Утилизация

Рассказ написан в соавторстве с Вороной


Я наслаждался её молодостью. От запаха весны вспотели ладони. Она крутила в руках пробку от шампанского, думая о чём-то своём. Увидев обкусанные ногти, я улыбнулся.

– Принесите счёт,– не отрывая взгляда от хитрых карих глаз подруги, я вложил купюру в руку официанту.

Вставая, Инга слегка дотронулась до моего плеча. Аромат полевых цветов вскружил голову. Её волосы коснулись моего уха. В то же мгновение с набухших пыльцой извилин взлетела стайка бабочек. Пчёлы, окуная острые жала в мозг, опыляли мысли. Жуки-короеды пытались вылезти наружу сквозь поры покрытой мурашками кожи. «Похоже на абстинентный синдром»,– единственная мысль, пришедшая в тот момент.

– Мистер Тед Матьюз? – на выходе из ресторана меня окликнул мужчина в чёрном кашемировом пальто. Блеск его туфель можно было сравнить с сиянием солнца в дождливый сентябрьский день. Скрипнула трость. Приподнялась шляпа.  Пчелы, жуки и бабочки разлетелись вмиг.– Мишель Липман,– представившись, мужчина движением руки пригласил пройтись вдоль сквера.

– Инга…– я кинулся было за спутницей, но, увидев в ответ милую улыбку, понял – она с Мишелем заодно.

– У нас,– спутник глянул на часы,– вернее у вас, сутки до погашения задолженности. Я не стану отнимать время лишней болтовнёй. Заплатить готовы?

Он протянул свёрнутый пополам листок. Грохот от потока машин на автостраде прорывался сквозь шумопоглощающие отбойники. Слышалась брань водителей, нервное гудение клаксонов. За грязным стеклом многоколёсая река сливалась с линией горизонта.

Пронизывающий ветер гонял по Пятой авеню куски блестящей плёнки и пожухлые кленовые листья. Мрачными исполинами наблюдали за происходящим небоскрёбы.

– Вам понравился бонус?

Мой испуг развеселил собеседника.

– Не прикидывайтесь,– блеснув красивыми зубами, Мишель свернул с тротуара.– Мои агенты связывались с вами. Вы же неглупый парень. Сразу после угроз у вас появилась Инга.

– Она человек?

– А вы?

Я оторопел от такого хамства. Расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, вздохнул свободней. Последние пять лет жизни пролетели перед глазами ставками, тотализаторами, наркотой. Меня искало несколько коллекторских агентств, куча детективов и просто частников. Когда-то это должно было случиться.

– Вы знаете, у меня нет таких денег.

– Знаю, поэтому приготовил вам интересное предложение…

– От которого я не смогу…

– Ну что вы, отказаться можно в любой момент,– он махнул кому-то перчаткой. Передо мной появились два рослых парня с хмурыми лицами. Короткий ёжик, крепкие скулы, пустой рыбий взгляд; полы кожаных плащей гладили зеркальные лужи. Я зачем-то посмотрел в небо. Мне казалось, что кто-то там сверху сейчас потянет за тонкие нити и два великана мило улыбнутся. И после дружеского расставания, найдя визитку Инги, я ринусь на её поиски.

– Это опытный вариант программы,– Мишель достал чип из обтянутой красным бархатом коробочки,– вы можете стать первым, кто, испытав новинку на себе, обретёт свободу низкой ценой.

– Вы дарите мне жизнь?

– Две,– Липман показал пальцами «виктори».– Круиз называется «Две жизни». Ничего сложного,– улыбка Мишеля казалась убедительной.– Новенький круизный лайнер, прекрасные условия проживания, питания...

– А …

– Инга бонусом,– теперь на меня смотрел не вальяжный коллектор, а хищник с окровавленной пастью. Тонкими губами, словно тисками, он сдерживал острые клыки. Маленькие поросячьи глазки потерялись на продолговатом лице. 

