Люби меня

Дым от благовоний заполнял просторное помещение. Словно завеса между нашим и потусторонним миром, он висел в воздухе плотной пеленой, что не продохнуть. Можно было бы глотнуть свежего воздуха, однако с заколоченными окнами, не пропускающими ни лунный свет, ни прохладный ночной ветерок, такой фокус не пройдет. Обстановка вокруг не внушала доверия. Войдя внутрь, в глаза сразу бросались фотографии, коими были заклеены все стены. На них была запечатлена одна и та же особа, и редко где она улыбалась на камеру открыто. Все остальные снимки, казалось, сделаны исподтишка. Еще большее напряжение вызывал факт испорченных фотографий, абсолютно все глаза девушки с обворожительной улыбкой закрашены черной краской, в некоторых торчали ножницы, иголки или кнопки.

У дальней стены в полумраке было заметно чье-то движение. За небольшим столом, украшенным темной бархатной тканью, сидел человек. Он раскачивался из стороны в сторону, монотонно произнося едва разбираемые слова, к которым приходится сильно прислушиваться, дабы уловить хоть что-то. Бывали моменты, когда молящийся вздрагивал, выпрямлялся, нервно озирался по сторонам, а после принимался расчесывать отросшими ногтями кровоточащую от подобных действий голову, на кой был выдран клок каштановых волос.

Жуткая картина не заканчивалась даже на странной мясной массе, лежащей посреди стола в окружении черных свечей с резными письменами в лужице собственной крови. Напротив столь неоднозначной жертвы стояла очередная фотография девушки с длинными черными волосами и ровно подстриженной челкой. Ее ярко-голубые глаза, единственные не закрашенные в комнате, блистали от радости, а на привлекательном лице сияла все та же обворожительная улыбка. Вряд ли она улыбнулась бы, увидев помещение, где являлась фавориткой сегодняшней ночи.

Человек вновь дрогнул и резко потянулся тонкой рукой за фотографией. Несколько мгновений он любовался красотой избранницы, после чего перевернул ее и уткнул лицевой стороной в небольшое кровавое подношение, размазывая склизкую и тонкую мышечную ткань по столу.

— Пить кровь, чтобы жить. Есть плоть, чтобы воздать дань падшему спасителю. Умереть, чтобы воскреснуть… — раздался сорванный хриплый женский голос наряду с тихим хихиканьем. Девушка вновь повернула фотографию к себе. Милое лучезарное лицо было обагрено кровавыми разводами и слизью, на фотобумаге оставались маленькие кусочки живых тканей. Проведя большим пальцем по оцифрованной щеке, она облизнула снимок с явным вожделением.

— Моя, моя… Никуда не сбежать, отмучиться, чтобы навсегда быть вместе… — продолжала особа, облизывая сухие губы, принявшись заливать фотографию горячим воском свечей. — Навеки…


                ***

Теплые солнечные лучи резали чувствительные к яркому свету глаза, и облаков, судя по прогнозам синоптиков, не предвиделось. Немного спасала дизайнерская черная шляпка с искусственными розами. Хотя темные одежды в такую погоду были не самым лучшим спасением от жары, решившей появиться и нагнать почти сорок градусов на термометрах города в день похорон.

Шерон вздохнула и обвела меланхоличным взглядом всех присутствующих. Несколько однокурсников, убитые горем родители. Не так уж много, не набиралось даже десяти человек с учетом того, как популярна была Мередит среди своих одногодок. Подумать только, умереть в двадцать лет... Пускай Шерон и была ее лучшей подругой, но искренне не хотела оказаться на месте бедняжки. Пожар, разгоревшийся в многоэтажном доме, унес не только жизнь студентки исторического факультета. Официальная версия полиции гласила об умышленном поджоге, следовательно, и об убийстве Мередит, вынашивающей на тот момент двухмесячный плод. Отец оставался неизвестным, однако подручные материалы, найденные в квартире, которыми доставали из девушки дитя, повергли в шок даже хранителей порядка.

Стоун хоронили в закрытом гробу, ее пришлось опознавать по ДНК, ведь она оказалась первой на пути у всепожирающего пламени. Шерон жалела, что не сможет увидеть лицо когда-то горячо любимой подруги в очередной и в последний раз. Они столько пережили вместе за столько лет, и так быстро их развела жизнь. Поистине, судьба непредсказуемая штука. Наверное, осознание всей жестокости мира помогло Райнерс пережить потерю. А может, холодное равнодушие в ее душе царило из-за теплой хрупкой кисти, держащей ее за руку.

