Посадил дед репку

Было далеко за полночь, но на кухне прокуренной  холостяцкой квартиры горел свет. За столом сидели толстый лысый хозяин квартиры Степан Петрович и его однокашник Сергей Алексеевич. Встречались старые друзья редко, но, что называется, метко. Вот и сейчас, весна не за горами, на московских улицах уже не видно снега, во дворах наваленные за зиму сугробы осунулись и почернели, Сергей Алексеевич мысленно готовится отвезти супругу с внучкой на дачу. Впереди маячило пыльное московское лето.
- Не понимаю я тебя, что ты нашел в этой деревне, - басил Степан Петрович, энергично стряхивая пепел в большую бронзовую пепельницу, всю потемневшую за годы употребления и, видимо, почти не бывавшую чистой.
- Воздух свежий, опять же и внучку надо куда-то деть на лето, пусть родители отдохнут. И бабке польза. И мне здесь отдых.
- Хороший отдых, туда-сюда мотаться по электричкам и автобусам. Вот я свои шесть соток продавать буду. Не нужны мне, понимаешь, хуже горькой редьки. Раньше с родителями ездил, нормального лета не видел, теперь вот сосед требует, чтоб косил. Какой на земле отдых?
- А помнишь, как мы учили про барщинное хозяйство?
- Ну тебя занесло, все помещиком стать хочешь? Латифундистом? Не выйдет! Как пахал крестьянином, так и будешь.
- А что поделаешь, цены какие в магазине, на мою зарплату и пенсию жены не выплывешь. Заводы стоят, дочь, старший научный сотрудник, в ларьке пошла торговать. Стыдно, говорит, а пустой холодильник еще хуже. Зятю зарплату не платят уже несколько месяцев. Только свое хозяйство и спасает.
- Да, славно перестроились. Никогда не доверял этому меченому.
- У  нас вообще каждый съезд поворотный, бродим по кругу, как лошадь в цирке. Когда здесь хорошо было? Только страну чуть-чуть после Гражданской привели в порядок – немцы напали, потом отстроили – бах, Перестройка, при Екатерине Золотой век, но для кого, для фаворитов её. Петр вообще всю Россию на дыбу поднял.
- В крестьянской стране цивилизация невозможна, до Петра вообще через одного раскольники да беглые каторжники, а правили всеми полоумные бояре, Иваном недобитые, - подвел итог Степан Петрович.
Он, конечно, знал, что Сергей Алексеевич ярый славянофил и видел спасение России в возврате ее к истокам, к древней допетровской и даже домонгольской Руси времен Ольги. Сергей Алексеевич свято верил, что в результате трагической ошибки русские развернулись лицом к западу вместо того, чтобы культивировать свою культуру и считать всех иноземцев варварами, подобно мудрым китайцам.
Каждый год, когда весна спешила на смену зиме, у Степана Петровича резко портилось настроение. Сорвать беспричинную злобу было не на ком – с коллегами он практически не общался, втайне презирая их и считая сворой глупых старых сплетников, соседей игнорировал,  а семьей по причине глубокого эгоизма не обзавелся. Все это вынуждало его изливать боль души в желчных и злобных строках дневника, написанных талантливо, но слишком предвзято.
Сергей Алексеевич, случайно уцелевший  друг с университетской скамьи, один был его гостем, с ним одним Степан Петрович говорил по возможности искренне и даже признавал равным или почти равным себе по интеллекту. Степан Петрович был историком-медиевистом, мог часами рассказывать про Капетингов и совершенно не понимал, как занесло неглупого, по его представлениям, Сергея Алексеевича на кафедру истории СССР периода феодализма, по крайней мере, так она называлась тогда. Но втайне он ему жгуче завидовал, хотя и подсмеивался сначала над его женитьбой на однокурснице, смешливой и добродушной Таньке Назаровой, потом над необходимостью кормить семью и полностью забросить исследования в архиве и карьеру ученого.
 Он, конечно, так никогда бы не поступил, все романы с лаборантками, знакомыми и малознакомыми барышнями заканчивались одинаково – Степан Петрович ловко уходил от ответственности и вместо совместного похода в ЗАГС предпочитал одиночное плавание. Вот уже лет десять он не развлекал своего друга амурными историями, впрочем, и тогда и сейчас он всегда ощущал себя бесконечно одиноким. Степан Петрович никого не пускал в свой внутренний мир, и потому одиночество было оборотной стороной самодостаточности.
