Проект

Виктор помассировал виски и с усилием поднял гудящую голову. Кроме него в кабинете осталось всего  двое сотрудников, теряющихся среди десятков пустых рабочих столов. Мисс Джеферсон, худосочная старая дева, благоухающая дорогими, но давно вышедшими из моды духами, сидела на своем месте у двери в подсобку и ленивым взглядом смотрела на дисплей, кликая мышкой. Время от времени они поправляла очки, сползающие на кончик мясистого багряно-красного носа. Третьим человеком в огромном кабинете была миниатюрная брюнетка – молодая стажерка с умилительной фамилией Ханни. Едва заметная за огромным монитором, она будто пряталась в углу под раскидистой декоративной пальмой, с которой никто не удосужился снять цветастые бумажные гирлянды, развешенные по случаю какого-то праздника. Мисс Ханни работала, в отличие от мисс Джеферсон, вне всякого сомнения, сидящей на сайте какого-нибудь интернет-магазина и Виктора, мающегося с похмелья. Сосредоточенно прикусив губу, она быстрыми, отточенными жестами набивала данные и время от времени что-то проговаривала себе под нос.
За наружной стеной из толстого, слегка затемненного, стекла царила испепеляющая жара. Белое солнце, точно вырезанное из листка бумаги, стояло точно над шпилем офисной башни «Global Information Networks». Светило осторожно плыло по пронзительно сапфировому небу мимо этой острой пики, увенчанной поникшим флагом Научной Федерации, боясь поцарапать свое мягкое брюхо. Термометр, нагретый его беспощадными лучами, показывал 45 градусов по Цельсию, и безлюдный город внизу истомлено втягивал раскаленный воздух, испуская пары плавящегося асфальта. Казалось, само пространство в плену этого июньского зноя, съеживалось и пузырилось, как горящий полиэтилен.
«Зря вы сидите под кондиционером, мистер Фрэйзер, - проговорила мисс Джеферсон. Она уже успела вооружиться пилкой и полировала свои ногти длинные, как у мраморных гарпий, обживших фасад башни, и выкрашенные в жуткий оранжевый цвет. Вряд ли мисс Джеферсон намерено шла к тому, чтоб являть собой эталон безвкусицы, но женщины, выглядящей более вульгарно и отталкивающе, Виктор не знал. – Простудитесь».
«Спасибо, Дебора, - на правах руководителя отдела он обращался к работникам по имени. Подобные мелкие привилегии, по мнению специалистов, отвечавших за здоровый климат в корпорации, способствуют ненавязчивому укреплению субординации без ущемления чьих-либо прав. – Просто душно очень».
«Самое жаркое лето за последние двадцать пять лет» - неуверенно пискнула и тут же осеклась мисс Ханни. Такова была ее манера общения, расстаться с которой девушка никак не могла, не смотря на теплое отношение со стороны коллег. Штатный психолог по секрету сообщила, что мисс Винслоу, мать мисс Ханни, была органицианкой, и это пагубно отразилось на психике дочери, росшей без отца. Мисс Винслоу, как и все активисты того движения, горячо протестовала против внедрения искусственного интеллекта в сферы жизни, гордо отказывалась от всех благ, связанных с его использованием, в виду чего семья оказалась за гранью бедности, и маленькая Чейси была изгоем в обществе. Когда же не выдержал всего этого безумия и ушел мистер Винслоу, мисс Винслоу переписала дочь на свою девичью фамилию, себе по непонятным причинам оставив фамилию мужа. Пружина сумасшествия стремительно раскручивалась, и социальные едва успели перехватить мисс Винслоу, которая, взяв с собой дочь, собиралась с группой единомышленников ехать жить в леса в знак протеста против того, что они именовали «роботизированным обществом». Ярую органицианку лишили материнских прав, Чейси определили в приют, где она восстановилась физически и морально, но печать безумия, доставшаяся в наследство от матери, пристала к ней до конца дней.
