Глава 8 - О! Бизнес!
Уловив эту тенденцию, я решила приобрести компьютер. Поскольку в это время начали появляться первые ноутбуки, я сочла, что он лучше отвечает моим задачам, чем стационарный блок с пузатым вредным монитором. В случае необходимости ноутбук можно прихватить с собой, а дома он места много не требует, способен работать автономно... Но были они в то время безумно дорогими. О сотовых телефонах еще не мечтали. Я наняла консультанта, который помог мне подобрать подходящий вариант: черно-белый Тошиба за тысячу баксов. Он был несравненно дешевле, чем цветные, стоившие от двух с половиной, был достаточно мал и очень надежен: фирма была известна своими военными разработками.
Хотя к этому времени я уже давно работала на компьютере, как подступиться к пустому новому ноутбуку было для меня загадкой. Для загрузки операционной системы и простейшего редактора, наладки и получения первых знаний я нашла маленькую фирму, обитавшую недалеко от моего дома. Состояла она из нескольких бывших программистов. Они прислали мне русскую негритянку, с которой мы прекрасно сотрудничали года три. Хотя, как все программисты, она не умела объяснять, я сначала запомнила, что и как нажимать, постепенно дойдя до очень многого, что мог делать тот допотопный аппарат. У ребят была безумно прикольная визитка: механическая саламандра, раскрывающаяся как пружина ...Хотя мир продвинулся, таких смешных сейчас нет.
Позволю себе отступление: хотя, все, что я пишу - сплошное отступление, - в голове у меня почему-то постоянно маячит образ берестяных грамот. Где-то между ноосферой, клинописью и берестяными грамотами я хочу процарапать свое послание на тюремных стенах бытия. Допишу, напечатаю, положу в железный ящик для разводных ключей и закопаю. Это даст мне право умереть с чистой совестью. Да, потому что я никому не сделала зла, хоть и добра - не слишком много. Но я знаю, что будь у меня иные возможности, я бы обратила их не на свое потребление, а постаралась улучшить жизнь. Но вернусь к тем дурацким годам...
Смешным был круг моих клиентов в начале и середине девяностых. О даме при Газпроме я уже упоминала. Ей я переводила бесконечные аналитические записки и таблицы по экономике газодобычи и торговле газом. Но случались и более экзотические варианты...
Соседские старушки, не пропускавшие и мухи без подробного допроса, однажды были поражены роскошным черным БМВ, из которого вышел независимого вида молодой человек, скрылся в нашем подъезде, а спустя несколько минут вновь появился и уселся на заборе-трубе, обрамлявшей в те времена газон у многих московских домов. На учиненный допрос он, не таясь, ответил, что ждет меня. Просто он приехал чуть раньше, а я еще не успела вернуться. С молодым человеком мы уже сотрудничали на протяжении нескольких месяцев: он вернулся из заключения в одном из Швейцарских городов, где при аресте у него отобрали большую сумму карманных денег, а выпустив - не вернули их. Я переводила французскую переписку с адвокатом, который добивался возврата денег.
Однажды он принес для перевода подборку ксерокопий из швейцарской прессы, где говорилось об аресте одной русской, обвинявшейся в рэкете русских танцовщиц (стриптизерш?), работавших в Швейцарии. У них был общий адвокат с моим клиентом. Парень был крутым бандитом, но к тому времени я уже знала, что они с большим почтением относятся к ученым людям: он был предельно корректен, пунктуален и вежлив - не чета "честной" публике.
Через несколько лет в русской прессе, читая о крупном международном скандале, я с удивлением прочитала имя того самого швейцарского адвоката, который оказался международной знаменитостью, принимавшей участие в громком процессе.
В те времена дома у меня стоял огромный факс, по которому я могла отправлять корреспонденцию клиентам (спасибо Тамаре Владимировне из Люберецкого района). Парень на БМВ в результате получил свои зажатые швейцарским правосудием деньги. Когда я спросила его, перекрыл ли он ими затраты на адвоката, он ответил: "Конечно нет! Это было дело принципа".
Ярким эпизодом среди моих многочисленных встреч с криминалом были братья Рязановы. Заказ на устный перевод с итальянского я получила, как обычно в то время, в результате рекламы, которую публиковала в газетах: в основном, бесплатной и одной платной: в "Moscow Times". Встреча была назначена в пять вечера в офисе на Войковской.
