Меганом
В Капсель - уголок пляжного отдыха для владельцев личного автотранспорта - мы прибыли накануне вечером, в личной собственности имея палатку, два спальника и ту сумму наличных, что заставляет не видеть прибрежных кафе и отворачиваться от мучительно – приятных запахов шашлыка. Впрочем, ночь, проведенная среди увлеченных отдыхом граждан, заставила по-иному взглянуть на вещи. И признать, что вермишель, приготовленная в котелке, сулит куда больше выгоды человеку, привыкшему к свободе перемещений в пространстве.
- Ничего… Там публика веселее будет, - кивком головы обозначил Старшой дальнейший маршрут, сделав глоток из подкупающе запотевшей бутылки.
Я тоже приложился к напитку, скользнув одним глазом в указанном направлении. Не знаю, что за публика имелась ввиду, но отвесные скалы Меганома, на которые предстояло взобраться, со стопроцентной гарантией обещали, что мало сегодня нам не покажется.
- Тронемся, помолясь... – упершись руками в колени, Старшой производил впечатление человека, ждущего знака, который позволил бы с легким сердцем двинуться в путь. Ничего похожего на горизонте не обозначилось, поэтому, еще раз опробовав прочность коленок, он поднялся с валуна, одинаково хорошо подходившего для созерцания и для легкого завтрака.
Потом привычным жестом отправил за спину рюкзак, чтоб он был здоров, как те парни, что волали всю ночь под гитару, категорически не попадая в лады.
* * *
Шутка сказать – на Меганом замахнулись. Самые невероятные легенды ходили о мысе, каменным монолитом выступавшим в Черное море. Колдуны и поэты со времен Древней Греции стремились попасть сюда в поисках вдохновения и дармового источника магических сил. Не знаю, как обстоит здесь дело с последним, но внешний вид мыса отменно будит воображение своей неприступностью и суровым ландшафтом пустыни.
- Древние греки, - вводил меня за ужином в курс дела Старшой, - были уверены, что именно там, - кивнул он в сторону мыса, - находится вход в Аид. Пекло – по-нашему. Хотя и не привели тому убедительных доказательств: Одиссей, мол, туда спускался, у него и спрашивайте…
Мерзавец обладал уникальным даром облекать любую чепуху в авторитетные формы, поэтому приходилось быть начеку, чтобы не попасть в глупое положение.
- Мы его подвиги повторять не будем, - успокоил меня «ученый». – Но! Место – непростое, и вести себя надо там соответственно.
- Чему? – уточнил я, растягивая, насколько возможно, приятный процесс поглощения вермишели.
- Что – чему? – сбился с мысли Старшой.
- Вести себя – соответственно чему?
Уловив издевку, он сделал лицом «Как вы мне все надоели», кинул в рот ложку похлебки и устремил взгляд в морскую даль. Наступившие сумерки принесли с собою прохладный бриз и то особое настроение, когда хочется говорить о чем-то таинственном и ужасном.
- Так, насчет пекла древние греки и я тебя предупредили, - вновь ожил оратор. - Теперь – о главном. По пути могут встречаться всякие штуки. Там… Я не знаю - холодная плазма. Так ее руками лучше не трогать.
- Какая, какая… плазма? – я чуть было не подавился и посчитал, что ослышался, напрасно пытаясь найти хоть намек на улыбку в обращенном к морю лице.
- Ты что? Сегодня родился? – повернулось лицо ко мне, уже пугая своей серьезностью. – Холодная плазма – добывается из вулканических пород и служит испокон века топливом для неопознанных летающих объектов. Сами объекты летают туда как на работу, но их как раз бояться не стоит: абсолютно безвредные твари.
Прокашлявшись как можно красноречивее, я все же решил докопаться до истины, да простят мне мои сомнения парни в летающих блюдцах:
- Ну ладно. А как она выглядит, эта… плазма? Что мне, собственно, нельзя трогать?
- А ты ничего лучше не трогай. На всякий случай… - выкрутился, как всегда, скользкий тип.
Старшой – Торквемада для эзотериков и страшный сон парапсихолога – объяснял мне на гальке Капсельского пляжа принцип движения «НЛО». После подобной метаморфозы я сам готов был уверовать в таинственные флюиды, исходящие от сакрального мыса и поражающие сознание самых отпетых адептов рационального мышления.
