Дома мы не нужны. Книга 6. Глава 9

ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга шестая: «В краю Болотного Ужаса»

        Глава 9. Капитан Джонсон. Новый Ужас

   Вождь все чаще называл себя капитаном Джонсоном. Больше того – раз за разом в голове всплывали чудные картинки неведомого мира, в котором он занимал не самое важное, но вполне привилегированное место. В снах, что становились красочнее и удивительней, теперь не было болот; был грохот неведомых «механизмов», извергающих из себя огонь и смерть, бескрайние заросли деревьев и кустарников, которых в болотах не было, и быть не могло. Наконец – невероятное количество народа, большую часть которого он там же, во снах, был готов порвать на части хоть голыми руками.
   - Впрочем, - хохотал он, потирая в нетерпении этими руками (тоже во сне), - для этого есть кое-что другое. Например, верная «эм-шестнадцать».
   Что это за чудо, вспомнить никак не удавалось. Потому что в самый последний момент весь мир заполняли серо-стальные глаза врага, заполненные уверенностью в собственной силе, легкой насмешкой, и презрением – к нему, капитану Джонсону. А потом незримые губы противника выплескивали единственное слово на неведомом языке, которое было понятным без перевода: «Умри!». И Вождь просыпался в холодном поту, и с криком ужаса на устах. Подданные не решались вбежать в землянку Вождя – после того, как одному из них, самому шустрому, капитан Джонсон спросонья свернул шею.
   Теперь Вождь наблюдал за зримым призраком из своих снов – громадным «механизмом», который вмешался в его битву с проклятыми римлянами. В битву, победу в которой он уже готов был праздновать. Он бросил против нового врага тучу гнуса, хотя был уверен, что эта летающая и жужжащая армия не сможет причинить пришельцам никакого вреда. А потом бежал, во главе своего войска, в которое влились все племена болотников. Бежал, поддавшись какому-то мистическому чувству. Уже на тропе, ведущей в самое сердце Гиблых Топей, он понял, чего так сильно испугался.
   - Еще раз заглянуть в серые глаза врага; увидеть в них обещание смерти – на этот раз окончательной и бесповоротной!
   А в боку что-то противно ныло. Мысль о том, что сероглазый враг все равно настигнет его, не хотела покидать голову. И Вождь едва не скомандовал ближайшему в последние круги помощнику – огромному дикарю Дену – прикончить римских выродков.
   - Прикончить так, чтобы провинция, а вместе с ней и ее новые союзники содрогнулись, и зареклись даже ступать на болотные тропы.
   Способов умерщвления человеческой плоти Вождь знал неимоверное количество; Дену (капитан был уверен) знал их еще больше. К истязаниям Джонсон мог привлечь еще и мелкого вождя с нелепой меховой трубкой, вызывающе торчащей в паху кривоногого болотника. Больше ничего вызывающего в его облике не было. Лишь раболепная готовность исполнить любое повеление нового господина.
   - Мое! – самодовольно улыбнулся Джонсон, на самые мелкие доли круга изгнавший образ врага и из головы, и из сердца.
   Он оглядел мелкого вождя с ног до головы; задержался взглядом на лице дикаря, и решил:
   - Чего так не удалось изгнать из души этого мерзавца, так это вечного голода; вечного желания вцепиться зубами в кусок человеческого мяса. Вон как он смотрит на малышей, особенно на девчонок. Хороший вкус у дикаря… гастрономический.
   Неведомые слова рождались в голове сами собой, но это уже не пугало капитана, как в первые круги. Сейчас он, а вместе с ним и дети, опоенные настойкой болотного гриба, и все племена двигались к самой пугающей части Гиблых Топей – туда, где капитан надеялся обрести и защиту от врага, и небывалое с изначальных времен могущество, и средство отомстить проклятым римлянам.
   - Даже если Магия Крови и Камней будущего не сработает!
   Поэтому команды, что сама просилась наружу, не последовало. Лишь зычный возглас: «Быстрее!», - заставил растянувшуюся по единственной безопасной тропке колонну шустрее передвигать ногами, утопающими в жиже почти по колени.  Скоро тропа ушла в топь еще глубже, и детей – двух девчонок, и четырех мальчишек, из которых самым старшим был сын легата и красавицы, которую Вождь видел в своих снах прежде – подхватили на руки носильщики. Так, сменяясь, и кряхтя от тяжести, они дотащили живой груз до места, названия которому не было. Но о нем знали все! В подробностях, передаваемых легендами из поколения в поколения болотных племен.