На плече я почувствовал железную руку одного из великанов, закружилась голова, солнце исчезло, хлопнув крышкой капсулы. Чуть слышный запах экскрементов и пота мутил сознание. От холода зонда онемела гортань, солёной отрыжкой взбрыкнул пищевод, желудок встретил гостя повышенной кислотностью…

 – Мистер Бенсон, вам видеозвонок,– на мониторе появилось приветливое лицо секретарши.

– Спасибо, Грейс,– банкир кликнул мигающую иконку.

– Прекрасная погода, не правда ли? – мистер Липман, одетый в домашний халат, грелся у камина. Потрескивали дрова, по стеклу большого окна барабанил мелкий дождь. Белая холёная рука гладила пса.

– У меня мало времени, Мишель,– в голосе главы банка «Eternal Star» слышалось раздражение.

– Ещё один должник утилизирован. Некто Тед Матьюз.– Собака зарычала. Мишель рассмеялся.– Даже Ричу он не понравился.   

– Надеюсь, эта скотина больше не воскреснет,– Бенсон вычеркнул из списка в ежедневнике очередную фамилию.

– Наша последняя разработка,– взяв со столика проспект, Мишель показал его собеседнику. На фоне римского Колизея улыбалась блондинка. Снизу крупными буквами было написано: «Две жизни».– Выхода из программы нет,– раздался звонкий лай.– Хороший, хороший, Рич. Пса не проведешь, даже он понял, что это конец...

 Пассажирский лайнер «Silver Age» покачивал у причала белыми бортами. Новенькие капроновые концы скрипели, как настоящие. Разноцветной змеёй по трапу взбирались отдыхающие.

В просторной каюте стояла широкая кровать.

–Устроителям круиза зачёт,– развалившись поперёк матраца, я остался доволен упругостью и беззвучностью ложа.

На стеклянном столе примостился багровый шандал. Приглушённый свет окутывал аскетическую обстановку загадочностью.
В груди нежно заскребло, я вспомнил Ингу. По телу снова побежала волна страсти.
Зелёный фон квадратного монитора-иллюминатора внезапно сменился на синий. «Загрузка окончена. Сохранить опцию», замигала надпись.

– Не богато,– на меня смотрели два воина. Судя по амуниции и вооружению – римлянин и галл. Я приложил ладонь к экрану. Слегка кольнуло кожу руки, сердцебиение усилилось. Отодвинув в сторону похоть, мозг считывал информацию. Изменив настройки, я кликнул «Сохранить». Мне не нравился красный цвет. Я выбрал белую тунику и поменял короткий римский меч на длинный.

– Тебе нужно продержаться всего два часа,– я вспомнил выражение лица Мишеля. Он смотрел на меня словно на тело, лишённое души. Что хотели просчитать разработчики новой услуги, меня не волновало. Финансовая свобода – единственная вещь, служившая мне ориентиром последние годы. Для человека, прожившего пять месяцев с каннибалами, двухчасовая экскурсия по Древнему Риму казалась воскресной прогулкой.

В одно мгновение я оказался стоящим посреди римской триремы. В едином порыве хлопали о воду три ряда вёсел. Таран бронзовым наконечником разрезал толщу воды, над ним, наблюдая всевидящим оком, возвышался изящно изогнутый форштевень. К Сицилийскому побережью подходила флотилия римлян. Доспехи из металлических пластин с непривычки сдавливали грудь. Тяжёлый меч оттягивал руку. Ремни на сандалиях, казалось, затянул сам Геркулес. Смрад потных гребцов перебивал запах гари. Два соседних корабля полыхали. Пытавшаяся выпрыгнуть за борт пехота сбрасывала доспехи. Попав в огненную пасть пожара, изгибалась гора стальных лат. Шлемы, как куча безликих отрезанных голов дымились кожаными подшлемниками. У двух перевёрнутых шлюпок всплывали стриженые головы. Стоны раненых, застывшие лица убитых, крик триерарха: из защитной накладки голени центуриона торчал обломок стрелы.