Оказалось – это еще не предел…
- Бояться, стало быть – нечего? – спросил я бодрым тоном врача-психиатра, соображая, как поступить с остатком бульона.
- Еще как есть чего, - так же бодро отозвался Старшой, вымокав миску хлебом и улыбаясь – то ли остаткам трапезы, то ли приведенному выше факту.
- Во-первых – «меганомский мальчик», - отложил, наконец, он тарелку и приветствовал берег благородной отрыжкой. – Существо с неопределенной внешностью и тонким мальчишеским голосом. Характер – скверный: заманивает жертву на скалы, и… Как говорится – летальный исход. Дальше – ягненок, которого тоже все видят, но настоящие свидетели, боюсь – там же, где и клиенты «мальчика». Потом – «силовые кольца», но до них ты еще не дорос; бешеные лисы и прочая нечисть, являющаяся изредка в облике привидений. Ее мы опускаем, поскольку это противоречит научной картине мира.
«Остальное, стало быть, в нее вписывается?!» - возмущение мое превысило все пределы и вышло наружу досадной, унизительнейшей икотой, немало позабавив при этом развалившегося на гальке Старшого.
- Ну что, пора спать?.. – дрогнуло, наконец, плутоватой ухмылкой лицо докладчика. – Кстати, твоя очередь мыть посуду.
* * *
Прямо перед носом у шагавшего впереди Старшого шлепнулся знак, появления которого тот безуспешно прождал все утро. Проводив взглядом гогочущего баклана, из которого это знамение вывалилось, он повернулся, сказал: «Такие дела…» - и ступил на тропу, полого поднимавшуюся на пышущие жаром скалы.
Не каждый день приходят знамения свыше, и распознать в них подсказку бывает непросто. Однако натурализм упомянутого послания имел, как оказалось, самую тесную связь с описанными ниже событиями.
«Второй Тунис» - так окрестили мыс жертвы жарких его объятий – взялся за нас как следует, когда тропинка, какое-то время бежавшая по краю обрыва, свернула и направилась вглубь пышущего жаром чистилища.
Осталось лишь вспоминать неохватные перспективы морского пространства, освежающий ветерок и колонии дайверов, беспечно раскинувших палатки у кромки прибоя. Даже мальчик, простодушно скрутивший фигу дяденькам с рюкзаками, прекрасно вписывался в картину культурного отдыха.
Ни души. Только пронзительный звон цикад сотрясает дрожащий, как марево, воздух и отчаянно лупит по размягченному мозгу.
«Покайтесь, братья. Вам скидка будет…» - набожным шепотом встречают нас «кающиеся монахи»: веками точившая склоны оврага вода искусно вырезала в темной глине изваяния в балахонах. Фигуры изрядно напоминают монахов, собравшихся для молитвы.
«Прости меня, Господи. Я больше не буду… - мысленно общаюсь я с «братьями». – А что – не буду?.. Все перечислить – до скидки и не дотянешь. А можно сейчас закрыть газ? А я… Потом... После…»
- Что там бормочешь? – обернулся мой спутник, хотя у самого тоже вид затурканного жарой богомольца. «Шапку еще эту дурацкую натянул – колонизатор несчастный», - Старшой обожал панаму, схожую формой со шлемами английских колонизаторов. «Да… Еще пара часов в таком пекле – и строем пойдут «меганомские мальчики». А может, и де!..» - влипла вдруг моя переносица в чугунный рюкзак Старшого.
Шокированный интеллект взвизгнул: «Блин!..» Руки принялись истерично ощупывать парализованный нос.
- Тебе стоп-сигнал подарить, или сам повесишь?! – прогундосил я возмущенно.
- Да погоди ты… - отмахнулся от меня проводник и почесал затылок, озадаченно глядя вниз.
Причина остановки, что называется, была под ногами.
Троп стало две. Разумеется – вдруг. Так же вдруг явилась рядом палатка, и уж совсем неожиданно оказалось, что в ней кто-то есть. Свидетельством тому стали ноги, выставленные, очевидно, хозяином для проветривания.
- Спросить?.. – кивнул Старшой на палатку, намекая, что у меня этот фокус получится лучше.
«Нет уж… Дудки…» - симулировал я тотальную непонятливость. «Джентльмен», помявшись, осторожно пошел к чужому жилищу. «Сейчас что-то будет…» - потерлись внутри меня чьи-то подлые ручки.