   Таких подробностей было немного, и они (если верить тем же легендам), оставались в неизменном виде с самого первого круга, когда родились болота, и сам мир. Небольшая поляна, поросшая на удивление сочной травой; круг болотной воды, светлой и чистой – какой сам капитан не видел никогда прежде; наконец, пень громадного дерева, корни которого, как утверждали легенды, доставали до самого  сердца мира. А еще поверхность этого пня, на котором капитан Джонсон мог бы свободно возлежать («Да хоть бы с той самой римской красавицей», - мелькнула и исчезла мысль) была на удивление крепкой и гладкой, словно изначальное дерево было срублено одним ударом великанской секиры.
   - Или бензопилы, - усмехнулся в душе Вождя капитан Джонсон.
   Капитан протянул назад руку – не глядя, и без всякой команды, и тут же ощутил в ней шероховатость ткани и приятную тяжесть предметов, которые хранились в древнем, как сам мир, мешке. Чуть слышное звяканье заставило Вождя действовать осторожней. В тот круг, когда мертвого старого вождя утопили в глубокой болотной яме, он разглядывал сокровища, что хранились под ложем старика с вполне объяснимым нетерпением. И содержимое этого мешка высыпал на пол землю одним рывком. А потом долго жалел – один из семи удивительных сосудов, что хранились в этом мешке, обиженно звякнул, и разлетелся на множество острых осколков. Поэтому за этот легкий и такой хрупкий груз отвечал отдельный человек, ближайший помощник Вождя Марко. Для него капитан Джонсон определил еще одну миссию, никак не связанную с сосудами.
   - Но это потом, - в нетерпении отогнал эту мысль капитан, а пока…
   Он поднял ближайший сосуд, пока пустой, немыслимо прозрачный в свете, льющимся сверху, с небосвода, здесь тоже на удивление чистым, лишенным туч и облачков.
   - Нет, - поправил себя капитан, - одна тучка все-таки задержалась.
   Его правая рука невольно направила на эту тучу сосуд, и легкая темная провозвестница дождя словно скакнула навстречу, а вместе с ней опять вернулось ощущение тяжелого осуждающего взгляда, пригибающего плечи книзу, к пню. Вождь поспешно дернул рукой, разрывая мифическую связь с врагом, оставшимся далеко позади, и сунул освободившуюся ладонь в нутро меховой накидки, которую в последнее время ненавидел всей душой. Увы – ничего практичней умельцы болотных племен изготавливать не умели, а примерить на собственные плечи римскую одежку Вождю не пришло бы даже в самом страшном сне. Один за другим появились на свет, и легли рядом с сосудами Камни. Кроваво-красные, крупные, они засверкали по-новому, когда капитан поочередно опустил их в сосуды. Теперь, согласно ритуалу, который в целом мире знал только он, Вождь болотников, следовало присоединить к каждой паре третью часть, не менее важную. Тут капитан впал в ступор; совсем недолгий, но едва не заставивший его размазать по пню ни в чем не повинные сосуды жестокими ударами.
   - Да хотя бы твоей трубкой, придурок! - едва не рявкнул он прямо в лицо вождю дикарей, сунувшемуся к нему с идиотской улыбкой.
   Его отчаяние и ярость были вполне объяснимыми. Для Ритуала нужна была кровь, но не абы какая. Кровь определенного человека, связанного незримыми узами с Камнями. Хотя бы потому, что эти камни они много кругов носили у сердца. Как и он сам – пусть не так долго, как остальные вожди. Но если собственный Камень он мог узнать даже в компании близнецов, то…
   Вождь стремительно развернулся, почувствовав, как от тучки, замершей над озерцем, до него донесло теперь еще и ощутимой издевкой. Словно враг понял, и оценил ту неразрешимую проблему, которую капитан Джонсон создал сам. Следующий жест, и команда Вождя заполнила поляну непроизвольно, без всякого участия самого Джонсона.
   - Взять! – неведомая прежде команда бросила на тучку ближайшее скопище гнуса.
Насекомые разметали легкую составляющую тучи, и отступили, подчиняясь теперь вполне осмысленной команде. В небе блеснул ослепительный прозрачный шар, сравнимый внешним видом с сосудами на пне. Даже – показалось капитану – какая-то красная искра жила в этом летающем шаре; словно кто-то спрятал в нем свой Камень. Или это был кроваво красный зрачок серого глаза, следящего за Вождем?!