«Замечание, достойное сотрудника отдела статистики», - через силу улыбнулся Виктор и утер пот со лба. Его мучили приступы тошноты, подступающие к горлу, как магма к жерлу вулкана. Именно такие ассоциации рождались в мозгу Виктора, истязаемом жарой и похмельем. Он прикрывал глаза и сквозь смеженные веки смотрел на пальму, нависшую над мисс Ханни. Ему грезился пустынный пляж, пологий песчаный берег, плавно нисходящий в бирюзовые воды океана, шезлонг, спрятавшийся в тени огромного зонта, непременно - нежно-салатного цвета и холодные коктейли в высоких стаканах из тонкого стекла, ощетинившиеся трубочками и всякой бесполезной мишурой, как защитники какой-нибудь осажденной крепости – копьями. Музыка, там обязательно должна быть какая-то музыка. Только негромкая, ради всего святого, негромкая! Гавайские гитары, как они там правильно называются, вполне сойдут. Легкие, протяжные, ненавязчивые мотивы, льющиеся под умиротворяющий цокот кастаньет…
Хлопнула входная дверь, и Виктор, не открывая глаз, безошибочно определил посетителя. Во-первых, в башне осталось не так уж много людей, во-вторых, во всем мире не было другого такого человека, который мог так отвратительно хлопать дверью, как мистер Палмер. Этот тучный, словно вставший на задние лапы бегемот, мужчина вообще все делал неповторимо отвратительно. Он отвратительно выглядел, отвратительно говорил, отвратительно ел, отвратительно шутил и не менее отвратительно смеялся, брызжа слюной. На его гладком, неизменно улыбающемся лице, состоящем из неисчислимого количества щек и подбородков, узкими щелочками прятались заплывшие бесцветные глазки, и едва угадывался нос-пуговка.
«Доброго утречка! - пророкотал мистер Палмер («Просто Ник, я вас умоляю, мы же не чужие люди!») во всю мощь своего объемистого чрева. – Как у нас поживает управление?»
«Пока без перемен, - неприветливо процедила мисс Джеферсон, не удостоив толстяка ни приветствием, ни взглядом. – А что у вас?»
«Миссис Мерфи ушла, - с готовностью сообщил Палмер, усаживаясь на стул. Холодный прием был матерому болтуну, как слону – дробина.– Не больно-то порядочно, я вам скажу, уходить, не предупредив коллектив. Это, конечно, личное дело каждого, но ведь существует неформальная корпоративная этика. Верно я говорю, Виктор?»
Еще один гадкий штрих в портрете мерзкого колосса – привычка втягивать людей в свою болтовню.
Мистер Фрейзер неопределенно хмыкнул, и Палмер оставил его в покое, изливая на женщин беспорядочный поток информации. Взгляд его маслянистых глаз хищно скользнул по стройным загорелым ногам Чейси, вставшей, чтоб набрать воды в кулере, и вновь вернулся к потолку.
«На днях прочитал, что лишний вес – это такой же неотъемлемый момент эволюции, как появление у человека разума, - сообщил Палмер, лихо вскочив на свою любимую лошадку. Он принадлежал к движению бодипозитивистов, что предпочитали притянутое за уши «принятие себя такими, какие есть» тяжелой работе над своим телом. – Новейшие исследования говорят, что показатели работы мозга напрямую зависят от запасов энергии в организме. То есть, мозг интенсивней функционирует у людей, имеющих, чем его питать, - он рассмеялся и довольно хлопнул себя по обтянутому рубашкой животу. – Вы же видели отцов Проекта? Они все достаточно плотные парни!»
«Плотные, а не жирные, и это от сидячего образа жизни, надо думать, - бестактно одернула его мисс Джеферсон, редко утруждающая себя выбором слов. – У моей соседки был племянник-инвалид, едва мог связать два слова и передвигался на инвалидной коляске. Он весил почти полтора центнера, Николас».
Смущенный Палмер пробурчал что-то о чертовых органицианках, отказывающихся пользоваться программами контроля беременности, и выскочил из кабинета.
Вновь воцарилась тишина, изредка нарушаемая кликами мыши и стуком клавиш. Едва слышно гудели кондиционеры. Солнце прошло зенит, успешно миновав острый шпиль. Зеркальные окна были словно объяты пламенем, стекающим по его глянцевой поверхности. Башенные часы показывали без четверти час, близился обеденный перерыв.
«Чушь какая!» - фыркнула мисс Джеферсон, не то заочно комментируя слова Палмера, не то вычитав что-то интернете.
Виктор в который раз последние несколько мину помассировал виски и подставил лицо струе ледяного воздуха, тянущейся из кондиционера. Тошнота отступила, в голове немного прояснилось, белоснежный натяжной потолок отдалился, вернувшись на свое место и перестав давить на глаза.
Проект. Сколько всего таилось за этим емким, броским словом. Сто с лишним лет исследований. Разработка механизмов погружения в стазис - долгосрочную контролируемую клиническую смерть, отслеживание деятельности человека в этом состоянии. Разработка нейроинтерфейса, способного создавать проекции работы мозга. Кропотливый отбор добровольцев, эксперименты на людях, возмущение мировой общественности, противодействие и угрозы сильных мира сего – предводителей стран и конфессий. И все ради того, чтоб две недели назад, второго июня 2236 года группа скромных ребят созвала конференцию и заявила – да, существование после смерти имеет место быть, и оно никаким образом не связано с догматами мировых религий. За порогом человека ждет персональный мир, в котором он сам является демиургом. Этот факт, научно доказанный в течение сотен тысяч экспериментов, так же объясняет бесконечный рост вселенной. После конференции для широкого доступа были опубликованы все исследовательские материалы, включая видео, снятые нейроинтерфейсом, в которых подопытные, пребывая в искусственно поддерживаемой клинической смерти, творили свои миры. Так же приводились данные взаимосвязи ощутимого скачка объема матери вселенной при одновременном погружении в стазис нескольких сотен людей, и его падения – при выведении из стазиса.