Рука Старшого, меж тем, потянулась к торчавшим из палатки ногам. Сначала – к левой, затем, передумав – к правой, относительно более чистой ее подруге. После приготовлений он замер и… остроумно потеребил большой палец конечности, словно барин, зовущий слугу колокольчиком.
Не знаю, кто надоумил его будить людей таким способом, но Старшой, похоже, был убежден в прогрессивности данного метода. Он замер, нагнувшись, в ожидании результата.
Вот удивляют меня такие люди. Набезобразничают, набедокурят, а после шарахаются от результатов собственной деятельности, как черт от ладана. Правду сказать, я и сам чуть не умер при виде чудовища, вынырнувшего из палатки.
«Убивец!..» - пришло мне в голову при взгляде на густую растительность, покрывшую всплошь лицо владельца жилища. «Или – йог?..» - родилась вторая догадка, в нашем положении выглядевшая привлекательней.
Голова озадаченно посмотрела на палец, на хулигана в «шлеме», лишившегося вдруг дара речи, после чего ноги исчезли, взамен вылезло туловище, загоревшее до черноты, набедренная повязка и… опять те же ноги. Все это ловко сплелось «по-турецки», голова направила тренированный взгляд в бесконечность.
- Кхм… - пошел на контакт Старшой. – Добрый день.
Темнокожий едва кивнул, но взгляд на родину возвращать пока что не торопился.
- Э-э… - Старшой стал испытывать трудности с коммуникацией. Собеседника этот факт не встревожил… Он пребывал в пространстве, недоступном ни мне, ни Старшому, ни другому какому-нибудь человеку, подверженному страстям, привязанностям и прочим грехам, навязанным нам собственной эволюцией.
- А какая тропинка ведет к поселению? – спросил в лоб мой спутник, устав притворяться.
«Поселение» - это сердце славного мыса, где ютились компании «чудиков» (как назвал их Старшой), и рождались сюжеты современных легенд.
- К истине ведет много путей, - был ответ (чему я лично, не удивился). – Однако, не всем дано их найти, - последовало продолжение.
Старшого такая аллегория не устроила.
- Нельзя ли как-то… конкретней? – спросил он заискивающе. – Ввиду невыносимых погодных условий.
- Кто не уверен в пути, – объяснили ему, но… вяло. – До-олжен остаться дома…
Похоже, это была последняя порция мудрости на сегодня. Веки товарища дрогнули и неумолимо поплыли вниз.
- Что это?.. - растерянно повернулся Старшой.
Затем обреченно махнул рукой и стал нервно впрягаться в рюкзак.
- По какой дороге направимся к истине? – хохотнул я под горячую руку.
- По любой!.. - гаркнул Старшой и зашагал, размахивая руками, по тропе, уходящей вправо.
А тот человек ответил бы по-другому...
* * *
- Надеюсь, это не то, что имели в виду древние греки, – сострил я, роняя на камни порядочно надоевший рюкзак. Невысокая скальная стенка, преградившая путь, выщербилась проломом, который иначе как вход, назвать было невозможно.
- Хотелось бы верить, - подал голос Старшой, из-под руки глядя на солнце. Гримаса, застывшая на лице, отражала такой спектр разных мыслей, что прочесть их не представлялось возможным. Не оставляло сомнений только желание, снедающее нас обоих – найти хоть какую-то тень в этом «пекле».
В неизвестность он шагнул первым. Мгновением позже голова в панаме возникла над стенкой, в стороне от прохода. «И никакой тебе мистики…» - успокоился я, прежде, чем рядом с панамой появилась женская шляпка и зонтик от солнца, к шляпке имевший непосредственное отношение.
Первым завидуют все. От вторых и до самых последних. Но видит Бог – это был не тот случай. Зависть уже прикусила своей подлой пастью слабую мою душу, когда изменившееся лицо «джентльмена» заставило тварь разжать челюсти.
Смущение? Не-ет. Близкое к истерике удивление завладело вдруг фасом и профилем моего спутника. Взгляд его впился в зонтик, хотя до сих пор Старшой не проявлял интереса к подобным предметам.
Голоса стали слышнее, когда я тоже приблизился ко «вратам». Также стало понятным, что даму интересуют детали пути, пройденного нами сегодня. Вероятно, она собралась проделать его в обратном порядке.
