спасительный звон

НА КУПОЛЕ церкви Камня-на-Оби с поры воинствующего атеизма на смех одним, на слёзы другим развевалось много лет красное знамя. Внутри бывшего храма власть разметила ликёро-водочный завод. Рука не поднялась у правителей только на колокол, некогда известный и узнаваемый   на всю округу. Литьё, между прочим, не просто мотылялось на колокольне. 
Одинокие путники, извозчики, а позднее и водители машин шли на звон в дни и ночи беспросветной сибирской метели. Церковные звонари в нашем городишке всякий раз поднимались на колокольню по тревоге: причём  не только по команде  партийного бонзы, но и любой мирянки из прихода.
Году, наверное, в 58-м (али на зиму позднее) «по мне» звонил  многотонный колокол на церкви Камня-на-Оби, к тому времени  ставшей лучшим  на Алтае  винзаводом. Был я уже довольно взрослым  оболтусом, когда приспичило нас  с Лёхой Доудовым, соседом через стенку казённого рубленого дома, за Ёлкой на лыжах сгонять. В округе каменской  елей отродясь не бывало, зато сосенки успешно заменяли Ёлки в домах и на школьных праздниках. Только не было и сосен в городской черте. До Дресвянки, ближайшей лесной деревни, летом десять вёрст с переправой паромной. До неё же на моторке по прямой или   «зимником» по реке  -  и семи не насчитаешь.
Слетали бы без проблем за теми ёлками, кабы не сел к нам с Лёхою «на хвост»  Юрка Ромашов, пацанёнок хороший, хоть и не из нашего края. «Наш край» - это вторая школа  на камушках и весь спуск до старых купеческих домов у пристани. «Райончик» тот ещё: хлипких пацанов здесь не больно жаловали. А Юрку вот уважили: мы даже лыжи из лучших ему подобрали. Опускаю подробности. Лыжнёй скользили   весело, погода отличная. Сотни полторы рыбаков ленточкой лунки насверлили и улыбчиво нас провожали.  Управились быстро с выбором сосенок, взяли их на буксиры: комельком вперёд, верёвками через плечо. Вот на обратном пути все и началось…
Потянул встречный ветерок. В минуту заиндевели наши ушанки и воротники. Совершенно непонятно и быстро солнце скатилось в марево горизонта, где силуэт города уже виднелся.
Первым свою «ёлку» бросил Юрка. Я с пониманием протянул ему свою руку в варежке. Лёхе  уже сам дал команду бежать что есть мочи к берегу, к дому, поднимать отчима: иначе мы с Юркой можем не добрести. Сосед мой гораздо моложе,  по нашей дворовой иерархии он исполнил приказ аллюром …
Окончательно стемнело. Я знал, что на часах не больше  пяти вечера. Завьюжило так, что хорошо наезженный санный зимник  в считанные минуты мог исчезнуть вместе с конским навозом. А потому боялся я:  и мать, и отчим, и даже Лёха не смогут верно выйти на нас.
Когда грянул колокол, Юрка уже посапывал на моей фуфайке. Именно колокол дал мне самому сигнал очнуться, вскочить. Я – идиот! Ведь знаю - все вокруг, и в школе говорили -  на морозе ни в коем случае нельзя  смыкать глаз. Дурень! Ведь я пацана мог угробить.
Мальчишку  стал тормошить – а он и ухом не ведёт. Пришлось хорошо врезать, поднять на пинках. Сыромятина  на лыжных креплениях давно лопнула, и мы вдвоём бегом по метели понеслись, строго на звон колокола. Одним валенком я вдруг проломил уже застывшую рыбацкую лунку. Мокрая, отяжелевшая нога ничего не чувствовала, зато радость вселилась: берег уже рядом, там обязательно есть люди…
Снова опускаю подробности. Юркина мамка давно была у нас, и там же  она надрала сыну задницу. Потом обе мамки поплакали. Дядя Ваня, которого я называл папкой, молча достал  «заначку». Двухсотграммовый флакон  «Тройного одеколона» он вылил в алюминиевую кружку, добавил воды и заставил нас с Юркой выпить по два глотка этой сизо-белёсой отравы…
По причине метели в этот длинный  вечер никто никуда не уходил. Утром  с приятелем мы проснулись  в моей  кровати с панцирной сеткой. Договорились шёпотом  разыскать свои лыжи, когда распогодится. Через две недели у нас, включая соседа  Лёху, сошла шкура с пальцев рук и ног. Ухи и носы не в счёт: их на Алтае  каждый пацан по нескольку раз  за зиму  обмораживает.  И правду говорят, «до свадьбы заживёт»!