Сирота. Книги и их читатели

Саша перевернул страницу, пожирая текст глазами. Месяца два назад с Н-ска комсомольцы привезли целый воз книг, которые должны были стать основой избы-читальни. Её собирались устроить в самом клубе, в одном из помещений, ранее использовавшихся как склад. Так как желающих на эту работу не было, да и денег у сельсовета тоже, Богдан предложил её Саше, на что тот сперва неохотно согласился. По этому случаю Богдан настоял как всегда своим жестким голосом, чтобы Саша ходил как все в баню как минимум раз в неделю, сказав:
- Ты будешь перекладывать и хранить книги.  Так что же, ты в них вшами собираешься кидаться? Книги не трава, чтобы в них живность жила, а будет жить – никаких тебе знаний не останется. Вшам буквари не нужны. А мы – не вошь.
Саша такого исхода не желал и потому отнесся к работе со всей серьезностью, представляя, что по ночам вши и иные насекомые пробираются к нему в комнату с полками книг и отъедают их по букве, унося их в своих животах. Он стал убираться каждый день, когда приходил со школы, а со временем – и дважды в день. С подачи учителя Саша теперь рассказывал, какие книги есть в библиотеке, о чем они и для чего. И, конечно, чтобы знать, о чем повествуют книги, он должен был их всех непременно прочесть. Саша начал с тех, обложки которых пестрели черно-белыми и цветными рисунками, и, читая по слогам, через месяц мог уже c упоением рассказывать сверстникам истории из книг. Более всего он любил красочные, залихватские истории о подвигах, детективы с умнейшими главными героями и безусловно злыми злодеями, а также исторические книги. По вечерам, на печке, он представлял себя то на боевом слоне Ганнибала Барки, рвущем строй римлян при Заме, то на лошади, несущем его на лес копий македонской фаланги. Богдан, узнав, что мальчик читает, правда, сказал ему, что это не те книги, они рассказывают не всю правду, а только правду – страшное слово, что Саша не мог долго произнести – «эксплуататоров», и обещал привезти из города кинопередвижку с Чапаевым и «Потемкиным». А пока же коммунист советовал мальчику читать больше учебники.
Ему теперь уже насовсем отдали то место под печкой, которому он был несказанно рад. Он не видел мать и не спал рядом с ней. Она же, как будто о нём и забыла, но, время от времени, приходила его проведывать, принося то пряник, то кашу, то молоко, приговаривая, как хорошо ей стало жить, как ей дали целую комнату в новом общежитии, как теперь она одевается и ходит. Саша не верил ей ни на йоту.
Старые кошмары стали медленно отступать, но теперь, день за днем, проводя вечер на печке, мальчик продолжал время от времени слышать, уже не во сне, а наяву, те самые хлюпающие звуки и слабые стоны. Впрочем, он повторял сам за собой, что это лишь отголоски страшных слов, и не придавал им значения.
Библиотека же со временем пополнялась. Книги несли со всех краем села, и даже из соседних деревень, потрепанные и новые, книги по математике, истории, музыке, искусству, и даже псалтыри и библии. Последних с подачи Акима Саша сразу относил в раздел «фантастика», - де, там им самое место, рядышком с Жюлем Верном и Конан Дойлем. Саша старательно записывал все названия в специальную тетрадь, чтобы ничего не пропало, и очень расстраивался, когда книги кто-то просил почитать на дом. Он даже на двери в комнату повесил длинный плакат с надписью «Дом книги – это не ваш дом!», сделав во втором слове пару ошибок.
Но когда лето двадцать девятого года уже клонилось к закату, размеренная жизнь Саши внезапно окончилась. В клуб пришла девушка, тонкая и костлявая, с длинными светлыми волосами, которые она наотрез отказывалась убирать под платок и стричь, о чем мальчик узнал, подслушав её разговор с Богданом. Тогда она заламывала руки и плакала, а коммунист, нависавший над ней, хмурился и осторожно, тихим голосом что-то втолковывал. После этого девушка повернулась и выбежала вон из клуба.
Следующим вечером к клубу подошел, как сперва показалось Саше, тощий долговязый парень с короткой стрижкой из светлых волос, но когда тот повернулся, Саша понял, что это вчерашняя гостья. На лице у неё красовался огромный синяк, а нижняя губа была вздута, но выражение лица её показывало решимость.
Саша, сидевший в этот момент у крыльца, лузгал семечками и больше походил на карикатуру хулигана. Увидев его, девушка, казалось, вошла в ступор, но потом протянула руку ему навстречу.
- Майа, меня зовут Майа. Я буду здесь петь, - твердо проговорила она. На крыльцо выбежал Богдан. Посмотрев на девушку, он, не сказав ни слова, повел её в главный зал.
С этого дня Богдан собирался с села всех, кто имел гармонь и умел с ней обращаться, и водил их играть на ней в клубе. Девушка же, приходившая по вечерам, пела иногда до ночи. Голос у неё был чистый и звонкий, и она знала наизусть множество песен, среди которых в основном, были русские народные, и немного революционных, которые получались хуже. В этом случае Майа пела и пела, пока у неё не получалось лучше.
 Богдан же стал задерживаться, и уходить из клуба только после неё. Саше на это было бы все равно, только радист странно ухмылялся, когда  начальник говорил ему, что останется в клубе, потому что много работы, в те дни, когда приходила Майа.