Копейщики, укрывшись щитами на верхней палубе, ждали приказа на высадку. В щелях «панциря» блестели золотом бронзовые шлемы, ощетинились копья. Долго не думая, я втиснулся между легионерами. Горячее дыхание воинов, перекликаясь с нагретыми доспехами, создавало ауру теплоты и взаимовыручки. В толпе раздавались стоны. С треском пробив щит, стрела впилась пехотинцу в руку. К изувеченной голове воина прибавилась рваная рана на предплечье. Вместо уха у него зияла загаженная серой дыра. Одиноко стучали по борту свинцовые снаряды пращей. Дымил лежавший на палубе скрученный парус.

Внезапно со страшным грохотом корму пробила каменная глыба. Разворотив палубу, валун проломил дно корабля.

На стенах крепости послышался радостный клич. Смятые точным попаданием, стонали рабы. Сломанные вёсла рулевых, перемешанные с вывороченными внутренностями транитов, создавали на корабле живописную картину смерти. Корпус судна ощетинился торчащими брусьями, штифтами, шипами. Триерарха выбросило за борт.

Кто-то из гребцов громко взывал к богам. Услышав стон, гортатор заткнул рот рабу кляпом. На тёмно-синей мускулистой спине мулата багровел длинный затянувшийся рубец. С порезанного лица на босые ноги капала кровь.

Громкие команды гортатора не давали расслабляться невольникам. Голый по пояс, размахивая плетью, он поддерживал такт гребцов. Татуировка дракона на груди моряка была посечена тонкими красными шрамами. Часть рабов пересела на место выбывших. Кормовой штевень медленно погружался под воду.

Как только киль корабля почувствовал сушу, центурион крикнул «Аве кесарь!». Дружно подхватив вопль, легионеры загремели щитами.
На берегу несколько коротких сигналов буккинаторов призывали легионы к штурму вражеских укреплений. Римляне выстраивались фалангой. Над строем парили штандарты когорт, центурий. Знаменосец легиона расчехлял аквилу.

На поднявшихся с палубы копейщиков посыпался град камней. Стрела попала в шею худому высокому воину с выбитым глазом. Кровь брызнула в лица близстоящих. Крича и размахивая мечом, я влился в плотную реку насилия. Никогда не думал, что материться на латыни так легко и красиво.

Кто-то пихнул в спину. Спрыгнул с борта в воду. Рядом водопады брызг, гомон, рык: под водой ощутил мёртвые тела. Запнулся обо что-то плоское. На бегу примерил овальный щит.

Из-под белой намокшей туники топорщатся раздутые икры В мускулистых руках сверкает меч. Не успел налюбоваться собой, как снова упал. Кто-то помогает подняться, вытягивая из воды за пояс. В голове сумбур, такое впечатление, что с момента знакомства с коллектором прошёл год.

Вспомнил первое появление у папуасов. Когда увидел море крови и отрезанной плоти, то очнулся только по истечении суток. Но там всё было по-честному: десять жизней и открытый доступ к порталу. Было куда стремиться. Здесь же всё окутано неизвестностью.

Задаю себе один и тот же вопрос: какой смысл кредиторам бросать меня в мясорубку? Хотя моя жизнь давно стала непредсказуемой!

Мышцы в тонусе, глаза и руки жаждут крови, лишь поднявшиеся из глубин души инстинкты самосохранения пытаются сдержать дерзкие мысли. Когда очутился на триреме, солнце стояло в зените, теперь в трех пальцах от линии горизонта. Прошло явно больше двух часов.

Только по голосу узнаю центуриона. Закопченная от пламени видавшая виды кираса, загорелые руки, перетянутые кожаными ремнями, шлем со сгоревшим плюмажем из чёрных прутьев. Повязка на ноге алеет пятнами крови.

В прибрежном песке корчится от боли юноша. Приложив окровавленные руки к животу, он взывает о помощи к матери. Кто-то из легионеров, пробегая мимо, накрывает парня щитом.