Не думал я, что и мой взгляд упрется в зонтик…
А куда смотреть джентльмену, когда из одежды у дамы - панама и зонтик?! И все!.. Ничего больше нет! Зато есть давно не Бальзаковский возраст и муж в белой кепке, с якорем и штурвалом вместо кокарды.
Простой на вид дедуган, которому пошла бы цигарка без фильтра и рассуждения о погоде, стоял без трусов, но держался, как будто они на нем… были! Уверенно так держался. Как у себя на дачном участке.
Парадокс… Но провалиться под землю почему-то хотелось мне, а не двум этим симпатичным пенсионерам.
- Содом и Гоморра… - крякнул красный, как детская лейка, Старшой, когда пара, наконец, исчезли из вида. А во мне зародилось сомнение, что мы запросто сможем вписаться в здешнее общество.
Тропка, петляя, спускалась в долину, населенную чахлыми деревцами, редким кустарником и прилепившимися к растительности палатками и навесами. По причине жары поселение выглядело пустынным и даже – безлюдным.
- Сиеста у басурман… - пришел, наконец, в себя мой товарищ. – Что? Пора искать место под солнцем? - добавил он, затем двинулся по тропе, не забыв перед этим поправить панаму.
* * *
С местом нам повезло. Не остывшее после кого-то кострище разместилось прямо возле обрыва, под жидким растением, которое честно пыталось отбрасывать тень. Смущала лишь близость тропинки, по которой шастали в ниглеже редкие пока что аборигены. «Будем раскрепощаться», - сказал на это Старшой, после чего отважно стянул с себя шорты. Дальше "раскрепощение", слава Богу, пока не зашло.
Солнышко, наконец, поплыло к горизонту, люди стали несмело выходить из укрытий. Надо сказать – не все тут гуляли в чем мать родила.
- То-то гляжу – не местные… - поздоровался с нами мужик в семейных трусах, поставив рядом пустые бутылки. - А мы с женой каждое лето тут, - рассказывал новый знакомый, оказавшийся фермером из Полтавы. – Море – чистейшее, люди – трезвые, не матерятся… Благодать… А что голяком народ ходит, так мы и не замечаем совсем. Да нет – хорошо здесь… - обернулся он, провожая взглядом особу, рассеянно прикрывшую себя только снизу.
"Ну да, не замечает он", - подумал я, а фермер, вдруг что-то вспомнив, изменился в лице и засобирался, с баклагами – за водой. Куда его, надо полагать, и послала супруга. Настала и нам пора озаботиться личным хозяйством.
Еда – как много в этом слове… Особенно – для Старшого, который трапезу на обрыве, сдобренную остатками коньяка, я так мыслю, запомнит надолго.
Приятно смотреть, как со вкусом, не торопясь, открывают «Сардину в масле». В мисках призывно дымится каша, урчит в истоме голодный желудок…
Старшой поднял нож, слизнул масло… И замер. Увидев у меня за спиной что-то такое...
Небольшое «ку-ку» на почве Грина и его, безусловно, прекрасных произведений за Старшим наблюдалось давно. Однако такого подарка от жизни он явно не ждал…
Развернувшись на рейде, к бухте, прямо под нами, шла яхта. Трехмачтовая посудина сверкала белоснежным, волнующим корпусом и дразнила воображение картинами дальних странствий. Но не это заставило смолкнуть людей на пляже, а нас – забыть про «Сардину…».
На глазах оживала сказка. С любовью, с мечтой… С алыми парусами, полыхавшими в лучах заходящего солнца… Отчаянно захотелось стать капитаном, и предательски защипало в носу.
«Секрет» по всем правилам выбросил якорь, команда спустила шлюпку, после чего сам Грэй, в белом кителе, занял место у нее на носу. Гребцы двигались как один организм. Каждый мускул, казалось, подчинялся единой гармонии действа.
- Суши весла! – прозвучала команда. Шлюпка вошла носом в гальку, навстречу выбежала «Ассоль» в легкой накидке… Грэй в порыве чувств поднялся над бортом…
Лучше бы он утонул по дороге.
- Наливай… - прохрипел убитый финалом Старшой…
* * *
- Нет, ты скажи… Это – нормально?.. – Старшой был возмущен до предела, и даже коньяк не лечил душевные раны товарища. – Паразиты… Ты… Или трусы надень. Или китель сними. Капитан… (Тут я не берусь передать всю степень возмущения собеседника). Это ж надо! Грэй – и без… - он вдруг умолк, забыв закрыть рот, и уставился в одну точку.
