Фалькенлид. Песня о соколе

Аннотация:
Перевод произведения Кюренберга в сценке из моего романа, и его культурологический контекст.

    В моем будущем романе "Раду Красивый в тени Султана" представлена средневековая немецкая песня Фалькенлид. Вероятно, что автором её является некий Кюренберг, миннезингер, живший в 12 веке около Линца, городка близ Дуная (ныне Австрия). Я посчитала чрезвычайно интересным представить это небольшое лирическое произведение в сюжете обучения маленького принца Раду при османском дворе. Идее послужил тот факт, что в Трансильвании жило немало саксонцев, осевших в Зибенбургене с середины 12 века. Валахия также имела тесные сношения с Венгрией, в которой находилось еще больше германских поселений. Ввиду того, что Кюренберг считается одним из самых ранних поэтов-миннезингеров, можно быть уверенным, что к 15 веку его песни распространились за пределы Австрии, как на Запад, так и на Восток.
      
       Сначала предоставлю перевод песни Фалькенлид, он выполнен мною на основе английских подстрочников [1] [2]

       Я обучал сокола дольше одного года,
       После того, как я приручил его, как хотел,
       Когда я украсил перья его золотом,
       Он взлетел высоко и улетел в чужие края.
      
       Увидел я, как красиво мой сокол летит:
       На ногах его были шелковистые путы,
       И перья его были из красного золота.
       Боже, соедини тех, кто желает любить!

Это оригинал на средневерхненемецком языке [3].
            
       Ich z;ch mir einen valken m;re danne ein j;r.
       D; ich in gezamete als ich in wolte h;n
       Und ich im s;n gevidere mit golde wol bewant,
       Er huop sich ;f vil h;he und floug in anderiu lant.
      
       S;t sach ich den valken sch;ne fliegen:
       Er fuorte an s;nem fuoze s;d;ne riemen,
       Und was im s;n gevidere alr;t guld;n.
       Got sende si zesamene die gelieb wellen gerne sin!

 На иллюстрации выше 15 строф лирических песен Кюренберга из манускрипта Манесского Кодекса (лат. Codex Manesse), фолио 63v. Эта рукопись представляет собой сборник светской поэзии миннезингеров. Песенник датируется ок. 1300 года.

    Сценка из моего романа происходит в 1445 году, когда Раду вместе со своим братом Владом пробыл в Османском Государстве уже больше полугода, а согласно мирному договору его отца Влада Драгула II с султаном Мурадом II, им предстояло исполнять роль государственных заложников 10 лет. Маленькому валашскому принцу 8 лет (исторически, младший сын Драгула родился примерно в 1438 году, в моем романе чуть раньше, в октябре 1437 года). Мехмед, которому на тот момент было всего 13 лет, влюблен в Раду, как ребенок, он опекает его и заботится об его обучении, и вообще, его жизненных удобствах. Еще в августе 1444 года Мехмед стал султаном, не совсем полноправным, а точнее регентом своего отца Мурада, и тот оставил трон, так как сначала был занят конфликтами с караманидами (туркоманской династией), а затем противостоял крестовому походу на Варну, таким образом, юный наследник свободно распоряжался всеми делами дворца Эдирне, где Раду и жил, и учился. По идее, прежде чем Раду был доставлен в Турцию, он уже успел получить маленькую долю образования в Валахии. Если Валахия, будучи православной страной, следовала византийскому стандарту в государственном устройстве и церкви, то и система образования должна была быть похожей на греческую. Известно, что обучение детей в Византии начиналось 5-7-летнего возраста, и на первой ступени обучали элементарным знаниям, то есть пропедии. Вне сомнения, что и Европа оказала влияние на культуру и общество средневековой Румынии. Валахия находилась на стыке восточной и европейской цивилизации и черпала знания и опыт с обеих сторон. В средневековой Европе, как и Византии, кроме обучения языкам, политике и литературе, знатную молодежь также учили искусству, стихосложению, музыке и пению. Однако, если в школах на месте музыки и пения, главным образом стояло церковное пение, по моему разумению, Раду мог научиться пению светских песен вне школы, а именно при княжеском дворе. Мальчик мог выучить хотя бы несколько песен от саксонцев в свите своего отца, или от приезжих купцов из Трансильвании.
      