Берег сотрясается хвалой кесарю. Ощущая каменной кожей приближение смерти, крепость изрыгает на римлян бочки горящего «каменного масла». Тучи стрел ведут бой за господство в воздухе. Вижу затылки впереди идущих и робкое солнце, тонущее в едком вонючем дыму.

Главное – раствориться в общей лаве животных инстинктов. Дальше всё пойдёт по накатанной. Делай как все, пока над головой не будет занесён меч врага. Какого врага? Я сам себе враг. Надо же было попасться на такую хрень. Поверить коллектору! Это всё страх!

Сандалии скользят. Наступаю на ещё дышащее тело, отточенным движением прокалываю мечом грудь раненого. С последним хрипом на лице варвара застыла брезгливая гримаса. Даже мёртвые германцы презирают меня.

«Черепахой» движемся на правый фланг. Топот приближающейся конницы заставляет ощутить горячий локоть соседа. Боюсь поднять глаза. Плохо обработанные пластины доспехов натёрли до крови кожу подмышками. От пота горит кровавая рана, от тяжести шлема голова набита чугуном.

Плохо соображаю, толкают в сторону. Жуткий треск, ржание лошадей, предсмертные вопли легионеров. Копьё пробивает голову старика с рябым лицом. Кожаный шлем прибит к виску намертво. Из треснувшего черепа лезет серо-красная масса. Рыжая борода покрывается свернувшейся кровью. Упасть некуда, плотно сомкнутые ряды, как ворс на зубной щётке. С визгом и грохотом тяжелая конница галлов протаранила нашу «Черепаху». 

 «Держать строй»,– голос центуриона оборвался на последнем слоге. Движения воинов замедлились. Солнце мигнуло и потускнело. Яркое небо принялось сворачиваться, словно покрывало.

Вместо голубой бесконечности появился зелёный потолок с красными дырами. Части тел исчезли. Занеся одну ногу надо мной, словно памятник разрубленному всаднику, стояла лошадь варвара. В остекленевших глазах животного я не увидел своего отражения. Половина воина вместе с туловищем коня схлопнулись. Разрезом человеческой плоти застыли цифры. Замерла половинка кирасы. Обрубок копья повис в воздухе. 

Стены крепости растворялись по кирпичику. Кружа над полем боя, ветер стирал остатки объёмных фигур. Покинутая телом рука галла не могла расстаться с мечом и тянула его за собой в бездонную пропасть красных дыр.

Я стоял голым посреди меняющего геометрию поля и ощущал, как желеобразная поверхность хлюпала под ногами. Тёплая жижа проникала в поры кожи, горячими струями растекалась по венам. Щёлкнуло в позвоночнике, кольнуло в суставах рук, зашевелилась кожа на лбу.

Внезапно послышался крик ребёнка. Кто-то играл на губной гармошке. Щебет птиц создавал ощущение райских кущ. Я не мог поверить увиденному. О боже! Тело моё покрыто плотной шерстью, сгорблена спина, длинные руки свободно достают до земли, надбровные дуги закрывают солнце.

 – Папа,– кричит мальчик,– мяч улетел!

Горный массив седеющими вершинами тянется к солнцу. Наполненный благоуханием неизвестных растений ветер колышет траву под ногами. Я узнаю в мужчине, бегущем за мячом, отца. Красная клетчатая рубашка распахнута, из закатанных брюк торчат босые ноги, лица не видно, но я ощущаю его запах: букет – одеколона с пеной для бритья.

– У-у-у! – орёт отец и бьёт кулаками в волосатую грудь.
«Кто это?»,– мысли становятся липкими и противными. Головная боль мешает осмыслить происходящее. Это не папа. Мозг ослеплён взрывом ярких красок, смесь запахов валит на землю. От массивного объёма информации глаза вылезают из орбит. Передо мной человекообразная обезьяна. Гора мышц, покрытых коричневой шерстью, ходит под кожей волнами. Болтающиеся по земле кисти – размером с мою голову… Господи, за что? У меня такая же голова, как у неё.

