прохлаждаться будешь.
 -А-а…- Руоль нехотя поднялся и сразу стал перед этим человеком как будто ребенок.
 Человека звали Илур Дартошла, и он происходил с Той Стороны Хребта. Иной раз в разговорах он упоминал, что покинуть родные края и перебраться на эту сторону его заставила нужда, но в общем-то Руолю не особенно интересны были детали его биографии, он лишь знал, что Илур немало помотался по всем уделам и вот ныне оказался в Верхней. Дартошла, человек лет сорока, для Руоля был истинным воплощением всех Высоких, какими он представлял их раньше. Образ, закрепленный еще в детстве и которому Илур вполне соответствовал, вызывал у Руоля смутное опасение вперемешку с уважением. Огромный. С широкими плечами и мощными, привыкшими к тяжелой физической работе руками. Не то, чтобы мускулистый, нигде у него никакие мышцы не выпирали- просто здоровенный сам по себе. И лицо- колоритное, с жесткой светлой бородою, широкое лицо, твердое, и взгляд серых глаз- под стать твердости, силе лица.
 Руоль посмотрел на него снизу-вверх, будучи ростом Илуру только по плечо или даже чуть ниже. Дартошла, наклонив голову, сдвинул густые брови.
 -Читаешь?- спросил он с несколько странной интонацией, поскольку сам был неграмотен.- Работать пора!
 -Обед еще не кончился,- сказал Руоль, нервно пожав плечами.
 Дартошла повел взглядом мимо Руоля, оглядел широкий пыльный двор, обнесенный высокой каменной стеной.
 -Успеешь еще отдохнуть. А до вечера надо управиться. Видишь, сколько еще бочек? Дело надо делать.
 -Ладно,- вздохнул Руоль.
 -Давай,- сказал Илур уже подобревшим голосом.- Только так не поставь, как те. Теперь на тот пандус кати. Сейчас остальных подгоню. Где они тоже там прохлаждаются?
 Дартошла развернулся, зашагал прочь- через двор, мимо складов, к дому. Руоль поплелся к проклятым тяжелым бочкам.

 …Остаток дня проходил в привычной суете. Руоль вкатывал по деревянному настилу очередную бочку, обильно потел, слушал сальные шуточки своих товарищей, думал о чем-то своем.
 После бочек были еще ящики, которые таскали по двое, вынося из склада и ставя возле ворот, у стены, готовя к скорой погрузке и освобождая склад для новой партии. В минуты отдыха они садились в кружок, негромко, а иногда громко переговаривались. Скалот Рабаэрда- костлявый, худой и длинный детина, совершенно лысый, как обычно, посматривал на Руоля своими туповатыми хитрыми глазками. Между ними была стойкая неприязнь. Бывает, что люди с первого взгляда становятся злобны друг к другу. Вернее, Руолю поначалу было все равно, он даже старался быть дружелюбным- вместе ведь работать. Но Скалот был глуп и недалек, вечно цеплялся, пытался как-то унизить, и то, что Руоль почти не реагировал на его нападки, еще больше его раззадоривало или бесило. Возможно, причина была в том, что Руоль выглядел для него чересчур богато. Даже повседневная его одежда была сшита и продавалась в местах, в которых Скалоту никогда не светило одеваться. Будучи из Средней, Руоль невольно умудрялся следовать и даже диктовать местную моду. Скалот же всегда выглядел как оборванец. Если честно, Руоль мог бы вообще не работать, он сам решил что-то поменять, чтобы не продолжать срываться вниз. У него еще оставались кое- какие бумаги, которые он всегда мог обналичить в серебро, что и делал время от времени, да и доли от прибыли некоторых предприятий никуда не делись. Конечно, это были крохи по сравнению с его былыми доходами, но он и теперь мог позволить себе тихую, скромную, но безбедную жизнь. В общем, Руоль, даже не желая того, сильно отличался от людей своего нынешнего круга, и далеко не все готовы были это принять.
 Сейчас Руоль, нарочито игнорируя Скалота, повернулся к Висулу Дарходке, который начал о чем-то рассказывать. Дарходка тоже был выходцем с Той Стороны, тоже мотался по свету в поисках хлеба, пока не прибился здесь, в Верхней. Коренастый, смуглый, очень крепкий человек с длинными черными усами, он был другом Илура Дартошлы, их бригадира, давно его знал.
