Поцелуй часть II трилогии Консервированные дни

«Французы хорошо целуются», — это была единственная мысль в моей голове, когда мы с Пьером стояли на ночной парижской улице, похожие на влюблённых с фотографии Дуано , запечатлённых камерой в суетливом людском потоке у Отель-де-Виль.

Париж как будто возвращал долг за спрятавшуюся в январском тумане Эйфелеву башню и ту поездку пятилетней давности, когда большие планы обернулись объяснением «мы просто друзья», уходящим в ночь мужским силуэтом и слезами у окна с видом на кирпичную стену. Закончилась тянувшаяся ещё с института история хорошей девочки и мальчика-плохиша. Во время учёбы мы не смотрели друг на друга: я пропадала в библиотеках, Максим играл на гитаре в группе и был невероятно крут, имея отдалённое сходство с Энтони Кидисом . Параллельные прямые внезапно пересеклись во время встречи выпускников, где-то спустя пять лет после окончания института. В списке приглашённых моя фамилия не значилась по причине «отличниц не берём». Разделение на «своих» и «чужих» внезапно пробудило в Максиме борца за справедливость и, найдя где-то номер телефона, он позвал меня на секретное собрание. Квартирник завершился далеко за полночь, на ногах остались я и ещё пара девчонок, которые занялись наведением порядка и развозом тел по домам. Мне потребовалось немало усилий, чтобы погрузить Максима в такси. Всю дорогу он сбивчиво рассказывал сны, в которых видел меня и почему-то жирафов.

— Неожиданный поворот, — сказала моя подруга Даша, когда наутро я поделилась с ней ночными откровениями. — То есть наш bad boy  все годы думал о тебе?
Женский консилиум был единогласен в своём решении: Максим ко мне неравнодушен. На выяснение того, что за отношения между нами, потребовались два года, десятки писем и sms, Skype и наконец поездка в Париж. Ко времени нашей встречи в майском Версале Максим навсегда расстался с Россией, став резидентом Швейцарии и сменив гитару на офис менеджера по продажам.

Повод для путешествия в Европу нашёлся быстро: во Франции обосновалась моя одноклассница София, уехавшая за вторым высшим образованием, а нашедшая мужа с ласкающим слух именем Антуан.

Прибытие в Париж выглядело многообещающе: в аэропорту Шарль де Голль меня ждали София и Максим с грандиозными планами по покорению туристических достопримечательностей французской столицы. Выполнять обязательную программу мы начали с обеда в брассерии , завершившегося сыром и вином, потом была арка и башня; вечер первого дня мы провели за совместным обедом ; la russe  с водкой, чёрным хлебом и икрой. В этом калейдоскопе событий отсутствовал самый желанный для меня сюжет — наше объяснение с Максимом. Спустя много лет я понимаю, что мои надежды с самого начала были беспочвенны. Его вечные исчезновения с радаров, запоздалые сообщения или молчание в ответ на мои письма, которые я объясняла всеми возможными способами, на самом деле были признаками одного — безразличия. Нет, конечно, Максиму я была нужна, но как удобный и полезный контакт, которых у него не так много осталось в России. Игра «Найди ему оправдания» продолжалась достаточно долго, и если бы, как в Forsquare , в ней можно было получать призовые баллы и бейджи, я стала бы, несомненно, королевой иллюзий. Нет интернета, недоступен Skype, плохая связь, забыл телефон, в конце концов, занят — какие только варианты не придумаешь, чтобы жить в мечте.
Телефон, социальные сети, удобные приложения — сегодня мы стали доступны для общения в любом месте и в любое время. Иногда я думаю, как бы преобразились знаменитые любовные сюжеты, если бы их герои пользовались современными средствами связи. Были бы друзьями Петрарка  и Лаура на Facebook? Общались бы Кончита и граф Резанов  по Skype? Как выглядела бы переписка Наполеона и Жозефины в WhatsApp? Почтальон уже не потеряет конверт с важными новостями; для того чтобы связаться с интересующим тебя человеком, не нужно прилагать столько усилий — достаточно нажать «лайк» или «отправить»; фотографии в Instagram, статус «онлайн» расскажут об объекте страсти гораздо больше снов и гадалок.
Легко быть пророком спустя время, когда знаешь конец истории. Там, в Париже, пять лет назад, несмотря на все знаки, я продолжала надеяться и ловить малейшие намёки на развитие отношений. Мы фотографировались вместе на мосту Александра III, смеясь над хулиганской надписью граффити «POUTINE PRESIDENT» ; хрустели багетом, запивая его вином, на лавочке у Нотр-Дама под звуки Belle  в наушниках; бесцельно блуждали по ночным парижским улицам, вспоминая легенды этого города, почерпнутые из книг и фильмов.

За одним из совместных обедов в маленьком кафе недалеко от Дома Инвалидов, воспользовавшись моментом, когда мужчины обсуждали вопросы миграционной политики Франции, София шепнула мне:
— Мне кажется, вам надо побыть вдвоём.
Я кивнула. Решение пришло само собой. Среди обязательных к посещению мест в Париже в моём списке был Версаль — довольно дальняя и долгая экскурсия, идеальная для того, чтобы расставить точки над «i» или «ё» по выбору.
— Нам завтра надо к тёте Антуана зайти, а вы езжайте в Версаль, поужинаем вместе, — София не договорила, в её глазах мелькнул первозданный ужас.
Под креслами напротив нас бежала, нет, спокойно прогуливалась огромная крыса.
— Рататуй, — улыбнулся Антуан, вспомнив забавный мультфильм .
— Париж, — констатировал Максим.
— Сколько уже живу здесь, так и не привыкла, — София пришла в себя после потрясения. — Ничего от них не спасает. Кроме котов, конечно. Именно поэтому все булочники держат пушистых охотников.

Мысль о том, что мне и Максиму нужно посетить резиденцию французских королей, была единодушно поддержана.

Когда мы стояли в очереди за билетами у золочёной ограды с изображением Солнца, я вспоминала десятки сюжетов, знакомых со школьной скамьи. Здесь разворачивались любовные интриги Людовика XIV с его многочисленными фаворитками, сюда пришла обезумевшая от голода толпа требовать хлеба у королевы, которая предложила им пирожные. В оригинале фразы, кстати, используется слово «бриошь» — особый вид сладкой и сытной булочки. Так что Мария Антуанетта подразумевала не зефир или безе, а более пригодное для еды блюдо, но, пожалуй, бедные горожане не вдавались в гастрономические тонкости французской кухни.