Грубая набедренная повязка едва прикрывает пах. С громким урчанием по ногам самца полилась жёлтая струя. Белая пена окутала ступни. Маленькие глаза теряются в складках лица. Морщится узкий лоб, каждую секунду меняется мимика.

– У-у-у,– неандерталец указывает синеватой ладонью в сторону холма.

Зелёная стена – эпифиты, лианы, папоротники – будто вжились в моё новое тело шипами ветвей, черешками листьев, длинными влажными корнями, пытаясь понять, смогу ли я стать одним из них. Со мной общается сама природа, морщась от невозможности что-либо изменить в очередном неудачно созданном экземпляре. 

Вековые сосны длинными мохнатыми кольями устремились в белёсое небо. Лесной гущей топорщится горизонт. Едкий запах мочи вытесняется влажным горным воздухом.

Самец угрожающе поднимает валун. Надо что-то ответить. Напрягаю мышцы гортани. Выдавливаю робкое:
– Сэ-э-р-р-р.

– Р-р-р-р,– незнакомец заносит руку для броска.

– У-у-у,– догадываюсь я.

Холодная улыбка мгновенно сменяется звериным оскалом:
– Ы-ы-ы.

«Смеётся,– вскакивая на четыре кости, радуюсь, что повезло.– Что там за лесом, не жена зовёт, случаем?».

Стараюсь ступать след в след. Удивляюсь размеру отпечатков наших ног. Жадно трогаю себя. Вот он какой, снежный человек! На узкой тропинке маячит широкая, изрешечённая красными порезами спина. Набедренная шкура с остатками гниющего мяса. Белые черви копошатся в пятнистой грубо выделанной мездре. Мощным ягодицам мало места, они угрожающе топорщатся чуть красноватой кожей.

На мне почти такой же кусок шкуры: жёсткий, хрустящий. Любопытство выше страха. Поднимаю меховую накидку, любуюсь хозяйством. Массивная гроздь, медленно раскачиваясь, шлёпается о ляжки. По дороге нащупал камень, захотелось прочувствовать силу древнего человека, каково это – быть неандертальцем. Проводник, почуяв неладное, остановился, напряглись мышцы предплечья, дрогнули уши.

– У-у-у,– я опередил соплеменника примирительным тоном.

Еле слышный шорох заставил проводника замереть. Судя по вздутым венам на шее товарища по несчастью, зелёная стена перед нами таила опасность. Нависшие растения спрятали солнце, звуки джунглей затихли. Яркие красно-жёлтые цветы, похожие на колокольчики, прикрыли лепестками пестики, словно руками голову. Крупные синие плоды облепили белокрылые бабочки. 

В мозгу стало также тихо, как в округе. Кровь била в тамтамы вен, в маленькие барабаны артерий как-то по-особенному. Чувство страха притупилось, мне стало жалко себя. Если съедят, то не придётся увидеть свою семью. Детей, лазающих по пальмам, жену, сдирающую шкуру с живого бизона, тёщу, окуривающую зловониями пещеру. О люди, создавшие программу! Может, хоть здесь её не будет.

Одновременно со свистом послышался громкий шлепок. Из спины человекообразного друга вылезло металлическое жало. Путаясь в шерсти, по лопаткам побежал кровяной ручеёк. Хруст позвоночника спугнул бабочек. Белый порхающий туман на глубоком зелёном фоне казался волшебством.

Дикий предсмертный рёв самца поднял с насиженных мест стаю птиц. Природа ожила, зашумела, затрещала. Когда проводник потянулся за камнем, вторая стрела пробила череп. Лопнула переносица, затылок подмигнул медным огоньком, у ног проползла змея. Сородич шагнул вперёд и завалился, подминая под себя огромные лопухи вместе с моими наивными мечтами о пещерном уюте.

– У-у-у,– обречённый голос резанул по сердцу последней просьбой.

– У-у-у,– так же грустно ответил я другу.

