Юлька или...

  Она влетела ко мне в студию, как сама Весна — шорты, футболка, улыбка на губах. Падает на стул для клиентов, разбросав ноги в стороны:
  — Мне надо сняться. Я поступаю в институт!
    Просто сфотографировать и отпустить на все четыре стороны такую девчонку? Извините. Надо знакомиться.
  — Вас в фас, профиль, три четверти? Ракурс снизу, сверху, а может быть, сзади? Вы непередаваемы под любым углом!
  Получаю в ответ одну из её ослепительных улыбок.
           Разговорились. Мотает по жизни девушку Юлю от танца хип-хоп до философских учений  Востока, от работы барменом до поиска себя в качестве диджея. В общем, человек не скучает.
    Я тоже не люблю «зависать», как комп, требующий перезагрузки. У меня за плечами учёба и практика в качестве егеря, работа художником-оформителем, археологические экспедиции. Уже довольно пёстрая биография. И останавливаться на этом не собираюсь. Меня притягивает жизнь во всех её проявлениях — особенно, когда они, эти проявления, имеют такие линии и формы, как у Юльки.
           Отдаю бесплатно ей снимки. Пытаюсь убедить, что выполненные мной фотографии получают специальный заряд, в результате чего у их обладателей всё начинает сбываться; или, по крайней мере, то, ради чего человек снимался. Она смотрит на меня с шутливым недоверием, но, кажется, готова поверить. И тут же уносится из студии — в весну, которая больше похожа на лето, если судить по жаре, уже неделю накрывающей наш город плотной завесой горячего воздуха.
           Я понял, что оказался нежданно-негаданно перед вопросом — придёт или не придёт, увижу ли её ещё раз?
      Мои мучительные размышления прерывают посетители. Так бывает довольно часто — либо их нет вовсе, либо валят толпой, будто сговорились. Тогда я начинаю чувствовать себя не фотохудожником, а рабочим у станка. В прямом смысле слова. Потому что некогда оторваться от аппаратуры даже на минуту, чтобы перекусить или передохнуть. Ждать не будут — разбредутся кто куда. И — прощай заработок!
           Я люблю свою работу. Мне нравится общаться с разными людьми, нырять на время в их мир. Фотостудия напоминает мне корабль в бушующем океане жизни или летающую тарелку из других миров. Здесь течёт иное время, а, возможно, и вовсе нет времени, а просто царит вечность, как в жерле чёрной дыры в космосе. В этом месте происходят необычайные события: фиксируются раз и навсегда чьи-то счастье и горе, молодость и старость, взлёты и падения. Здесь в вечности фиксируется сама вечность.
           Сюда тихо входят, вбегают, вламываются очень не похожие друг на друга люди. Они появляются из суеты, шума, грохота улицы. И, вдруг, оказываются среди тишины и уюта. В студии мягкий свет и тихая музыка. В первые мгновения некоторые чувствуют себя рыбами, выброшенными на песок. Но затем их лица теряют напряжение бурной жизни, морщины разглаживаются, черты становятся мягче. Кого-то достаточно просто выслушать, кому-то что-то подсказать, посоветовать. Кто-то, чаще всего человек пожилой, вывалит на тебя своё горе или немочи. И ему станет немного легче. А ты, вдруг, почувствуешь себя глубоким стариком, придавленным  к земле годами и потерями. И потащишь этот груз неведомо куда. А бывает и так, что щедро опрокидывают на тебя своё счастье. И тогда ты светишься им несколько дней кряду.
           Так я и живу — фотограф на документы. В мире собственных страстей и в мирах своих клиентов. Одновременно. Иной раз я выслушиваю целые истории. Истории жизни людей. Незаметно для самого себя становлюсь философом, мудрым вместилищем чьих-то судеб…
           Мне не очень нравится, как собран «пазл», под названием «Наш мир». А именно то, что в практически вечном мире мы, люди, живём так недолго. По его меркам срок нашей жизни ничтожно мал. Мне жаль. Жаль всех нас вместе взятых и каждого в отдельности. Себя могу исключить из этого довольно обширного списка. Не поверите, но я уже узнал Вечность… В существующем миллиарды лет мире мы, не успев толком родиться, угасаем, как свеча на ветру, за одно мгновение. Мне представляется это несправедливым. И с этим надо что-то делать…
  Да-да, что-то делать! Не сидеть, сложа руки, как каменные истуканы с острова Пасхи. То-то многие из них уже повалены, разбиты, лежат, где не попадя. А ведь такая же судьба может и нас, человечество, постичь, если изо дня в день будем только есть да спать, то есть, заниматься одной лишь «биологией». Я и предлагаю: если у кого-то есть по этому поводу идеи, не стесняясь, заходите ко мне на чашку чая. Посидим, покумекаем. Глядишь, что-то путное и удастся придумать. И дело, конечно, не в том, чтобы просто продлить жизнь человеческую — хотя и это тоже неплохо, а в том, чтобы эта жизнь была наполнена другим содержанием — далёким от примитивной борьбы за существование.
           Недели через три ко мне опять забегает Юлька. На дворе уже не весна, а настоящее лето. Она в той же футболке, создающей впечатление, что на теле до пояса ничего нет. И в тех же плотно сидящих шортах.
      Бросает своё стройное тело на стул перед камерой, всё так же — ноги вразброс:
    — Поснимаемся? Я поступила! Ты был прав.
    Сердце моё начинает грохотать молотом. Без долгих размышлений опускаю жалюзи на входе в студию. При этом на них с наружной стороны появляется симпатичная надпись — «Технический  перерыв ». Пытаюсь шутить, что хорошая аппаратура периодически нуждается в уходе, на что и нужен этот перерыв. Юлька со мной соглашается:
  — Да-да. За ней нужен постоянный уход. Её нужно протирать. Нежно-нежно. Ласково-ласково…
  И, по-хозяйски, перебирается в моё большое, удобное кресло.
           — Да, очень нежно, очень ласково, — повторяет она, расположившись в нём ещё свободнее, чем на стуле...