Наконец мы были внутри этого грандиозного дворца. Бесконечный ряд благочестивых и не очень Людовиков и Филиппов, Бланк и Беатрис сменил зал, стены которого украшали масштабные батальные сцены из истории наполеоновских войн. И хотя Версаль должен был стать декорацией для моей личной истории, как думалось тогда, вектор внимания сместился с Максима на великого корсиканца.
Когда мне было, наверное, лет 12, я случайно увидела одну из серий фильма «Наполеон и Жозефина» , с успехом шедшего по центральным каналам.
История отношений бедного, но подающего надежды революционного офицера и светской дамы с аристократическим прошлым и сомнительным настоящим заворожила меня. Наполеон с точёным профилем Арманда Ассанте  был страстен и убедителен: он любил, ревновал, прощал — так у меня появился герой девичьих грёз. В то время как мои ровесницы клеили на стены плакаты с Backstreet Boys и Take That , я упорно осваивала труды Тарле , чтобы больше узнать о кумире. Мне представлялось, как я становлюсь полноправной героиней той эпохи полупрозрачных платьев с высокой талией и на одном из перекрёстков встречаю Его, мудрым советом отговариваю от похода в Россию, устраняю Талейрана  — после всех усилий впереди нас ждёт только безоблачное счастье, где нет места Эльбе и Святой Елене.
— Сейчас дождь начнётся, — слова Максима вернули меня к реальности. За прозрачной стеной было видно, как над нежно-зелёными клумбами и изгородями нависли серые тучи.
— Пожалуй, нам надо успеть обежать парк до ливня, — опрометчиво предложила я.
Максим согласился.
Сады Версаля показали нам не всю свою красу: фонтаны ещё не работали, а пора цветения только-только начиналась. Не дойдя до половины, мы поняли, что затея по экстренному ознакомлению оказалась провальной.
В одном из закутков парка мы увидели весёлую компанию.
— Похоже на свадьбу, — Максим внимательно изучал участников торжества.
— Это она и есть, — я показала на девушку в белом платье с букетом. — София рассказывала, что родители Антуана тоже праздновали именно здесь.
— Наверное, для французов свадьба на фоне Версаля — это как в Новосибирске в сквере около Оперного, — пошутил мой собеседник.
— Представь, если бы наши одногруппники узнали, что мы здесь сейчас, — издалека я начала подбираться к важной для меня теме.
— Никто не поверил бы, — Максим поддержал разговор.
— Да, в институте мы были с разных планет.
— Помню, как увидел тебя в клубе на концерте ночью.
— Не ожидал?
— Да, это было необычно.
— Мне тоже забавно было видеть другого тебя: кажется даже, что я начала иначе к тебе относиться.
— Зауважала? — Максим с любопытством посмотрел на меня.
— Пожалуй. Стала лучше понимать.
— А в кого ты была влюблена?
— Догадайся.
— То есть ты всё-таки была влюблена в кого-то.
— А ты как думал?
— Блин, ни за что бы не поверил. Железная Штольц может любить, — Максим уcмехнулся. — Так кто же это был?
— Анатолий.
— Я мог бы догадаться.

Анатолий по всем параметрам был завидным женихом. На него заглядывалась добрая половина моих одногруппниц. Популярности способствовало несколько факторов: Анатолий был старше года на два, что создавало образ опытного мужчины, он был мрачен, молчалив — идеально соответствовал имиджу романтического героя, а также единственный обладал красной «девяткой», что по тем временам было неимоверно престижно. Я долго была неподвластна его чарам, но лёд растаял после того, как на одном из семинаров, где нужно было прочитать своё эссе по мотивам семейной истории, он выступил в защиту моего текста, в котором было слишком много метафор и переносов, что стало причиной критики. Дискуссия о достоинствах произведения была короткой, Анатолий привёл веский аргумент: «А мне понравилось». После его авторитетного мнения ехидные комментарии прекратились.
Потом было несколько месяцев переглядываний, его звонков мне домой (сотовые в студенческой среде тогда ещё не распространились), пара встреч (правда, рядом всегда был кто-то из его поклонниц) и мечты. Такой запомнилась первая любовь, и тогда я понятия не имела, что делать со знаками мужского внимания. В итоге Анатолий остановил свой выбор на более понятном и доступном варианте, а я похудела килограммов на двадцать, решив, что главное — это внешность.
Под облачным небом майского Парижа эта история казалась бесконечно далёкой. То, что когда-то было важным, волновало, не давало уснуть, в пересказе выглядело как анекдот. Рядом со мной был другой мужчина, чувства к которому представляли гораздо более сложную палитру. Думалось, что вместе мы сильнее, чем каждый в отдельности; я хотела мечтать и строить планы, в них были наши успешные карьеры и, конечно, дом, где всегда находилось место для друзей.

Немного смущало пренебрежительное отношение Максима к России и возможности реализовать себя там, но я была уверена, что это поправимо.
 
Дождь заставил ускорить нашу прогулку по засыпанным гравием дорожкам. В спешке мы успели сделать только пару фотографий. Совсем не красивых картин я ждала от королевского парка. Миллионы раз мне представлялось, как Максим возьмёт меня за руку. Это было сильнее желания близости. Ведь простой жест означает, что всё только начинается. После наступит время первого поцелуя. Без лишних мыслей «Стоит ли мне целовать его? Не рано ли?». Как в фильмах, когда порыв соединяет губы, а за кадром играет лёгкая или драматичная музыка, в зависимости от жанра картины.

Но ничего не случилось. Мы покинули Версаль такими же, как и вошли туда.
В Париже нас ждал необычный ужин. София и Антуан предложили пойти на набережную Сены, взяв с собой заранее подготовленные бутерброды с сыром и мясом и, конечно, вино.

Обычно в таких случаях пишут, что ничто не предвещало печального финала, но он тем не менее пришёл.
Перед ужином мы перебросились с Софией парой фраз, из которых она поняла, что план по покорению сердца Максима в Версале не удался.
— Может, у него есть девушка? — предположила моя подруга.
— Он говорил только, что расстался с той брюнеткой из прошлой жизни.
— Хотя зачем он тогда приехал в Париж? — не унималась София.
Не найдя ответов у меня, она выбрала самый простой и действенный способ получить информацию — задать вопрос главному герою.
Его слова прозвучали как гром посреди ночного неба Парижа:
— Да, я влюблён, и, похоже, она отвечает взаимностью, — Максим продолжил свою историю: — Мы познакомились в самолёте, на рейсе Москва — Женева.
Я отлично помнила тот вечер. Мы простились в аэропорту Новосибирска, пообещав писать друг другу. Пока на земле я предавалась мыслям, в небе Максим (как ему тогда показалось) встретил свою судьбу. В ней было прекрасно всё, кроме мужа, который оплачивал её европейский отдых.
— А она знает, что ты в Париже? — слова Софии были исполнены ядом, она перехватила инициативу в разговоре, поскольку у меня не было слов.
— Нет.
— Тогда, может быть, тебе и не стоит здесь находиться? — предложила подруга.
Вместо ответа Максим повернулся и быстрым шагом направился в сторону метро. Я молча смотрела на блики городского освещения, которые купались в воде.
На эту сцену взирал с полным непониманием Антуан. София кратко пояснила ему суть ситуации.