Там мне велели ждать, стоя, в большом пластико-алюминиевом фойе. Шло время. Миновал час. Я стояла, наблюдая, как охрана сравнивает мишени последней стрельбы в тире. Потом меня позвали в кабинет... Я вошла. Он представлял собой мрачную пещеру неопределенных размеров, слабо освещенную, заставленную массивными бронзовыми фигурами. Я застыла, не зная, куда деваться. Из глубины сумрака послышался голос: "Вы переводчик?"
Внутренне я умирала от смеха, и в то же время - от страха, начиная улавливать происходящее. На звук я вышла, петляя между бронзами, словно на кладбище, к большому письменному столу, рядом с которым на экране крутился "Крестный отец". В сумраке я различила молодого хозяина кабинета. Он пригласил меня сесть на один из двух стульев, по-советски стоявших у его начальственного стола. "Вы смотрите "Крестный отец"? - был его первый вопрос. Он предполагал постоянный и непрерывный просмотр… "Конечно!" - подыграла я, хотя в то время не было более презираемого мной фильма: лишь сейчас я смотрю со смаком все мафиозные саги прошлых времен. Вероятно, потому что они приобрели со временем наивность ретро, в сравнении с нынешними спрутами.
Потом хозяин повторил то, что я знала из телефонной договоренности: поедем в Шереметьево, встретим итальянцев, отвезем в гостиницу, потом на ужин. Возможно будем работать завтра. Потом он вежливо выставил меня из кабинета, велев ждать дальше. Наконец, час пробил: через пустую приёмную в кабинет быстрым шагом прошел человек в черном костюме, они вышли вдвоем через секунду, и мне приказали следовать за ними. На улице двое главных сели в джип, а меня посадили на заднее сидение усиленного фольксвагена, за руль которого вскочил бритый налысо начальник охраны, - жилистый и молниеносный мужик средних лет. С места они приняли километров сто пятьдесят, а на Ленинградку вырвались уже на скорости двести. В те времена пробок не было. В ужасе я вцепилась в поручни и сползла вниз на своем заднем сидении: скорость была такова, что я поняла: настал мой смертный час. Лысый шел, профессионально сдвинувшись на полкорпуса вправо, прикрывая джип, мчавшийся по левой полосе.
До Шереметьево от Войковской мы доехали за десять минут. Это было, явно, опрометчиво: самолет итальянцев даже еще не приземлился. Двое боссов в бесконечном ожидании гуляли по залу прилетов, заложив руки за спину, а по периметру шустрила охрана, державшая осаду. Оцепленный ими прямоугольник качался монотонным маятником, и время ожидания было бы бесконечным, если бы меня не забавлял тот серьез, с которым охрана (и, вероятно сами боссы) ожидали нападения. Я находилась далеко за настороженным оцеплением, но словно на привязи тоже ходила взад и вперёд.
Потом они прилетели... Старички-одуванчики. Он - в совершенном маразме. Она - вероятно, ровесница, но еще полная энергии и все тянущая на себе. Лет им на вид было не меньше семидесяти пяти, а учитывая европейский комфорт, возможно и все восемьдесят пять. Ребята были производителями тех бронзовых памятников, к которым пылал интерес в российских правительственных и криминальных кругах.
В тот момент я вспомнила эпизод из своего советского прошлого, когда некая приятельница, под влиянием богемной моды, однажды потащила меня гадать к цыганам, в квартиру на Бауманке, где в многочисленных комнатах лежали штабелями перины и жила огромная цыганская семья, половина которой служила в театре Ромэн у Сличенко, а вторая промышляла традиционным цыганским ремеслом. Одним разом ограничить эту встречу с прекрасным было никак нельзя: действовала система "Тысяча и одна ночь", поэтому при втором моем появлении в поисках сокровенного знания "Шехерезада" заявила мне, что необходимо принести ей всю бронзу, которая у меня есть в доме, и купить волшебные свечи по совершенно волшебной, недоступной мне цене. Поскольку в то время мои доходы были намного ниже, чем у московской богемы, а бронзу в моей семье искать было смешно, встречи с высшими силами прекратились сами собой. Но память о любви неких кругов к бронзе осталась в памяти...
…На обратном пути из аэропорта протокольная рассадка изменилась: на переднем сидении был младший хозяин, сзади сидели итальянцы со мной. По дороге хозяин, проявляя ностеприимство, повернувшись вполоборота, рассказывал гостям: "Мы - братья Рязановы. Нам принадлежит дальневосточный промысел лососевых. Сейчас в Москву идет огромная партия красной икры нового сезона. Это - наша икра".
Я внутренне заржала над формулировкой.
