Самая простая история. Вл. Стог, Н. Нестерова

               

                Посвящается нашим отцам, участникам
                Великой Отечественной войны,
                которые никогда не встречались. 

Синичка «летела» по центральной улице родного городка. Она спешила. Ведь через двадцать минут к городскому автовокзалу должен подойти автобус из Рязани, а в нём едет Евгений, сын фронтового друга её отца. Он через два дня  идет  в  поход  по   реке  Пре, но  до  этого  заедет к ним в гости. Просто ходить Синичка не умела: она или стремглав «летела», или «глазела» удивлённо на заинтересовавшие её явления или предметы. Приезд гостя вызывал неподдельную радость у её отца, которого они с братом Сергеем звали батя; приятные  хлопоты у мамы; и любопытство – у неё.
              Друг бати жил с семьёй в далёком уральском городе Чебаркуле. Фронтовики переписывались, мечтали повидаться, но житейские дела, работа, да дальнее расстояние не позволили им встретиться. Фёдор с женой даже хотели переехать в Чебаркуль в начале пятидесятых . Трудно было найти в их  Спас-Квасово  работу, а Артемий звал друга на завод, кузнецы на пневматический молот там были нужны. Фёдор же до войны работал на таком молоте. Но старенькая бабушка Анны, жены Фёдора, наотрез отказалась ехать. «Помереть хочу на родине», - твёрдо сказала она. Да и незамысловатый стишок, что в письме прислал Артемий, добавил  сомнений: «Чебаркуль, Чебаркуль, забытая планета: девять месяцев зима – остальное – лето». Так что большой фанерный чемодан, сделанный Фёдором для переезда, стал служить сундуком для тёплых вещей. И вот  теперь  сын  друга  едет к ним в гости.
                Синичка успела вовремя: автобус показался на дороге у поворота на Рязань. Она встала чуть в сторонке от встречающих и загадала: если Евгения узнаю, то он окажется стоящим парнем, а если нет….
                Из первой  двери автобуса, спиной вперёд, стала спускаться полная дама, загородив собой все ступеньки. Потом она вытащила конопатого  мальчишку-толстяка с корзиной в руках. Кто-то из пассажиров вслед за мальчиком протянул им две связанные пустые корзинки (видно, продавали в Рязани ягоды). Затем быстро вспорхнули с подножек две девушки с портфелями, наверное, студентки-заочницы, с сессии едут. За ними спрыгивали  парни с рюкзаками, некоторые из ребят были с  гитарами.  Последним  лёгким спортивным прыжком соскочил высокий вихрастый парень: на одном плече у него висел объёмистый рюкзак, а на другом в черном чехле – гитара.  Он чуть отошел вбок и стал оглядывать людей на перроне.
               – Этот, – решила Синичка и быстро подошла к нему.
    – Здравствуйте, вы Евгений?
                – Да,– с улыбкой ответил он. Ему, видимо, понравилась решительность  и  бойкость  девушки.
               –  А я – Марина. Женя, давай на «ты»? Так удобнее будет, – предложила она. Парень, опять  же  с  улыбкой, согласился.
               – Пока будем идти до дома, я покажу тебе наши главные улицы и их достопримечательности. Эта улица Советская. Здесь и автовокзал, и площадь Ленина ( смотри, как  демократично решён памятник: руки в карманах, на голове простая кепка), друг против друга находятся  ресторан и универмаг. На этой же стороне и милиция, и «взрослая» библиотека, и музей. А на противоположной стороне – кинотеатр «Луч». На пересечении улиц Советской и Войковой до тридцатых годов возвышался Величественный Собор, гордость города. Да взорвали красоту. По воспоминаниям жителей, решившийся отдать приказ об уничтожении начальник, умер в тяжелейших муках: выходили камни из почек. Народ решил, что это соборные камешки о себе напоминают. А теперь на этом месте сквер, в центре – обелиск Победы. Открыли в 65-м году девятого мая. Ну, вот и моя родная улица: детская библиотека, почта, нарсуд, главный молочный магазин.
                И, наконец, сам старый город. Деревянные домики почти все с крылечками-фонарями: по бокам столбики-колонны, сверху – резными узорами свисают с крыш деревянные кружева, наличники вокруг окон тоже резные, везде свой узор, особенный. А вот и наш домик, как маленькая белая хатка в три оконца с голубыми наличниками деревянного кружева. В 1908 году мой прадед Василий построил его из списанной на берег баржи. Пятерых детей в нём вырастил, потом внуков, маму мою, а теперь и мы с Сергеем, правнуки, живём и радуемся. Вот такая моя тебе экскурсия. Не утомила?
                – Да нет, интересно, необычно. Спасибо.
                Родители Марины вышли во двор встречать долгожданного гостя. После тёплых объятий и добрых слов Фёдора, ласковых вопросов Анны о том, как доехал, приветливая хозяйка позвала за стол.
                – А можно с дороги ополоснуться? – смущённо попросил Женя.
                – Жень, давай уж до конца доведём наше знакомство с Квасом. Ведь без речки знакомство не полное, – предложила Марина.
                – Вот здорово, айда на речку, – радостно согласился парень.
                – А босиком-то по песку бегать умеешь? – подзадорила Марина.
                Женя стал снимать на крылечке кроссовки, которыми молча гордился. Их привёз ему из ГДР двоюродный  брат. Редко у кого тогда такие были. Марина тоже сбросила свои лёгкие тапочки.
                – Ну, тогда и впрямь, айда! – И, подхватив полотенца, они побежали на речку. На горке остановились. Перед взором Женьки открылся такой простор зеленеющих лугов, окаймлённых тёмным у горизонта лесом, с небольшими озёрами и огромным куполом просторного неба, что захватило дух.
                – Ну, а теперь не обожги ступни, песочек жжётся. И сбегай вниз на пятках, так легче, – крикнула Марина и ринулась с горы.
                Побросав на кусты вербы, росшие у самой воды, полотенца и одежду, ребята бросились в манящую прохладой и солнечными бликами воду.
                – Здорово! – закричал Женя, – вот это настоящее купание!
                Они немного поплавали и с сожалением вышли на берег. Дома ждали родители Марины и праздничный стол.
                После  купания  пришли   бодрые  и  проголодавшиеся.  Женя  отдал  родителям  Марины  привезенные  из  Чебаркуля  сувениры, и  на  стол  выставил  бутылку  армянского  коньяка  «Ани».  Анна  Ивановна  разлила  по  тарелкам  наваристой  двойной  ухи, сваренной  по  всем  канонам  охотничьего  и  туристского  искусства: с  добавлением   небольшого  количества  водки  и  кусочка  обгорелого  полешка. И  начался  пир: выпили  за  приезд  уральского  гостя, за  зеленый  город  Спас-Квасово, да  за  будущий  поход, в  который  Женя  пригласил  Марину.
– Ты  знаешь, Женя, у  нас  Маринку-то  все  кличут  Синичкой, так  что  не  нарушай  традицию.
– Ну, если  можно?! И  Евгений  взглянул  на  Марину.
– Да  жалко, что  ли! – Фыркнула  Синичка, – «Хоть  горшком  назови, только  в  печь  не  станови».
            –  Вот  и  добре, – заключил  Федор  Васильевич,– я, как  старый  снайпер  в  прицел  вижу, что  все  у  нас  получится. А  ты, парень, в  чехле-то ведь  гитару  привез?  Вот  давай  и  покажи,  на  что  способен.
             Женя  вытащил  инструмент  со  словами:
           – Я  знаю  из  рассказов  отца, что  у  вас, Федор  Васильевич, любимая    песня  «На  безымянной  высоте»  из  кинофильма  «Тишина». Она  и  папе  и  мне  тоже  нравится, вот  её  и  спою.
После  первого  куплета  Женя  предложил  петь  вместе, и все подхватили песню. Когда  гитара  замолчала, Федор  Васильевич  смахнул  набежавшую  слезу и  промолвил:
– Душевно  спели, сынок. А  теперь  послушай, как  мы  с  твоим  батей  познакомились.
           И  хотя  этот  рассказ  уже  не  раз  слушали  и  в  этой  семье  и  в  далеком  Чебаркуле, на  сей  раз  все  промолчали, а  Федор  Васильевич  начал:
           – В  44-м  я  был  ранен  в  ногу  и руку, находился  на  каком-то  перевалочном  пункте,  где  людей  и  раненых  и  здоровых,  военных  и  штатских,  было  видимо-невидимо. Нас, раненых, разместили   в  бараке. Ближе  к  вечеру  появился  какой-то  майор  и  начал  делать  перекличку. Когда  он  дошел  до  буквы  «С», то,  как  мне  показалось, выкрикнул  «Синицын». Я, конечно, ответил. И  кто-то  еще  выкрикнул:  «Я».
– Так, непорядок, – сказал  майор, – слушайте  внимательно. Синица!
– Я, – донеслось  с  дальнего  ряда.
– Во-от, а  теперь  Синицын!
– Тут  уж  отвечать  настала  моя  очередь.
– Отлично, с  пернатыми  разобрались, следующий  будет….
– Ну, и  так  далее. Когда  перекличка  закончилась, я  позвал  того  парня, Синицу, к  себе. Он  подошел, голова забинтована.   Мы  поздоровались,  и  я  попросил  своего  соседа  махнуться  с  подошедшим  койками. И, значит, стали  лежать  рядом. Синицу  звали  Артемий  Иванович. Он  подчеркнул, что  не  Артём, а  именно  Артемий. Разговорились, конечно. Он  оказался  с  Урала, из  города  Чебаркуль  Челябинской  области. Жил  с  родителями  в  своем  доме. При  доме  большой  огород. Работал  на  заводе  слесарем, воевать  пошел  добровольцем. Воевал  на  Первом  Украинском, связь  тянул. Да  вот  осколком  повредило  глаза. Об  этом  говорила  и  повязка  на  голове. Ну  и  я  рассказал  о  себе. И  что  воевал  на  Ленинградском  фронте, где был снайпером. И  что  лежу  здесь  раненый  в  руку  и  ногу. Вроде, понравились  друг  другу. А  тут  еще  случай  произошел.
               Ухаживала  за  нами  медсестричка  Ксюша. Хорошенькая  такая  девчоночка, заботливая. Все  бойцы  ее  любили. И  вот  однажды  смотрим, какой-то  военный  в  халате  стал  к  ней  приставать  и  довольно  грубо. Она  от  него, а  он  за  ней. Догнал  и  начал, попросту  говоря,  лапать. Тут  уж  мы  не  выдержали  и  стали  возмущаться. Я  подозвал  его   и  попробовал  внушить,  как  надо  себя  вести. И, думаю, не  очень  дипломатично. Он, конечно, «на  дыбки», стал  меня  обзывать.  И  когда  сказал, что  желает  мне  здесь  подохнуть,  Артемий  врезал  ему. И  так  удачно  врезал! Не  упал  наглец  только  потому, что  ухватился  за  спинку  кровати.
– Ну,  чо, суки, устроить  вам  Варфоломеевскую  ночь?
– Начитанный  оказался, скотина. И  ударил  Артемия. А  тот  ему  еще  раз  засветил  так, что  мало  не  показалось. Этот  поверженный  даже  всхлипывать  начал,  и, пообещав  нам  «всех  благ», смотался.
А  через  час  появился  майор, который  курировал  нас. Мы  ему  всё  честно доложили. Он  только  головой  покачал  и  сказал, что  этот  хмырь  подвизается  на  кухне,  а  на  таких  должностях  появляются  не  просто  так, а  кто-то  у  него  сверху  есть.
           – Вы  избили  военнослужащего  выше  вас  по  званию  и  за  это  по  закону  должны  отвечать. Но  вы  раненые  и  это, конечно, вам  плюс. Я  думаю, что  уговорю  его  не  подавать  рапорт  наверх, что  ему  же  хуже  будет, когда  откроются  все  подробности. Но  и  вы  больше  самосудом  не  занимайтесь.
            Он  повернулся  и  ушел.
            – Вот  так  мы  дали  отпор  подлецу, а  с  твоим  отцом, Женя, по-настоящему  сдружились….
            После  обеда  и  чая  решили  чуток  передохнуть.  А потом Женя вызвался  помогать  Фёдору Васильевичу ремонтировать  крышу. Опыт в этом деле он уже имел:  делали с отцом пристрой к дому.  Васильевич был рад  неожиданной помощи и гордился тем, что у его фронтового друга такой умелый и неленивый сын. Завечерело.
Синичка позвала всех  ужинать, но мужчины сначала решили смыть с себя  пыль и усталость.
         – Жень, вы бегите с Маринкой на речку, а я уж по-стариковски в летнем душе ополоснусь, – сказал Васильич.
        – Вот и хорошо, закатом полюбуемся, – обрадовалась Синичка.
И они, уже не спеша, спустились с крутого берега вниз. У воды Синичка остановилась:
       – Ой, каблучок у босоножки полетел. Слава Богу, что ногу не подвернула.
       – А давай пройдемся по воде босиком, а завтра я починю твой каблук, – предложил Женя.
       – Давай, – согласилась девушка.
 Женя скинул кроссовки и закатал брюки до колен, а босоножки  бережно понёс сам.
Они зашли в воду. Всё дневное тепло река забрала себе. Было приятно брести по прибрежному песку и тихой воде. Солнечный диск из оранжевого постепенно превращался в ярко-красный. Вот его последние лучи сверкнули на прощание, и сразу же её величество ночь вошла в свои права. Легкий ветерок все еще шептался с листьями прибрежных верб и тополей, не давая тем насладиться ночным покоем. Вдруг кто-то невидимый там, наверху, бесшумно опрокинул  серебристое  ведёрко со звездами, и в природе сразу стало светлее и тише. Звездочки светили так дружелюбно и приветливо, что хотелось каждой подмигнуть и потрогать ее. На поверхности реки отдыхала лунная дорожка. Речка отдавала зеркальным блеском, и лишь иногда, когда невдалеке скользила лодка, появлялась неторопливая волна, которая начинала укачивать луну, пытаясь прибить ее к берегу, но так осторожно, чтобы не потревожить лунный покой. Тишину же нарушала изредка только какая-нибудь заблудшая птица, просящая сородичей указать дорогу домой, да всхлипывала кем-то обиженная рыба, одолеваемая бессонницей. Ребята дошли до пляжа, вошли медленно в реку,  и поплыли не спеша, наслаждаясь ласковым теплом воды.
         – Слушай, а у тебя девушка есть? – неожиданно спросила Синичка.