И сейчас, нападая на безобидный вообще-то символ веры Сергея Алексеевича, он получал какое-то тайное сладострастное удовольствие, понимая, что друг не сможет его ничем также зацепить или ранить в ответ. Сергей Алексеевич подошел к окну, открыл пошире форточку, облокотился на подоконник и сказал:
 - Спорим, Степка, я мог бы кандидатскую легко защитить. У меня такая идея была гениальная, что  у нас все плохо, потому что мы едим неправильно!
От такого поворота разговора Степан Петрович на миг остолбенел, подобных сюжетов в их беседах еще не было. А Сергей Алексеевич, разгоряченный выпитым чаем с бальзамом и свежим воздухом продолжал:
- Нет как таковой русской кухни, есть французская, средиземноморская, азиатская, а русской нет. Человек – то, что он ест. Характер, темперамент, дух народный не только в языке и привычках, но и в еде. А у нас нет ничего, нет!
Тут он взмахнул рукой и сбил на пол рюмку. Степан Петрович, обычно крайне бережно относящийся к своему имуществу, тут даже не пошевелился в предчувствии, что вот-вот услышит некую неведомую истину. Сергей Алексеевич с не меньшим азартом продолжал:
- Последняя нормальная еда была при царе Иоанне Васильевиче! Потом все, конец, разорение, с Петра одни заграничные повара для знати и картошка для крестьян. Вот у всех мозги и потекли. На знать иностранные рецепты плохо повлияли, а на крестьян и того хуже. Что раньше люди ели? Лук, капусту и репу, репу вместо картошки есть надо! Месяц поешь, сразу сила богатырская прибавится.
- Сереж, так в чем проблема? Посади репу с капустой и ешь круглый год. У тебя и земля есть.
Сергей Алексеевич заметно стушевался, тихо сел за стол, налил себе прямо в рюмку рижский бальзам, выпил, откусил от пряника и со вздохом сказал: «Не верит мне Таня, все под картошку, огурцы и лук требует пахать, помидоры еще эти. А для меня даже опытного участка жаль, говорит, что на весь год надо запасы делать, дочь ведь, зять и внучка, на две семьи живем».
На майские праздники изнеженный профессорский сынок Степан Петрович с грохотом перебирал инструменты в сарае в поисках лопаты. Вдохновенная речь Сергея Алексеевича побудила его вскопать на огороде грядку, посеять репу и понаблюдать за экспериментом. Сам он репу никогда не пробовал, предпочитая более изысканные блюда при жизни родителей или перекусы на ходу после их смерти. Теперь же он решил бескорыстно, как сам считал, помочь лучшему другу, предоставив ему возможность вкусить пищу столь любимых им вольных хлебопашцев. Внушительный пакетик с семенами стоял тут же.
Летали майские жуки, тут и там выглядывали желтые маячки мать-и-мачехи, где-то за лесом промчалась электричка, и гудок тепловоза напомнил о цивилизации и скором возвращении домой. Счастливый Степан Петрович шел лесом к станции, он вскопал целину и засадил целую большую грядку семенами, купленными у какой-то бабули, бойко торговавшей на рыночке возле магазина.
Прошло несколько недель, когда робкие всходы окрепли, поднялись и стали видны на фоне окружавших их враждебной стеной сорняков, Степан Петрович привез на дачу Сергея Алексеевича, желая произвести на него впечатление.  Ему втайне хотелось славы, благодарности, поклонения, пусть даже о одного человека, но зато искреннего, нелицемерного. Сергей Алексеевич, уже наслышанный о том, что его ждет, влетел в калитку, но, к удивлению Степана Петровича, пробежал мимо грядки, на которую он потратил столько сил и трудов, зачем-то прошел до забора, потом вернулся к домику и немного разочарованно сказал: «Ну, и где твоя репа?»
- Как где?! – в голосе Степана Петровича звучали досада и обида, - А еще огород в деревне сажаешь! Вот она, конечно!
Здесь Степан Петрович встал в позу римского патриция и величественным жестом указал на прекрасно прополотую и ухоженную грядку, ему не хватало только тоги и венка.  Лицо Степана Петровича  пылало от праведного возмущения, он и так сделал слишком много, с его очки зрения, а вместо благодарности получил прямо противоположное. Но подлинное разочарование ждало его впереди.
- Так это горчица, у нее с репой семена похожи, тебе кто-то по ошибке продал, - с добродушной улыбкой произнес Сергей Алексеевич.