Мы мчались по Ленинградке, и младший Рязанов без устали вел экскурсию: "Смотрите, слева - мебельные магазины, их мы контролируем, а там - ювелирные, их тоже мы контролируем..." Парень даже не смущался, что итальянские старики могут испугаться слова "контролируем". Но нет, они (вернее, бабуся) ничего не подозревали. Она была полна своих забот и амбиций: "Я с утра проехала триста километров, чтобы попасть на самолет!" Для нее это действительно было подвигом, затмившим лососевую икру и бриллианты.
Старичков поместили в Метрополь и вывели в ресторан "Серебряный век", скромно притаившийся рядом с Детским миром. Интерьер и стол были "бохатыми". Стерляди, икра и куропатки изобиловали, но почему-то не лезли в горло: за столом воцарилась гробовая тишина. А стол был совсем не мал: присоединилась большая часть "семьи" с квадратными лицами, не добавившая веселья.
Зато в зале ресторана вцелом царило счастье: то и дело "друзья из Солнцева" провозглашали песню и тост в честь друзей из Нью-Йорка, а те, в свою очередь - в честь друзей из Бутово (а может я и перепутала географию, но интернациональная суть и пестрота московской топографии - чистая правда).
Неожиданно тишину прервал один из братьев (не помню, который, но скорее всего младший, - романтик):
- Спросите у итальянцев, смотрят ли они "Крестный отец"? Я перевела.
Бабуся (даром речи обладала только она, а муж ее говорить уже не мог по возрасту) ответила бестактно:
- Так это же старый фильм.
Повисла тягостная пауза. Вилки всей семьи застыли в воздухе. Положение спас старший брат:
- А какая часть лучше?
- Первая, конечно,- прощебетала бабуся, не понимая, что висела на волоске.
- Правильно, - припечатал старшой, и вилки вновь облегченно застучали, закидывая стерлядь в бандитские пасти.
Ничто, наконец, не мешало мне приобщиться к деликатесам, прекрасным винам и поболтать вдосталь с бабушкой, которая сидела рядом. От нее я узнала, что они притащили свои бронзы на какую-то выставку в Москву, по окончании которой все скупили братья, которые затем продали все с бешеной прибылью новой русской знати, начиная с Черномырдина и кончая последним клерком-вором при сильных мира сего. Было время первоначального строительства монструозных замков, которые нужно было наполнять всякими безобразиями.
В конце банкета мне дали сто баксов, сказав "спасибо". За время сидения за столом братья опробовали свой английский на итальянцах и смогли договориться о встрече на следующий день. Это окрылило их и позволило в дальнейшем обходиться без переводчика.
Через некоторое время я не без ехидства наблюдала там и сям в Москве,- например на Тишинке, - реплики того сумеречного кабинета, где я заблудилась среди бронз: бизнес-рассчет братьев был ошибочен, они слишком много поставили на эту временную глупость. Бронзу перестали покупать...
Через перевод мои контакты с бизнесом продолжали умножаться и крепнуть, хотя появлялись и совершенно странные заказы. Невероятно, но оказывается существовало НИИ автомобильной промышленности, где в советские времена люди защищали диссертации. Появился такой маститый ученый, попросивший перевести его труд о формовке автомобильных кузовов на итальянский язык. Он просто хотел напечатать это в качестве статьи в итальянском журнале и получить гонорар в валюте. Инженер был на мели.
Переводя этот труд, я догадалась, что он мало кому откроет глаза в Италии, где и без него вполне справляются с кузовами для Феррари, Мазерати, Бугатти и банальных Альфа-Ромео. Как же старательно он объяснял, что лист железа нужно формовать обтяжкой... Итальянцы ответили хамски, что ничего не поняли, и не лучше ли было бы прислать статью по-английски. Инженер принес мне это письмо, чтобы прочитать и был обескуражен. Я ничего не могла ему сказать: будучи специалистом он сам должен был догадаться. На вопрос, печатался ли он когда-нибудь в итальянских журналах, он ответил мне отрицательно. Думаю, он просто не хотел сам себе признаться в крахе. Это было трогательно и больно.
Потом бизнес повернулся ко мне югославско-итальянским лицом: славянская приобщенность к России дала сербам большую фору в посредничестве: они организовывали выход итальянцев на российский рынок, потому что итальянцы слепо верили в их мифические преимущества.
Таким образом однажды я оказалась на фирме, обосновавшейся в обширной стекляшке на Войковской. Идея их была, вроде, правильной: сербы собрали под свое крыло кучу итальянских производителей: Барилу (спагетти), например, а кроме того еще массу еды, одежды и всего нужного для жизни. Они не держали постоянного переводчика: в то время мало кто делал это. Вероятно, никто не верил в надежное будущее. Мне было жалко сербов-братушек, потому что я видела со стороны их ошибки. Но давать им бесплатные советы я тоже не хотела.