          
           Мехмед заметил, как Раду напевал что-то на германском языке, погруженный в своё невинное баловство, а не в заучивание арабского алфавита: из букв он рисовал птиц и замысловатые цветы, какие он видел на персидских миниатюрах в султанской библиотеке.
           - Гот зенде зи цезамене... ди герн гелип веллен зин... -
           - Что ты поешь?
           - Миннезанг, песня из австрийского герцогства. К нам приезжал книжник из Буды и привозил копию старинного песенника, такую лирику пели миннезингеры. Мне очень понравилась одна песня, её сочинил один барон, живший на реке Истер, несколько столетий назад.
           - И о чем же поется у него? - Мехмед полюбопытствовал.
           - У Кюренберга? О всяком, в основном любовь и все дела, бесстрашные рыцари, верные дамы, но это песня не про то...
           - Тогда я хочу быть твоим рыцарем. - Мехмед выпрямился, его хитрые глаза игриво заблестели.
           А Раду, представив себя в дамском платье, какие носили в прошлых веках, и сидящим у окошка, рассмеялся:
           - Мехмед, ну я же не дама!
           - Ты лучше. Прекраснее, милее, вернее. Может, споешь мне?
           Раду улыбнулся, немного смущаясь от привычки Мехмеда внимательно смотреть в глаза.
           - Хорошо, это Фалькенлид, поэма про сокола...
          
           Я вырастил сокола и дольше года его растил.
           Когда же он был приручен мною, как я хотел,
           И как только я украсил золотом перья его,
           Поднялся он высоко, и улетел он в другую страну.
          
           Увидел я, как сокол мой летит:
           На ножках его шелковистая нить,
           И перья его все из красного золота,
           Пусть Бог соединит тех, кто любит друг друга.
          
           Нежный мальчишеский голос Раду звучал мягко, словно перезвон серебряных колокольчиков. Он не был громким или резким, а плавно и мягко исполнял мелодичные переливы. Мехмед был настолько очарован, что захлопал в ладоши и воскликнул:
           - Машаллах! Я хочу, чтобы ты учил такому пению наших муганни.
           Мехмеду не нужно было пояснять ему кто это, ведь смышленый княжич достаточно провел время при дворе, чтобы знать, что речь шла о придворных певцах, поэтому Раду застенчиво опустил голову, ведь удостоиться такого комплимента заставило его чувствовать себя польщенным: он не учился этому искусству, а получил такую похвалу. Мехмед взял в руки его ладошку, продолжив говорить:
           - А песня мне понравилась, она в нашем духе воинов. Ты знаешь, тотемный зверь наших предков - это сокол. С глубокой старины наши ханы охотились вместе с соколами и ястребами, у меня тоже есть несколько любимых пташек.
           - Правда? Мой отец тоже любит охоту с птицами.
           - Верно, такой обычай пришел с Востока. Наши предки - это племя кайи, их онгун - сокол. Они очень верные товарищи, поэтому у каждого Бея или богатого воина обязательно есть свой сокол, ястреб или орел. Ох, а уж сокольничему своему я очень благоволю, чтобы он хорошо присматривал за моими пернатыми. Кстати, многим достойным дают прозвища этой гордой птицы, а другим имена благородных зверей. Я бы тоже мог назвать тебя, хм... волчонком? или котенком? Поверь, для нас они почитаемые существа: по древнему преданию Тенгри послал с неба луч, из которого родился сивогривый волк, чтобы передать волю неба Огузу Хану - первопредку тюрков, ну а вот кошек любил Пророк, у него была разноглазая Мюэзза, и еще множество шерстистых и усатых фаворитов... Но ладно, зачем тебе кличка? Мне слишком нравится твое имя, оно как мёд у меня на устах, "Раду"!.. Ха-ха, но это уже моя поэзия. - Мехмед был так воодушевлен, что только сейчас заметил, как рассуждал не умолкая. - Однако, я так понял эта песня не совсем об этом?
           Раду немного постеснялся, прежде чем ответить:
           - Сокол - это любимый мужчина.
           Мехмед улыбнулся, хотел что-то еще сказать, но передумал, так как не решился больше смущать Раду своими признаниями. "Хотел бы я, чтобы ты был моим соколом" - подумал он с блаженством, и он точно знал, что в один день вдохновится сочинить поэму, связанную с этой царственной птицей.
          
      
       *Замечу, что соколиная охота существовала в Ассирии еще 2.000 лет до нашей эры, она также была развита на Ближнем Востоке, в Монголии, и в Дальневосточной и Юговосточной Азии. В Европе о разведении соколов для охоты могли узнать лишь в 3 веке нашей эры, когда тюркские племена гуннов и аланов вторглись из степи Евразии, германцы и готы первые переняли опыт от восточных иноземцев.
      