Друзья проводили меня до номера гостиницы, расположенной в квартале Пигаль , освещённом красными огнями «Мулен Ружа» . Была какая-то ирония в том, что слепая рука судьбы, а вернее, туроператора поселила меня в этот центр земных удовольствий, помнящий Тулуз-Лотрека  и его многочисленных безымянных муз.
Оставшись одна, наконец-то я могла снять платье, которое так тщательно выбирала перед поездкой. Оно было ужасно неудобным, но главное — ненужным. Из зеркала на меня смотрела стройная короткостриженая блондинка в красивом белье. Женщина в чёрных кружевах в отеле квартала любви — интригующее начало истории. Но это был конец иллюзий. От осознания меня накрыло волной грусти. Я заплакала.
Тысячи хороших и не очень книг говорят нам о том, что за ночью снова будет день, а за зимой — лето, и, конечно, не всегда желанное в действительности необходимо. Однако в момент катастрофы слова малоубедительны. Осознавая полную невозможность вернуть надежду, которая согревала меня ещё день назад, майской ночью в Париже я стояла в слезах перед окном с видом на кирпичную стену.
Именно поэтому в моём багаже для новой поездки во Францию не было ни грамма ожиданий. Казалось, что со страстями в моей жизни покончено. За спиной были годы измотавшей меня борьбы с ветряными мельницами и карьерного альпинизма, завершившегося болезненным падением. К 30 годам я была главой регионального государственного агентства по туризму и международным связям, передо мной открывались перспективы роста, которые не грели холодными ночами, но приятно поглаживали амбиции. Замок оказался созданным из песка. Он пал в одно мгновенье в ходе большой войны, где за престолы (в этом случае за губернаторские кресла) боролись короли, а в жертву по традиции приносились пешки. В древние времена свиту проигравшего правителя казнили, в нашу, более гуманную, эпоху в качестве инструментов используются снятие с должностей и уголовные дела. Из-за властных перестановок моя жизнь превратилась в детективный роман со слежкой, адвокатами и следователями. Увы, судьба пешки незавидна. Сейчас я понимаю, что у неё есть только один шанс на спасение: понять, что это не её игра, и действовать по своим правилам — уйти из шахмат в шашки, например. Тогда же я держалась за чёрно-белую доску мёртвой хваткой, оказавшись в итоге на самом дне. Чтобы подняться и начать сначала, мне потребовалась вся энергия и воля.
Садясь в самолёт Москва — Женева, я чувствовала только усталость. Ничего больше. В Швейцарии меня встречал Антуан. На календаре было 26 декабря, а значит, вся Европа гостила у родственников на рождественских каникулах. Родители Антуана жили в Полиньи, небольшом городе региона Франш-Конте. Мне предстояло узнать Францию изнутри, посетив самые удалённые её уголки.
Знакомство началось с брони гостиницы в городе Мушар. Сайт Booking.com показывал милый небольшой домик с садом, уютными номерами и высокими оценками гостей. Отметив галочками необходимые пункты и указав время заезда, я была совершенно спокойна, ожидая радушный приём в любое время моего прибытия. Первой забила тревогу София.

— Во сколько у тебя самолёт? — спросила она меня во время нашей Viber-конференции.
— В 22:00 будем в Женеве.
— Антуан тебя встретит, — сказала подруга и продолжила: — Но вот гостиница может быть закрыта.
— В смысле?
— Это же каникулы.
— Не думала, что каникулы влияют на отели, — неуверенно предположила я.
Хотя после моих приключений в Германии европейский сервис вызывал сомнения. В мой первый визит на родину предков я надеялась на немецкую чёткость и пунктуальность. Однако каково же было моё удивление, когда система железнодорожного сообщения оказалась далека от идеала: поезда задержались из-за коров на рельсах, я опоздала на все возможные стыковки, чуть было не пропустив свой рейс на самолёт. Поэтому информация о том, что гостиницы во Франции работают нерегулярно, хотя и была для меня новой, но не удивила.
— Заеду за ключом заранее, — предложила София.
Я с радостью поддержала её.

Самолёт приземлился в Швейцарии вовремя. На выходе из зала прилётов я попала в поток совершенно одинаковых девушек в норковых шубах: на их стандартных лицах было написано выражение победы и довольства собой. Улучшенные модели женщин — такая же неотъемлемая часть элитных европейских курортов, как, например, снег. Стоит отметить, что щедрость «папиков» с наступлением кризиса заметно снизилась, однако юные охотницы не теряют надежд.

Издали мне призывно махал Антуан. Впереди была почти двухчасовая дорога по ночному горному серпантину, главным дорожным знаком на котором был «Осторожно: олени». Картинка с рогатым представителем местной фауны в прыжке выглядела забавно, и её можно было отнести к нерадивым водителям.
Наконец мы прибыли в Мушар. Дверь в гостиницу была открыта, на ресепшен никого не оказалось. Хозяин отеля ушёл на праздники, отдав Софии ключ и даже не взяв оплату вперёд.

Солнечное ноябрьское утро, такое непривычное после сибирской хмурой осени, началось с классического французского завтрака — кофе и свежих круассанов из соседней булочной. В планах было ознакомление с Полиньи, обед с родителями Антуана и долгие женские разговоры по душам. Названия «Полиньи» и «Франш-Конте» мало что говорят в России. «Вольное княжество», а именно так переводится название земли Франш-Конте, присоединилось к французской короне только в конце XVII века. Людовик XIV выгрыз лакомый кусок у Священной Римской империи. На память о прошлом под властью Габсбургов сохранилась архитектура домов с необычными винтовыми лестницами и балконами, которая больше напоминает Испанию, чем классическую провинцию Франции.

Уже много веков Франш-Конте соревнуется с соседней Бургундией, отстаивая право на самые вкусные вина и сыры. Здесь производят нежное «жёлтое» вино с оттенком мускатного ореха и твёрдый терпкий сыр, который вызревает годами. О том, что вы попали в центр виноделия, говорят погреба в каждом доме.
— Если видишь погреб, значит здесь делают вино, — рассказал Антуан. — У моих родителей он тоже есть, но там картошку хранят, для винного ему не хватило несколько сантиметров.

Мы гуляли по мощённым камнем дорогам, которые хранили воспоминания о цокоте копыт лихих наездников. Казалось, что из-за стен, служивших когда-то целям защиты от врагов, а сейчас представлявших собой объект культурного наследия, может внезапно выйти гвардеец кардинала или мушкетёр. Впечатление усиливалось в вечернее время.

