Глава X. Словно птица в небесах

      Забудем же, что значит страх! Вперед, к новым приключениям! Мы бросили пламенного вождя революции в небольшой швейцарской клинике под оком профессора Фогельштейна и его деловых партнеров. Прошло два с половиной месяца, и слухи как дождевые черви расползлись во все стороны. Они ползли и ползли, крепли и крепли, что уже не казались слухами, а ожившей реальностью. Человек испокон веков мечтал победить смерть, и чудным ему казался воскресший, и он акцентировал внимание на нем, а не на том, кто полил его живой водой!
 
      Слава новым технологиям! Они помогли найти друг друга многим из нас; помогали и помогают скоординироваться в решении проблем. Сошлись люди, верившие в то, что Ленин ожил; в то, что он в плену; а раз он в неволе — его надо вызволить оттуда, ведь он ее ничем — по крайней мере, в своем втором пришествии — не заслужил. И ситуация казалось на самом деле не такой уж безвыходной, как то могло показаться на первый взгляд.

      Операция была разработана довольно быстро, как это всегда бывает со всякими операциями, имеющими конкретную и осязаемую цель. И, как опять же всегда бывает — идеальна она была только на бумаге. Прошло больше двух месяцев с момента похищения — и только начались первые шаги по реализации плана. Сейчас уже трудно вспомнить, деятели какого объединения внесли в его организацию больший вклад. Да и не так уж это и важно.

      Первым пунктом в этом плане значилась проверка слухов. Ведь в том случае, если это действительно были слухи, операция теряла смысл. Самым легким во всей этой операции оказалось придумать способ проверки. Решили вступить в контакт с кем-то из секретной группы и, притворившись богачом, встретиться с Ильичом. А вот как выйти на эту секретную группу? Вопрос повис в воздухе. Помог счастливый случай. Один известный певец, заинтересовавшийся слухами о воскрешении, сам захотел посмотреть на ожившего. Он не был марксистом по убеждениям, ему вообще была не интересна политика: он и знать не знал о том, кто такой Ленин и какова его роль в мировой истории. Из истории России он помнил, что когда-то существовала империя зла, и что один из его кумиров пел когда-то что-то про угрозы похоронить нас всех, и так далее. Впрочем, в медведей с балалайками на улицах он не верил, потому что сам был в России на гастролях аж дважды. И сейчас, движимый природным любопытством, он добился встречи с одним из товарищей, по принципу испорченного телефона слышавшим эту новость. Соответственно, он попросил его узнать адрес, запрос пошел выше, и так далее. Надо отметить, что поскольку слухи разошлись широко, то подобные попытки стали делать очень многие люди, и совсем не из-за интереса к личности Ленина. Всех интересовало — а правда ли можно оживить человека? Если кому-то и хотелось пообщаться с Ильичом на тему перипетий октября семнадцатого… О, таких было меньшинство! Певец добыл телефон и дозвонился до Карла, но получил отказ. «Не верьте слухам, — заверил Карл певца, — не ведитесь на провокации». И певец распространил эту новость среди широкого круга своих знакомых — а он у него был по-настоящему широк, даже огромен.

      Если в сентябре тайну и адрес знали немногие, то к середине ноября значительное число людей представляло себе, что есть частная клиника в Швейцарии и там якобы провели эксперимент. Собственно, со всех посетителей — а их было пара десятков — бралось обещание неразглашения. Казалось бы, что есть обещание в наше время? Однако, Карл и Людвиг ожидали, что вложившимся в предприятие невыгодно подвергать дело огласке, ведь известность может привести к запрету на опыты, а значит и потере средств «инвесторов». Возможно, у многих сейчас возникает вопрос, реагировала ли каким-то образом на эти слухи полиция? Да, реагировала. Да, приезжала. Но ордера на обыск не было — и сами причины приезда были выдуманы. И конечно же, ничего подозрительного во время этих приездов не было обнаружено. Да и если бы они побывали в палате Ленина — что они могли предъявить? Обвинение в краже? Арестовать Карла и Людвига за предыдущие провинности? Но они давно уже сменили паспорта, а подтянуть в данном случае статью «похищение человека» было проблематично. Российская Федерация не подавала запрос в Интерпол, поскольку арестованные участники операции не выдали организаторов. Законы Швейцарии прямо не нарушались. Кто-то возразит, дескать, они проводили опыты. Но разве запрещены опыты по воскрешению людей? В конце концов, в начале операции Владимир Ильич был как-никак мертв. А вскрытия проводятся без каких-либо разрешений. С другой стороны, тело Ильича являлось, по сути, музейным экспонатом, похищенным из того места, где оно было выставлено. И вскрытие проводится после регистрации смерти, в том числе с привлечением сил правопорядка.

