Свадьба

- Красивая, но русская…
- И всё?
- И все.
- И на свадьбу не приедет, что ли?
- Отец сказал, не приедет…

Мы сочувственно помолчали. Толику, единственному таджику за всю историю Училища, вообще все всегда сочувствовали и старались помочь.

Я не мог понять, почему отец Толика так твёрдо и решительно настроен против этого брака.

Кстати, я ведь так и не знаю, почему Фатхулло; стал именно Толиком. Это случилось ещё до того, как мы оказались в одном взводе, на абитуре. Были потом попытки приклеить ему что-то, обыгрывающее смуглость кожи и басмаческие корни, но не прижилось. Чёрным, например, его могли назвать только самые близкие друзья, такие, с которыми можно без обид даже посылать друг друга.

Отца Толика я видел только один раз, но хорошо запомнил. На присяге, после того как Толик, единственный из взвода, вышел из строя иноходью, ко мне подошёл натуральный дехканин, с бородой, в халате и тюбетейке:
- Мой сын пьлохо умеет. Ты его учи. Не обижай, пожалуйста.

Такими простыми и искренними показались мне эти слова, что я смущённо обещал учить и не обижать. А ведь что я сам тогда умел? Чему мог научить?

И вот, поди ж ты, наивный и добросердечный дехканин приехал, посмотрел на невесту и уехал, не дав своего благословения. Я не ожидал. Всё-таки Толик совсем не похож на своего отца.

***

О том, чтобы никто из взвода не вздумал появиться на свадьбе, комбат предупреждал неоднократно. В пятницу он ещё раз зашёл во взвод на самоподготовку и «в последний раз», «строго-настрого»… Чем только не грозил!

Выждав первую половину самохи, под грустным взглядом замкомвзвода моё отделение надело шинели. Андрюха был хорошим и вполне авторитетным замкомом, но понимал, что не пойти мы не можем. Будь свадьба побогаче, справляли бы её в кафе или ресторане ; в самоход сорвался бы весь взвод, а в двухкомнатную хрущёвку решено было идти только своим отделением.

Минут через сорок мы уже хрустели снегом в Иркином дворе. Было темно, но комбат, майор Бульбенко, видимо, проветривавшийся на балконе, нас заметил.
- Погосов! Я что сказал? Забирай людей и веди назад!
Голос был нетрезвый, но вполне категоричный. Мы заменжевались.

Тут на балкон выскочили какие-то разбитные девицы и с хиханьками утащили Бульбу в комнату, откуда доносились звуки развернувшегося застолья.

Однако, когда мы поднялись на этаж, первым нас там встретил комбат, изрядно уже сомлевший от тепла и алкоголя. Его одутловатое лицо было болезненно синюшным, а всегдашняя капелька слюны на пухлой нижней губе ; особенно неопрятной. Бульба нехотя разрешил нам поздравить товарища, но предупредил, чтобы мы вели себя скромно и водку не пили. Мы кивали, обещали и бочком-бочком просачивались мимо него в квартиру.

Навстречу нам вышел собиравшийся перекурить капитан Митин, крепкий, солидный и явно уже перехаживавший во взводных.

- Вы мне нужны! - Бульба схватил за руки меня и Митина и почти втолкнул в кухоньку.
- Проинструктируй сержанта, как себя надо вести в таких случаях.
- Это ж не мой взвод! – возмутился было Митин.
- А ты как парторг с ним поговори! – отрезал комбат и сразу ушёл в комнату, где радостно приветствовали новых гостей.

Митин внимательно посмотрел на меня, подумал и вытащил из-под стола пару табуретов.
- Садись, разговор будет серьёзный.
- Товарищ капитан, может, я сначала хоть молодых поздравлю, а потом поговорим?
- Выпить хочешь! – сделал свой вывод опытный Митин, по-хозяйски огляделся в поисках подходящей посуды и, зачерпнув в стоящей на тумбочке кастрюле разведённый спирт, протянул мне чайную чашку.
- Без закуски? Я ведь даже не ужинал.
- Не вопрос!

Митин поставил рядом ещё один табурет, спустил на него с заставленного продуктами стола тазик с винегретом и протянул мне ложку:
- Закусывай!