 -Вот, какие дела,- говорил Висул.- На юге сила образуется. Говорят, рать зашевелилась. Какой-то тамошний князь решил подчинить себе соседние уделы.
 -А, все они…- равнодушно махнул рукой Сагур Шартуйла- веселый, румяный мужик, которого, по виду, мало что волновало в этой жизни.- Нам-то что с того?
 Висул Дарходка качнул кудлатой головой.
 -А почему, думаешь, надрываемся теперь вдвое больше обычного? Грузим, разгружаем, загружаем?
 -Да всегда так,- хохотнул беззаботный Сагур Шартуйла.
 -Да нет, обычно полегче,- поскреб подбородок бледный Скалот Рабаэрда, заинтересовавшись и потому перестав обращать внимание на Руоля.
 -Да лишь бы платили.
 -А в чем дело?- подал голос Руоль.- Мы-то причем, в самом деле?
 -А вот притом,- сказал Висул.- Один князь ожидает осады. Бил челом нашему Иду. Тот не отказал. Какие-то там у них свои дела. Ну… головы у них светлые, далеко смотрят. А может, просто по дружбе. И вот отправятся туда обозы. Продукты, инструменты, оружие, все такое. Короче все, что мы тут грузим. Княжеские склады, а как же иначе,- Висул Дарходка коротко рассмеялся.
 -А войско?- спросил Руоль.- Войско наш князь пошлет?
 -А бог знает,- пожал плечами Висул.- Про то нам не знать, да оно и не наше дело. А вот нас, говорят, отправят. При обозах.
 -Это ты от Илура все узнал?- вмешался Скалот.
 -Какая разница?- поморщился Висул.- Узнал, значит, узнал.
 -Но это точно?- не унялся Скалот.
 -Там поглядим.
 -Не хочу я ехать.
 -Кто заставляет, парень? Ищи другую работу.
 -Ну… чего это нас отправляют?
 -Мало ли отправляли?- усмехнулся Сагур Шартуйла.
 -Но… А далеко хоть ехать?
 -Говорю же: на юг,- Висул поднял голову, обозрел окрестности.- Во Мхи, как я слышал, поедем.
 -Во Мхи?- тут вскинулся Руоль.- Это недалеко от Камней…
 Висул Дарходка улыбнулся, глянул на него.
 -Правильно. От Камней-то и ждут осады.
 Руоль ошарашенно открыл рот.
 -Камни? Нападут? Дэс Шуе?
 -Да-а… вроде так...- Висул прищурился.- Я слыхал, князя Камней так и зовут.
 -А тебе-то что?- вздернулся вдруг Скалот Рабаэрда, повернувшись к Руолю.- Родня твоя там?
 Руоль нехорошо взглянул на него, но не отвечал.
 -В газетах ничего не писали,- пробормотал он, опуская взгляд, лицо его нахмурилось.
 -Умненький!- возмутился Скалот.
 -Тихо ты!- Висул аж привстал, пронзая суровым взглядом Рабаэрду. Потом обратился к Руолю.- Еще напишут, я думаю.

 …Вечером Руоль, усталый, приплелся домой. Дорога от Складов занимала почти час. Идти приходилось через несколько кварталов, пересекая всю северную окраину города, именуемую Спады.
 Так называемые Княжеские Склады находились в нежилом районе города, обнесенном отдельной стеной. Руоль ходил на работу и с работы всегда пешком, возвращаясь в привычных сумерках, меряя шагами опостылевшие тропы, грязные проулки, подозрительные места. И так почти каждый день. Уже больше года.
 Это и в самом деле был его осознанный шаг на тот момент- найти простую, пусть тяжелую работу, а не пытаться что-то выбить, упирая на былое положение в далекой и покинутой Средней. Ничего такого, что пригодилось бы здесь, он не умел, но в грузчики, в разнорабочие сгодился.
 Работа не принесла ему ожидаемого удовлетворения, и порой он удивлялся, почему до сих пор ее не бросил. Но, по крайней мере, теперь у него была хотя бы видимость какого-то пути в этой жизни, а любой путь может затянуть, желаешь ты того или нет.
 Впрочем, можно сказать, ему еще повезло с работой, если считать, что она действительно была ему необходима. Удалось попасть на Княжеские Склады, а это место было не таким уж плохим, даже престижным для определенных людей. И платили по-божески, хотя и за суровый порой труд. Только это тоже не имело значения.