      И без внимания полиции в команде прекрасно понимали, что новость распространяется, но значит и шансы на привлечение капитала растут. Сработал эффект множественных попыток: одному простому любителю науки удалось выйти на Карла. Он давно читал статьи Фогельштейна, связался с ним и находился в переписке. И когда тот перестал отвечать, он справедливо решил, что тот приступил к делу. Услышав новость о похищении Ленина, он инстинктом почуял, что это дело связано с теориями Исаака. Кто и зачем мог похитить Ленина?
«Конечно же, здесь не только научный интерес! Здесь, очевидно, коммерция. Да что сомневаться — тут выгодоприобретатели не ученые! Но кто принесет эту выгоду? За счет кого она родится?» — и в голове ученого возникло логичное подозрение. Платить может только тот, кто действительно может заплатить. Значит, необходимо внушить проведшим операцию, что он располагает средствами. Этот вариант сразу отпал как невероятный, но ученый взял в сообщники профессора кардиологии Арнольда Хегга, давнего знакомого, с которым когда-то работали в одном шведском институте. Тот действительно делал операции нескольким известным персонам — в том числе персонам очень и очень богатым и влиятельным. И так группа расширилась до трех человек. Миллионера и отправили в клинику. Карл дал добро, и встреча состоялась. Да — это был первый миллионер (и вообще первый человек), пришедший удостовериться в чистоте эксперимента и не планирующий оживать впоследствии сам. Собственно, он и не стал подписывать договор. Карл вспылил, но миллионер справедливо заметил: «откуда я знаю, что это он?» До сего момента он был очень рад идее о похищении Ленина, ведь она складывала воедино все подозрения. Реинкарнируй кого другого — доказывать было бы сложнее. Здесь же… Здесь, казалось, все слишком очевидно. Но миллионер гордо заявил, что те просто похитили тело Ленина, а сейчас перед всеми машут двойником. Впервые человек обвинил их в подделке — а ведь доктором Фогельштейном были проведены все анализы, в частности, подтверждающие, что тело было забальзамировано. Так или иначе, миллионер уехал с новостью. Ученый оказался неглупым и продал ищущим заветный номер телефона за кругленькую сумму, поделившись и с кардиохирургом. Миллионер от своей доли отказался с такой же ухмылкой, как и от бессмертия.
Еще один ученый, как только прочитал статью, что Ленина похитили, чтобы оживить, вспомнил профессора Фогельштейна, который когда-то писал статьи на эту тему и с которым он даже дискутировал. Ученый позвонил в институт, но его заверили, что Фогельштейн там больше не работает, и вообще завязал с наукой. Этой версии он не поверил. «Я помню, как он делал доклад. Этот человек умрет в лаборатории. Не завязал он с наукой». И он приехал в институт. И там-то ему поведали, что, по слухам, Фогельштейн уехал в другую часть страны, где ему предоставили лабораторию для всех его опытов, но узнать это невозможно, потому что тот ни с кем не выходит на связь. Ученый был упертым и развесил в разных частях Швейцарии, благо страна небольшая, фотографии Исаака. И однажды ему позвонили. То был житель городка, где и располагалась та самая клиника и произошли те самые удивительные события. Ученый приехал в городок. Фото Фогельштейна многие узнали. Городок был мал, скоро выявилось и здание за колючей проволокой. Кто-то даже видел, как Фогельштейн заходил внутрь. Ученый начал искать единомышленников. Адрес ушел в массы.

      Наивно предполагать, что в самой клинике о подобных поисках не догадывались. Людвиг нашептывал Карлу: «Теперь уже всякая собачонка в подворотне знает, о том что мы сделали. И эта популярность нам еще аукнется, вот увидишь».

