3. Шерше ля фам

Леонид, уже будучи взрослым, стал задумываться: были бы его характер и – вообще - его жизнь другими, если бы отец вернулся с войны… Отца он не помнил. Совсем. Ему было около полутора лет, когда отца мобилизовали. А ещё через полтора отец погиб - сгорел в танке под Курском.

Ещё ребенком много раз Леонид вглядывался в мутные черно-белые фото и не находил с отцом внешнего сходства. Разве что губы: такие же тонкие и поджатые. И всё. Оба брата тоже были похожи на мать. А мать – на свою мать. Такая крепкая порода по женской линии шла! И стала «выплёскиваться» на всех подряд: сыновей, внуков и внучек, правнуков и правнучек. Правда, ещё то тут, то там проскользнут длинный нос отца и глаза – прищуренные и светлые-светлые, почти белые. И снова в следующем поколении растушёвываются, расплываются и эти отцовские черты.

Отец сам давал имена своим сыновьям. Первого и второго назвал по имени-отчеству вождя: Владимир и Илья. Дальше – «рулетка»: будет девочка – Ульяна или Лена, мальчик – по созвучию – Леонид. Получился мальчик Леонид. Новые имена - «Владлен», «Вилен», «Ленвлад» - в деревнях не прижились. Родителям приходилось переименовывать детей в младенчестве из-за «труднопроизносимости» их имён, а иногда они и вовсе забывали, как зовут отпрысков.

…День Победы Леонид тоже помнил плохо. Что-то смутное в памяти мелькало: толпы женщин и детей собрались у конторы и слушали репродуктор, а потом было море слёз. А вот бурной радости почему-то не было. Почти в каждой семье кто-то погиб или пропал без вести. Однако сразу усвоил пятилетний Лёнька, что слово «фашист» - самое оскорбительное.

Война, как потом решил взрослый Леонид, перекроила всю его жизнь и повлияла на его характер.
Как?
Во-первых, лишила его отца – мужского примера. Дед не в счёт. Он по-другому воспринимался. Это не «батя», это «деданька».
Во-вторых, ускорила ход развития будущего мужчины. В то время, когда его ровесники вовсю скакали на лошадях и стреляли из палок – самодельных ружей или подглядывали за купающимися в речке девками и бабами и хихикали в кулачки, завидев голые плечи над водной гладью или, если повезёт, то и нежный скат грудей, четырнадцатилетний Леонид уже знал практически всё: жаркие ночные ласки, гладкость и упругость трепещущего женского тела, острые восторги любовных утех…

Развращение малолетних – так сейчас называется то действие, которому подвергся Леонид, сопливый мальчишка 13-ти лет. Он не был акселератом, развивался согласно своему возрасту и делал то, что делают все мальчишки его возраста: скакал на лошадях, помогал матери и деду по хозяйству, учился в школе, катался с горок, ловил рыбу… Рыбалка его и «сгубила».
Однажды Леонид отправился на ночную рыбалку, потому что знал: утром рыбы он принесёт много, и её хватит на всех. Останется даже на сушку. Сушёную рыбу он уважал, она помогала в тех случаях, когда очень хотелось есть.

На берегу он увидел тётю Глашу, свою односельчанку. Младший сын тёти Глаши учился с Лёнькой в одном классе, а старшие дети уже работали. Мужа её убили на войне, и с тех пор мужиков в доме не водилось. Их вообще в деревне было наперечёт… Да и тех, контуженных и раненых, свои бабы в руках держали крепко, следили, чтоб не сорвались с «поводка». Но – срывались, и тогда шли жестокие женские бои: соперниц избивали, выбивали окна в их хатах, травили скотину. Поэтому связываться с чужими мужиками в деревне считалось накладно. Но не позорно. Это жизнь. Пустоцветами бабы и девки оставаться не хотели: природа требовала своё.

Тётя Глаша вдруг заговорила с Лёнькой на отвлечённые темы, а потом, ссылаясь на духоту, вдруг сбросила с себя сарафан и голой полезла в речку. Мальчик впервые увидел обнажённое женское тело и отметил про себя, что оно очень привлекательно. Даже тело женщины, которой хорошо за сорок. Смотрел Лёнька на голое тело, как смотрят на картины Рубенса, и не думал «ни о чём таком». А тётя Глаша поняла мальчишеский взгляд по-своему. Выйдя из воды и наспех утеревшись, она подошла к Лёньке, повалила его на траву и стала гладить и целовать. Как всё получилось, он и сам не знал, но получилось как нельзя лучше, да и сам он едва дышать мог от нахлынувшего острого наслаждения.

С тех пор Лёнька с ещё бОльшим удовольствием стал ходить на ночные рыбалки. На берегу речки неизменно поджидала его тётя Глаша…
Но всё тайное всегда становится явным. Узнала деревня о связи Глаши и Лёньки. Вот тут уже Глашу осудили все, даже её дети… Лёньку высекла мать и перестала пускать на рыбалку вообще.

Дурная слава Лёньку чуть не убила. Через некоторое время он влюбился. А избранница его отвергла, сославшись на то, что не хочет встречаться с теми, кто «любит старух». И он решил стреляться. Взял старое отцовское ружьё и пошёл в сарай. Направил дуло в левую сторону груди, туда, где, по его предположению, должно было находиться «разбитое сердце», и нажал на курок… Из-за резкой отдачи ружья пуля прошила не сердце, а разворотила ключицу. А сам Лёнька тут же отключился…
Он остался жив, но в армию его не взяли. В глазах ровесниц Лёнька вообще стал «бракованным материалом». Что ему оставалось делать? Только наслаждаться любовью престарелых подруг…

…Много лет спустя он встретит женщину моложе себя и снова влюбится «без памяти». Она родит ему дочь. Но «шлейф» будет тянуться: если трезвым он мог быть хорошим семьянином, то, выпив (а это происходило всё чаще и крепче), Леонид пускался «во все тяжкие».

Последней каплей в чаше терпения любимой женщины стало вот что…
Леонид «закрутил роман» с женщиной, старше матери его ребёнка на 24 года. Ходил он к ней только пьяным.
Однажды его «вторая половина» внезапно попала на операционный стол, оставив на Леонида полуторагодовалую дочь. Как только ей разрешили ходить после операции, она сбежала на пару часов: тревожно было на душе.
Страшная картина предстала перед ней. В грязных штанишках по дому шагала зарёванная маленькая дочь, по полу были разбросаны продукты из кухонных шкафов, во всех комнатах горел свет, топилась газовая печь. Она догадалась, где Леонид, и нашла его у любовницы: он спал беспробудным сном вторые сутки. А дома, как выяснилось, его не было почти пять…

Ни у одной женщины раньше он не просил прощения. Но даже снисхождение до этого «благородного поступка» не помогло ему.

Он, мёртвый, не прощён и сейчас…

К слову: дураком Леонид не был, на работе высоко ценили его заслуги, да и Орден Трудового Красного Знамени в те времена всем подряд не давали; в его подчинении находились люди, и от него зависели их безопасность и заработок; в деле, в котором он был «асом», осталось много благодарных его учеников…

Но вот личное счастье… Где она, та самая «точка невозврата»? Шерше ля фам?..