Обойдя почти весь небольшой городок по периметру, мы подошли к дому родителей Антуана, где нас ждал обед. Югетта и Стефан были рады моему визиту: в небольшом городке приезд путешественника равнялся целому событию. Стол был уже сервирован к приходу гостей: лежали простые тканевые салфетки; вилки, ножи и ложки располагались по правилам лучшего ресторана; завершал картину французского гостеприимства раритетный сервиз с изображением картин революции 1789 года.
Югетта мучительно вспоминала запасы школьного английского, но удавалось ей это с трудом. Стефан даже не делал попыток. Ещё в первый свой приезд я заметила, что язык соседей французы учат с большой неохотой, сдабривая речь акцентом. Чем дальше вы уезжаете от туристических мест, тем меньше шансов встретить говорящего на иностранных языках человека. Аперитив сменило основное блюдо — картошка под плавленым мягким сыром, похожим на камамбер, затем в ход пошли салаты, завершилась трапеза сыром и кофе.

— Мы, французы, обязательно пьём кофе в конце, — отметил Антуан. — Это помогает пищеварению.

Я не была уверена насчёт медицинских показаний к употреблению кофе, вина и жирного сыра, но после обеда точно поняла, что столовый этикет французы впитывают с молоком матери. Все регламенты подачи блюд, расположения приборов, которые в России с натугой внедряют в лучших ресторанах, здесь, в глухой деревне в горах, были естественной частью жизни. Кроме того, неотъемлемой составляющей местного порядка являлись простые украшения домов к Рождеству. Каждый торговец — будь то булочник или мясник — считал своим долгом поставить в витрину вертеп с изображением вечного сюжета о рождении Христа, еловыми ветками, бумажными бантиками. Французы в канун праздника не создают произведения искусства на конкурс, как это часто бывает в России, где лучше уж никак вместо как-нибудь. Они без напряжения, по велению сердца и традиции вытаскивают из шкафов немудрящей красоты ленты, конфетти, хлопок и делают мир немного лучше.
 
— Ты постигаешь art de vivre , — с улыбкой сказала София, когда я поделилась своими соображениями. — Здесь всё происходит с лёгкостью.
— Наверное, потому что не надо доказывать никому своё превосходство. И так понятно, где столица моды, красоты и любви, — продолжила я тему исследования французской души.
— Но до испанской или греческой беспечности во Франции далеко. Они как-то умудряются гармонично сочетать работу и умение отдыхать.
— И умение много есть и пить, — меня искренне поразил вкусный и простой обед у родителей.
— О да! Я думала похудеть, когда приехала сюда, но если вся страна садится в 20:00 за сытный ужин с разговорами, шанс обрести идеальную фигуру стремится к нулю.
— Понятно, откуда этот лаконичный завтрак из кофе и булочки, — догадалась я.
— Ага. Ты утром ещё не успел переварить вечернюю порцию, — подтвердила мою мысль София.

После обеденных возлияний отчаянно хотелось проветрить голову на свежем воздухе. Антуан предложил отправиться на пешую экскурсию по Юрским горам. Прогулка несла спасительную надежду на то, что французское гостеприимство не осядет на боках.

На выходе нас встретил сосед, похожий на Обеликса , образ завершала маленькая собачка на поводке. Он вежливо и с любопытством поздоровался. Мой разговорный французский замер на фразе: «Bonjour, ;a va» . София и Антуан обменялись с Обеликсом последними новостями. Из разговора я поняла, что подруга рассказала о моём визите.
— Твоя приятельница не говорит так хорошо на французском, — констатировал очевидное сосед.
— Да, но понимает, — София посмотрела на меня.
Я кивнула.
— Ничего, с годик пожила бы здесь — заговорила, — усмехнулся толстяк.
«Вот точно. Здесь костыль в виде английского не поможет: никто его не знает», — сказал саркастично мой внутренний голос.
Вначале дорога показалась лёгкой. Мы шли по проторённым тропинкам вверх по поросшим деревьями и зелёным мхом склонам. В декабре в Сибири лежит снег, здесь же глаза удивлялись непривычным тёмно-зелёным цветам. Наш путь становился всё сложнее. Наконец мы вышли на смотровую площадку, которая позволяла увидеть скромное обаяние французского городка с высоты.
После небольшой передышки мы продолжили наше путешествие. В одном месте к тропинке примыкал поросший мхом каменный бордюр. Антуан жестом указал на него:
— Это остаток римской дороги.

Читая в школе о могуществе Рима, сложно себе представить реальную мощь угасшей империи. В момент же, когда своими глазами видишь капитальные сооружения, возведённые в недоступной горной местности в отсутствии достижений прогресса и сохранившиеся в течение тысячелетий, ты в полной мере удивляешься настойчивости и неугомонности римлян.

Дорога становилась всё круче, приходилось цепляться за белёсые камни.
«Мне 34 года, сегодня 28 декабря, вместо нарезки оливье в кругу семьи я лезу на очередную вершину», — подумалось мне, и в ту же секунду нога соскользнула с неровной поверхности. Поток праздных мыслей закончился.

Именно поэтому я так люблю путешествия: новые места и ощущения отвлекают от размышлений. В привычном порядке, когда все движения отточены, в голову приходит всякое. Например, что на следующий год я буду уже старше героини «Иронии судьбы». Встречу ли я своего случайного Женю?
«Нет», — давала я себе внутренний ответ.

Все внезапные чувства казались мне выдумкой мастеров индустрии развлечений. Я перестала смотреть романтические фильмы, книги с мелодраматическими сюжетами пылились на прикроватной тумбочке с закладками на середине. Подозрения в неискренности вызывали даже классики. Например, Михаил Булгаков с его «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке…» .
Мы добрались до вершины. Ничего примечательного, если не считать чёрной глубины пещеры, расположившейся в самом центре белой скалы.

— Это называется «дыра Луны», — сказал Антуан. — В древности здесь было место поклонения языческим богам.
Я посмотрела на небо. Начинало темнеть, но ночной хозяйки ещё не было видно. Вдруг вспомнились слова астролога, визит к которому мне подарила подруга в день моего 20-летия: «Управляет вашим гороскопом Луна». Луна во все времена воплощала женское, тайное, исчезающее при дневном свете. Она могла быть щедрой матерью своим дочерям, но чаще за дары — недолговечные иллюзии любви и нежности, похожие на сновидения, — она брала двойную цену разочарованиями и болью утраты. Как в испанской песне Hijo de la Luna , в которой героиня, глядя в ночь, попросила Луну вернуть дорогого сердцу человека, обещая потом оплатить по счетам. Своей смертью отдала долг цыганка. Но часто, когда влюблённый просит богов о чём-то сокровенном, он не задумывается о последствиях. А боги порой отвечают и приходят за платой.

«Хочу любить и быть любимой», — мысленно несколько раз повторила я. Услышали ли меня? Луна не подала никаких знаков.
— Нам надо успеть спуститься до темноты, — сказал Антуан.
Мы начали медленное и осторожное движение вниз. К полуночи я уже лежала на кровати в гостиничном номере в Мушаре, хозяин которого так и не объявился с момента моего приезда.