      – Что же ты предлагаешь? — неожиданно спросил его Карл спустя два дня после предупреждения.
      – Готовиться к бегству. Мы уже получили кое-какие деньги, и деньги неплохие. Они перекрыли все расходы на кражу. Так что мы уже в плюсе. Я вообще предпочел бы скрыться хоть сегодня.
      – Не сметь! — Карл схватил за воротник и потянул низкорослого коллегу вверх. Людвиг затрепетался, выпучив глаза. — Я тебе дам побег! Сам заварил эту кашу! Мы ведь хотели поставить дело на поток, не так ли? И даже об официальности мечтали! Ну ладно, будем и тайно оживлять, но тогда людям придется потом отсиживаться по норам. А им пожить хочется.
      – Слушай, мы начали этот проект как шутку. А что если... вот как. В серьезность мы не верили. Впервые захотелось сделать что-то по-настоящему красивое. Да, то что мы делали до этого — также было изощренно и по-своему красиво. Но по сравнению с нынешним проектом — пшик. Мы могли бы править планетой! Но я вижу, что это тупик. Технология не наша. Значит ее владелец Фогельштейн. Популярность — его расхватают с руками и ногами. А нас просто арестуют за дерзкую кражу. Ну и наше прошлое сразу вспомнят. И как думаешь, сколько выйдет в сумме? То-то же, и я про то.
С каждой фразой Людвига Карл сжимал воротник все слабее, и тот, опускаясь, говорил все увереннее и увереннее.
      – Я бы все равно не спешил бы убегать. Да, опасно. Но дело-то какое! Верно ты говоришь, красивое. А от красоты трудно оторваться. Это как залезть в шкаф в самый решающий момент, потому что на лестнице уже слышны шаги, вдруг муж!
      – Так, шутки ты брось. Я своей шкурой не хочу рисковать, потому что, видите ли, дело увлекательное. Да ты сам понимаешь, что мы натворили? Теперь, глядишь, история человечества пойдет по иному пути! Да я, может, и сам хочу, когда пришла пора мне умирать, отдаться на сохранение? Выделите мне чудо-раствор Фогельштейна!
      – Так раствор для мышей. А Ленина бальзамировали явно не им. И не факт, что ты оживешь после него.
      – Карл, пойми серьезно! Мы можем потерять все. Но приобрести? Что мы можем приобрести?
      – Впечатления! Вот что! Разве жизнь не состоит из благостных моментов, которые ты готов вспоминать и пересматривать? Ох нет!

      Пока Ленин восстанавливался, коммунисты искали встречи с ним. Но питаться им приходилось лишь огрызками слухов. Но все эти слухи наперебой говорили об одном: Ленин жив. Настоящий ли это Ленин или человек, которого выдают за него, установить было невозможно, но коммунистические организации справедливо предположили, что его имя поднимет в целом интерес к его идеям, сделает дополнительную рекламу, привлечет новых сторонников. Европейских коммунистов давно не интересовала революция, но интерес к социалистическим идеям должен был привлечь избирателей, повысить проценты, получаемые на выборах. Мы не будем идеализировать ситуацию, строя умилительную картину заботливых «левых», страдающих за изнывающего в неволе вождя. Нет, ими двигала также практическая выгода, — даже самыми радикальными. Впрочем, многие из радикалов Ленина недолюбливали, упрекая в гибели зачатков мировой революции, забывая, что Маркс предрекал ее естественное становление, вне зависимости от человеческого фактора; ее никак не мог уничтожить человек, жизнь свою революции посвятивший; хотя и марксистская картина мира отмечала роль человека в истории.
А жизнь в палате у Ильича, не подозревающего о волнениях «в миру», текла своим чередом. Иван однажды забыл в палате у Ленина смартфон. Ильич до того дня внимательно следил за тем, как приходившие к нему люди пользуются техникой, и сейчас, увидев бесхозную трубку, сразу же начал тыкать кнопочки. Он тыкал, тыкал, тыкал, и, наконец, дотыкался до того, что пошли гудки. Вдруг они прекратились, и на том конце раздался голос. Ленин не стал слушать и заорал во все горло: «Я Ленин! Я вернулся!».

      Взявший трубку вначале не сильно удивился, приняв звонящего за пранкера. Но одновременно с этим он вспомнил историю про похищение из мавзолея и циркулирующие на фоне этих событий слухи. И ему стало любопытно. Он сумел найти в интернете записи голоса Ильича, которые были записаны при его жизни. Не сказать, что голос был похож, но мозг человека так устроен, что он слышит то, что хочет слышать. Всем известны эксперименты, во время которых испытуемые наделяли одного и того же человека, изображенного на фотографии, разными качествами, в зависимости от того, сообщали ли им, что он преступник или известный ученый. Более того, в том опыте доброволец дополнял в своем воображении картину мужчины до женщины, потому что другие участники эксперимента, «подсадные утки», уверяли и логически объясняли, что изображена как раз-таки загримированная женщина. Так и здесь, человеку захотелось поверить, и он поверил. Да, он допускал мысль, что речь «Ленина» склеена из кусков старых речей, но отгонял эти мысли, потому что решил немного прославиться с помощью этого разговора. Он обратился к своему оператору мобильной связи и получил запись. Довольно быстро она разлетелась по интернету, где встретила как ярых сторонников, так и противников своей истинности. Автор записи желаемой популярности не получил, но вот сама запись в итоге набрала миллионы просмотрев и прослушиваний. На российском телевидении Компотов уверенно раскрыл ее как бездарную подделку из-за шороха на заднем плане.