         – Ну, есть, – после паузы ответил Евгений.
         – Вот и у меня парень есть, – с какой-то долькой радости сказала она, – так что принимаем пакт о ненападении.
        – Да-а-а…. Какой был хороший вечер! А на тебя кто-то собирается нападать?
        – Так, поплыли домой, – скомандовала Синичка, – у тебя сегодня много впечатлений, будешь спать как убитый.
Во дворе, за накрытым под яблоней круглым столом, их ждали Анна Ивановна и Федор Васильевич.
        – Ну, что, Синичка, показала Жене все прелести нашего Кваса? – закинул удочку папа.
        – Что успели – посмотрели, а самое главное, ночную реку увидели. И по лунной дорожке проплыли.
        – Так, пить чай и по сусекам, – скомандовала Анна Ивановна, – Женя ляжет в маленькой комнатке, там ему будет уютно….
     Утром, как и договаривались, побежали освежиться на речку, а потом, позавтракав вкусняцкой  пшенной кашей с холодным молоком, двинулись по своим делам. Мама стала собирать Синичку в поход, а Женя, проверив походную амуницию Синички на предмет верхней одежды и обуви, вдруг обнаружил абсолютно, на его взгляд, лишний в походе предмет: серый, довольно увесистый томик рассказов Константина Паустовского. Но Синичка так яростно стала уверять, что ей эта книга просто необходима, что Женьке пришлось с неохотой согласиться. И, как и вчера, он стал помогать Федору Васильевичу с ремонтом  крыши. Потом было решено идти на пасеку, где их ждал 15-летний брат Синички Сережа. Федор Васильевич поехал на мопеде, повёз продукты, а ребята отправились пешком в девятикилометровый поход.
Сначала шли по длинной прямой улице мимо сквера Победы, потом мимо высокого старинного здания школы, где училась Синичка. Миновали городской Дом Культуры, ещё несколько кварталов. И вот дорога вышла к бору. Сосны золотели стволами, наполняли воздух смолистой свежестью, идти стало легче. Через бор дорога довела до небольшого моста, до истока реки, а потом побежала по разноцветному морю лугов. Такого необъятного простора Женя, пожалуй, ещё  не видел. Небо куполом покрывало луга, а зелёное море трав колыхалось, словно волны. У самой кромки дороги розовел лёгкими султанчиками подорожник. Чуть дальше желтела медвяная сурепка, полянками белел клевер, спутывал все травы синеватый мышиный горошек. В небольших  низинках ярко горел кипрей, и неслышно позванивали небесного цвета колокольчики. Синичка обрела небывалую лёгкость: она вступила в свои владения. Ароматы цветов слегка кружили голову, солнышко радовало, лёгкий ветерок бодрил, и ужасно хотелось петь. Преодолевая некоторое смущение, Синичка запела: 
       – Вся опушка в песнях и цветах, вся опушка солнцем залита. Всё цветёт, всё поёт, тёмный бор по землянику, по грибы зовёт.
Женька подхватил припев: 
       – Ты лети, ветерок, через тысячи дорог….
 Идти стали быстрее, ритм песни бодрил. Оказалось, что в школах они учили много одинаковых песен. Но были и песни, которые в школе не учили, но их почему-то все знали.  Это развеселило ребят. Особенно здорово получалась песенка без конца про двенадцать негритят. Под неё Синичка и Женька  совсем незаметно дошли до реки Оки, а от Оки надо было свернуть влево и дальше идти тропинкой.  Вдоль просёлочной дороги, то тут, то там, стали попадаться кусты шиповника с начинающими краснеть ягодами.
       – Сегодня будем тебя угощать  вкуснейшим чаем, – сказала Синичка,  – но не из ягод, а из корней шиповника. После него так спится!  А теперь смотри: кусты калины закрывают проход на  точок – поляну  для пасеки, а чуть левее – костёр, стол под навесом, а под ветлой сбоку – фанерный домик – будка.  В ней с двух сторон  –  полати с пологом от комаров, большая тумба у окна, у двери – старый улей на ножках. Это «магазин»,  в котором хранятся  продукты, чтоб мышки не достали.
        От костра шёл пахучий дымок, на крючьях висели  котелок  и большой  закопченный чайник с изящным узким носиком. Над котелком «колдовал»  Фёдор Васильевич, помешивая варево  и подкладывая дровишки. 
       – Привет  походникам!  – бодро воскликнул он.  Вы прямо к обеду. Угощу вас нашим фирменным блюдом – «сливухой».
        Из кустов  калины, закрывавших  лесное озеро, вышел Сергей  и тоже поприветствовал ребят. Синичка познакомила парней и предложила  проверить вентеря на озере, чтобы брат мог увезти с собой в город улов, если тот имеется.   Рюкзаки сложили в будке, надели сапоги, чтобы не промокнуть,  взяли вёсла и пошли к  мосточку, за которым  была зачалена лодка-плоскодонка. Озёрная гладь отражала в себе белые барашки облаков,  вызывала умиротворение и покой.  Сергей намётанным глазом нашёл под нависшими ивами и калиной вешки от вентерей,  Синичка подгребла к ним, а Женя вызвался достать ловушку. В узкое горло  заплыл один дородный линь и две шустрых небольших щучки.  Сергей ловко перебросил  их в садок.
       – Ну, можно и домой  идти. Принесу  маме  озёрный  гостинец.  Запомните, где ставлю, завтра себе ушицы наварите.   
         Подошли   к костру.  Васильевич  взял длинное деревянное  приспособление, похожее на расчёску, приставил к котелку, и, наклонив котелок над большой миской, стал сливать в неё жидкое варево.
       – Это будет первое, кулеш. А то, что остаётся в котелке, – это второе: пшено, картошечка, лучок,  обжаренный с салом, специи.  Милости прошу к нашему шалашу, то бишь, к столу.
       Ребята проголодались. Кулеш с дымком да каша-сливуха показались им  настоящей вкуснятиной.
      – Ну как, Евгений, понравилась тебе наша сливуха или нет?
       – Отменная еда,  и сытно,  и сразу два блюда. Надо будет в походе использовать ваш рецепт. Спасибо!
       –  Подождите, вот испейте чайку из корешков шиповника.  И вкусно и полезно!
        Посмаковали чай с кусочками мёда в сотах и ещё раз поблагодарили хозяина за угощение.  День клонился к вечеру. Сергей с уловом отправился домой, а Женя, облюбовав рядом с пасекой стог из скошенной  недавно душистой травы, решил заночевать в нём, чтобы в полной мере испытать все прелести  лесной  жизни.  Синичка с отцом пошли по своим полатям в будку.
           От  пережитых  событий  и  от  обильного  ужина  Женьку  стало  клонить  в сон. Он  уже  почти  спал, когда  ему  пригрезилось, что  слышит  далекие  раскаты  грома.  Звуки  быстро  приближались. Но  это  был  не  гром. Вскоре  раздались  крики, иногда  перемежаемые  матом. Женька  выскочил  из  своего  укрытия. Трое  пьяных  мужиков  были  уже  совсем  близко. Синичка  тоже  выглянула  из  будки. Женя, быстро  сориентировавшись, подбежал  к  ней  и  сказал, чтобы  они  с  отцом  не  выходили  из  домика, а  ситуацию  он  разрулит  сам. В  голосе  Евгения  было, наверное, столько  убежденности, что  Синичка,  ни  слова  не  говоря, вернулась  в  будку. 
                Мужикам, а это оказались пастухи колхозного стада,   срочно  потребовался  свежий  мед  на  закуску.
               –  Эй, хозяин, качни-ка  нам  медку, а  то  что-то  в  горле  от  водки  пересохло!
               – Ребята, а  вы  знаете, что  ночью  его  не  качают, а  в июле  не  качают  вообще? А  вот  «под  стопочку» я  хочу  вас  угостить  кусочками  сотового  меда, которым  меня  самого  угостили  за  ужином. Я  ведь  здесь  и  сам  в  гостях. Вам  сейчас  его  вполне  хватит  на  «закусь», а  утром  можно  будет  решить  и  другие  вопросы.
                – А  ты  откуда, из  Москвы что ли?
                – Э, дальше бери, с  Урала я.
                – Ну  так  што,  уралец, выпьешь  с  рязанскими пастухами, у  нас  сегодня  хорошее  настроение, аванец  дали. А  я  слыхал, на  Урале  мужики  здорово водку  пьют, а?
                – Есть  такая  легенда.  И  я  бы  с  большим  удовольствием  выпил с  вами, ребята, только  вот  с рассветом буду с  хозяином ульи открывать, пчёлок смотреть, а они не  выносят запаха алкоголя и могут зажалить  до смерти. Такое уже случалось.  И  еще, мужики,   просьба к вам:  вы лучше покиньте сейчас пасеку, причину я уже объяснил.
                Пастухи, забрав сотовый мёд,  не  спеша вернулись восвояси.
                Ранним  утром  снова  послышались  громкие голоса. Опять  пришли  те  же  пастухи – на  этот  раз  с  извинениями. В  руках  одного  из  них  блестела  трехлитровая  банка  со  свежим  молоком.
                – Вы уж, люди  добрые, не  сетуйте  на  нас  за  вчерашний  «с  лишечкой»  перебор. Вот  молочка доярки прислали,  примите  на  дружбу! 
                Недовольная  и  сонная  Синичка  тут  же  перелила  его  в  свою  посуду. Молоко  было  еще  теплым  и  каким-то  звонистым.
                – Когда  же  вы  поспать-то  дадите? – проворчала  она, возвращая  банку.
               А  Федор  Васильевич  только  от  души  крякнул, видимо  давая  оценку  всей  этой  истории.
           К вечеру Женя и Синичка вернулись домой, приготовились к походу, а на завтра  утром  были уже на  Солотчинской  турбазе. Получили места и в экипаже и в отряде, на вечернем сборе перезнакомились с туристами и инструктором. Следующим утром прошли медкомиссию, инструктажи, просмолили лодки, получили продукты на дорогу. И вот,  наконец-то, поход их начался!
Первые  дни  стояли  солнечные,  и  отряд  откровенно  любовался  всеми  прелестями  чудесницы-реки  Пры. Синичка  и  Женя  попали  в  один  экипаж  с   опытными  походниками  – Леной  и  Сергеем, которые  вместе  покоряли  водные  просторы  различных  рек  уже  в  третий  раз. Они  заканчивали  свои  высшие учебные  заведения, и  на  горизонте    маячил  ЗАГС. На  Пре  они  были  впервые. Ребята  с  удовольствием  любовались  красотой  речки.   Во время  движения лодки  они  не  уставали  опускать  руки  в  воду,  и  тогда вода в  ладонях  начинала  золотиться  и  переливаться  под  солнцем  озорными  зайчиками.
              На третий день к вечеру   отряд  ожидало     первое  испытание.  Гроза  налетела  внезапно.  Молнии делили небо на  затейливые фигуры.  Гром трубил так, что тучи разбегались в страхе. Очертания предметов на воде и на берегу  виднелись как сквозь кем-то навешанные шторы из блестящих серебристых нитей.  И, чтобы увидеть предметы более чётко, казалось, что  достаточно развести эти нити руками. Вода  Пры  сразу  стала  цвета  крепко  заваренного  чая. Вещи  заранее   закрепили  на  носу  лодки  и  закрыли  брезентом, а  вот  сами  путешественники  вымокли  насквозь. И  хотя  гроза  лютовала  недолго, надо  было  приставать  к  берегу. На  берегу  все  стали  растираться  полотенцами. Женя  подошел  к  Синичке  со  своим  сухим  полотенцем, но  девушка  так  взглянула  на  него, что  Женя, пожав  плечами, ретировался.
              Палатки  поставили  на  красивой  поляне, выждав  некоторое  время,  чтобы  высохла  трава, положив  под  днища  сосновые  лапы.
              Группа  попалась  дружная, веселая, и  этот  походный  вечер  прошел  «на  ура». Синичка  где-то  к  концу  вечера  освоилась  настолько, что  даже  читала  стихи и организовала театр-экспромт.  А Женя   под  гитару  пел романтические  песни.
              Спали  так  же, как  и  плыли: поэкипажно.  Женька  лежал  рядом  с  Синичкой  и  никак  не  мог  уснуть, боясь  пошевелиться  и  задеть  её, уже  успев  почувствовать    бурный  нрав девушки.
Синичка  привыкала к новым условиям жизни. Она быстро нашла общий язык и с девчатами и с ребятами, легко освоила походный режим, дежурства. Только с Женей чувствовала себя немного скованно. И как он ни старался развлечь её песнями, лёгким балагурством, глаза девушки временами грустнели, а мысли,  видимо, были далеко от этого места.
Однажды на днёвке она достала из рюкзака свою заветную серую книгу и пошла на берег Пры. Присела там под высокой сосной и начала читать. Женя издали осторожно  посматривал на неё. Просидев за чтением более часа, Синичка возвратилась к костру какая-то просветлённая, одухотворённая, притихшая.
 – Неужели книга так на неё действует? – удивился Женя, – и что в этой книге такого особенного?
  Спросить он не решился, боясь получить резкий насмешливый ответ. Несколько раз за дни похода Синичка уединялась и читала  книгу. Женька не мог долго сдерживать своего любопытства.  Однажды, ближе к вечеру, он неслышно подошёл к Синичке  и тихонько попросил: 
– Можно я рядом посижу?
 – Сиди, места много.
Женя тихонько наблюдал за изменением лица девушки. Видимо, ей так было интересно, что  загорелые щёки покрылись ярким румянцем, ноздри слегка подрагивали, глаза стали зелёными-зелёными, словно в них отразилась  вся трава прибрежного лужка.
 – Марин,  можно тебя попросить читать вслух?
 – Думаешь, тебе будет интересно? Ну, хорошо, слушай, только если  надоест, не стесняясь, вставай и уходи. Я не обижусь. Мне с этой книгой всегда хорошо.  Но, не всем дано на неё настроиться,  почувствовать  и понять. 
Синичка стала читать рассказ «Приточная трава». Голос у неё был низкий, грудной, завораживающий. Женя не столько слушал сам рассказ, сколько этот необычный голос. И он будил в парне какие-то ранее неизведанные чувства и желания. Но содержание Евгений всё же уловил и его охватили необъяснимые радость и тепло от прочитанного.  Увидев взволнованность своего спутника, Синичка отнесла её к влиянию рассказа и решила в следующий раз прочитать  Жене свой  любимый «Снег».