Перед путешествием в Париж были намечены две важные цели. Меня ждали Безансон — столица Франш-Конте и Арк-э-Сенан — королевская солеварня, масштабное сооружение времён «короля-солнца». (Интересно, а что-то не грандиозное он создавал?) Ранним утром мы были в пустынном городке Арк-э-Сенан, наполненном указателями (на французском языке, конечно же) о том, что именно здесь находится уникальный культурный объект международного значения. Музей, расположенный в гигантском дворце-солеварне, был ещё закрыт. На просторном поле неподалеку команда готовила к взлёту разноцветный воздушный шар. Безоблачное небо и этот яркий шар морозным солнечным утром заставили нас остановиться: так может выглядеть только мечта.

Электричка доставила нас в Безансон. Административный центр Франш-Конте сегодня насчитывает порядка 100 000 человек и более 2000 лет истории, первые его упоминания относятся ещё к эпохе Гая Юлия Цезаря. Здесь расположена Цитадель — когда-то грозная укреплённая крепость, построенная Вобаном  по заказу, как можно догадаться, Людовика XIV, а сейчас красивый музей на горе. Кроме того, в этом небольшом городке всё дышит Виктором Гюго .

— Хотя он провёл здесь пару месяцев после рождения, — саркастично заметил Антуан.

Мы сделали с Софией несколько фотографий рядом с высоким стариком — уличной скульптурой автора «Отверженных». Я думала в тот момент о том, какой ироничной бывает судьба. Всего два года или целых два года отделяли меня от тюремной камеры на задворках Новосибирска, где единственным моим спасением были приключения Козетты и Жана Вальжана . С щедрым на сюжетные повороты многостраничным романом Гюго быстрее летело время.

Библиотека изолятора временного содержания весьма однообразна. Выбор ограничивается романами Шиловой и Донцовой. И хотя тюремная атмосфера не располагает к юмору, небогатый ассортимент литературы родил у меня забавную мысль: «Понятно, почему в российских тюрьмах много рецидивистов. После таких книг убивать хочется». Друзья долго не хотели передавать мне запрошенного Гюго, полагая, что он слишком печален. Я вынужденно коротала дни, листая Шилову. Ведь «Пассажир» Гранже  был закончен и передан моей сокамернице Наталье. Местами она читала француза вслух по слогам, некоторые слова были ей непонятны, но сюжетные повороты захватили неискушённый мозг целиком. Хотелось мне поставить тогда жизнь на ускоренную перемотку, чтобы все самые грустные её моменты остались далеко в прошлом, а я перешла бы к приятной части про любовь и путешествия. Но, увы, такой функции не существует, сбежать не удастся, нужно быть там, где ты оказался по стечению обстоятельств. Тогда о солнечной зимней Франции я не могла даже мечтать, это представлялось картиной из другого мира.
И вот я стою здесь, на мосту через реку Ду, за два дня до нового года, и все эти события кажутся далёким прошлым, которое было не со мной.
 
— Тебе нужно познакомиться с французом, — София была близка к тому, чтобы заняться сводничеством. — Но лучше это сделать в Париже: там выбор больше.
— Выбор французов? — попыталась пошутить я. — Шансы на встречу француза во Франции, несомненно, повышаются.
— Выбор интересных мужчин, — серьёзно продолжила София.
— Главное, чтобы мы нашли хоть какой-то общий язык, а то тут с этим туго.
— Да уж, это точно, — поддержала подруга.
— Кстати, я знаю, почему наша личная жизнь складывается именно так, — у меня появилась отличная шутка.
— Почему же? — полюбопытствовала София.
— Всё просто, — ответила я. — Какой фильм ты любила в детстве?
— «Три мушкетёра», — недоумевающе ответила собеседница.
— Да! — торжествующе подтвердила я. — А у меня «Гардемарины, вперёд!» .
София рассмеялась, она начала понимать, к чему я веду.
— Ты вот нашла своего Атоса, а я всё в поисках «последнего русского» .
— Точно подметила, — согласилась подруга.

Париж встретил нас промозглым холодом. Ветер и сырость делали температуру ;5 °C невыносимой. Живя в Сибири, где ;30 °C естественно для зимнего времени, я удивлялась, как могут европейцы мёрзнуть при нуле. Не только влажность превращала невинные градусы в серьёзную проблему, но также бережливость, когда на время отсутствия в квартире хозяев отопление отключается и дом превращается в склеп. Добавим к этому, что сомнительный ноль рождает желание надеть лёгкую парку или пальто и, конечно, не предполагает никакой шапки. Зачем пуховики и меховые ботинки? Не Канада же. А зря, зря. Меня очень спасала сибирская обувь на толстой подошве — хотя бы какая-то часть тела оставалась в тепле.
Неприветливая погода компенсировалась новыми впечатлениями. Пять лет, прошедшие с последнего моего визита, стёрли воспоминания о печальном расставании, а щедрый Париж решил не оставаться в долгу и показать себя с лучшей стороны.
Мы остановились в тихом парижском предместье, в доме у крёстного Антуана, недалеко от знаменитого Сен-Клу, где в далёком ноябре 1799 года Наполеон захватил власть. Двухэтажный особняк помнил свадьбу предков владельцев — богатых буржуа начала XX века, чьи портреты украшали стены вдоль лестничных пролётов. Мне отвели место в мансарде, в окно которой были видны соседние аккуратные сказочные домики. Ровесник здания — старый комод хранил свои тайны: религиозные книги XIX века, старинные жестяные бонбоньерки и пожелтевшие газеты.
 
2016 год между тем отсчитывал свои последние часы. В то время как Новосибирск уже жил первые минуты в 2017-м, мы прогуливались по одному из многочисленных парижских садов, расположенному у фонда Луи Виттона. В огромных лепестках из разноцветного стекла были собраны достижения современного искусства, к которым стояла внушительная очередь даже 31 декабря. В итоге мы ограничились посещением парка. Кривые зеркала, детские карусели, диковинные животные, небольшие павильоны разных стран — за 100 лет своего существования место для отдыха горожан не изменилось. Именно это и удивляло: в самом центре города больше века простиралась зелёная зона без особых изысков — просто место для прогулок с детьми, но ни у кого не возникло даже мысли построить здесь элитные апартаменты.

По дорожкам вальяжно расхаживали редкие туристы, утки и гуси. Одна птица меня особенно привлекла: ярко-рыжая с чёрным ожерельем на шее, она внимательно смотрела на нас. Я достала смартфон и сделала фото.
— Это русская утка, — сказал Антуан.
— Интересно, в чём её «русскость»? — спросила я.
Мой собеседник рассмеялся:
— Ну мы их почему-то так называем. Возможно, она понимает язык.

Мы вернулись домой, основательно замёрзнув после встречи с природой. На ужин нас ждала уже вполне традиционная французская птица — фаршированный каплун. Для меня стало настоящим откровением, что каплуны, которых так часто поедали герои Дюма, особенно Портос, были не разновидностью куропаток, а кастрированными петухами. Такие вот дивные открытия совершила я во французской кухне.
Посмотрев обращение президента Олланда к нации (в отличие от российского оно больше похоже на программный доклад и происходит за несколько часов до полуночи), мы собрались на Елисейские поля, где по традиции сосредоточено основное действие новогодней ночи.