Девушка взглянула на свою спутницу, уголки ее тонких губ, окрашенных в алый, дрогнули в слабой улыбке. Элли украдкой улыбнулась в ответ, а Шерон почувствовала прилив нежности, накатившей на нее так внезапно. Хотелось поскорей закончить с траурными условностями и вернуться домой, чтобы зарыться в шелковистые пшеничные волосы подруги и скинуть надоедливые черные одежды. Судя по прикосновению мягких подушечек пальцев к запястью Райнерс, мысли у девушек совпали.

О нетрадиционной ориентации Шерон знало все ее окружение, однако никто не был в курсе, что отношения с Мередит оказались более чем дружественные. Они встречались несколько лет, пока не стала известна беременность, которую Стоун пыталась скрыть и в скорейшем времени сделать аборт. Однако Шерон догадливая, она обвинила Мередит в измене и ушла от нее, даже не дрогнув от рыданий и мольбы. И вот теперь ребенка нет, как и матери. Две проблемы были решены разом.

Уже под конец похорон Шерон небрежно кинула две пышных розы на крышку гроба и двинулась с новой возлюбленной к мрачным воротам кладбища. Перед уходом девушка вновь оглядела наводящие тоску надгробия и заметила вдали чью-то тень. Черная, сгорбленная, косматая туша стояла возле одного из деревьев, схватившись за кору костлявыми пальцами. Глядя на брюнетку белыми глазами, выделяющимися на затемненном лице, тень затряслась. Однако видение быстро исчезло, Райнерс не успела ничего толком разглядеть и как только она моргнула, туша исчезла. Девушка прищурилась, приглядываясь к тому месту, но пейзаж не менялся.

И только позже, когда парочка исчезла из виду, из глубокой трещины сухого древа прозвучало угрожающее клокотание.


                ***

— Как думаешь, она покончила с собой? — мягкий и мелодичный голос Элли ласкал слух, перебивая размеренное тиканье часов. Она лежала на спине Шерон, прижавшись к ней миниатюрной грудью, и гладила ее по голове, понимая, насколько устала за сегодня подруга.

— Не знаю, — пробубнила в подушку девушка. — Мередит боялась боли, вряд ли бы решилась выковырять ребенка и поджигать саму себя.

— Всякое бывает, в последние месяцы она сама не своя была.

— Это ее проблемы, раз решила мне изменять и довела себя до такого, — сухо отозвалась Шерон, переворачиваясь на спину. — Сама виновата, что так вышло.

— А ты не думала, что ее могли изнасиловать?

— Пускай я и выгоняла ее из дома пару раз, она всегда возвращалась целой и зареванной. Мне уже все равно, что с ней произошло, даже если она искусственно выводила своего отпрыска.

— Грубо ты о мертвецах говоришь, — вздохнула блондинка, бросив осуждающий взгляд на Райнерс. — Вы все-таки были вместе и…

— Не будем о прошлом, — перебила Элли Шерон, — я тебе скажу так. У нас бы ничего не вышло в любом случае. Встреть я такую милашку с беспроблемным характером, будучи в отношениях, Мередит пришлось куковать одной в дальнейшем. Рано или поздно мы бы все равно расстались. Нам не по пути.

— Я думала, у вас все было хорошо, пока не всплыла ее беременность, — в изумрудных глазах девушки блеснуло удивление.

— Как бы не так, — руки брюнетки легли на изящные плечики спутницы. — Мередит всегда являлась проблемной. Постоянные истерики, скандалы, ревность. Дважды она кидалась на меня с ножом, потому что, видите ли, на улице на меня слишком много смотрят, я не должна привлекать внимания. Если мое лицо будет уродливо, никто, кроме нее не захочет меня.

У Элли не было слов, чтобы ответить. Она смотрела на Шерон широко распахнутыми глазами, а по ее обнаженному телу пробежали мурашки. Девушка перевела взгляд на шрам под ключицей у Райнерс.

— Не бойся, — усмехнулась брюнетка, погладив по плечам собеседницу. — Уже не болит.

— Я так рада, что ты сейчас здесь, со мной, — наконец выдала Элли, опустив голову на грудь Шерон. — Мередит и вправду ненормальная.

— Была. Сейчас только ты, — голубоглазая уложила на спину девушку, нависнув над ней, — я и никаких психопатов более.