      Между Иваном с одной стороны и Людвигом и Карлом с другой разгорелся очередной жаркий спор — и градус конфликтов рос день ото дня. Когда Ивана осенила мысль, что он потерял телефон в палате, то он сразу понял, к каким неприятностям в отношениях с коллегами это может привести и стал думать, как бы вывернуться из этого неприятного положения. В итоге он остановился на идее, чтобы разыграть осознанность оставления телефона. Дескать, а как Ленин поведет себя с ним. Пока он так размышлял, Карл решил позвонить ему по какому-то своему делу, и, как нетрудно догадаться, в итоге дозвонился Ленину. Да, тот, водя пальцем по экрану, принял звонок и заорал в трубку. Видимо, Ильич решил, что ему уже звонят его сторонники, представители не павшего духом порабощенного пролетариата. Карл был в бешенстве, и лепет Ивана уже не имел никакого значения. Карл был полностью уверен, что Иван забыл телефон не случайно, а умышленно из каких-то своих неведомых соображений, но если у Ивана и был какой-то умысел забывания телефона, то сейчас, видя ярость Карла, он о нем забыл.
«Нечего распространяться об операции всем подряд», — встрял и невесть откуда взявшийся Людвиг, которого вроде бы в тот день в клинике вообще никто не видел. Иван немного собрался с мыслями и возражал, что слухи и так заполонили весь мир и уже давно «все всё знают». В итоге телефон у Ильича, несмотря на горячие протесты последнего, отняли. Надо сказать, что Карлу и Людвигу приходили в голову мысли о похищении Ленина кем-то, но они искренне не понимали, зачем и кому оно нужно.

      – Я вот думаю, может нам вообще отпустить его? — спрашивал Карл. — Зачем он нам нужен? Захочет, пусть хоть обратно в свой мавзолей возвращается и ложится дальше спит. Нам главное — будущие операции. На их проведение никак не повлияет то, что он у нас. Чем он поможет? Все данные у Фогельштейна есть, приборы сохранили показания, поэтому можно будет сравнивать состояние оживающего. Можно уже прописать сразу восстановление — по Ленинскому типу.
      – Но оборудование? Ведь сразу же сюда нахлынет «научное сообщество». У нас все конфискуют.
      – Но ведь пока не конфисковали.
      – А сейчас за что? Нет реальных доказательств. Но ведь и следствие идет! Значит, рано или поздно клубок распутается и за нами придут. Наше главное оружие — Фогельштейн и его информация. Вот за что нужно держаться. Наконец, спонсируют нас люди очень богатые. Они поймут конфискацию оборудования, еще больше нам поверят и оплатят покупку нового. Можно будет у них на загородных виллах оборудовать кабинет и ждать заветного часа. И это Фогельштейну пятьдесят! А что потом? Нужны достойные преемники. Впрочем, пара операций, и мы ни в чем не будем нуждаться до конца своих дней. Но и сейчас мы можем выйти из игры. Я опять же сомневаюсь. Но в идеале, скрыться нужно и с Фогельштейном, и с Лениным.
      – Да ты и не подумал, наверное, что Фогельштейн сейчас не отпустит его. Ты почему пренебрегаешь им? Он продолжает его исследовать каждый день, и, видимо, собирается исследовать еще долго.
      – Ладно, пока ждем. Но только появляются слухи… Сразу снимаются.
      – Людвиг, какой же ты все-таки паникер! Честное слово, стыдно! Такими делами заниматься и бояться. Тьфу!