Мои нижние полусогнутые конечности упёрлись в землю. Влажная трава нежно обняла колени. Мигом налетевшая стая насекомых, утоляющих голод на неандертальском товарище, косилась в мою сторону. Вместо грозного всезаменяющего «У-у-у»слышалось робкое «Ж-ж-ж».

Я приготовился к самому худшему, к встрече с совестью. Мешавшиеся руки закинул за спину, прикрыл глаза и глубоко вдохнул, шумно всасывая воздух мощными носопырками.

Память дефилировала полуголыми девушками казино, запах потёртых капсул вызывал странное чувство радости и тревоги одновременно, биохимия раствора затягивала генетической зависимостью. Несколько раз заменённая печень давала сбой, жёлтые круги под глазами переползали на щёки. Виртуальная жизнь бурлила через край: взлом защиты, выбор опций. Кем я только не был! Пожалуй, неандертальцем – впервые. Я пытался вспомнить радостные моменты жизни: память была против. Клетчатая рубашка отца, играющий мячом я – всё, что мне оставили.

Даже Инга всплывала мутным образом. Подёрнутые туманом черты лица понравившейся девушки ускользали из воспоминаний. Жизнь состояла из пустот. Главной из которых был я. 

Легкий укол в грудь заставил очнуться. Запах миндаля потревожил сознание трагической мыслью. Перевернувшийся тропический лес благоухал. Несколько бородачей в звериных шкурах целились в меня копьями. Звериный инстинкт сделал попытку выжить.
Незнакомцы резко отпрыгнули.

Верхнюю часть тела парализовало. Улетающее сознание выхватило в последних штрихах сносную человеческую речь, скрип кожаных ремней, перетягивающих конечности, женский смех.

«У-у-у»,– сил хватило только на улыбку. 

Я нёсся по широкой трубе, погружённый в вязкую багровую жидкость. Растворившись до атомов, моё тело вобрало в себя окружающее пространство. Я чувствовал, как текли мои руки, как мысли, вытягиваясь, становились похожими на сталактиты.

– Хороший мальчик,– на задворках раздавленного мозга послышался далёкий нежный голос. Запах духов творил с внутренними органами что-то невообразимое.

Когда я открыл глаза, небосвод мне заслоняли всё те же надбровные дуги. Отекли связанные конечности. Моё грязное первобытное тело лежало в бамбуковой клетке. От влажного скользкого пола несло экскрементами. Сквозь прутья решётки на меня смотрели две пары глаз.

– Мистер Джефферсон,– девочка прыгала перед клеткой и хлопала в ладоши. Ангельский голос ребёнка пьянил.– Он будет жить в нашем зоопарке между кроманьонцем и гориллой.

– Элизабет, милая, не надо засовывать в клетку пальцы. Посмотри, какое злое у него лицо.

Элегантный мужчина в строгом костюме мило улыбался девочке лет пяти. Вытянутое интеллигентное лицо обрамляли длинные седые волосы. В руках мистер Джефферсон держал трость.

– Посмотри, как он внимательно за тобой наблюдает,– старик осторожно дотронулся до меня тростью.

В груди что-то перевернулось, дрогнуло. Ведь у меня тоже есть маленькая девочка. Слово «дочь» вызвало во мне волну протеста, по жилам пронеслась буря, я начал задыхаться.

– Смотрите! – Элизабет схватилась за решётку.– Он плачет.

Синее платье девочки мелькало перед клеткой картинками семейного счастья.

«Вспомнил!».

«Я беременна, Тэд»,– сказала моя любимая Адэна…

Небо послало надежду на спасение, но жизнь переменить было нельзя. На мне в тот момент висело четыре уголовных дела. Страховые компании предъявили иски за мошенничество на такую сумму, что мне пришлось позабыть о реальности. Моим уделом стали пропахшие потом и г…вном капсулы, дающие имитацию жизни. Жалкое существование вне закона. Мимо меня текли реки любви, счастья, ненависти. Растворяясь в пустоте, тело медленно заполняло кабинку атрофированной плотью. 