 Пухленькие щечки Ларс залились румянцем, она охотно обхватила партнершу за шею и потянулась к ее губам за поцелуем, как грохот, раздавшийся со стороны кухни, прервал их едва начавшуюся прелюдию. Парочка вздрогнула от неожиданности, Шерон подскочила с кровати, явно недовольная событием.

— Черт, да что там может упасть? — накинув халат на плечи, выругалась Райнерс. — Пойду взгляну.

— Домовята, — непринужденно захихикала Элли, и ее смех смягчил девушку, а гнев словно рукой сняло. Так происходило всегда, стоило только Ларс улыбнуться или просто взять за руку, как все вокруг становилось незначительным и отходило на второй план. — Возвращайся скорей.

Шерон кивнула в ответ и двинулась в сторону кухни.

В длинном коридоре царила тяжелая атмосфера, что даже дышать было трудно. В воздухе витал едва уловимый запах каких-то благовоний, девушка не могла разобрать его. Райнерс никогда не верила в паранормальное, даже стены, по которым, казалось, плясали зловещие тени от светильников, ни за что не напугают ее. Она шагала быстро и уверенно, зная, как бы перепугалась Элли, идя в одиночестве проверять причину грохота в другом конце квартиры. Шерон тихо засмеялась, умиляясь над партнершей. А таким заниматься брюнетка могла вечно, хоть до самой смерти.

И вновь послышался грохот падающей посуды. Голубоглазая ускорила шаг и ворвалась на кухню, распахнув настежь дверь. В помещении резко наступила тишина, и первые секунды Райнерс не верила своим ушам. Однако к ее удивлению вся посуда и другая кухонная утварь стояла на месте. Шерон изогнула бровь, недопонимая происходящего. Она быстро обогнула стол, осматриваясь.

— Ничего так домовята, — пожала плечами девушка, медленно проведя рукой по столешнице, мысленно наслаждаясь идеальным порядком в своей квартире.

Позади послышался тихий скрежет по полу, словно за спиной ступала большая собака с длинными когтями. Шерон обернулась, вот только в дверном проеме, да и поблизости в целом, никого не было. Видимо, она слишком устала, вот и мерещится всякое. Недовольно покачав головой, голубоглазая двинулась к выходу из помещения. Стоило только приблизиться к двери, скрежет повторился вновь. Резко развернувшись, Райнерс пыталась уловить взглядом ту тварь, что бегала позади в полумраке, не попадаясь под дорожку света из коридора. Неужели мыши завелись? Будь так, они давно дали о себе знать погрызанными вещами. Что-то творилось неладное.

Рука дернулась к выключателю, на мгновение брюнетке показалось, словно еще немного и из темноты протянется монстр, чтобы схватить ту за глотку и утащить в преисподнюю. Браня себя за глупые выдумки, Шерон включила свет. Легко вспыхнувшая светодиодная лампочка прогнала густеющие тени вместе с пугающими мыслями, касающиеся потустороннего мира. Кухня действительно пустовала, не оказалось ни мышей, ни собак, ни каких-либо других существ. В груди девушки запылал гнев, она слишком много времени потратила на бестолковые шорохи, пока в это же время могла преспокойно нежиться в постели с Элли. Едва вспомнив о теплых объятиях партнерши, Райнерс поспешила вернуться в спальню, забыв выключить свет.

Ларс подозрительно притихла и не звала к себе Шерон. Осознание того, как она застанет возлюбленную спящей еще больше раззадорило голубоглазую. Она облизнула губы и прокралась в комнату, аккуратно заглядывая внутрь. Стоило только взглянуть, все желания и планы на сегодняшнюю ночь исчезли без следа, ровно как и сама Элли. Некогда развороченная постель была идеально заправлена, будто никто еще не ложился.

— Милая? — в горле моментально пересохло, Райнерс позвала спутницу хрипло, еле слышно. Тишина поглотила звук ее голоса, и на секунду девушка подумала, а звала ли она ее вообще? На шутку не походило, Ларс знала, что подобный юмор брюнетка не одобряла, потому даже не пыталась разыграть ее. Только куда она делась?

Внутри Шерон все словно оборвалось, когда позади, в той стороне, где располагалась кухня, щелкнул выключатель. Вот тогда она ощутила всю тяжесть царящей в квартире атмосферы, которую старалась не замечать на протяжении всего дня после похорон. Жуткая, холодящая кровь, она проникала, казалось, в каждую клеточку тела, парализуя их. Вся смелость канула в бездну с осознанием присутствия кого-то еще. Все то время, проведенное на кухне, девушка была не одна. Не было на полу, не было на мебели, но Райнерс не поднимала головы.