В долине к этому времени воцарилась тьма. Отгремели там-тамы поклонников Шивы, отзвучали хвалы «Харе Кришне», и адепты многочисленных культов культурно разошлись по палаткам. Какого же лешего в сгустившемся мраке блуждали три огонька?..
- Ты это видишь? – поинтересовался Старшой страшным шепотом, нагнетая и без того нервную обстановку. Я только кивнул, сглотнул засевший в горле комок, после украдкой перекрестился.
Треугольник замер, словно к чему-то прислушиваясь.
- Сгинь, нечистая… - прошептал я, призвав мудрость предков. Исчадие бесшумно двинулось в нашу сторону…
- Добрый вечер, - фальцетом кастрата приветствовал нас женоподобный молодой человек с чемоданом. Мы синхронно кивнули в ответ, не отводя глаз от фигуры с налобным фонариком на голове. Такие же источники света имелись и на локтях у подозрительной личности.
«Свят… свят… свят…» - бродило по кругу в моей голове в то время, как злодей приступил к осуществлению своего плана.
- Вина «Солнечной долины»! – с фальшивым восторгом официанта воскликнул он мерзким голосом. Тональность заставила нас многозначительно переглянуться. «Мальчик…» - посетила меня первая разумная мысль. «Чертов…» - подтвердила ее вторая.
Сглотнув, Старшой спросил:
- В смысле? (Оттягивая этим время и умело прикидываясь идиотом).
- Айн момент – тоже умело прикинулся иностранцем бесенок, открыв чемодан.
Щелкнули медью застежки… И начался процесс искушения.
- Белое полусладкое. Красное полусухое (обратите внимание на цвет). Десертное, крепленое… А также… - мечтательно закатились глазенки у «иностранца», - …купаж.
Подозрительный малый выхватывал из ячеек бутылки, плескал что-то в стаканы, шеренгой вставшие на полке хитрого чемодана, и говорил, подсвечивая с локтей, говорил… «Напоит сейчас – и на скалы…» - летала в голове отвлеченная мысль. Но исчезла, когда Старшой легкомысленно спросил про купаж.
В голове зашумело, а «нечистый» все говорил, светил фонарями и наливал, наливал, на… ли… вал.
* * *
Утром хотелось на скалы… Но надо было возиться с палаткой и выслушивать стоны Старшого, сводившиеся к хоралу с названием: «И зачем я мешал?..» Исполнялось произведение, увы, не впервые. Оказалось, что это отнюдь не единственное наше выступление за истекшие сутки.
- Уже уходите? – расстроился проходивший с теми же баклагами полтавчанин. – Жаль… А то остались бы… Хорошо пели так ночью: «Выдно, хоч голкы збырай…» Аж домой потянуло.
- Мы старались… - ответил Старшой с похоронной физиономией, потом спросил, в свою очередь. – А тут… с чемоданом такой… часто бывает?
- С каким чемоданом? – лицо фермера вытянулось от удивления.
- Ну, деревянный… Вино у него там, стаканчики… И фонарик… на голове.
- Да вы что?! Анекдот… - оценил шутку фермер и добродушно заулыбался. – Вы вокруг посмотрите. Фонарики… Скалы! Тут с прожектором насмерть убьешься. Артисты. Чемоданы, фонарики… - пошел он, похохатывая и удивленно вертя головой.
- Мистика… - проворчал вслед Старшой.
Ничего себе – мистика. Голова – как арбуз, деньги исчезли... Свинство это, по-моему, а не «мистика».
- В целом, – рассудил, оглядевшись, Старшой, - отдохнули неплохо. Напоили, обобрали, и что характерно – неясно, кто.
С этим он взвалил на себя рюкзак и пошел по тропинке, ведущей на выход из этого, затерявшегося в скалах, мира.
«Жаль, раскрепоститься не удалось как следует, - подумал я про себя. - И гуманоидов не увидели».
Никогда не следует торопиться с выводами. В особенности – с поспешными…
* * *
Не зря полтавчанин бегал с баклагами, как на работу. До родника пришлось топать километра четыре, и наши, не нарзаном измученные организмы, добрались до воды в состоянии довольно помятом.
Труба, выступавшая из скалы возле моря, имела диаметр значительно больший, чем струйка, из нее вытекавшая.