Я быстро захмелел и ни Толика, ни Ирку в тот вечер даже не увидел.

Это был длинный, бессистемно меняющий темы разговор двух глубоко нетрезвых людей. Вернее, говорил только Митин, а я лишь поначалу иногда, почтительно, междометиями подтверждал, что слушаю. Потом, задумавшись, перестал делать и это.

Что ж мне так не повезло-то? Наши едят вкусности, веселятся своей компанией, и девушки там есть, судя по голосам. Первым в нашем взводе женился Олежка Монин, это было летом, после второго курса. Я приезжал к нему в Подмосковье и покуролесил там за весь взвод. А теперь вот Толик.


Единственными девушками, с которыми на моих глазах общался Толик до знакомства с Иркой, были две ингушки. Это было осенью, на уборке тыквы. Мы бродили по уже стылому, продуваемому полю, стаскивали огромные оранжевые валуны в кучи, а затем загружали их в машины. Работа тяжёлая, до пота, но зато не нудная, не то что на картошке или моркови. Раздражало только, что грузовиков было мало и мы подолгу вхолостую дрожали на ветру, согреваясь только куревом.

Вдали, там, где начиналось поле с чем-то другим, возились девушки-ингушки в характерной закрытой одежде и платках. Не помню, из уважения ли к обычаям, из опасения ли или просто от беспонтовости , но курсанты к ним обычно не подходили.
Открываем очередной кузов, занимаем уже распределённые места внизу и на борту, начинаем загрузку.

- Что-то нас маловато. А Толик где?
- Худой, глянь сверху, куда Фатхулло ушлёпал.
- Парни, Толик к ингушкам подкатывает!
Сутулый силуэт Толика и вправду маячил возле невысоких девушек в закрытых одеждах. Повод поострить найден.
- Куда он попёрся, дурило тёмный? Его же сейчас абреки зарежут.
- Не-а, они своих не трогают!
- У Толика удостоверение басмача с гражданской в подкладке зашито.
- Зарезать, может, и не зарежут, а жениться заставят!
- Что ржёте? Учитесь подход к бабам находить. Они ни с кем из вас и не заговорили бы, а Толик, похоже, конкретно им на уши присел.
- Мужчина!
- Самэц!

Поржали немного, но тыкву надо грузить, домой-то охота. Только обида душит, работать не даёт, и Худой сложил ладони рупором:
- Тооолииик!!!
Ветер был попутный, Толик вскинулся было, но снова отвернулся к своим собеседницам.
Зря он так поступил. Худой был парнем добродушным, но обидчивым, и над полем раздалось:
- Фатхулло!
- Фатху…ло!!  - между «у» и «л» Худой вставил «й».
- Фатху…ло!!! - теперь было уже не «й», а протяжное «и».
Подействовало. Толик возвращался бегом:
- Худой, придурок, что орёшь? Нормально сказать не можешь?
- А ты нормального языка не понимаешь, Казанова душанбинский.
Обижаться на Худого Толик не мог. Худой был парнем хотя шумным и скандальным, но добрым и душевным.

В курилках ещё долго обсуждались вопросы духовной близости Толика и ингушских селянок и возможные темы их бесед.


А теперь вот Ирка, выросшая без отца, простая и непритязательная до изумления.

Одним из первых изумился в увольнении Вовка Старков, встретивший Ирку, которую уже знал как девушку Толика, на проспекте. Ирка мёрзла в свете витрин и фонарей, возле входа в кафе.
- Привет! Толика ждёшь?
- Да, - замялась Ирка, - он сейчас поест и выйдет.
- ???

Вечером в кубрике мы изумлялись уже всем взводом.
- Толик, как так-то? Ты в кафе кишкуешься, а баба твоя на улице мерзнет?
- А что? Я её спросил: «Есть хочешь?» Она сказала «нет». Я сказал: «Подожди, похаваю, провожу домой», - искренне недоумевал Толик.
А если человек не понимает, то его стыдить бесполезно. Можно только объяснять. Ну и подкалывать, конечно.


В этих и других размышлениях я погрузился в нетрезвую дрёму, из которой  меня вывели тревожный шум и суета.