              Все вечера  Марина  проводила  с  девчатами:  то   играя  во  что-то, то  что-то  сочиняя. Во  всяком  случае,  в кругу девчонок   постоянно  слышался  смех. Женя  же  отдался  рыбной  ловле, пытаясь  чего-нибудь  изловить  на  хлеб  (с  червями  здесь  была  напряженка), но  получалось  неважно.
          На  другой  вечер  к  нему  тихонько  подошла  Синичка, посмотрела  на  жидкий  улов, и  так  же  тихо  исчезла. Вернулась  она  минут  через  двадцать  уже  с  удочкой  и, расположившись  метрах  в  семи от  Евгения, тоже  стала  ловить. Но  у  нее-то  начало  постоянно  клевать. Натаскав  штук  двадцать  приличных  плотвичек, она  всё  так  же  молча  смотала  удочку, подхватила  ведерко  с  уловом, и  была  такова. Удивленный  и  уязвленный  парень, выплеснув  в  воду  двух  скромных  плотвичек,   пошёл к палатке. И  только  залег  в  неё, как его  позвали  к  костру. Там, не  сразу, а  немного  выждав, девчата  исполнили  песню  о  рыбаке, у  которого  ни  сом, ни  кит  не  клевал. «Собрав  камушки  со  своего  огорода», Женька  молча  ушёл.
         На  Пре  был  чудесный  закат, и  парень  им  залюбовался, когда  неслышно  подошла  Синичка  и  встала  рядом.
          – Ты  извини, чуть  слышно  сказала  она, но к  той  песне  я  никакого  отношения  не  имею. Девчонки-язвы  постарались. Ты  не  думай, они  хорошие  и  не  со  зла. Просто…. и  она  тихо  засмеялась. А  ловила  я  на  тесто  с  валерьянкой.  Это   дедушка  надоумил. Он  у  меня  был  замечательный  и  страстный  рыбак, я  ведь  с  ним  и  вентеря  ставить научилась. 
  Женя   взял  ее  за  руку, она  поколебалась, но  руку  не  отдернула.
            – А,  правда,  любопытный  закат?! – сказал  Женька, продолжая  держать  ее  руку  в  своей.
            – Правда,  красиво, – согласилась  Синичка.
            Так  они  стояли,  пока  солнечный  шар  не  опустился  за  верхушки  сосен.
            – Пойдем  к  костру, ребята  песен  ждут,  – сказала  девушка, осторожно  высвобождая  свою  руку.
             У  костра  было  шумно, их  встретили  радостными  возгласами. Играли  в  «Крокодила». Кто  и  когда  придумал  такое  название  этой  игре, ничего  общего  с  крокодилом  не  имевшей,  было  никому  не  известно. Смысл  же  был  в  том, что  ведущий, которому    партнер  нашептывал  на  ухо  название  какого-нибудь  фильма, должен  был  изобразить  или  это  название, или  одного  из  героев    фильм, или  даже  представить  зрителям  небольшой  фрагмент  этой  киноленты. Кто  угадывал, становился  на  место  ведущего. Участнику, угадавшему  наибольшее  число  фильмов-загадок, вручали  какой-нибудь  смешной  сувенир. Это  было  так  занимательно  и  так  потешно, что  ребята  долго  не  расходились.
                Синичка  и  Женька  уселись  на  теплое  бревнышко. Он  снова  попытался  взять  ее  за  руку, но  она    фыркнула  и  руку  отдернула.
             – Ну  да, – понял  Женька, – не  всё  коту  масленица….
            Спать  отправились  уже  за-полночь.
             – Не  забывай, Женечка, – ласково  пропела  Синичка,–  что  наш  нескучный  экипаж  завтра  дежурный  по  кухне.
             – А  чего  нам – только  встать.  Дрова  мы  с  Сергеем  заготовили, я  даже  бересты  для  розжига  набрал. Если  вы  сделали  разблюдовку, то  и  вообще  беспокоиться  не  о  чем. Разве  только    дождь  пойдет. Так  что  спите  спокойно  из  того, что  спать  осталось. ;
 