В нашем распоряжении был удобный маленький электрокар, заранее предусмотрительно забронированный Антуаном. Однако мы проявили завидную беспечность, выехав чуть больше чем за час, — в центральной части города не осталось ни одной парковки. Я уже начала подозревать, что встречу 2017 год в машине. Однако место всё-таки нашлось, и мы побежали к Триумфальной арке.
Впереди нас ждали несколько полицейских кордонов. После ноябрьских терактов в Париже были усилены меры безопасности: группки полицейских и военных патрулировали любимые места туристов, метро, крупные торговые центры.
При входе на Елисейские поля образовалась давка. Толпа желающих отметить Новый год, который неумолимо приближался, напирала на стражей порядка, но они держали оборону, проверяя сумки и заставляя расстёгивать верхнюю одежду. С особой тщательностью они подходили к людям с арабской внешностью. Наконец очередь дошла до нас, полицейский скользнул глазами по нашим лицам и жестом показал проходить.

Световое шоу уже началось. Играла музыка, на арке появлялись и исчезали движущиеся картины из истории Франции. Рядом с нами что-то бурно обсуждала итальянская пара, чуть поодаль смеялась компания студентов, местами было слышно и русскую речь. Встреченных мною в Париже в рождественские каникулы туристов из России объединяла одна особенность — чувство собственной важности и избранности, которое сквозило во всём — от выражения на лицах до жестов.
До Нового года оставалось пять минут. Люди на улице замерли. Сюжет представления на арке изменился: теперь там показывали события 2016 года. По Елисейским полям прокатился рокот. Начался отсчёт последней минуты. Символ уходящего года — пешеход — со спокойного шага перешёл на бег. В это мгновение в воздухе повисло концентрированное ожидание, и казалось, что, если постараться, можно услышать шёпот загадываемых желаний.

«Хочу поступить в институт».
«Как же я хочу найти работу».
«Только бы операция прошла успешно».

Наконец бегун преодолел дистанцию, и ему на смену выехал маленький ребёнок на велосипеде. На фронтоне арки заиграли цифры 2017. Площадь утонула в приветственном возгласе. Елисейские поля осветили тысячи маленьких звёздочек фейерверка. Наступило время объятий. Совершенно не обращая внимания на внешность, возраст или национальность, люди поздравляли друг друга и желали счастья. С последней вспышкой салюта толпа потянулась к выходу. Мы начали движение в общем потоке.

Вдруг я почувствовала, как сумка начала неестественно сползать с моего плеча. Я с силой прижала её к себе локтем и обернулась. Вместо воришки передо мной стоял ничего не подозревающий мужчина в тёмном пальто, за рукав которого зацепился брелок моей ноши.

 — Sorry , — сказала я, вытаскивая декоративный якорь из одежды прохожего.
— Excusez-moi , — по этой фразе стало понятно, что передо мной француз.

Высокий худощавый мужчина в очках с тонкой оправой и в чёрном пальто классического кроя вполне мог претендовать на роль типичного жителя Франции в каком-нибудь российском сериале, ведь он был обладателем карих глаз, прямого носа с горбинкой и тёмной чуть курчавой шевелюры. Увидев замешательство, кто-то из его компании окликнул:
— Пьер!

Обычно в романтических комедиях именно при таких сумбурных обстоятельствах и происходит встреча главных героев. Однако какой бы красивой ни была эта история, наше знакомство с Пьером произошло по-другому.
Наша компания вернулась в особняк крёстного без приключений. Несмотря на то что мы легли поздно, разница во времени с Сибирью давала о себе знать. София и Антуан ещё спали, а я мучительно придумывала, чем можно себя занять. Письма и поздравления были проверены, ответы написаны, лента Instagram просмотрена. Руки потянулись к иконке Tinder. Приложение было установлено на телефон, но не использовалось.

Я легко смахивала фотографии влево, отметив про себя, что несколько портретов вполне достойны внимания. Пролистав порядка 30 лиц и тел, я уже хотела закрыть электронного сводника: в Париже мне оставалось прожить всего два дня, тратить их на сомнительные свидания не хотелось. В этот самый момент мои глаза остановились на молодом французе, похожем как две капли воды на актёра Игоря Костолевского . «Пьер, 34 года, Сорбонна», — гласила подпись, а могла бы — «Марин Мирою, учитель астрономии» . Небрежно повязанный шарф, карие, почти чёрные, глаза, в которых угадывалась близорукость, красиво очерченный рот — я провела рукой вправо. Ответа не пришлось долго ждать. Пьер молниеносно написал: «Hello. How are you?» .

«Неплохо», — написала я дежурную фразу.
«Что делаешь?» — спросил собеседник.
Мне ничего не оставалось, как признаться в том, что валяюсь в кровати. В конце концов, на дворе было утро 1 января. Пьер занимался ровно тем же: после бессонной ночи в компании друзей и собственноручно приготовленной фаршированной курицы он лежал на диване и изучал новогодний интернет.
«Давай выпьем кофе», — предложил новый знакомый.
«Хорошая идея. Где?»
Утро 1 января переставало быть скучным.
«Встретимся у станции Денфр-Рошеро. Через два часа», — уточнил француз.
Я слабо представляла, где такая станция, но согласилась.
За завтраком я посвятила Софию в свои планы.
— Ого, — удивилась подруга. — Новый год начинается бодряще. Дай хоть посмотреть на этот рождественский подарок.
Я показала фотографию из Tinder.
— Неплохо, — отреагировала София. — Ещё и Сорбонна. Губа не дура.
— Вот и проверим уровень высшего образования в университетах Франции, — улыбнулась я.

Остановка метро, где мы договорились встретиться, находилась недалеко от дома крёстного Антуана. Несколько небольших традиционных кафе и яркий McDonald’s составляли весь антураж этого места. Пьер выбрал самый очевидный ориентир — жёлтые буквы известной сети. Ошибиться было невозможно.

Выходя из подземки, я заметила тёмный силуэт на фоне яркой рекламы недорогих завтраков. Единственным отличием реального Пьера от Пьера из Tinder были очки, но они только добавляли интеллигентного шарма молодому французу.
— Привет! Я Пьер, — даже в классическом приветствии читался французский акцент.
— Я Анна. Куда пойдём?
— Точно не в McDonald’s. Я бы отдал предпочтение чему-то более традиционному, — сказал мой новый знакомый.
— Прекрасный выбор, — поддержала я.