       К смыслу песни Фалькенлид много интерпретаций [4], одни считают, что она поется от лица мужчины, который уподобляет свою леди соколу, другие наоборот, что песня поется от лица дамы, воспевающей своего рыцаря, так как сокол обозначен мужским родом: "er" - он. Соглашусь с мнением некоторых знатоков, что независимо от пола, песня универсальна, как описание любви в разлуке.
      
       В моем романе, согласно персидской и турецкой традиции, Мехмед рассматривает сокола как любимого юношу, в данном случае Раду. Интересно, что у султана Мехмеда в его "Диване" (сборнике стихов) есть поэма с упоминанием охотничьей птицы, которую он сравнивает с волосами любимого человека:
      
          
           Her ne de;l; z;lf;;;; ;ahb;z; c;nlar sayd ider
           Ol hev;da c;n ku;; perv;z ider b;-vehm ; b;k
          
           Каждый локон твой, подобно соколу, за душами охотится,
           Птица души моей летит к желанью смело и вовсе не боится.
          
           (Диван-и Авни, Газель 39, 3 бейт)
          
      
       Зюльф - кудри
       Шахбази - сокол
       Джанлар - души, любовники
       Сайид - охотиться, иди на охоту
       Хева - желание, мечта, хотение, любовь, страсть
       Куши - птица
       Перваз - лететь
       Вехм - самоуверенность
       Бак - не колебаться
       В 24-й поэме также присутствует то же сравнение волос возлюбленного с соколами:
      
          
           D;m-; mihnetten g;;;l m;rgi rem;de olsa ger
           Z;lf ;ahb;z;n; sal kim ol zem;n irer yeter
          
           Если птица моего сердца испугалась ловушки твоего мучительства,
           Тебе стоит только разбросать соколов твоих кудрей, и ты вскоре поймаешь его.
          
           (Газель 24, 2 бейт)
          
      
       Дам - сети, силки, ловушка
       Михнет - боль, мучение, тирания
       Гёнуль - сердце
       Мюрги - птица
       Ремиде - испуганный, застенчивый
       Олса - перед
       Гер - если
       Йетер - хватает, стоит только, достаточно
      
       В сюжете моего романа любовь, возникшая между Раду и Мехмедом, поначалу невинна, любопытна, и проста. Они оба еще мальчики, учатся вместе, делятся друг с другом знаниями о своей культуре и жизни и так обогащают свои знания. Точно как это было принято в традиции античной Греции, изначально перенявшей практику любви к юношам из Персии, затем эта любовь, обогащенная античными воззрениями, с новой силой отразилась на Ближнем Востоке после исламского завоевания и снова расцвела во времена правления династии Аббасидов. Обычай унаследовали тюркские племена, завоевавшие часть арабского мира, Персию и Малую Азию в 10-11 веках. В издании "Платон. Собрание сочинений" (1993) также есть интересная цитата в примечании А. А. Тахо-Годи:
      
       "В Персии особенно была распространена однополая любовь, и именно оттуда этот обычай перешел в Грецию, когда между этими странами завязались прочные отношения. Отсюда представление о высшей красоте, воплощенной в теле, причем неважно, в каком именно, в мужском или женском, но скорее в мужском, так как мужчина - полноправный член государства, он мыслитель, издает законы, он воюет, решает судьбы полиса, и любовь к телу юноши, олицетворяющего идеальную красоту и силу общества, прекрасна".
      
       Замечу, что идеалом греческих философов, таких как Сократ и Платон, было развитие любви между учителем и учеником (например, его отношения с Алкивиадом), поэтому даже наставник юноши обозначался как "эраст" (любящий), а его ученик - "эромен" (возлюбленный). Вопреки бесспорному влиянию античной науки и философии на арабоязычный мир, на Востоке укрепилось другое понимание любви: возлюбленный и влюбленный становились друг другу учителями, и неважно, кто был старше, и кто обладал большими знаниями. Заводить бурные романы между учителем и учеником не было принято, тем более когда страсти были телесными - это осуждалось. Известные ориенталистам нежные и глубокие отношения между великим суфием Джалаладдином Руми и его учителем Шамсом Табризи вряд ли были интимными, так как пылкая любовь, описанная в стихотворениях Руми, представлена больше как чистая любовь в форме чувственной метафоры. Греческим термином такая любовь назвалась бы агапэ или филия.
      