- Минут двадцать ждать, - облизнул пересохшие губы Старшой, уставившись на задрожавшую под тощим ручьем бутылку. – Хорошо, хоть без очереди.
Словно подслушав, сверху скатилась толпа молодежи с объемистой тарой. Кивнув на приветствие, Старшой строго оглянул одежку вновь прибывших, после чего, оставшись довольным, вернулся к медитации на священный предмет.
Когда «гуру» повернулся к пастве вторично, она голяком уже прыгала в воду, не признавая различий между полом и возрастом.
- Вот поросята, - только и нашлось у Старшого. Еще раз взглянув на бутылку, он посмотрел на меня, словно на что-то решаясь, потом без слов приступил к раздеванию.
Упала на гальку панама, «семейники» в густую полоску, и… Первый, как говорится, пошел. Вторым, как легко догадаться, стал я.
Вода с готовностью приняла и омыла тела новообращенных нудистов.
- Чувствуешь раскрепощение? – подплыл я к голове брата по плоти. Голова пустила фонтан и промолвила:
- Чувствую себя пятиклассником, что купается без трусов тайком от родителей. Омолаживающий эффект был налицо. А в остальном…
Не судилось нам, видно, примкнуть к почитателям голой натуры, и придется теперь до скончания века париться в скучных подштанниках...
Вода, заполнив сосуды, покатилась по пищеводам, напитав собой каждую клетку истосковавшегося по ней тела. И примирила всех в этом мире.
Высосав полбутылки, Старшой посоловевшими от счастья глазами посмотрел на резвящихся «натуралов», потом великодушно подвинул под струйку их тару.
- Эй! – крикнул он отрокам. – Набирается!..
- Спасибо! – донеслось из купальни, а мы…
Мы уходили из этого места, с нахальством материалистов считая, что все тайны Меганома разгаданы, и удивить нас чем либо уже невозможно…
* * *
…Дело шло к осени. Месяц прошел от описанных выше событий. Память, с покидающей деревья желтой листвой, покидали подробности летних скитаний. Жизнь вошла в русло деловой повседневности, заполненное работой, семьей и домашними хлопотами.
Я стоял у себя на кухне, слушая шум готовящегося забурлить чайника. Задумчивый взгляд изучал «блин» из толченой картошки, сейчас только снятый с жены, подхватившей бронхит.
Хлопнула дверь. В проеме возникло заговорщицкое лицо Старшого, обитавшего на той же лестничной клетке. По-хозяйски ввалившись внутрь, он, по гнусной привычке, отхватил добрый ломоть народного средства и отправил добычу в рот, прежде, чем я успел что-нибудь пикнуть.
- Э-э.. – все, чем смог поддержать я товарища в непростой ситуации.
- Соли маловато, - скривился гурман, прожевав снадобье. - А так – ничего коврижка.
Рассказывать об истинной роли "коврижки", тем более - отыгравшей свое, было глупо. А главное - поздно. Однако, убрать со стола народное средство пришлось немедля, поскольку рука Старшого решительно потянулась за добавкой.
- Я что пришел, - вспомнил он, наконец, о цели визита, обиженным взглядом проводив уплывающий "блин". – Шурик тут ко мне заявился и, мне так кажется, он – того… Умом слегка тронулся. Не хочешь взглянуть?..
Ну не до Шуриков мне было, тем более – сумасшедших. Я придумал уже причину и открыл было рот, когда Старшой перебил, будто вспомнив самое важное:
- Он с Меганома, кстати, приехал. Запись какую-то притащил… - невинный взгляд с повышенным интересом изучал потолок моей кухни, будто пытаясь найти там скрытый дефект. Умел негодяй отравить спокойное существование ближних.
В тишине щелкнул кнопкой бесполезный теперь уже чайник…
Шурик был человеком обычным. Твердо стоял на позициях материализма (хотя вряд ли об этом догадывался), верил лишь в деньги и то, что возможно на них купить. Из увлечений предпочитал анекдоты и веселую ржачку в кругу институтских знакомых.
Сгорбленное существо на табуретке Шурика напоминало только лицом. Да и то – отдаленно. Не вскочил, расплываясь в улыбке, не двинул анекдот про евреев… Что-то, действительно, было не так.
- Ну, что там у вас стряслось? – сделал Старшой попытку расшевелить товарища, подключая, тем временем, камеру к ноутбуку.
