Глава 3- Флэшбэк А- О пудре Ландыш

    Я думаю о несправедливости того сна о маме, о  животном эгоизме его сюжета и вспоминаю ее молодой. Относительно молодой.  Я родилась, когда ей было тридцать четыре года. Мои первые воспоминания сохранили ее тридцатисемилетнюю.  Она была полна энергии, и только теперь я понимаю, что мы жили в то нищее время ее творчеством. Нет, она не пела и не писала картины, не сочиняла стихов.  Она сочиняла нашу жизнь. Из ничего, из подножных материалов.
 
   Ссыльные, мы жили вдали от основ цивилизации. Электричество,  только для освещения, было нашим редким гостем. Керосиновые и бензиновые лампы создавали наш вечерний уют. Еду готовили в русской печи. Для отопления избы была еще маленькая вертикальная печка-голландка с печуркой.  Черный круг радиоточки, известной по военным фильмам о Великой отечественной, чаще молчал.  Близко была Мордовия, но я ощутила это лишь однажды: на первой моей елке висела стеклянная игрушка-мордовка в национальном костюме.  (В начале двухтысячных  эту елочную игрушку вместе с другими экзотическими раритетами, которые я по-семейному принесла в офис родной фирмы, украла приятная во всех отношениях дама, которая за несколько дней до того поражала всех рассказами, насколько в цене старые игрушки).

... А с мамой мы украшали наши первые елки, по большей части, самоделками. Лет с трёх  я уже многое умела: клеить разноцветные цепи, нарезав раскрашенные бумажки, рисовать флажки и низать их на нитки, использовать серебряную бумагу от пачек чая, придумывать разные трубочки на ниточках, вырезать снежинки, делать сюрпризы в форме хлопушек. Мы клеили из газет конверты и раскладывали в них конфеты-подушечки, - самые дешевые, - из местного Сельпо, и развесное печенье.

   Потом родители позвали деревенских ребятишек, чтобы устроить праздник.  Я рассказала, поставленная на табуретку, весь запас стихов.  На просьбы выступить, кто с чем может, никто не отозвался.  Хоровод получился вялый. Никто не хотел "зажигать", - ждали,  чем все кончится и зачем вообще все это? 

   Потом раздали каждому по газетному конверту, что мы накануне  всю ночь клеили с папой. Клей тоже был домашний: натерли картошку,   слили воду, соскребли крахмал, заварили кипятком....

   Это было время до полиэтилена, до синтетики, до шариковых ручек, до телевизора, до транзистора, до магнитофона, до радио и глянцевых журналов.  Не было ничего.  Три книги, что случайно оказались  в ссылке у родителей, были единственным моим зрелищем: там было несколько черно-белых картинок. Теперь я понимаю, что одна из книг была школьным учебником истории неизвестного класса. Артемида с колчаном поразила мое воображение. Египтян запомнила, но не полюбила. Хотя позднее, лет семи читала с удовольствием подаренную на какой-то праздник мамой книгу "День египетского мальчика". В двух других книгах картинок не было, но я вновь и вновь перелистывала страницы в надежде, что - случайно пропущенные -  они появятся.
 
     ...С новогоднего праздника по деревне поползли чудовищные слухи: "Откуда они деньги взяли бесплатно раздавать роскошные подарки?"  Похоже, нас возненавидели.  В дальнейшие годы родители таких ошибок не совершали. Я тоже не просила праздников.

   А денег было совсем ничего.  Папа, ссыльный японист, был достоин лишь должности старшего конюха на местном спиртзаводе (деревнеобразующем предприятии).  Жили картошкой, солеными огурцами, держали козу и свинью, кур, а иногда - пару гусей.
Начиналось развитие хозяйства с покупки яиц. Из них выводили цыплят, за лето выращивали кур, по осени продавали их и покупали козу.
 
   В жалкой нашей казенной половинке пятистенка  другую часть заселяла еще одна семья, которую мы не видели никогда, благодаря планировке и забору. Мебели почти не было: две узкие железные кровати родителей, моя детская деревянная кроватка, у которой по мере моего роста выпилили две планки, чтобы класть ноги на табуретку.
Остальная мебель была представлена фанерными ящиками, выпрошенными в Сельпо. Повешенные на гвоздики на стены, они служили полками, поставленные на пол - столом, комодом, тумбочкой.
 
    Хилость конструкций и мое детское любопытство одажды стали причиной катастрофы...  Раннее детство я провела либо одна, сидя взаперти в избе-пятистенке, либо, - по выходным – с  мамой, а иногда  и папой, который однажды подрядился на вахтенную работу: ставить опоры на линии Куйбышевской ГЭС. Там он жил в страшных холодных бараках, приезжал измученный, истощенный, простуженный. Я плакала и умоляла:

   - Я знаю, как заделать щели, я сумею натопить, папочка, только возьми меня с собой!

   Меня убеждали взрослыми аргументами, что это невозможно, я плакала, а папа снова уезжал.  Мама работала посменно на спиртовом заводе, иногда и в ночную смену.  Мне ещё не было четырёх лет.


   Однажды бесконечным днем скука заточения загнала меня на спинку железной кровати, откуда я, балансируя, смогла дотянуться до притягательной верхней части фанерного ящика на стене, служившей маме туалетным столиком. Там, высоко, на уровне ее лица, стоял осколок зеркала, рядом - круглая картонка  с дешевой пудрой «Ландыш», лежал огрызок старого карандаша для бровей и щербатая расческа.  Не удержав равновесия, я уцепилась за угол ящика, висевшего лишь на паре гвоздей. С грохотом мы обрушились вниз, включая и нижний ярус конструкции, где хранились патефонные иглы, папина бритва, которую он правил о ремень,  фиолетовый химический карандаш, баночка со старыми разнокалиберными бельевыми пуговицами  и папины очки, которыми он не пользовался по причине смены профессии.

  Оправившись от шока, я аккуратно собрала пуговицы, иглы и все прочие сокровища. Повесить обратно ящик в моем трехлетнем возрасте не представлялось возможным, поэтому, поставив ящик на дно посреди комнаты, я аккуратнейшим образом разложила все внутри. Пудру я собрала до пылинки и поместила обратно в круглую картонку «Ландыш». Потом спряталась под одеяло, притворилась спящей, а там и заснула по-настоящему.

   Разбудили меня всхлипывания. Мама не ругала меня, но очень долго, убитая, молчала.  Много позже она призналась, какие трагически противоречивые чувства у нее вызвала пудра вперемешку в мусором и волосами с грязного пола…
Продолжение:  http://www.proza.ru/2017/09/02/1763