В сентябре к девушке-певице и нескольким гармонистам добавилось ещё народу. Эти люди, взрослые, хмурые, с бородами и часто с оружием, стали посещать Богдана чуть ли не каждый день, а некоторые из них говорили злые речи, крича и заглушая пение девушки за стеной. Начальник даже оборудовал себе подобие кабинета в комнате радиста, и принимал гостей ежесуточно, становясь тоже, как те люди, всё более злым и нервным. Майа же как будто этого и не замечала.
Саша тоже старался пропустить всё происходящее вокруг мимо своих ушей, уходя в любимые книги. Однако, как бы не хотелось ему это признавать, настал тот момент, когда непрочитанных книг в библиотеке уже не осталось. К тому времени на полках стоял уже с десяток томов библии, учебники, буквари, детективы, фантастика, сказки, романы русских классиков, революционная проза и несколько работ Ленина – на самом видном месте, под его же фото в красном уголке. Имелись также и любовно склеенные самим Богданом вырезки из газет со статьями вождей – от Бухарина и Каменева до Зиновьева и Сталина. Правда, иногда начальник приходил и часть вырезок бросал в огонь, а по радио говорили, что Троцкий и Бухарин, Зиновьев и Каменев – это не вожди вовсе, а враги революции, настоящая контра, но такого резкого изменения мнений Саша понять не мог. Впрочем, эти статьи никогда его не интересовали по-настоящему. Что более его беспокоила, так это все более усиливавшаяся скука.
Саша стал допытываться ото всех, где бы ещё ему раздобыть книги, конечно, для библиотеки: у радиста, у начальника, что были в этот момент очень заняты, ничего получить ему не удалось. Тогда он обратился к учителю и тем, кто вместе с ним учился, но, увы, большая часть свободных книг уже была отдана школьниками в библиотеку. После Саша стал ходить по селу в свободное время и опрашивать: нет ли у кого ещё книги? В конце концов парень доконал Богдана так, что тот пообещал привезти из города ещё чего-нибудь интересного. Это же услышала Майа, пришедшая как обычно вечером на репетицию.
- У нас дома вроде есть книги. Только они старые, и используются… - вмешалась она в разговор, - в общем, используются. Я могу принести, что осталось.
На следующий день Майа пришла с пареньком, похожим на неё как как две капли воды, притащив целую стопку старых книг с потертыми обложками, и всучила её сироте.
- Держи. Собирала по всему дому. У нас никто не читает, кроме дяди Ивана, но и он всё забросил. Только тяжелые они очень. Справишься? - Саша, взяв стопку, ухнул, но перед девушкой показать слабость не смог.
- Да. Конечно, и не такое носил. Спасибо! – он поковылял в комнату вприпрыжку, счастливый от того, что ему теперь будет чем заняться.
Первым делом он занялся классификацией книг. В той стопке находилось совсем разное чтиво. Однако ни исторических книг, ни прозы, ни классиков там не было. Саша начинал читать книги и забрасывал их, потому что то, что в них было описано, он понять не мог. Сперва Саша подумал, что ему принесли фантастику вперемешку с религиозной литературой, полной рисунков странных животных, знаков, и массы терминов, которых в иных книгах не было вовсе. Но масса пометок на полях неизвестного авторства заставляли принимать эти книги как некие учебники. Мальчику попался совсем истрепанный «Hexenhammer» на чужом, как ему сказали позже, немецком, языке с массой картинок средневековых казней и орудий этих казней, «О граде Божьем» какого-то сумасшедшего Августина русского издания девятьсот девятого года, старое, выцветшее и почти не читаемое «Царство насекомых» некого Ж. Мишле на русском языке и его же «Женщину. Ведьму». Она выделялась тем, что имея кожаный и дорогой переплет, была написана от руки печатными буквами и наполнена рисунками оголённых мужских и женских тел в самых разных позах. «Ведьму» мальчик отложил на потом, под укромное место под кроватью, подумав напоследок, что, в отличие от всех прочих, эта книга была переписана никак не раньше Революции, так как не имела привычных дореволюционных знаков.
Ему встретились и совсем странные экземпляры, желтые, затхлые, не книги вовсе, а чьи-то тетради, писаные и переписанные на совершенно непонятном языке, хоть и русскими буквами. «Праокнасивиоаз руенж маллыен муак ргуен тез», - гласило одно название, «Гароз муак сирёзг», - другое, а на обложках покоились страшные чудища: то ли насекомые, то ли звери с отростками. Среди этих тетрадей затесалась одна настоящая отпечатанная книжка, без переплета и половины страниц. Вся в пометках и словесной непонятной абракадабре, сделанной карандашом, она называлась «Население и география Н-ского края»: во всяком случае, эти слова повторялись вверху каждой страницы. Мальчик разочарованно фыркнул. Он перелистнул книгу до середины, зевнул и кинул книгу в печку. Отброшенная, она стукнулась о камин, и её страницы разлетелись по комнате. Саша, уже рассерженный, стал собирать с пола листы, как, увидев один из них, замер. На листе была нарисована статуя огромного муравья и людей, склонившихся перед ним, а над этим рисунком большим и изящным шрифтом было отпечатано одно слово.
Замятино.