       В то время как любовь именно страстная, вовлекающая не только эмоциональные переживания, но и эротическое стремление к телу, присутствовала в большей степени в отношениях хозяина/свободного и раба/слуги/иноземца. Вот почему восточная литература изобилует именно таким типом отношений, многое об этом написано в персидских и турецких текстах, это трактаты о любви, лирические поэмы, книги по этикету, заметки путешественников, биографии и т. д. Порою именно возлюбленный становился выше, чем любовник, он проявлялся как жестокий, суровый и недоступный тиран, мучающий влюбленного в него мужчину - то есть старшего. Видимо, арабы и тюрки оставались при персидских идеалах. Своеобразный стиль любви даже имел свой отпечаток в теологических традициях. Суфий Ахмад Газали (ум. 1126) описал метафизическую любовь к Богу в своем трактате "Саваних", однако он основал её на мирских образцах, представив в пример любимого юношу и любящего его человека (кроме того, присутствуют сравнения с Меджуном и Лейлой - это гетероромантические отношения, и Махмудом и Айязом - гомоэротические).
      
       "Тогда как это единение (итихад) имеет различные виды: временами он (возлюбленный) становится мечом, в то время как он (любовник) становится ножнами, а иногда наоборот (они сменяют друг друга). В свое время* невозможно будет рассудить их разницу*.
      
       *в самом совершенном этапе любви, когда все различия исчезают
       *их отношения такие, что нельзя сказать, кто меч, а кто ножны. Меч - это хозяин, покровитель, судья, учитель, старший и т. п.; ножны - это раб, младший, ученик, подчиненный и т. д.
      
       Если в Греции существовало разграничение видов любви: агапэ, эрос, сторге, филия, прагма, мания, и людус (хотя они могли смешиваться), на Востоке любовь не была систематически разделена на категории. Хуб - "любовь" по-арабски, по-персидски ишк или по-турецки ашк, могла быть либо чистой, либо "посыпанной специей" сексуального желания, точно как хева - мечты, севда - желание, мейиль - стремление, могли содержать как чисто духовные переживания, так и плотские. Словом махбуб - возлюбленный, могли назвать и симпатичного мальчика, с которым хотели проводить ночи, но и также могли завуалировать обращение к какому-нибудь святому или пророку, или даже Богу. Таковой была сложная и многосторонняя культура Востока. Хотя в одном я соглашусь с древнегреческими авторами: любовь одаряла опытом, знаниями, чувствами, любовь учила и растила, таким образом, возлюбленный и любящий дополняли друг друга.
      
       "Я не знаю большего блага для юноши, чем достойный влюбленный, а для влюбленного - чем достойный возлюбленный. Ведь тому, чем надлежит всегда руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь". Пир. Диалоги Платона (пер. С. К. Апта)
      
       Возвращаясь к песне Фалькенлид, в определенном толковании она имеет для меня символический смысл, сюжет песни как будто повествует судьбу отношений Раду и Мехмеда: султан, взрастивший валашского княжича, одаривает его всем, чем может, образованием, карьерой, множественными дарами, и главным образом своей любовью, однако в один день он обязан будет отпустить его. Это происходит в лето 1462 года после завоевания Валахии, когда Мехмед предоставляет ему законный трон Валахии; Раду должен будет жить в другой стране, и править ею, у него появится семья, а значит и отдельная жизнь. Мехмед словно выпускает птенца из гнезда на волю, чтобы тот научился летать. Он жертвовал своей привязанностью ради общего блага, зная, что учили они друг друга не только ради собственного удовольствия, но и на пользу своим государствам. Последняя строка песни высказывает томящееся желание встретиться после расставания: "Боже, соедини тех, кто желает любить".
      
      
       Примечания
      
       [1] German Poetry from the Beginnings to 1750: Hartmann Von Aue, Wolfram Von Eschenbach, Martin Luther. Ingrid Wals;e-Engel, Der von K;renberg. Frederick Goldin (стр. 17)
       [2] The Medieval Lyric. Peter Dronke" (стр. 113)
       [3] Altdeutsches Elementarbuch, Parts 1-2. Adolf Ziemann. 1833 (стр. 27)
       [4] Der Von K;renberg. Gayle Agler-Beck. 1978
      
       PS. Послушать пеcню Фалькенлид в прекрасном исполнении разных артистов рекомендую в публикации этой же статьи на моем паблике Вконтакте. https://vk.com/fatihfrumos?w=wall-94857171_493