шанс

     Били его после уроков. Через шесть по сорок пять минут учебы школяры выкатывались в коридор, переполненные нерастраченной силенкой, которая бродила в щенячьих еще сердцах.
     Начинали «представлением». Окруживши Хлюпика, тащили его в школьный сортир, где представление открывалось. Гриша Косой, сын хозяина магазина «Мясо», что через дорогу от школы, выходил вперед, направляя действие.
– Чем порадуешь? – спрашивал он Хлюпика, выставленного к белой, покрытой кафелем стене.
– Что тебя интересует? – откликался Хлюпик, разглядывая нас, стоящих полукругом, расположившихся на подоконниках серого камня, оседлавших переборки меж унитазами.
– Загни-ка что-нибудь про меня, – кусал губы Гриша. – Какой я есть, по-твоему?
– Ты – необученный думать бездельник и эгоист. Примитив.
– Примитив?! – в восторге кричал Гриша Косой.
– К сожалению, – вздыхал Хлюпик. – Книжки надо читать. Я мог бы посоветовать…
– Необученный думать бездельник?! – топал ногами Гриша.
– Тебя пытались выучить. Будут пытаться выучить еще…
– Битый номер. Дерьмо-учителя, слабо им…
– Ты чересчур крепок.
– Я крепок! – радовался Гриша и запевал что-нибудь от души бесшабашное.
     Мы подхватывали, стучали каблуками в пол, отбивали ритм на фанерных переборках. В конце песни спускали воду из бачков в унитазы.
     Представление продолжалось. Появлялся Максимов – лицо с кулачок, слизняк из параллельного класса. Некоторое время назад, в отсутствии Хлюпика, к белой кафельной стене сортира поставили Максимова. Зрелища не получилось. Максимов – трус и симулянт, задыхался, дрожал, лег с первого удара, от страха описался. С тех пор Максимов заботился, чтобы место у стены не пустовало. Чаще других там стоял Хлюпик. Оттого, что был независим. И еще оттого, что из упрямства или по наивности, не умея ответить на удар ударом, желал сквитаться словом. Верил, что это возможно.
– Почему мне нравится Танечка  Васильева? – включался Максимов.
– Потому же, почему нравится мне.
– Ну-ка! – задорили мы. – Подробнее! Хотелось бы знать!
– Потому что силуэт ее плавный. И плавность эта небрежная. Пространственно незавершенная. Один глаз зеленый, другой – синий. Мочки ушей розовые.
– Мочки ушей… – вздрагивал Максимов, начиная смеяться.
     Вместе с ним, его смехом смеялись мы. Хмелея, захлебываясь общим весельем. Сами собой подгибались ноги, в углах глаз стояли слезы. Кто-нибудь из нас подходил к Хлюпику и бил. Потом подходил другой, третий, били, чтобы остановить… избавиться от мучительного уже смеха, который выворачивал наизнанку, душил.
     В первую неделю летних каникул, Хлюпик пришел в спортивное общество «Спартак». Записался в секцию бокса.
     Спустя месяц, он умел защититься от ударов «в корпус» и в голову. Спустя два месяца научился «уклонам» и «ныркам», «уходам в сторону», знал, что такое свинг, хук, левый-правый прямые и боковые. В конце летних каникул, он выиграл по очкам первый спарринг-бой.
     Через шесть по сорок пять минут нового учебного года мы, окруживши Хлюпика, проводили его к белой, покрытой кафелем стене школьного сортира.
     Хлюпик стоял вольный и добродушный, вооруженный боксерскими навыками, ждал. Ждали и мы, рассчитывая повеселиться. «Необученный думать», «бездельник» – Гриша Косой, единственный из всех не знал, что у Хлюпика появился шанс стать человеком. Что с некоторых пор, он зарабатывал право на индивидуальность.
– Соскучился? – выставил себя Гриша Косой. – Давно не виделись!
     За лето, папа-мясник откормил Гришу, расширил в бедрах и плечах, позолотил на солнышке.
– Ну?! – расхаживал он перед Хлюпиком. – Задумался? И о чем же?
     Позади меня, навалившись плечом, дрожал, в предвкушении зрелища Максимов.
– Пытаюсь представить, – ответил Хлюпик, –  какой из себя был тот первый, кто захотел сделать больно такому, как я и передал это желание таким, как ты…
– Вспомни моего старшего брата! – хохотнул Гриша Косой. – Демонстрирую удар «с крыла». Братан обучил… – объявил он солидным тенором. – Передал мне, как сделать больно тебе!
     Гриша воинственно прищурился, пошел на Хлюпика, замахнулся из всех своих летом нагулянных сил  –  бросил золотистый кулак вперед и вверх! Хлюпик «нырнул» и, «выйдя из-под руки», успел догнать разбросанного в пространстве Гришу – хлестким ударом справа.
     То-то началась потеха!
     Насмеявшийся Максимов первым отправился «добавить» Григорию, который (отдадим ему должное) честно пытался встать на ноги, сплевывая кровь и крошку зубов. На пути у Максимова объявился новоявленный боксер, причитающий о «бессмысленности злобы», о «сострадании», «моральных нормах», прочем вполне невнятном, но смешном до икоты.
– Хлюпик! – крикнул ему Гриша Косой, бросаясь со спины в ноги, заваливая на пол.
     Все возвращалось на круги своя.
     Хлюпик был бит.
     Учебный год начался.