          Как-то  на  дневке  весь  отряд  отправился  по грибы, по ягоды. Лес  издали  смотрелся  приветливо  и  зовуще. Но  вот  чем  еще  знаменит Рязанский  край – так  это  обилием  кровососущих.  Ощущение  такое, будто  все  они  только и  ждут  вашего  вторжения  в  их  владения. Поэтому  ребята  одеты  были  тепло, и  пот  заливал  глаза. Грибы  не  надо  было  долго  искать. Нужно  сказать, что  в  лесах  Мещерья  очень  распространены  лисички. Эти, желтого  цвета  грибы, необычайно  вкусны и  нежны.  Девчата  жарили  их целыми  сковородами, – они  ведь   очень  заметно ужариваются.  С  ягодами  было  несколько  сложнее – попробуй  их  собрать  в  такую  жарищу.  Справлялись  с  этим  только  ярые  ягодницы, мужское  население  это  занятие  игнорировало.
И  вот  в  эту  жарищу-комарищу  на  пути  попался  ручей, довольно  широкий. Напившись и  понежив  руки  от  укусов  комаров, решили  перейти  его вброд. Сергей  тут  же  подхватил  Лену – да  и  был  таков. Женя, тоже,  не  раздумывая, взял  на  руки  Синичку  и  миновал  преграду. Когда  он  поставил  ее  на  землю, то  получил  серьёзный выговор.  По мнению  Синички, этого  не  следовало  делать, во всяком  случае, без  ее  разрешения. На  что  Евгений  без  промедления  ответил, что  он  парень, поэтому  в  подобных  ситуациях  будет  решать  сам,  как  ему  поступать. Синичка  промолчала.
Однажды,  в  ожидании  обеда  Марина,  подошла  к  Жене  и  посетовала  на  то, что  его  носки  почему-то  раскиданы  по полянке  возле  палатки. Поэтому  она  решила  постирать  их, и  теперь  они  висят  на  краешке  березы.  Женька  «полез  в  бутылку», сказав, что  он  и  сам  в  состоянии  устраивать  свои  постирушки.
      – А я, ответила   Синичка, – принадлежу   к  славному  отряду  женщин, и  в  подобных  случаях  сама  буду  принимать  решения.
 Ребята   поглядели  друг  на  друга  и….  расхохотались.  Девушка  предложила  постирать  ему  всё,  что  он  посчитает  возможным.  Женька  посчитал  возможным  всё.
        Во  время  дежурств  по  кухне  Женя  учил  Синичку  технике  безопасности  поведения  у  костра. Чаще  всего  у  девчат  обгорали  тапочки, а  без  них  можно  было  получить  ожог. Вот  почему  Женька  еще  в  городе  настаивал, чтобы  Синичка  взяла  домашние  тапочки, которые  не  жалко  и  выбросить. Сам  он  расхаживал  у костра  босиком, не  обращая  внимания  на  мелкие  неприятности. Евгений  был  уже  опытный  костровой  и  знал, когда  надо  убавить  огонь, а  когда  прибавить  и  сколько. А если  нужно  было  пожарить   лук  или  кусочки  сала, то  он  разводил  совсем  небольшой  костерок  из  маленьких  щепочек  и  веточек  и  постоянно  колдовал  над  ним. Синичке  всё  это  было  любопытно  и, занимаясь  большим  костром  вместе  с  Леной, она  постоянно  наблюдала  и  за  Женькиной  работой. Сергей  же, следя  за  основным  костром,   заготавливал  дрова  для    следующего.