Не помню уже как звали нанимавшего меня парня: Владан, Милан или Зоран. При найме он пытался делать из себя американца и сунул мне анкету. Я заполнила ее честнейшим образом, что в результате мне помогло. Там я указала, что имею опыт организации стендов на международных выставках, фотографии и PR. Странным образом, это оказалось востребованным: единственный раз в жизни! Когда меня попросили оформить итальянский стенд на выставке в Москве, я согласилась, пускай авантюрно, но мне было знакомо, что такое выставка.
Владан сторговался со мной: на самом деле я запросила копейки, по сравнению с тем, что обычно стоит оформление стендов на выставках. Я выспросила его подробно, что они хотели видеть на стенде, потом сделала серию набросков. Что будет дальше, я не знала, только приготовила прозрачные бруски из плексигласа, которые у меня хранились с какой-то прошлой выставки. Половину этих брусков у меня в последующие годы украли, но две штуки я свято храню до сих пор.
Развитие сюжета было столь упоительным, сколь неожиданным. Меня отвезли вместе с моими эскизами в какую-то контору, снимавшую угол в кинотеатре "Москва", тихо умиравшем на Маяковке. Шустрый юноша схватил мои эскизы, на бегу спросил: "Какого цвета?!" - и через секунду мы уже имели кучу размноженных на плоттере наклеек для оформления стенда. Мне оставалось лишь грамотно скомпоновать их на стенах стенда.
Признаюсь, ощущение было близкое к полету: подумать только, мои рисунки почти что высечены в камне! Больше никогда в жизни не повторялось чудо так скоро осуществленной мечты...
На самом деле мечты моя осуществлялись в жизни почти каждый раз, когда я осмеливалась этого хотеть, - за исключением большого кино, но судьба дала возможность ощутить кино наощупь после прихода цифры. Потому я могу точно утверждать: даже самые безумные мои мечты часто сбывались, если я позволяла им оформиться в желание. Их было до обидного мало. Правда ли то, что Бог наказывает нас, осуществляя их? Нет! Он поступает по справедливости. Может быть я мелко мечтала, потому мало получила? Долго я ломала над этим голову, но поняла лишь много позже.
Двигателем в моем случае ни разу не было честолюбие, которое обычно и возносит людей над толпой. Мне нравится сливаться с потоком, созерцать жизнь в ее самых нехитрых формах: рынки, маленькие кафе, разговорчивые чудаки, приветливые продавцы, необычные дети… Я знаю, что невозможно рассмотреть жизнь на бегу и жаль прожить с головой, забитой хламом. В этом смысле Дзен невозможно опровергнуть.
Вернусь с своему выставочному проекту: стенд объединял около пяти итальянских фирм, производящих еду. Они были довольны работой художника, и мы дружно хохотали, когда они откомментировали, что от моих волн на стенах стенда в которых болтались их экспортные креветки и осьминоги, начинается форменная морская болезнь. Это была чистая правда: волны имели скрытый оптический эффект, который мне нужно было бы тогда же запатентовать. Позднее я с восторгом обнаружила, что этот эффект использовал Линч в "Твин Пиксе". Мои волны были родственниками его алых психоделических зигзагов...
Выставки не раз удивляли меня неожиданностью тематики и разнообразием человеческих типов. Среди них самыми яркими остались электротехническая и какая-то "термо-водяная" - там я работала на стенде фирмы, оборудовавшей бассейны. По дружбе, я притащила на стенд кофе-машину из дома и баловала посетителей не только переводом, но и угощением. Дела шли неплохо.
Оригинальным было сотрудничество со страховой фирмой. После динамичной переписки в Москве появилась англоязычная дама-босс и начались походы по высоким московским инстанциям. В одном из коридоров я увидела на дверях знакомую фамилию. Оказалось, что мы ждем аудиенции именно туда. После окончания переговоров я задала хозяину кабинета вопрос:
- А не ваш ли папенька Сергей Николаевич?"
- Да, это мой папа, - ответила номенклатура в два раза моложе меня.
- Просто мы работали вместе, - сказала я, не вдаваясь в детали.
А в голове у меня пронеслись связанные с его папой воспоминания. Как он дважды брал меня в командировку, где его целью было - уйти в запой, а на меня пал выбор как на надежного человека, который не накапает, и выполнит программу пребывания. Я вспомнила все в подробностях... Но это - следующий рассказ.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/02/1705
Свидетельство о публикации №217090201697
Юрий Евстифеев 04.01.2018 09:15 Заявить о нарушении