На первых порах Проект смешали с грязью, обвинив его участников в мошенничестве, богохульстве и подстрекательстве к самоубийству. Но, не прошло и двух дней, как мировая сеть прогнулась под потоком выкладываемых ботами видео с нейроинтерфейсов. Волна самоубийств, названная журналистами «Последней чумой», поднялась выше самого высокого цунами и фактически смыла человеческую цивилизацию. Целые города уносило на своих крыльях это новое веяние, оставляя за собой лишь роботов, метущих безлюдные улицы и обслуживающих никому не нужное коммунальное хозяйство. Включались и выключались фонари, по опустевшим дорогам точно по расписанию двигался общественный транспорт, из магазинов вывозились и утилизировалась просроченные продукты, место которых замещали свежие. Жизнь циркулировала в рамках заданной программы, но без участия человека. Никто не сидел на открытых площадка летних кафе, щурясь от брызг воды, приносимых ветром со стороны фонтана, никто не стоял у магазинных полок, внимательно рассматривая таблички с информацией о содержании белков, жиров, углеводов, калорий и витаминов, никто не ехал в новеньком авто по кольцевой трассе, выставив локоть в окно, никто не спешил на выставки современного искусства… В городах работали лишь Управления Статистики. По официальным данным, из 0,08% населения, что осталось на планете через две недели после старта Проекта, 0,065% составляли сотрудники статистических организаций. Эти специалисты принадлежали к тому бесконечно малому количеству людей, что были заняты работой. Статистические организации и отделы крупных компаний занимались сбором, систематизацией и обработкой отзывов от населения о работе выпускаемой ими продукции. Видимо, осознание собственной полезности и задерживало статистиков в этом мире, но для работы требовались данные, которые практически перестали поступать.
Компания «Эдельвейс», в которой Виктор проработал пятнадцать из своих тридцати шести лет, производила бытовую технику и входила в первую десятку организаций, занятых в этой отрасли. Виктор прошел путь от оператора кол-центра до начальника отдела статистики, чем по праву гордился. Поэтому старт Проекта, как и все состоявшиеся люди, он воспринял скептически. В отличие от основной массы населения цивилизованных стран, его не мучила проблема самореализации, порой загонявшая людей в такие дебри социальных джунглей, что диву даешься. Виктор Фрейзер руководил отделом в крупной компании, имел власть, влияние, главное, он был нужен, его труд был востребован. Он хорошо питался, крепко спал, занимался спортом и по выходным мог пропустить стаканчик-другой виски. У него была жена, двое детей и серьезные планы на жизнь. И на всем этом Проект поставил жирный крест. Миссис Фрейзер держалась долго, но все-таки ушла через неделю после старта, забрав с собой пятилетнего Джозефа и годовалую малютку Тиффани.
Виктор вернулся с работы и увидел три урны с пеплом. Видимо, все произошло еще утром, раз домашние роботы, имеющие особый алгоритм на этот случай, уже передали тела транспортным службам, дабы те доставили их в крематорий, и даже успели получить урны. Виктор, медленно, как в дрянном боевике, повернул голову и замер, глядя на огромный дисплей настенного телевизора. Нейроинтерфейс, создавший проекцию разума Тиффани, транслировал на экран созидаемый ею мир. Завихрения ярчайших красок переплетались, образовывая диковинные фигуры и размытые, бесформенные кляксы. Временами в этом цветастом безумии проступали образы, едва различимые за радужной пеленой. Силуэт Джанет, склонившейся над кроваткой. Кот Доусон, сидящий на подоконнике, там, где его не достать любопытный Джозеф. Какие-то люди, толпами проходящие мимо…
С того дня минула неделя, и каждый вечер Виктор напивался до скотского состояния. В компании двух бутылок виски или коньяка он сидел на балконе и смотрел, как солнце исчезает за серебристой громадой муниципалитета. Покупка напитков, которые Виктор без всякого почтения и закуски заливал в себя, некогда подкосила бы его бюджет, но времена изменились. Саморегулирующиеся цены в магазинах упали из-за резкого снижения спроса, некоторые производства автоматически запускали экстренные демпинговые протоколы, и Виктор уносил домой коллекционный алкоголь, о приобретении которого ранее не мог и помыслить. Он пил и не чувствовал, как пьянеет, погруженный в недра своей памяти. Первые три-четыре это приносило какое-то подобие облегчения, но воспоминания словно бы износились и перестали вызывать отклики в душе Виктора. Мысли об уходе становились все более навязчивыми, но даже в размягченном выпивкой сознании они не получали никакого развития. Виктор воспринимал безликий Проект, как своего личного врага. Проект отобрал у него все – статус, жену, детей, и Виктор из принципа не собирался идти у него на поводу. Это был единственный доступный способ борьбы и мести.