Все то время, проведенное на кухне, оно было над ней.

Скрежет. Еще один. И еще.

Звук приближался быстрыми и тихими перебежками за спиной Шерон. После все затихло. Собравшись с силами, девушка обернулась.

Пухленькие разорванные губы, светлые волосы, слипшиеся от крови и свисающие клочьями с обрывков кожи, а сквозь пустые веки на брюнетку уставились два белых, нечеловечески круглых глаза. Они столкнулись лицом к лицу. Большая черная туша свисала с потолка, впившись в него длинными острыми когтями всех четырех конечностей. А на том месте, где должно было располагаться лицо твари, Райнерс увидела содранное и изуродованное лицо Элли.

Истошный крик дикого ужаса и отчаяния вырвался из груди брюнетки. Существо же слабо дрогнуло, и вскоре послышался потусторонний голос, который нельзя было даже определить на принадлежность к полу. Этот голос иглами вонзился в душу нескончаемым страхом, накрывшим голубоглазую с головой.

— Люби меня.

Вновь вскрикнув, Шерон отступила на пару шагов, однако ноги отказывались держать после такого зрелища. Она упала, продолжая отползать от страшной косматой твари, пристально глядящей ей в глаза. Стоило упереться спиной в стену, девушка заметила, что под кроватью кто-то есть. Брюнетка перевела взгляд в ту сторону и замерла. На нее потускневшими изумрудными глазами смотрела Элли. На ее лице не было кожи, она была небрежно оторвана, что многие мышцы попросту свисали порванными клоками. По щеке тек сок из поврежденного глазного яблока, а само выражение некогда миловидного личика довело Райнерс до крупной дрожи. Рот был широко и неестественно открыт, словно ей сломали челюсть, язык отсутствовал, как и многие зубы. Многие кости были переломаны, а конечности вывернуты едва ли не наизнанку.

Пока Шерон в немом шоке уставилась на возлюбленную, тварь спрыгнула с потолка и выпрямилась. Ломаными движениями она приближалась к жертве. Вместо пары ног у существа имелись тонкие когтистые руки, на которых оно передвигалось. Длинные и лохматые волосы, словно грива, доставала до пола вместе с подобием балахона на тощем теле, которое имело неестественно широкие и сутулые плечи.

«Срочно бежать», — эта фраза билась в голове Райнерс до боли в висках, однако тело полностью парализовало от всего происходящего. Девушка не в силах ни отвести взгляда, ни пошевелить хоть пальцем.

Существо резко остановилось, после чего медленно, с противнейшим хрустом, изогнулось, встало, словно на мостик. Его затылок оказался так близко к лицу брюнетки. От твари разило тошнотворными благовониями, которые учуяла не так давно Шерон.

Ее сердце было готово разорваться в клочья от напряжения, когда она столкнулась со своим ночным кошмаром лицом к лицу.

Ее тело перестало двигаться, когда она увидела искалеченный и изуродованный труп своей подружки.

Ее волосы побелели, когда голова твари с тем же хрустом развернулась к ней и, улыбаясь недвижимыми губами Элли, молвила:

— Люби меня.

                ***

Полная луна светила в просторные окна квартиры на самом верхнем этаже многоэтажного дома, освещая спальню, даруя ей таинственный и мистический дух. Тишина заполняла каждый уголок всех комнат, часы и другие предметы, что могли нарушить мертвую идиллию, были разбиты. Светлый ковер на полу спальной комнаты насквозь пропитался кровью и казался черным. Разорванный кишечник валялся по всему помещению вместе с другими органами, наполняя его невыносимым запахом. Ноги и руки были оторваны от тела и разложены вокруг него. Грудная клетка вскрыта до такой степени, что из сплошного куска мяса, оставшегося от торса, торчали сломанные ребра.

Посреди всего хаоса, неподалеку от тела, умостившись на остатках органов, лежала косматая туша, четырьмя руками прижимая к себе раздробленную голову Шерон, утыкаясь подобием лица в поврежденный мозг с застывшей кровью и спинномозговой жидкостью. Существо довольно и тихо сопело, дабы не нарушать таинство воссоединения возлюбленных. Оно прижало голову к себе еще сильнее, окончательно размозжив череп, и  едва слышно произнесло:

— Любит.