       Дня через два, когда солнце начало опускаться к горизонту, Синичка взяла из рюкзака томик Паустовского, наклонив голову, посмотрела на Женьку долгим взглядом, и поспешила  на берег к одиноко стоящей у самой воды  раскидистой ветле. Парень чуть подождал, потом медленно пошёл следом, словно опасаясь, что неправильно понял молчаливое предложение девушки.  А она села, прислонившись к дереву спиной, и открыла книгу. Женя  присел рядом.
Рассказ назывался «Снег». Старый моряк, хозяин дома, в котором поселилась эвакуированная из Москвы певица с маленькой дочкой, внезапно умирает. А через некоторое время должен прибыть с фронта после ранения его сын, тоже моряк. Об этом он сообщает отцу в письме, и вспоминает с любовью обстановку родного дома. Тогда певица решает повторить все подробности домашней обстановки, чтобы офицер  ощутил, что  здесь его ждут, как и прежде. И когда встречаются эти два одиноких человека, то начинают понимать, что очень нужны друг другу. Тонкий, душевный рассказ, со  многими значимыми деталями, вызвал  сопереживание и  у девушки и у юноши.
Марина и Женя долго молчали.
      – Знаешь, я не сумею подобрать нужные слова, но ничего такого волнующего я раньше не встречал. Как женщина, всего лишь прочитав письмо, в котором моряк вспоминает родной дом, сумела  всё устроить в этом доме так, что Потапов  смог пережить и боль утраты (смерть отца), и почувствовать себя снова   дома, в котором всё было так же, как и при нём, до войны?  Надо  иметь много тепла в душе, чтобы  так помочь человеку пережить горе и дать ему понять,  что его ждали, – волнуясь, проговорил Женя.
       – А какая красивая эта Татьяна Петровна, и внешне и внутренне! – воскликнула Синичка.
       – Внутренняя красота во всём видна, а вот портрета я не заметил.
       – Портрет написан всего тремя предложениями, в разных местах рассказа. Вспомни, когда она приводит настройщика, женщина взволнована, лицо раскраснелось, глаза горят. Ещё когда она берёт Потапова за рукав шинели, он поворачивается и видит бледное,  строгое, красивое лицо женщины. Татьяна Петровна переживает, поймёт ли её мужчина. И третий раз, это восприятие дочки. Детские глаза видят маму златокудрой Золушкой из сказки, ведь мама может многое, как сказочная принцесса.
       – А я сначала не понял, почему Потапов вспомнил, где они встречались, но не сказал, а только написал в письме с дороги.
       – Смотри-ка,  а я ведь не заметила, что он вспомнил. Да, конечно же, вспомнил, когда после вопроса молча ходил по комнате.
       – Да он просто побоялся услышать в ответ, что Татьяна Петровна не была в Крыму. И тогда ему не было бы повода написать ей письмо, а очень этого хотелось.
Синичка задумалась над словами Жени. Как он верно всё понял, как тонко почувствовал!  Да, за лёгким балагуром и весёлым песенником скрывается, оказывается, чуткий и внимательный человек.
После этого разговора  каждый вечер они вдвоём уходили к реке, и Синичка читала вслух такие разные и такие проникновенные рассказы теперь уже любимого ими обоими писателя.
        А если  у  природы  вдруг  случалась  плохая  погода, они  собирались  в  чьей-нибудь  палатке  и  пели  песни  под  Женькину  гитару. В  палатку  набивалось  человек  десять – ну, в  тесноте, да  не  в  обиде. Тогда  Синичка  садилась  справа  от  Жени  (не  под гитарный  гриф), и  им  рядышком  было   тепло  и  уютно.
       И  только  один  раз  они  поссорились.  Или   Женя   сказал  то, что  ей  не  понравилось,  или  было  плохое  настроение,  только она  ему  выдала:
 – У  тебя   есть  девушка, вот  с  неё  и  спрашивай!
 Женька  тоже  огрызнулся, напомнив, что и у неё тоже есть парень.  Не  разговаривали  весь  день. А  вечером  был  такой  потрясающий  закат, что  Женька  не  выдержал   и  кликнул  Синичку. Она  не  спеша  подошла  к  нему  и  прошептала  чуть слышно:
        – Извини.
        – И  ты  меня  прости, – выдохнул  он, повернувшись.
        – Значит, мир?
        – Мир!         
 И  они  сцепились  мизинцами, как  это  делали  в  детстве.
        – Мирись, мирись, и  больше  не  дерись, – пропели  они  в  унисон.
        – А знаешь, Жень,  я  ведь немного пытаюсь писать стихи, – тихо призналась девушка. – Хочешь, я на прощальном костре прочитаю  свой стих для тебя, ну, и для всех, разумеется?
        – Конечно,  очень хочу послушать твои стихи. А я спою  свою песню. Она написана только для тебя. Согласна?
  Синичка смущённо склонила голову и ответила:
        – Да, но, пожалуйста, не объявляй это.
Прощальный костёр  оба ожидали с волнением:  понравится ли их творчество друг другу, да и ребятам.