Я с трудом пытался осознать, что происходит. Почему на балконе испуганно взвизгивают женщины и озабоченно кричат мужчины?
 
В кухню заглянул комбат, бросил мне на колени шинель и скомандовал:
- За мной!
Я поднялся с табурета и, насколько мог быстро, пошёл за ним.

Оказалось, что Бульба поручил Митину довести курсантов до остановки и отправить в училище.

Народ собирался, прощался и выходил на улицу неторопливо и неорганизованно. Меня так вообще забыли.

Раздражённый Митин, которому пришлось ждать у подъезда, решил повоспитывать Валерку Малиева, грустно курившего на лавочке.  Дескать, ведёте себя неприлично, недостойно звания курсантов. И вообще, пришли сюда только для того, чтобы нажраться.
 
Валерка, парень некрепкий, отчасти за худобу получивший погоняло «Бледный», но дерзкий и резкий, как и положено быть осетину, ответил резонно, хотя и непочтительно:
- Мы здесь, чтобы товарища поздравить. А нажраться на халяву пришли вы!

Митин ударил первым, это точно.

Дальше конфликт разрастался с переменным перевесом, в зависимости от того, кто следующим выскакивал из подъезда ; курсант или взводный.

Разнимать начал только непьющий Серёга-каптёр. Получалось у него неплохо, он был здоровым качком, только рук его на всех не хватало.

К тому времени когда я смог спуститься, комбат уже прекратил все агрессивные движения и разговоры.  Бульба приказал мне привести личный состав в порядок и доставить в казарму.

На том и расстались. Мы обогнули дом и загрузились в кстати подошедший троллейбус. Как ехали, пересаживались на трамвай, а потом перелезали через забор и пробирались в казарму, помню плохо. Но не запалились. Хвала безалкогольному Серёге!

Разбудил меня дежурный по батарее. Вид у него был напуганный.
- Вставай, комбат приказал твоё отделение в канцелярию.

Я огляделся. Похоже, до подъёма было ещё далеко. Все мои спали одетыми, поверх одеял. Растолкал по-тихому.

Собрались в коридоре, заправились, подошли к канцелярии.
- Разрешите войти, товарищ майор?
- Заходите.

Атмосфера была тревожная. Помятые не меньше курсантов, взводные смотрели зло.
Комбат быстро оценил наш состав и вид.
- Та-ак, все здесь, все целы. Как вернулись, никто не видел?
- Никак нет, товарищ майор, никто.
- Хорошо. Предупреждаю серьёзно: не болтать! Не дай бог, узнаю хоть слово.
Мы утвердительно закивали и замекали.
- Идите спать. У вас ещё почти час.

Мы спали до развода, пропустив и зарядку, и завтрак. Народ, глядя на нас и на офицеров, шушукался, делал выводы, но в этот день с вопросами не лез. Да и позже эта свадьба широко не обсуждалась.

***


После училища судьба сводила нас с Толиком дважды. В первый раз ; года через три после выпуска. Я тогда уже вернулся в училище взводным и, по прихоти судьбы, жил в том же дворе, что и Иркина мама, окна в окна. У меня сохранилось фото, сделанное, когда Толик и Худой приезжали в отпуск. На снимке я в центре, слева Борик, держит на коленях кудрявую глазастую дочку Фатхулло, а справа Фатхулло с круглоголовым, коротко стриженым сыном Борика. Уже начиналось смутное время, но наши глаза на снимке безмятежны и даже счастливы.


Следующая встреча случилась ещё через двадцать лет. Это была согретая кавказским солнцем встреча однокашников. Когда спиртного на столах заметно поубавилось и общее застолье разбилось на отдельные беседы, я подсел к Толику.  Он явно выпадал из общей атмосферы пьяного счастья, почти не пил и мало говорил.

Я уже знал, что Ирина ушла от него, забрав дочку. Русская жена не ужилась с мужниной роднёй в Душанбе.

Толик рассказал о своей жизни, о теперешней, таджикской супруге, о том, что у них два сына.

- Значит, теперь у тебя трое?
- Двое.
- Так дочка же ещё…
- У меня нет дочки.
Толик смотрел мне в глаза открыто и спокойно.

Я подумал, что всё-таки Толик очень похож на своего отца. Только бороду отрастить.