 Руоль упорно не посылал о себе вестей в Камни, к другу Димбуэферу Миту, который так и оставался для него не просто человеком, а именно Высоким, поскольку познакомились они в те далекие уже дни, когда Руоль и не мог смотреть иначе, как с неким благоговейным трепетом на это загадочное племя. Теперь, наверное, он и сам к этому племени принадлежал, но все же…
 Помнится, именно в Камни он и собирался поначалу, к Димбуэферу. Но вот застрял здесь. И словно бы что-то держит, не отпускает. Как он говорил себе тогда? «Я сам. Сам должен проложить себе путь. От самого низа- и куда угодно». Благородное желание, но что именно ему нужно? Зачем он бросил прежнюю жизнь? Чем заменил ее? Что это за дорога? Топтание на месте. С работы- на работу. Пожрать- поспать. Воистину, застрял. И с ужасом осознавал, что такое существование может продлиться до самой смерти, и вся жизнь пройдет стороной. А ведь для большинства такая жизнь- самая настоящая, о другом они и не помышляют.
 А ему вот что-то нужно. Нечто, по всей видимости, весьма призрачное, о чем многие из тех, с кем он знается, никогда не думали всерьез, может быть, лишь во снах, в грезах что-то являлось им, да и то, наверное, не оно самое. Чего же он хочет? Схватить сны?
 Всегда дорога туда и обратно давала ему время на различные думы, которыми все больше и больше полнилась голова. У него вообще хватало времени на размышления. Мысли эти очень часто не такими уж случались веселыми. По- сути, Руоль сделался очень угрюмым человеком. Его радость давно находилась где-то под холодным спудом, и вокруг себя он ее не замечал.
 Уже совсем стемнело, когда он дошел до дома. Старый город- район, где он жил, уже готовился ко сну. В половине домов свет не горел. Во многих, правда, он не горел практически никогда. А улочки… иногда казалось, что они темнее самой ночи. Впрочем, здесь, как обычно, было тихо. Не настолько, конечно, чтобы одинокий человек мог совсем уж безбоязненно шататься, совершать свои беззаботные прогулки темными ночами, но- относительно. Нормально. Руоль привык и ходил спокойно.
 Вот и дом. Темное каменное чудовище. Холодное и пустое. Руоль жил один и жил нелюдимо. Узкая дорожка. Перекошенная калитка все также скрипит. Два окна напротив, как черные глазницы. Здравствуй, дом родной, вот и я. Руоль открыл дверь, вошел. Хотел было зажечь лампу, но передумал, добрался до кровати и прилег отдохнуть. Ноги немного гудят. Вокруг- тягучая тишина. Надо сообразить ужин. Поужинать… А потом что? Лечь спать?.. А завтра утром опять на работу. Так и проходит…
 …Но что-то уже начало происходить, думал он немногим позже, сидя за темным грубым столом, не знавшим скатерти, при тусклом мерцании стоящей рядом лампы. Суп он доел вчера, и сегодня его ужин был прост: вареные яйца, мясо, хлеб, сыр- не самый черствый, из достаточно дорогих сортов. А еще кусочек копченой рыбы, под которую он приберег небольшой кувшин с пивом, охлаждающийся до поры в погребе. Что-то будет, думал Руоль. Могут послать во Мхи. Если правду сказал Висул. А Мхи могут оказаться в осаде. Дэс Шуе… Прав был Халим, неспокойный этот князь. А я ничего не знаю. Неужели Димбуэфер до сих пор с ним? Что он думает?
 Руоль встал, откинул люк в полу, спустился в погреб за пивом. Прохладное. Одна из малых радостей в череде дней.
 Они вечно ссорятся друг с другом, соседние уделы. А после событий в Средней многие вообще как с цепи сорвались. Что замыслил Дэс Шуе, что ему нужно? Зачем ему Мхи? Остановится ли он? Или пойдет дальше? На…- что там у нас?..- на Крепи? Да, Крепи… на самом северном краю Верной долины… Потом… Белая щель… а потом? Прямая дорога на Верхнюю. Не потому ли наш Пресветлый Ид Яас, заглядывая в грядущее, готовит обозы во Мхи? Или… кто их знает. Может, это обычная сделка. Но почему с самим князем, а не с купеческой гильдией, например? Нет, наверное, не просто сделка. Призыв о помощи, и возможно, что-то ожидается взамен, может быть, что-то посущественнее денег. Ну ладно, они там сами знают. А вот дружину князь послать все-таки может при таком раскладе. И значит, там… Господи, куда мне предстоит поехать? Если предстоит…
 Но Димбуэфер! Где он сейчас, как он сейчас? Если и поныне с Дэсом Шуе, как на все это смотрит? Он же так порицал Зверя Улемданара когда-то? Или нет? Нет, надо обязательно узнать.