       Как-то, уже в конце похода, оставив позади Брыкин бор, группа подходила  к месту впадения Пры в Оку. Инструктор, который плыл в первой лодке, внезапно увидел в лесу огонь.
       – Всем к берегу!  В лесу пожар!  Мужчинам накинуть на головы майки или рубашки, а девчатам приготовить всё, в чём можно носить воду.
Подтянув лодки на берег, все дружно побежали тушить огонь. Только издалека казалось, что пожар небольшой,  но чтобы с ним справиться, пришлось изрядно потрудиться. Конвейер  работал исправно. В руках девчонок мелькали вёдра, котелки, миски с водой.  Всё это  они передавали парням. В ход пошли также лопата и топоры. Жар был такой, что девочкам приходилось постоянно  мочить майки и рубашки,  которыми   ребята обвязывали головы. Минут через сорок  огонь сдался. Победители вышли к берегу  прокопчённые и усталые. Ах, так хорошо  освежиться в прохладной  золотистой воде Пры! Головы и шеи парней были целы, а вот на руках и ногах  виднелись  небольшие ожоги, и   женская  команды  приступила к их залечиванию.  Синичка стремглав побежала в палатку, нашла в рюкзаке походную аптечку, и принесла её  на берег; достала   эмульсию синтомицина, подошла к Женьке, около которого уже хлопотали девочки, вежливо, но решительно отодвинула их, и стала смазывать его руки мазью. Девчата переглянулись, заулыбались, но ничего не сказали. Всё было ясно итак: своего парня лечу сама.