Мы зашли в ближайшее маленькое кафе, где от силы можно было насчитать столов пять. Я остановила свой выбор на эспрессо — хорошее начало короткого разговора без особых перспектив на продолжение.
Пьер оказался финансовым аналитиком и страстным любителем путешествий. Тот факт, что я из Сибири, произвёл на него неизгладимое впечатление.
— Я подумал, что ты из Швеции, — сказал он, взглядом указывая на мой синий свитер со снежинками.
— Там тоже холодно, но нет. Я из далёкой России.
— Как тебе Париж? В первый раз здесь? — поинтересовался Пьер.
— Нет, во второй. Париж прекрасен, но я здесь мёрзну, — говоря это, я уже догадывалась, в какое русло пойдёт разговор.
— Но ты же из Сибири, — удивился Пьер.
Пришлось долго рассказывать о климатических особенностях сибирских городов, жарком лете и морозной зиме, хорошо протопленных домах, но у меня складывалось впечатление, что Пьер ничего не понял. Он жил в мире стереотипов коренного парижанина, где Россия была страной красивых дев, богатых шуб, валенок, троек и, конечно, медведей.

— Я читаю Толстого, — француз решил поразить меня своими глубокими познаниями.
— Что именно? «Анну Каренину»? — я внутренне усмехнулась.
— Нет, «Войну и мир». Взял второй том у родителей.
— Там есть Пьер и много говорят на французском, — разговор о русской литературе 1 января меня веселил.
— Ага. И ещё Наташа Ростова.
— О да. Похоже, Пьер, я знаю, что ты загадал себе в подарок на Новый год, — у меня родилась превосходная шутка.
— Что же?
— Знакомство с русской девушкой.
Пьер оценил мою находчивость. Наша беседа продлилась дольше чашки эспрессо.
— У меня есть идея, — поделился Пьер.
— Какая же?
— Самая французская, — он подхватил мою иронию по поводу культурных стереотипов. — Пойдём смотреть Эйфелеву башню.
— Отличный план.

Мы попросили счёт, каждый заплатил за себя.
Башня оказалась совсем недалеко от места нашей встречи. О приближении к ней свидетельствовали группы туристов и как из воздуха возникающие торговцы миниатюрными копиями достопримечательности.
Половину металлической конструкции скрывал туман.
— Башня на каникулах, — пошутила я.
— Точно.
Мы обошли конструкцию. Пьер сделал пару снимков со мной у подножия.
— План по посещению Парижа выполнен. Надо срочно выложить в Instagram, чтобы все точно поняли моё местонахождение. Но сначала надо погреться, — я успела замёрзнуть за время нашей романтической прогулки.
Пьер одобрил мою мысль, и мы заскочили в очередное кафе. На старых столах стояли салфетки в ярких старинных жестяных коробочках с изображением смеющегося темнокожего человека. Надпись на них гласила: «BANANIA».
— О, это очень известная марка. Их упаковку не раз обвиняли в расизме.
— А, понятно.

Мы заказали какао. Общение с Пьером нельзя было назвать лёгким. Ему непросто давался «вражеский» английский, а я начинала сомневаться в своём. Но с ним первое утро года не было сонным и скучным, оно будоражило и заигрывало. Париж, куда я ехала без ожиданий, хитро подмигнул и сделал всё, чтобы остаться в моих воспоминаниях романтичным городом. В пакетное предложение «Постигаем art de vivre в Париже» входили необычное знакомство в новогоднюю ночь (утром действует скидка), элегантный француз со знанием романа «Война и мир», прогулки по Марсовому полю, посещение традиционных кафе.

— Рада была познакомиться, — на прощание сказала я.
— Увидимся завтра? — спросил он.
— Почему бы нет, — согласилась я.
— Я работаю до 18:00. Можно после, — Пьер начал уточнять детали, перебрасывая мостик из настоящего в будущее.
— Отлично. У меня в планах «день сувениров», а вечер свободен.
— До встречи.
Дома меня ждали две пары любопытных глаз.
— Как прошло? — с порога набросилась на меня София.
— Договорились на новую встречу, — игриво ответила я.
— Ну ты даёшь! — подруга подмигнула. — Если верить приметам, год будет насыщенным.
— Начало вышло интригующим.
Антуан слушал наш диалог с интересом и непониманием. София коротко рассказала ему об удачном свидании.
— Пьер, — ехидно затянул француз на манер песни Belle.
— Ха-ха, — отреагировала я, криво усмехнувшись.

Моя прогулка стала темой вечера. Наша международная компания за несколько часов составила сносный психологический портрет моего нового знакомого, которому позавидовал бы Шерлок Холмс. В дело были пущены Facebook, LinkedIn, а также информация, которую мне удалось узнать при встрече. Образ Пьера рисовался вполне достойным, но я не хотела думать про завтрашний день. Планы — верный путь к разочарованиям, а их в моей жизни было предостаточно.

Однако любитель «Войны и мира» не исчез, он решил чётко следовать правилам встреч. В 18:00 на своём смартфоне я увидела сообщение: «Привет! Что делаешь?».
«Только что вернулись с Монмартра. Сувениры покупала».
«Не хочешь пройтись?»
«Давай».

И хотя ноги гудели после марш-броска по любимому месту парижской богемы XIX века, а чемодан не был собран перед ночным рейсом, я приняла предложение, которое делали мне Пьер и Париж.
Мы встретились уже у метро Сен-Лазар. Уличный музыкант мастерски исполнял Hallelujah  Коэна, которая в моём рейтинге песен о любви всегда входит в топ-5.
 
I've heard there was a secret chord
That David played and it pleased the Lord.
But you don't really care for music, do you?

Под аккомпанемент этой вечной мелодии о разрушающем и оживляющем чувстве, взявшись за руки, как романтическая парочка, мы изучали необычные рождественские витрины известных марок. В некоторых из них показывали целое представление: игрушечный ангел спускался к удивлённым детям, которые хлопали в ладоши, маленькая девочка-кукла примеряла мамины туфли. Всё двигалось, мерцало, завораживало.
— Как прошёл твой день? — спросила я.
— Неплохо для начала рабочей недели после каникул. У тебя?
— Вполне. Купила всем Эйфелевых башен.
— Здорово. А я вот подумал поехать в Россию в апреле.
— Отличная мысль. Куда именно?
— Мой друг рекомендовал мне Санкт-Петербург.
— У друга есть вкус, — улыбнулась я.
— Ещё я смотрел «Адмиралъ» , — похоже, Пьер серьёзно подготовился к встрече.
— Где ты его взял? — моему удивлению не было предела.
— Заинтересовала обложка диска, вот и купил.
— И как тебе?
— Мне понравился. Очень.
— А мне нет, — сказала я.
Мой ответ прозвучал грубо, пришлось пуститься в объяснения:
— Ты знаешь, в этом фильме излишне романтизируется белая армия. Не то чтобы я ратовала за какую-то из двух сторон, но однозначно против деления на правых и виноватых. Кровь и грязь были везде. И Колчак далеко не святой.
— Понимаю, о чём ты. Кстати, может, сходим в кино? — Пьер указал на кинотеатр Gaumont, который расположился в шаговой близости от нас.
Яркая вывеска будила воспоминания о старых французских комедиях и приключенческих фильмах, которые были частью моего детства.
— Мне завтра рано вставать, так что я лучше бы поболтала с тобой.
— Хорошо. Тогда в кафе, — Пьер повернул в один из переулков, увлекая меня за собой.
Внезапно он остановился и показал на дом, мимо которого мы только что прошли. Монументальное сооружение было украшено богато, но не вычурно. В Сибири такое строение наверняка стало бы музеем, здесь же жили люди.
— Традиционные парижские балконы, — одной рукой Пьер взял меня за талию, как бы помогая правильно выбрать обзор.