 Ему вдруг представилась страшная картина: жестокий и властный Дэс Шуе, которого он никогда не видел и практически ничего о нем не знает, возомнил себя вторым Улемданаром, возжелал великой власти в стране Великого Хребта. Этого добиться никому еще не удавалось, но, должно быть, всегда найдутся головы, которые этим грезят. И вот он рвется к своей дикой мечте, предавая и беспощадно переступая через своих недавних сподвижников, что стояли с ним в начале пути, помогая ему делать первые шаги. Идет напролом, уничтожая их, как только они перестают быть полезными или начинают мешать…
 Что с Димбуэфером?!
 Но таков ли этот князь Дэс Шуе на самом деле?
 Ничего не известно. Кроме того, что он идет на соседние уделы. Да и то, наверняка ли… А если и так, не он первый. Мелкая грызня, похоже, везде в порядке вещей.
 Или крупная. Бывает и крупная… Черт!..
 Руоль тоскливо заглянул в кувшин, и оттуда ему черным светом блеснуло дно. Пламя лампы колыхнулось и заморгало, тускнея.
 Пошло все… узнаем. Скоро.
 Спа-а-ать!..
 …Но еще долго сон не шел к Руолю, и он лежал в темноте, злясь на это, стараясь сосредоточиться на том, чтобы уснуть, пытаясь тщетно гнать все осаждающие его посторонние невеселые мысли. Долго лежал так, пока не начал наконец скользить все глубже и глубже. Подумалось о том, что когда-то духи приходили к нему и жрали его, мучали, пытали его. Очень давно… на Архатахе… где он прятался. Он сильно изменился с тех пор. И знал теперь имена всех этих духов. Его собственные мысли. Порой они изводят страшнее, чем любой реальный дух, если таковой существует. И они всегда с ним. И он по-прежнему их боится.
 Усталость победила, и он уснул наконец.
 А пробуждение его было мрачным. Давно прошли те времена, когда он мог проснуться бодрым и радостно встретить утро. Совсем в другой жизни это было. Теперь же немало времени уходило на то, чтобы хотя бы просто раскачаться, как-то прийти в себя. С этой точки зрения неблизкий путь на работу был весьма полезен, к концу его Руоль начинал хоть как-нибудь соображать и глядеть на мир более-менее осмысленно.
 И почему он до сих пор все это терпит?
 По выработанной привычке, он просыпался в одно и то же время практически всегда, за исключением редких случаев- примерно за два часа до работы. Сегодняшнее утро исключением не стало.
 Он нехотя поднялся с постели. Пора собираться.
 Серый, постылый свет за окном.

 Из самых различных источников приходил груз на Княжеские склады, приходил и обычно надолго не задерживался, так что работы всегда хватало. Грузы бывали самыми разнообразными: от гвоздей и стекол до скоропортящихся продуктов. Иной груз обменивался, что-то перепродавалось, что-то уходило-таки на нужды города, либо же самого Пресветлого князя Ида Яаса, второго из Пресветлых князей Великого Хребта, впрочем, сейчас уже единственного, учитывая события в Средней.
 Откуда что приходит и куда уходит Руоль, естественно, знать не мог- его дело было грузить,- но он подозревал, что всего об этом не знает и сам Пресветлый князь. Да и не его это были склады, хоть и назывались княжескими, вернее, они принадлежали ему настолько, насколько принадлежал ему весь этот город. Ведь это спорный вопрос: город принадлежит князю или князь городу. Поэтому Руоль и его товарищи не являлись личными слугами князя, а были наемными рабочими.
 В эти дни работы было невпроворот. Кладовщики суматошно бегали, описывая груз, орали на рабочих, те с ворчанием перекатывали тяжеленные бочки, носили неподъемные ящики. Чего-то из затребованного князем для обозов не оказывалось на складе, это приходилось искать, покупать, обменивать, доставлять, затем перегружать на обозы. Все это делалось в спешке, поскольку на укомплектование поезда была отведена ровно неделя. В суматохе готовились телеги, в которых непременно что-то ломалось, и необходимо было срочно чинить. А то не хватало лошадей, чтобы растащить здоровенные возы, и груз скапливался под открытым небом, загромождая двор. Всегда чего-то не хватало и всегда что-то случалось. Несмотря на ясный указ князя, который, казалось бы, должен был устранить все препятствия, все делалось кое-как, то есть, как обычно. И повсюду все ругались, кричали, не зная толком, кого и в чем винить.
