Он

Я  изнывал от безделья уже пятые сутки.
Лето порождает совершенно  особое состояние, когда отсутствие забот и проблем, требующих немедленного решения, вводит человека в этакий онобиоз, или анабиоз – пес его знает. Короче – спячку. Сон наяву. Тяжкую дремоту.
Вот, и сидишь сутками с книжкой, что твоя барышня  тургеневская. Или у  зомбоящика - тщетно растрачивая отпущенные тебе минуты, часы и дни.

Зря!
Совершенно  попусту.
И толку от подобного времяпрепровождения  не много, а отказаться от него – не хватает воли.

Да.
Это можно сделать, если в первый, или во второй день. Но – когда уже пять. То метастазы лени проявляются вовсю, и во всем: тяжело встать, трудно сходить в кухню за чаем, «ломы» дойти до магазина.
Отвратительнейшее состояние.
Да… .

И так я жил.
С одной стороны – благословенное время – каникулы. С другой  - тяжкое полубытие, почти переходящее в старческий маразм, хотя, от роду мне стукнуло всего девятнадцать лет.
И тем утром жизнь медленно стекала в утиль: ленивое пробуждение,  первый чаек, книжка, вгоняющая в скуку, и будущее – тягучее, как варенье.
И тут пришел Он.

Я почуял его, издалека.
В душе что-то екнуло: «Ой!»
Сжалось, что-то…, где-то…, как-то… . То ли сильно, то ли не очень, но чувство тревоги  заставило приподнят задницу с дивана  и походить от окна к окну, что само по себе стало явлением выдающимся для моей летней спячки.
Будто что-то должно измениться? Так кажется. Вот-вот. Не иначе…  Грядет нечто.
Под слоем жирной пыли  вдруг начала  вздрагивать душонка лентяя, обломовская  душечка. (Или не говорят так? Да, ладно!)
Что-то  должно произойти.

Я походил  по квартире и выдавил из себя несколько ничего не значащих слов домочадцам. Но плюхнуться обратно в удобную пелену убогого существования уже не смог. Так и остался стоять посреди комнаты, пока не пришел Он.

А вошел Он быстро.
Раз! И уже здесь – в комнате. Проскочил по коридору, выглянул в окно: одно второе, третье. Зачем-то форточку захлопнул. Вернулся в зал, походя,  оббегая кресла, диван, столы и  шатая шторы. Остановился. Остался.
А с ним вместе  пришла свежесть. Он мгновенно внес в мою жизнь что-то давно забытое, первобытное.
«Где же ты был? И как хорошо, что, наконец, явился!» - Думал я, с радостью ощущая  как  эта неведомая, чужая сила, тормошит  под одеялами  недельной полудремоты мою зажиревшую душонку (или душечку?). Заставляет ее  взбодриться. Окатывает холодком, лёдиком (или ледком?), и новизной, изрядно нами позабытой.

Не прошло и пяти минут с момента его появления, как сердце мое уже пело. Свежая кровь побежала по жилам, растаскивая по  телу некое хрустальное восхищение окружающим миром. Это стало таким новым и неожиданным, что восторг охватил  меня, и тут же пожелалось сотворить нечто до сих пор небывалое.

Что же мог я ему предложить, что могло бы сравниться с его свежестью и величественной красотой. С его благородством?
Только стихи.

Неумело, но рьяно, схватился я за  строчки, всколыхнувшие мозг. Как мальчишка восторженный, как влюбленный дурак к своей пассии пытался обратиться к нему. Словно к Богу…
Король – назвал его, даже не понимая, что это само по себе может звучать глупо, наивно или просто вульгарно напыщенно. Но мне было совершенно наплевать на мнение, которое родится у других  от моего стихотворения. Я творил!
Не думая о людях:

«Король! О, как я счастлив!
Как долго я мечтал,
Увидеть блеск хрустальный,
В минуту торжества…»

Неказистые, ломаные строчки.
Но они казались мне прекрасными, ведь его визит стал таким.
И я писал, потому что не мог иначе выразить наполнившее душу счастье, отряхнуть пыль забвения, лени и запустения, затянувшие  меня  в омут так сильно, что и не чаял уж выбраться. 
И, вот, пришел Он – дикий, прекрасный и необузданный ливень.