«Мистер Фрейзер, вы идете обедать?» - голос мисс Джеферсон оторвал его от тяжелых дум.
 - Идите, я вас догоню.
Смерив Виктора подозрительным взглядом, Дебора вышла из кабинета вслед за выскользнувшей в приоткрытую дверь Чейси. Кейт Риверти, единственный штатный психолог, настоятельно не советовала оставлять своих коллег в одиночестве и стараться поддерживать на рабочих местах атмосферу уюту  взаимопонимания.
Как только дверь закрылась, Виктор издал исполненный боль протяжный вой и на ватных ногах поплелся к кулеру. Природная скромность не позволяла ему при сотрудниках утолять жажду, имевшую столь предосудительное происхождение. Миссис Риверти порицала употребление алкоголя в любых количествах и иных психостимуляторов, утверждая, что это может привести к спонтанному, необдуманному уходу. Злые языки, коих осталось не так уж и много, поговаривали, что ее муж напился и выпрыгнул с балкона, что и обусловило такую жесткую позицию психолога по отношению к выпивке.
Запрокинув в себя подряд три двухсотграммовых стакана воды, которая, казалось, зашипела в его высохшем раскаленном горле, Виктор вновь почувствовал тошноту. Пол под ногами покачнулся, Виктор оперся рукой о стену, шумно выдохнул и, стараясь лишний раз не шевелить головой, направился к двери.
Столовая находилась на одном этаже с отделом Фрейзера, что его необыкновенно радовало, поездка в лифте окончательно бы добила его желудок. Коридор, стеклянной трубой огибающий здание по внешней стене, висел в двухстах метрах над землей, и прогулка по нему вызывала у людей, не привыкших к подобному зрелищу, смесь восторга и ужаса. Виктор же, ежедневно пользующийся эти коридором последние десять с лишним лет, не испытывал никаких эмоций. Он лишь угрюмо смотрел себе под ноги и пытался сосредоточиться на дыхании, дабы немного отвлечься от подступающей тошноты.
В столовой собрались все оставшиеся сотрудники, которых можно было пересчитать по пальцам. Семь человек, сбившиеся в кучку посреди рассчитанного на полтысячи столующихся зала, казались потерянными и беззащитными. Свободно устроившись за длинным столом, они неторопливо ели и о чем-то переговаривались.
Занимавший один из торцов Палмер как всегда был шумнее всех остальных. Видимо, сказывался общительный нрав болтливого толстяка, делящего кабинет с Хельгой Солберг – не самым приятным собеседником. Миссис Солберг, сухощавая блондинка лет сорока с лошадиным лицом и блеклыми водянистыми глазами, была ярой католичкой, что и не давало ей уйти вслед за своим мужем. Самоубийство было грехом в ее религии, поэтому миссис Солберг обязалась ждать своей естественной смерти и при всяком удобном (и не очень) случае агитировала коллег поддержать ее, приняв такое же решение. Миссис Риверти горячо поддерживала Хельгу, когда та в очередной раз затягивала унылый монолог о божественном замысле, хотя по лицу психолога было заметно, что ей самой тошно от этих завываний.
Но пока Хельгу можно было не бояться, он сосредоточенно пережевывала спагетти с сыром и смотрела куда-то сквозь сидящего напротив нее инженера Джеймса Купера. Мистер Купер был молод и хорош собой, помимо этого в свои двадцать восемь он занимал пост начальника отдела инноваций, в виду чего и оказался, по сути, в той же луже, что Виктор. Кому нужен твой статус, обаяние и деньги, если кроме тебя в мегаполисе, месяц назад насчитывавшем пятнадцать миллионов жителей, не осталось и двух десятков человек. Что именно мешало ему присоединиться к Проекту, было неясно, но миссис Риверти небезосновательно считала, что Джеймс имеет самые высокие шансы ухода среди всех сотрудников. Чтобы сделать подобные выводы, не надо было быть психологом. Глава отдела инноваций становился все мрачнее и мрачнее с каждым днем, его веселый нрав сменила меланхоличная замкнутость, прямая спина ссутулилась, на лице лежала глубокая тень отчаяния и безысходности. Временам сквозь эту тяжелую плену прорывался прошлый Джеймс – общительный и дружелюбный, чтобы, спустя несколько минут, вновь погрузиться в гнетущее болото тоски.