Я заметил, что время, проведённое в виртуале, оставило послевкусие. В мире чужой фантазии чувства обострились. Создавалось такое впечатление, что все ощущения приходят через поры кожи. Она стала тоньше и может предвидеть что-то сама. Там, на триере, перед тем, как стрела попала в копейщика, я почувствовал лёгкое жжение в груди. Взгляд мгновенно переместился на руку безухого. Мне кажется, я вижу суть вещей, выжимку, откинув в сторону лишние нагромождения жизни.

Иногда мне хочется сказать кому-нибудь – люблю. Сделать из-за сильного чувства что-то ненужное, запретное, совершить поступок и пожалеть, но я об этом могу подумать только долю секунды и вновь растворяюсь в виртуальной трясине.

Я прозрел, будучи в шкуре неандертальца, вспомнившего прошлое и не знающего первичный код возврата настоящего.

Тусклый свет лампы, ходивший ходуном пол, стальные шпангоуты – всё говорило о том, что я в утробе судна. Запах мазута не мог заглушить морского аромата. С противным лязгом принялся сворачиваться люк твиндека. Зарешёченное бамбуковыми палками, предо мной раскинулось звёздное небо. Не успев загадать желание на падающую звезду, я вздрогнул от знакомого голоса.

– Доченька, ты стоишь слишком близко. Это опасно.

Серебристое платье обтягивало стройную женскую фигуру. Каштановые волосы касались плеч. Мне казалось, что в полумраке трюма на меня смотрели две ярко-зелёные звезды. Страстный, слегка раскрытый рот, гордая осанка…

– Мамочка,– Элизабет схватила маму за руку,– ты не поверишь,– она указала пальчиком на меня,– он плакал.

– Золотце моё, любимая моя девочка,– гостья поцеловала ребёнка в макушку,– тебе показалось. Ночью всё представляется загадочней, чем днём.

– Мисс Ад…

– Амалия! – хозяйка властно посмотрела на мистера Джефферсона.

Видно было, что старик оторопел от неожиданности. Грозный окрик госпожи смутил его. Посмотрев внимательно на неандертальца, он кивнул даме в знак понимания.

– Мисс Амалия, прикажете развязать пленника?

– Да,– женщина слегка сморщила носик,– и помыть не мешало бы. И ещё,– она слегка наклонилась к мистеру Джефферсону,– смените ему набедренную повязку. Нехорошо, когда юное создание видит это…

Я повернулся на другой бок.

– Мам, он что, нас понимает?

– Да, Тед умный мальчик.

От её взгляда мне хотелось выгрызть в палубе дыру и утопиться.

– Но у нас уже есть три Теда,– удивлённое лицо дитя напоминало ангела.

– Будет четвёртый,– в жёстком бирюзовом взгляде не было и капли сомнения.– Или он тебе чем-то не понравился?

– Нет, мамочка, всё хорошо. Мы с мистером Джефферсоном решили разместить его между кроманьонцем и гориллой.

– А по мне, он неплохо бы смотрелся в клетке с аллигаторами,– она улыбнулась, всматриваясь в задумчивые лица дочери и слуги,– ты не хочешь подняться в папину каюту? Он почитает тебе перед сном твои любимые сказки о снежном человеке.
Прижавшись к матери, Элизабет сияла от счастья.

– И про обезьян пусть не забудет.

– Давай бегом, он тебя ждёт,– и, повернувшись к старику,– аккуратней по трапу, у Элизабет мозоль лопнула.

По громкой связи объявили штормовое предупреждение. Капитан Рэндал приглашал гостей в ресторан. Словно ветер, по лабиринтам лайнера полетел вальс Штрауса.

Пропустив дочь с мистером Джефферсоном вперёд, Адена задержалась.

– У тебя буду я, дочь, разве этого мало? К сожалению, в другом обличии такой расклад вещей тебе не нравился. Это всё, что я могла для тебя сделать, прощай. 

Я схватился длинными мохнатыми руками за прутья клетки и заорал. С неба, играя летящими кометами, мне улыбалась Луна.