 Руоль по вечерам приходил домой в совершенно угнетенном состоянии. Тогда как большинство рабочих жили в бараках прямо за стеной Складов, в так называемом Поселочке, хоть весь тот район и считался нежилым, а Поселочек был как бы частью Складов, Руолю же приходилось еще и переться чуть ли не через весь город, чтобы добраться до дома. А ранним утром приходилось возвращаться. Но он даже не думал о том, чтобы перебраться в Поселочек, он был рад иметь свой дом вдали от всего.
 …Работы существенно прибавилось; Скалот Рабаэрда основательно приуныл и практически не цеплялся у Руолю. Тем лучше. Руоль боялся, с удивлением обнаружив, что страх этот велик, очень боялся поступить со Скалотом чересчур жестоко. На самом деле, это единственное, что позволяло тому до сих пор демонстрировать свои неразумные, нескладные выходки. Едва ли он подозревал, по какому опасному краю ходит. Потому что однажды терпению свойственно кончаться.         
 Неделя, хоть и напряженная, пролетела быстро, и в назначенный день, как это ни странно, обозы были полностью готовы. Но, вопреки всей былой спешке, сразу их не отправили. Потянулись дни ожидания. Руоль, нутром чуя грядущие перемены, все меньше бывал дома. Захаживал в бордели и сомнительные бары. Иногда просто бродил по улицам, по неровным каменным мостовым, задерживаясь в местах, где ему нравилось бывать- в шумном центре, в Островках или на Рынке, в парке, на площади рядом с Камнем. Наведывался и в дремучие окраины, а однажды выбрался за городскую стену, побывал в поселке, разросшемся снаружи, и еще дальше, там, где можно было в одиночестве побродить среди старых сосен.
 А лето в этом году выдавалось пока что не засушливым, но жарким. Часто налетали скоротечные грозы, погромыхивали, обрушивая короткие, но обильные ливни, и так же быстро уносились, оставляя землю во власти палящего солнца.
 Наконец ожидание закончилось, и последний вечер и ночь Руоль провел дома, готовясь к поездке. Странные чувства одолевали его. Он не знал, насколько уезжает, что будет потом, но почему-то вздыхал, глядя на эти порядком уже опостылевшие, но все-таки родные стены. Что-то в очередной раз меняется, должно измениться, и возврата может не быть. Он твердо вознамерился найти Димбуэфера, за которого с недавних пор начал переживать, а это значит, что теперешняя его жизнь, или подобие ее, тоже уходит.

 …Рано утром он забил ставни, запер дверь и покинул свой дом с рюкзаком за плечами. Документы, кинжал, пистолет, сабля- он забрал все, с чем прибыл в этот город и кое-какие мелочи из того, что приобрел здесь.
 …Вот и Верхняя уходит. Под грохот и скрип колес, отчетливый в еще почти не проснувшемся городе, под отдаленные выкрики и близкое бормотание Висула Дарходки, сливающееся с общим гулом, Руоль размышлял обо всем этом с неизъяснимой, но привычной печалью. Ночью несколько раз принимался короткий дождь, и сейчас улицы были влажными и дышали редкой для города свежестью. Солнце еще даже не показалось из-за далеких вершин, но небо уже успело расчиститься, и день, судя по всему, опять обещал быть жарким.
 Руоль трясся в большом фургоне, лежа на жестких тюках и смотрел на улицу. Дорога медленно, но все же уплывала назад. Прямо позади размеренно шагала пара тяжелых грузовых лошадей, запряженных в точно такой же фургон.
 Посмотрим, в который раз сказал себе Руоль. Он поправил рюкзак под головой, поджал под себя ноги. Вздремнуть, пожалуй. Глаза его закрылись. Тук-тук, стук-стук, скрип-скрип… Едем, значит. И ладно.
 Дарходка по-прежнему что-то бормотал, обращаясь то ли к Илуру, то ли к Сагуру, то ли неведомо к кому. Потом и он смолк. Сагур Шартуйла изредка покашливал. Кто-то отчетливо вздохнул. Тряск-скрип-тряск-стук.
 Руоль уснул. Голова его тихонько моталась во сне.