   Еще одна команда, и шар опять  облепили насекомые. Теперь неведомый противник ответил на атаку. Гнус, связанный незримыми нитями со своим хозяином, отчаянно завизжал – так тонко, что этот многотысячеголосый писк не мог слышать никто, кроме капитана Джонсона. А он не только слышал; он ощущал боль и ужас заживо сгоравшего гнуса, каждой его особи. Но все равно – к  раскаленному до ослепительного сверкания шару подлетали, и умирали, присоединяя свои жизни к общей жертве, все новые тысячи насекомых. И они победили, заставили противника отступить. Облепленный запекшейся плотью гнуса шар взмыл вертикально вверх, и унесся в неведомую даль.
   - Очень даже ведомую, - едва не расхохотался Вождь, - я знаю – ты вернешься, и даже не один. Но будет поздно… для тебя.
   Сейчас капитан отождествлял этот странный объект, погубивший множество родственных ему жизней, с врагом, с теми самыми серыми глазами. Но странно – именно он, этот шар, и привел капитана к пониманию, к простому и парадоксальному выводу: «Там, где проблему не сможет решить могучий разум Вождя, вполне справятся неразумные твари»!
   - Только надо отдать им правильную команду, - решил Джонсон, - первую они выполнили блестяще!
   Он поднял сосуд с Камнем (не своим) высоко над головой, и к нему тут же спикировала ближайшая тучка гнуса. В голове Вождя тут же сформировался образ неведомого животного, старательно обнюхивающего и сосуд, и камень в нем, и саму руку. А потом эта тучка, которая могла накрыть собой всего Джонсона, поднялась, грозно гудя, и метнулась к великану-Дену. Дикарь даже не сопротивлялся; он стоически терпел, пока крылатые подданные Вождя отсасывали из его организма кровь – совсем не лишнюю. Это выяснилось совсем скоро, когда рука капитана указала на озерце уже для него, бывшего вождя болотников. Денатурат послушно шагнул вперед, чуть покачиваясь, и в несколько гигантских шагов оказался в воде. Он не оглядывался; его словно подталкивал в спину взгляд капитана.
   - Стой! – прозвучала новая команда, и гигант послушно остановился прямо посреди водоема.
   Его неподвижность продлилась самую малость круга. Болото (а эта обманчивая прозрачность была болотом  вернее, чем самая гнусная топь) вздохнуло так ощутимо, что и твердь под ногами людей, и самих болотников затрясло, как никогда прежде. А Вождь едва не выпустил из рук драгоценного сосуда с Камнем. Но от Дену взгляда не оторвал. И дождался, когда тот резко, за одно мигание глаз, ушел под воду, не осчастливив окрестности и свое бывшее племя прощальным словом. Впрочем…
    - Ты еще свое слово скажешь, - пробормотал Джонсон, поднимая голову кверху, к тучке гнуса, которая вилась над ним в явном нетерпении.
   Капитан нетерпение летающих тварей понимал. Бессловесные и безмозглые, они нестерпимо желали, но не могли заглотить ту микроскопическую каплю крови, что удерживали в остром хоботке. Пакостная натура Вождя подсказывала помучить верных помощников, растянуть ритуал насколько это возможно. Помешало понимание того, что совсем скоро должен был вернуться шар, или несколько шаров.
   - А может, и сам враг, - содрогнулся в душе Джонсон, поднимая руку с сосудом кверху.
   Гнус теперь пикировал на края сосуда по одному известному ему порядку. Волна за волной зависала над емкостью, и исторгала из себя кровавый нектар. Вождь невольно торопил их, а потом резко выкрикнул вверх: «Хватит!», - когда понял, что еще одна волна гнуса, и кровь плеснет через край. Он опустил сосуд к глазам; оценил его насыщенный цвет, и не разглядел Камня.
   - Посмотрим, - хищно усмехнулся он, - насколько верна легенда о Ритуале.