       В последний прощальный вечер путешественники на берегу реки разожгли большой Пионерский костёр. Под  высоким звёздным небом  оранжевые языки пламени жадно лизали потрескивающие дровишки и разлетались   вверх  весёлыми искорками. Вся группа дружно расположилась вокруг огня.  Решено было провести большой  прощальный концерт.   
       – Сегодня я предлагаю, чтобы в вечере прозвучали и собственные  сочинения. Ведь у каждого  есть в заначке или стихи, или песни, или рассказы. Отважусь выступить первой  и прочитаю стихотворение о родном крае. Тем, кто не знаком с местным героем-Коловратом, поясняю: это –воевода, защитник Старой Рязани от напавших  монголо-татарских захватчиков  1227году, настоящий патриот и необыкновенный силач. Погиб геройски.

Милая родина, край мой застенчивый,
Нет в тебе пышных красот.
В век переменчивый тихо, доверчиво
Нас к себе в гости зовёт.

Небо с лугами сомкнулось полоскою,
Озера всплески нежны.
Радуют глаз красотою неброскою
Мягкие вздохи волны.

Рядом раскинулся город старинный,
Славный талантом людей.
И Коловрата здесь образ былинный
Силой хранит нас своей.

Духом поэзии город пронизан,
Чуть ли не каждый – поэт.
Не уступайте же века капризам,
Помните предков завет:

Свято храните историю нашу,
Веру храните свою.
Нет нам  земли ни добрее, ни краше,
Чем в этом древнем краю.

Женька громко сказал,  что обязательно напишет мелодию к этим стихам. Сергей и Лена пели песни на стихи  Есенина, многие ребята им подпевали, читали свои стихи.  Инструктор травил уморительные анекдоты и байки, от которых,  казалось, смеялись  не только туристы, но и окружавшие поляну деревья. Закончил этот импровизированный  концерт Женька своей песней «Мещерский вальс», предварительно объявив, что её он  посвящает Синичке. 
     И он, своим мягким, с лёгкой «трещинкой»,  идущим из души голосом, запел, а припев подхватили все походники.               
 Вечер, вуаль  накинув,
 Все  очертания  стёр.
 Тихою  песней  вспыхнул
 Друг  наш  лесной – костер.
          А  красота  такая,
   Что  не  найдешь  нигде.
   Очень  коротки  ночи
   На  золотистой  Пре.
 Тихо  стоят  березки,
 Ветер  усталый  спит.
 С  нами  костер  неброский
 Шепотом  говорит.
          А  красота  такая,
   Что  не  найдешь  нигде.
   Очень  коротки  ночи
   На  золотистой  Пре.
 И  под  напевным  эхом
 Девичий  взгляд  далек.
 Только  вот  будит  смехом 
 Тлеющий  уголек.
          А  красота  такая,
   Что  не  найдешь  нигде.
   Очень  коротки  ночи
          На  золотистой  Пре.