- Сами увидите… - даже голос у Шурика был не его. На темный пока что экран он взирал, как мне показалось, с опаской.
Экран ожил, хотя не скажу, что стало намного светлее. Съемка велась, видимо, в темное время суток. Кухня заполнилась голосом Шурика, луч фонаря осветил пластмассовые стаканы и закусь, разместившиеся на капоте автомобиля. Голос за кадром сопровождал процесс безобидного «разложения» троих, попавших на море, мужчин.
Взглянув мельком на Шурика, я удивился отсутствию каких либо эмоций. В лице угадывалась, скорее – досада от созерцания целомудренной в общем-то пьянки у моря. Большинство наших граждан, как правило, такие моменты охотно переживают вторично. Иногда даже – с большим накалом. Встрепенулся «пришибленный» Шурик, когда компания сдвинула «кубки» и хором грянула: «За свободу!»
- Вот! Сейчас начнется, - он подался к экрану и буквально врос в него взглядом, выдававшим волнение и крайнюю заинтересованность. Камера уплыла на миг в сторону, тупо уставившись стеклянным глазом в кусты: оператор, видимо, опрокинул стакан и закусывал. Потом голос кого-то из братии философски «прочавкал»:
- А это что за херня?
Настала пауза, стихли «чавканья», бульканья и вообще – все на свете...
Объектив истерично вырвали из кустов, на экране возникли размазанные по небу созвездия. Все дико плясало и вздрагивало в такт с трясущейся рукой оператора. Рассмотреть что-либо в этом хаосе не представлялось возможным. Зато полные ужаса вскрики «А-а!!! Что это!!!» - напомнили вопли младшего Баскервиля, узревшего проклятие своего рода.
Шурик, надо сказать, хоть и продолжил исправно вскрикивать, не выронил камеры. А устроил ее на крыше, отчего картинка выровнялась и перестала козлом скакать по экрану.
Три яркие точки возникли на нем, захватив в момент все внимание. Сиявшие в два раза ярче крупных созвездий, светящиеся объекты и впрямь смотрелись, мягко говоря, необычно. Главная интрига, однако, заключалась в движении «светляков», которое впору было назвать магическим танцем.
Вначале шары выстроились треугольником и закружились вокруг центра против часовой стрелки. Сперва – плавно, затем – ускоряясь. Вращение прекратилось. Шары разлетелись, будто огни нездешнего, потрясающего величием и размахом, салюта.
Я едва успел первый раз выдохнуть, когда «светляки» собрались в том же месте, выстроившись уже в линию, параллельную горизонту. Снова – разлет и возврат к треугольнику. Вращавшемуся теперь в противоположную сторону. Угрожающее и прекрасное что-то скрывалось в этой дьявольской геометрии…
На ум приходило только одно – так не бывает!.. В природе. И никакими атмосферными явлениями происходящее объяснить не удастся.
К такому же выводу пришли, очевидно, и Шурик с компанией. И надо сказать, каждый из них вел себя своеобразно.
С ружьем, добытым из недр багажника, бегал самый воинственный в троице. На экране мелькала его фигура, освещенная мертвенным светом, а «Рэмбо» принимал эффектные позы и осыпал пришельцев отборными матюками.
Уважаемые братья по разуму! Если вы есть, не думайте, что у нас все такие идиоты.
Второй «пострадавший» просто пропал… До утра. Когда «нашелся», на все вопросы одинаково пожимал плечами.
Только Шурик решился на риск во имя науки и, как только минула опасность, побежал к собравшемуся у моря народу. В состоянии возбуждения он бегал по пляжу, светил людям в глаза и срывающимся голосом допытывал отдыхающих на предмет случившегося.
Несознательность наших граждан, хорошо известная еще товарищу Бэндеру, не дала ему развернуться на выбранном поприще. Люди отмалчивались, пожимали плечами, а то и вовсе готовы были признать, что все это – коллективная галлюцинация. Трудно работать в такой атмосфере…
Думаю, Шурика бы побили, не сдохни вовремя батарея его видеокамеры. Свидетельством этому факту стал погасший экран ноутбука.
- Дела-а… - не сразу оторвал Старшой взгляд от экрана. И пошел ставить чайник, задумчиво поворачивая головой из стороны в сторону. Повисла неловкая пауза. Затем Шурик, заложив руки между коленей и прожигая глазами пол, произнес:
- Ну?..