   Шестерка римских малышей на удивительные события, что проистекали буквально над их головами, не обратила никакого внимания. Дети стояли с закрытыми глазами, пошатываясь – совсем, как Дену. Но причина такой апатии была другой – яд болотного гриба. Он подчинял себе разум взрослого человека, что уж говорить о ребенке. Поэтому совсем не удивительно, что самый мелкий из римских подростков («Пусть Дену проснется в этом неказистом теле; посмотрит на окружающих снизу вверх!», - хохотнул внутри себя Вождь) послушно открыл рот и принялся глотать кроваво-красную жидкость, которую  сам капитан сейчас не назвал бы обычной кровью. Совсем скоро он увидел, что Камня в сосуде нет, что животворящая жидкость растворила его без остатка. А если крохотный кусок того, что обещала поколениям болотного племени светлое будущее, и остался на дне прозрачной емкости, то этот кристаллик скользнул в горло ребенка так же быстро и безболезненно.
   Капитан Джонсон внимательно следил за тем, как жидкость исчезает в детском рту; он удовлетворенно кивнул, когда последние ее капли оказались в маленьком человеческом организме; ни одна не пропала даром - это было обязательным условием волшбы, и Вождь блестяще его выполнил.
   - Теперь ты, - кивнул он Барону, который так же безропотно ожидал своей участи.
   Бунт этого  болотника, в своей жестокости и ненависти к римлянам ничем не уступавшего Вождю, последний подавил достаточно трудно. Пришлось подкупить, точнее, пообещать немыслимые блага в будущем соплеменникам Барона. Они и предали своего вождя, подмешав в еду эликсир, содержащий магию Джонсона. Это была последняя попытка самовольства, желания участвовать в битве с римлянами на равных с капитаном. Или не участвовать вообще. Теперь Барон кивнул, подобно кукле, и шагнул вперед, занимая место Дену. Капитан действовал быстрее; не столько потому, что процедура ритуала была опробована, сколько от осознания стремительно истекавшего времени. Еще один мальчуган выпил кровавый эликсир, не пролив ни капли крови. Следующим безо всякой команды шагнул дикарь с меховой трубкой. Его лицо светилось от непонятной радости. Болотник словно спешил оказаться в воде, окунуться в озерце с головой. От него ощутимо несло густой вонью давно (а может, ни разу) немытого тела. Капитан поначалу одобрительно кивнул: «Заодно помоешься, дружок!». Потом его лицо сморщилось в брезгливой гримасе – ведь он сам, спустя несколько долей круга, собирался шагнуть в чистую пока воду…
   Две девочки и мальчик, сын легата, даже не глянули на друга, которого жадная до человеческой плоти топь поглотила, заставив полянку еще раз содрогнуться. Виктория, белобрысая и носатая предводительница еще одного племени болотников, отдала свою кровь, а потом и жизнь с такой же радостной улыбкой, как ее товарищи по несчастью. Ее соплеменники смотрел на ее последний вздох, и последний взгляд с безразличием.
   - Не ее! – поправился капитан, - теперь это один народ… мой народ!
   Он повернулся еще раз, но увы – в ряду бывших вождей болотников больше никого не было. Разве что он сам… А перед пнем еще стояли двое детей, не пробовавших дьявольского эликсира. Капитан думал недолго. Точнее, он совсем не думал – поднял голову, как и прежде, кверху. Вождь опять призывал к помощи свой летающий народец. И гнус снова понял его; без всяких слов. Из туч, что кружили над поляной, не смея загораживать от света лишь озеро уже достаточно мутной воды, потянулись тонкие нити пикирующих кровососов. Растворившиеся в общей круговерти гнуса, эти твари совсем недавно испили другой крови – Зинаны Арчелия. И теперь спешили поделиться ею со своим господином. Еще один сосуд принял в себя порцию крови, заполнившей ее почти до краев. А гнус, приобретая на лету очертания человеческой фигуры, темной плотной тучей упал в середине озера в воду, явно изображая из себя зловредную предводительницу, посмевшую открыто выступить против Джонсона.
   Теперь очередь была за ним. И капитан не сомневался, понимая… нет – чувствуя, что время катастрофически истекает. Его рука опять протянулась к чистому небу; теперь оголенная, и без сосуда в ладони. Вождь скинул с себя все одежды. Ничто в них уже не представляло интереса для него, как и сами меха, дурно пахнувшие, и немилосердно натиравшие тело в самых уязвимых местах.
    - А ведь раньше я этого не замечал, - усмехнулся Вождь, чувствуя, как дюжины дюжин острейших хоботков прокалывают его кожу, - раньше я много чего не замечал. И не знал. И не стремился. А теперь!..