 И на этом импровизированном концерте его песня была признана самой лучшей.  Творческий костёр ещё больше распахнул   души ребят и сблизил их.
На следующий день  путешествие   закончилось, и всех туристов привезли автобусом в Рязань. Прощание было трогательным:  ни один женский платок был вымочен в слезах!  Все обещали писать, звонить друг другу и обязательно пойти на следующий год в новый поход.
      Женька и Синичка  на троллейбусе  подъехали к  железнодорожному вокзалу, где их уже  ожидал  Фёдор Васильевич.  До прихода поезда оставалось два часа, и времени было достаточно, чтобы они успели пообедать в привокзальном кафе. А когда подошёл поезд и диктор объявил, что стоянка его пятнадцать минут, Фёдор Васильевич попрощался с Женькой, передал  ему подарки для родителей: липовый бочонок мёда со своей пасеки и поделки, вырезанные из дерева, и деликатно пошёл на вокзал. Женька занёс свои вещи в купе, выскочил на перрон, подбежал к Синичке и взял её руки в  свои. Так они и стояли до отхода поезда, глядя друг на друга. Когда электровоз дал длинный гудок, проводница крикнула Женьке:
      – Эй, парень, ты утонешь в её глазах, а мы утопленников не возим!
После окрика проводницы,  руки ребят разъединились, Женька прыгнул на подножку вагона. Поезд начал медленно отходить от станции. А Синичка долго смотрела ему вслед, пока не подошёл отец и не обнял её за плечи.

       Ох, какие  это  были  томительные  дни  для  Синички, в  течение  которых  все  время  вспоминался  поход: песни  у  костра  под  Женину  гитару, лесные  и  речные прогулки, зоревые  рыбалки, а  главное – совместные  чтения  их  любимого  Паустовского,  и  Женькины  грустные  глаза  на  улыбчивом  лице  в  последние  дни.  Синичка  всячески  старалась  отрешиться  от  этих  видений, но  у  нее  ничего  не  получалось. Она  никак  не  могла  понять,  что  с  ней  происходит. Что-то  неясное  и  одновременно  трогательное  томило  и  мучило ее. За  время  отсутствия  ей  пришло  два письма. Раньше  она  так  ждала  этих  весточек, постоянно  выглядывая  в  окно  почтальонку,  и,  когда  случалось  письмо, стремглав  бежала  к  почтовому  ящику. Теперь  же, прочитав  письма, она  отложила  их  в  сторону. Отвечать  не  хотелось. Обманывать  она  не  любила, да  и  не  умела. Поэтому  решила  с  ответом  подождать.
Родители, конечно  же, видели, что  их  щебетунья  Синичка  что-то  уж  очень  загрустила, приуныла. Как-то вечерком  мама  села  с  ней  рядом, обняла  дочку  и  тихонько  сказала: 
      – Доча, ты, главное, сердцу  своему  доверься. Вот  как  оно  подскажет, так  и  поступай. Против  Жени  ничего  не  скажу, парень  он  хороший, приятный,  нравишься  ты  ему.
         
      – Мама, но  у  него  же  есть  девушка, с  которой  он  давно  дружит.
      – Ну, и  у  тебя  есть  парень, а  думаешь  ты  о  Жене, так  ведь? А,  может,  он  там, на  Урале, как  и  ты, места  себе  не  находит?! Всё  наладится, Синичка  моя, сердце  тебе  верный  путь  укажет.
        Федор  Васильевич  тоже  в  стороне  не  остался  и  с   солдатской  прямотой  заявил  своей  Синичке:
         – Дочка, я  тебе  как  снайпер  скажу:  вижу  и без   прицела, что  это  твой  парень.  Долго  не  раздумывай, я  полагаю, он  тоже  крепко  переживает. Свяжись  с  ним. Ничего  тут  зазорного  нет, если  первая  напишешь.
          – Ой, папа, да  ну  тебя – если  бы  всё  было  так  просто! – и  выскочила  из  комнаты.
                *    *    *
        Уже  третий  день  на  Женьку  жалко  было  смотреть. Вообще, после  походов  и  вылазок  он  обычно  приходил  в  себя  через  день-два, но  тут  было  что-то  другое. Мама  глядела  на  него  как-то  и  удивленно  (она  еще  никогда  не  видела  своего  энергичного  сына  таким  понурым) и  с  некоторым  материнским  сожалением: ей  нравилась  его  девушка, с  которой  он  давно  дружил, но  она  понимала, что  к  сыну  пришло другое чувство.  И  от   неизвестности  и  невозможности  хоть  как-то  помочь,  Антонина  Алексеевна, конечно  же, переживала.
        А  вот  супруг  ее  вида  не  показывал, но  ходил  очень  довольный: как  же – его  сын  влюбился  в  дочь  его  фронтового  друга, и  скоро  они  с  Федором  не  только  наконец-то  встретятся, но, скорее  всего,  и  породнятся. Артемий  Николаевич, конечно, пытался  поговорить  с  сыном, успокоить  его, подбодрить, но  тот  отмалчивался, неизменно  повторяя:
       –Не  приставайте  ко  мне!
        Вот  и  в  этот  вечер, слегка  «поклевав»  чего-то  на  кухне, Евгений  отправился  в  свою  комнату. Не  слушалось, не  читалось, и  даже  не  размышлялось. Лишь  вспоминался  город  Квас, вспоминался  поход, и  постоянно  он  видел  перед  собой  ее  зеленоватые  глаза, те, которые  глядели  на  него, когда  они  прощались  на  вокзале. И  сейчас  Женя  находился  в  каком-то  ступоре, из него  не  видно  было  выхода. Конечно, он  сию  минуту  смог  бы поехать  к  ней, но  он  знал, что  у Марины  есть  парень, который, возможно, в эти  дни  находится  у  нее. Ей  с  ним, конечно,   хорошо, а  про  него, Женьку, она  уже  и  забыла. А  что? – Так, мимолетная  встреча, пусть  даже  и  пролетевшая  сказкой. Но  сказка  испарилась  и  осталась  вот  эта  жизнь – жизнь  без  нее. Так  эту  картинку  он  и  проворачивал  без  конца, накручивая  тоску  на  колено, как  волос  на  палец, когда  в  комнату  влетела  мама, размахивая  каким-то  листком  и  напевая:
                Пёрышко  от  птички,
                От  твоей  Синички.
                Снова  проводы  у  нас,
                Снова  Женька  едет  в  Квас.
        Сын  уставился  на  нее, абсолютно  ничего  не  понимая.
       – Ну  что  ты, сыночка, смотришь  на  меня  как  больная  корова  на  ветеринара?  Весточка тебе! Те-ле-грам-ма!
        Женька  вскочил, выхватил  голубой  листок  из  маминых  рук. Буквы  скакали  по  телеграфному  бланку  как  камушки  в  погремушке  и  никак  не  хотели  выстраиваться  по  ранжиру. Наконец,  ему  удалось  совладать  с  ними. В  телеграмме  было  всего  три  слова, но  каких!
– Если  сможешь, приезжай!
Август 2017г.
Владимир Стог, Наталья Нестерова.