- Видишь ли, Шурик, - отозвался Старшой, уводя разговор в русло философских сентенций и спасительной неопределенности.
- Короче… - не дал ему такой возможности наш знакомый.
- Короче… Короче, есть мнение, что это – тепловые ловушки для подводных лодок, - Старшой стал прохаживаться по кухне, как доцент перед студентами.
- А они что? Летают?.. – вопрос Шурика прозвучал издевательски.
- Кто?.. – спросил сбитый с толку Старшой.
- Лодки, - ухмыльнулся Шурик и повернулся ко мне. – А ты?.. – посмотрел он прямо в лицо.
- Что – я?.. Метеорологический зонд, наверное… То есть – зонды… - он остановил меня взмахом руки и посмотрел на нас с превосходством ребенка, видевшего настоящего Деда Мороза.
- Все с вами ясно… - поднялся он с табурета, направившись к выходу. Уже за порогом на миг задержался и, полуобернувшись, сказал:
- Сами вы зонды…
После вышел, решительно хлопнув дверью.
- А чай?.. – замер Старшой с чайником для заварки.
- Видал?.. – повернулся он ко мне после паузы. – Что Меганом с людьми делает. Так он, чего доброго… читать начнет.
- Думаю, уже начал, - высказал я предположение, наблюдая, как хозяин льет в кружки нервно плюхающий из носика кипяток.
- Сам то что думаешь по этому поводу? – поинтересовался я, когда Старшой устроился с кружкой напротив.
- По какому поводу? – шумно тянул тот горячий чай и смотрел на меня непонимающим взглядом.
- Тебе что, память стерли? Или ты полагаешь, что ничего не случилось?
- А что случилось? – глупо захлопал Старшой ресницами.
Складывалось впечатление, что запись вместо него смотрел какой-нибудь двойник-«Электроник».
Идиотизм ситуации вынудил и меня обжечь нёбо неуклюжим глотком.
- Вот ты спрашиваешь, что я думаю, - соблаговолил, наконец, объясниться Старшой после паузы. – А зачем мне думать о том, чего нет? Чего в моей жизни не существует.
- Ты что же, не веришь Шурику?
- Да верю я… Не в том дело.
- А в чем же тогда?.. Это дело?! – начали выводить меня из себя эти игры.
- Объясню сейчас, - обидно, но Старшого оставил равнодушным мой выпад, он продолжил совершенно спокойным голосом. – То, с чем столкнулся Шурик, в реальной жизни называется – «может быть».
- А я думал – наоборот, - он вновь проигнорировал замечание, спокойно продолжив:
- Есть то, что уже существует - давно утвердившиеся явления и понятия. И есть то, что не существует - явления и понятия, называемые легендами, сказками и другими «байками». А вот между ними находятся различные по степени достоверности «может быть» - самые бесполезные и даже вредные для современного человека понятия.
- И что же в них вредного? – я все еще не понимал, куда клонит непривычно спокойный Старшой.
- А то, что ни доказать, ни опровергнуть их существование невозможно. И бьется над этими загадками человек, тратя время и силы, вместо того, чтобы думать о чем-то полезном. Как там: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – какая разница?..» А в моей жизни и Марсу нет места. Стало быть, он для меня – не существует. Современный человек должен думать предметно, и обязан сам назначать, о чем ему думать не следует. Размышлять о понятиях эфемерных – слишком большая роскошь в наше практичное время…
Оседлав любимого скакуна, он строил цепи своих рассуждений, но от меня уже ускользал смысл сказанного. И вообще, стало грустно. Как кончилось что-то в жизни…
Голос Старшого стал тише, уподобившись барабанящему на заднем плане приемнику, а я поймал себя вдруг на мысли, что завидую Шурику. У него появилась теперь своя тайна. Подобное создает, наверное, неудобства в нашем логичном мире, но все же, по-моему, это – большая удача.
А что до нас, то я даже не сомневался, что скоро и я, и Старшой окажемся снова на Меганоме. Почему? Да потому что нам это до смерти интересно.
Свидетельство о публикации №217090201486
От всей души желаю Вам его дальнейшего продолжения и развития! С уважением, А. Б.
Алина Боковая 08.05.2019 12:28 Заявить о нарушении
Сергей Хамов 09.05.2019 11:31 Заявить о нарушении