   Кровь покидала его организм, а вместо нее кто-то могущественный словно делился с ним силой, нетерпением, и злорадством. Тому было несколько причин. Первая – это то, что скоро никто, даже враг не сможет достать его, как бы не изощрялся. А вот он, новый владыка болот… Вторая, не менее захватывающая картина, была связана вот с этим мальчишкой, который вопреки болотному яду сохранял и гордый вид, и прямую спину, и попытки побороть густой дурман в голове. Капитан Джонсон был этому только рад. Ведь именно сын легата Марка Туллия сейчас жадными глотками пил его, Вождя, кровь. А вместе с ней, и саму суть капитана. И в голове радостно ощерившегося болотника родились еще несколько слов – непонятых, но сильно греющих душу: «Бомба замедленного действия»…
   Наконец, и этот этап колдовского действа был успешно завершен. Ни одна капля крови, ни одна частица растворившихся в ней Камней Будущего не упали на зыбкую болотную почву.
   - Теперь это Будущее принадлежит мне! – воскликнул чуть побледневший лицом Вождь, поворачиваясь к единому болотному племени, - и вы будете верно служить своему господину, своему богу!
   -  Да! – дикари дружно, как один, рухнули на колени.
   - Марко! – голос новоявленного божества заставил помощника сорваться с места. Дикарь замер перед капитаном, склонив голову.
   - Отведешь детей в крепость, - приказал Вождь, - и останешься при них. Что бы ни сказали вожди римлян.
   Марко молчал, но капитан легко читал его невысказанные вопросы.
   - А если римляне не оставят тебя подле них, ты вернешься сюда. И поступишь так же, как остальные.
   - Как?! – невольно вырвалось у дрожащего всем телом помощника.
   - А вот так! – захохотал капитан, поворачиваясь к своему народу спиной, и увлекая его за собой, как в последнюю битву, - вперед!
   Он первым прыгнул вперед, в озеро, добавив мути в воду, бесчисленной число кругов остававшуюся чистой и прозрачной. Он не увидел, а почувствовал, как над поляной, и над озером закружили сразу два Ока, отправленных сюда врагом; не увидел и того, как один за одним шагали, и скрывались в водоеме, казавшимся таким мелким и не страшном, его соплеменники. Один за другим, до последнего человека. И озеро не вышло из берегов, поглотив эту не совсем добровольную жертву без остатка. И только тогда Марко поднял голову, уловив, как что-то промелькнуло совсем рядом с его лицом, а потом замерло – между ним и детьми.
   Этот шар в небе вряд ли различил человеческий глаз; настолько он был прозрачен. Но чутье гнуса было неизмеримо сильнее. Общая туча нависла над людьми и теперь уже двумя шарами. Казалось – еще миг, и эта вполне осязаемая плоть обрушиться вниз, и погребет под собой и Марко, и детей, и два магических ока. А потом все; прежде других шары, а следом Марко, и римляне-подростки, и туча дернулись взглядами и чувствами к озеру. Но лишь самая крупная часть этой мизансцены – единый организм гнуса – откликнулась на мощный призыв, прозвучавший из болотной топи. Наверное, потому, что именно к этой туче и было обращено повеление. Под взглядами пораженного Марко и начинавших воспринимать действительность детей, туча преобразовалась в гигантскую человеческую фигуру, которая сделала пробный шаг в сторону озера. Она чуть не развалилась на летающие куски, но устояла, и шагнула вперед уже более уверенно. И скрылась под водой так же бесследно, как вожди. Через дюжину мгновений лишь муть, медленно оседавшая на илистое дно, указывало на магическое действо, чьи «концы» были надежно спрятаны в болотной воде.
   А Марко, пока не осознавший до конца, что во всем мире он остался один, и это навсегда, махнул в сторону тропы:
   - Пойдемте, дети!
   Первым шагнул вперед, поняв кверху квадратный подбородок, на котором еще не скоро начнет расти борода, сын легата, которого, согласно семейной традиции, тоже звали Марком. Остальные дети гуськом потянулись за ним. Марко замкнул эту колонну. Он чаще смотрел наверх, на прозрачные шары, чем на детей. Может, потому, что один из них завис перед юным вожаком римлян, и вел его по безопасной тропе? Второй покружил над колонной, а потом - словно убедившись, что ни детям, ни дикарю, ни его собрату-шару ничего не угрожает, исчез в пару мгновений. А Марко настроился на долгий путь через болота, и еще более долгие допросы в римской крепости. Пыток, и боли он не боялся. Он страшился только одного - не выполнить приказа господина. Потому что знал - Вождь вернется.