Я не оказала сопротивления. Мой проводник склонился надо мной и поцеловал.
Первые поцелуи бывают разными. Иногда соединение губ — результат желания с одной стороны и долгих размышлений — с другой. В этом случае кто-то ждёт, а кто-то отмеряет время, следуя логике отношений, понимая, что вот здесь и сейчас можно и нужно позволить. Порой поцелуй — победа решительности над сомнениями, но самый желанный знак сближения — тот, в котором нет раздумий, а есть одномоментное слияние. Бывает и такое, что обстоятельства, убеждения или страх побеждают стремление к близости, — тогда поцелуй остаётся только в мечтах, а момент — в памяти. Так мы устроены: не доведённое до логического финала действие, внезапно оборвавшийся сюжет гораздо дольше владеют нами, чем события, идущие по плану.

Наш с Пьером поцелуй был для меня лекарством от мыслей. Он возвращал меня к жизни здесь и сейчас, без вопросов о гипотетическом будущем и погружения в прошлое. Был промозглый январский день, я стояла на парижской улице и целовалась с аристократичным французом, не обращая внимания на прохожих.
Холод заставил нас искать укрытие. Повторять судьбу Джека и Роуз из «Титаника»  наша пара была не готова. Недолго мучаясь с выбором, мы зашли в ближайшее кафе.
— Давай поедем в Санкт-Петербург в апреле вместе, — предложил Пьер.
— Отлично. Буду твоим персональным гидом, — я поддержала его, хотя понимала, что второй встречи у нас не будет.
Не знаю, откуда взялось это осознание. Несмотря на него, я продолжала пить кофе, улыбаться и строить план совместной поездки.
— Утром самолёт, — констатировала я очевидное. — Я ещё не собрала чемоданы.
Мой спутник внезапно погрустнел, мне даже показалось, что он вот-вот заплачет.
— Но мы же не навсегда расстаёмся, — соврала я. — Апрель совсем скоро.
— Уже завтра ты будешь в Новосибирске. Чем займёшься? — мысль о моём скором отъезде не прекращала волновать Пьера.
— Работой, работой, работой.
— А в свободное время?
— Посмотрю кино. Может, напишу рецензию.
— Так ты писатель? — изумился собеседник.

В его голосе было столько энтузиазма, что я даже немного опешила.
Было почти невозможно перевести на английский мой сумбурный внутренний монолог, который звучал примерно так: «Я не совсем писатель. То есть пишу кое-что. Иногда. В смысле, до 24 лет писала, потом перестала. А сейчас сочиняю эссе для друзей в Facebook». Поэтому я сказала:
— Да. Пишу о кино и об истории своей семьи.
— Как успехи?
— Неплохо. В прошлом году вот даже предприняла небольшую экспедицию в родные места моей мамы — Арзамас. Это недалеко от Нижнего Новгорода, на Волге.
Пьер с пониманием покивал. Я углубилась в галерею фотографий на смартфоне. Наконец, когда нужное изображение было найдено, я с гордостью продемонстрировала его Пьеру. На чёрно-белом снимке 20-х годов XX века, вытянувшись, стоял дед моего прадеда Иван Фёдорович. Чем-то похожий на Тургенева, в аккуратном френче и галифе, он являл собой образец уверенности и мужественности, впереди него на стуле расположилась его жена (мачеха моей прабабушки) и моя маленькая мрачная бабушка с кошкой в руках.
— Вы выглядите совсем как мы, — удивлённо сказал Пьер.
— А ты думал, мы в шкурах медведей ходим? — рассмеялась я.
— В смысле, у моего отца такая же коллекция старых снимков.
— Ну да, ну да. У меня есть ещё одно неисследованное направление. Это Грузия.
— А что там?
— Моя прабабушка оттуда. Буквально месяц назад об этом узнала.
— Поедешь?
— Пока не знаю.
Кофе был допит. На часах доходила полночь.
— Уже пора.
— Да, конечно, — подтвердил Пьер.
Фонари освещали пустынные улицы.
— Покажи мне, как целуются в Сибири, — предложил спутник.
Я коснулась его губ.
— Что это за вкус? — спросил Пьер.
— Вероятно, латте, — непонимающе ответила я.
— Нет, это вкус сибирских морозов, — в голосе француза прозвучали нотки самодовольства.
Мы продолжили исследование национальных культур через поцелуи.
— У вас в Париже нет законов против поцелуев на улице? — пошутила я.
— Нет. А в России?
— Тоже нет.
После небольшой передышки наши губы снова соединились.
— Мне действительно пора, — грустно сказала я. — Ехать с пересадками.
— Я провожу тебя.
Мы дошли до небольшой площади, где находилась станция метро. Пьер нарушил молчание, указав на небольшую скульптурную композицию:
— Это парижский фонтан. Один из символов города. Сейчас зима, всё сухо, а весной здесь бьёт вода, и её можно пить.
— Стоит увидеть, — улыбнулась я и нежно поцеловала моего парижского проводника.
Казалось, Пьер хотел что-то сказать для отсрочки расставания, но слов не нашлось, и мы пошли каждый своей дорогой.

В насыщенных характерами и событиями многосерийных фильмах порой возникают сюжеты, которые как будто бы имеют перспективу, но внезапно обрываются. Продюсеры сочли линию невыгодной? Или это был лишь штрих, чтобы показать характер героя? Так и в жизни. Кому суждено сыграть в ней главную роль? А кто станет лишь мгновением и полутоном?

Историю о бурном романе с французом не утвердили на общей планёрке мои внутренние сценаристы и драматурги обстоятельств. Но Пьер дал мне гораздо больше, чем мимолётное приключение в дороге: он позволил мне снова почувствовать себя живой, любопытной, ещё очень многого не познавшей, например поцелуев в полночном Париже. Он пробудил во мне желания, которые казались давно забытыми. Правда, было совершенно непонятно, что ждёт завтра, но неизвестность не пугала, скорее, заставляла с приятным волнением предвкушать грядущие события, так же как зритель ждёт продолжения своего любимого сериала.
Как я и думала, планы о покорении Санкт-Петербурга в апреле растворились в небе вместе с самолётом Париж — Москва. Совместная поездка, полная романтических моментов, выглядела соблазнительно, но меня манило другое направление. Подчинившись порыву, я купила билет до Тбилиси.

14.06–02.08.2017
Новосибирск

Для оформления использована фотография Р. Дуано