      Телефон вернулся к Ивану, и вскоре ему позвонил некий влиятельный человек, желающий остаться анонимным. Он сказал, что нужно еще доказать, что оживили умершего много лет назад Ленина, а не просто нашли какого-то двойника. Человек не просто потребовал доказательств, он обещал предать дело огласке — впервые предприятие столкнулось с подобной угрозой. Карл и Людвиг настояли на том, что официальная огласка не нужна, кому надо — узнают и найдутся. Два «эксперта» вскоре прибыли на место. Они стали задавать Ильичу вопросы о его биографии. Надо сказать, что его ответы порой расходились (и даже резко расходились!) с подготовленными для проверки, но были настолько живыми и информативными, что сомнения отпали. Один из «экспертов» сказал тогда Карлу: «Я историк; то, что он говорит, вносит огромный вклад в мировую науку. Разрешите мне с ним работать». Карл долго отказывался, но предложение крупной суммы подкупило его, он ограничился тем, что взял с «историка» обещание не публиковать материалы при жизни. Таким образом, встречи «историка» с Лениным стали регулярными.
Теперь стоит прояснить ситуацию — один из двух «проверяющих» был простым любопытствующим, добывшим в свое время номер телефона, а вот «историк» был представителем марксистов. Их, кстати, с каждым днем становилось все больше. Или даже не их, но себя к их когорте причисляющих. Карл и Людвиг отказали огромному числу людей, рвавшихся на встречу, и у Карл, подобно коллеге, несмотря на весь боевой настрой, также начало складываться мнение о том, что может, именно сейчас наступила пора сбежать, прихватив денежки? Он тешил себя мыслью, что подобная успешная операция с кем-то из умерших богачей могла принести в разы, разы больше. Но и нынешние доходы сбили их с толка, заставив забыть об осторожности. До них дошли слухи, что якобы и Фогельштейн, уже не живший в соседней палате, раскололся за бокалом вина своему старинному знакомому. «Все вокруг знают, нас завтра придут арестовывать» — эта мысль ломала им сон и свободное мышление. Пока они так и не могли принять окончательное решение, его приняли другие. А может, оно даже созрело само собой.

      Карл и Людвиг измучили себя спорами, сильно нервничали, и когда в один день увидели двадцатитысячную демонстрацию с красными флагами, окружавшую клинику плотным кольцом, окончательно решили бежать. Будь они хотя бы чуть-чуть продвинутыми пользователями интернета, они бы узнали о подготовке этой акции и спокойно бы уехали за день до нее.

      «Что и говорить — момент физического уничтожения Ильича был упущен нами очень давно. Грохнуть надо было его к чертям. А может и правда — отпустить. И гулял бы он там себе спокойно», — думал в тот момент Людвиг. «Будь что будет», — думал Иван. Карл продолжал вынашивать мысли о похищении Фогельштейна и продолжении дела. Но мыслям этим сбыться было не суждено…

      В самом начале действа абсолютно ничего не предвещало беды: манифестация носила торжественно-шумный характер. Неслись лозунги, речевки, пелись революционные песни. Стало ясно, что люди эти уже все знают и так просто не уйдут. Школьнику бы эта толпа напомнила Новый год, и призывы «Дед Мороз, выходи». Постепенно волнение толпы направилось в сторону ворот клиники, от которых начали раздаваться звуки гулких ударов. Карл и Людвиг, наверное, могли спасти себя, укройся они, условно, в подвале или смешавшись с ворвавшимися во двор людьми. Вариант оказывать сопротивление сразу можно было принять как бесперспективный. А вызвать полицию было, понятное дело, нельзя — это привело бы к задержанию. Они даже специально оповестили охрану, категорически запретив вызывать полицию. Поэтому горе-махинаторы и решили бежать, пытаясь любой ценой спасти свои шкуры от народного гнева. Ошибка была не в том, что они решили бежать, ошибка была в том, что они решили бежать слишком поздно, именно в тот самый момент, когда нужно было делать все что угодно, только не бежать. Но головы их помутились. Наверное, многие переживали в своей жизни эпизоды потери над головой под гнетом страха и ограничений во времени — и именно это происходило в тот момент с Карлом и Людвигом. Они помнили, что со второго этажа проходной есть выход на небольшой балкончик, откуда вниз шла маленькая лесенка. Далее, укрывшись за стеной, они планировали выбраться за пределы клиники. Но едва они появились на неприметном балкончике, кто-то из толпы, случайно повернув голову (все же все взгляды были направлены на сами ворота, которые пока никак не поддавались открытию), указал на них пальцем, и толпа зашелестела в их сторону. Большая часть ее, конечно, в этот момент хотела спросить и явно никаких злых намерений к Карлу и Людвигу не испытывала. Но до смерти испугавшийся Карл сам себя к ней и приговорил, первым достав свой пистолет, надеясь, что он отпугнет им кого-то. Стоявший рядом Людвиг был так напуган, что не отдавал отчет своим действиям, и даже не успел достать свой. Карл и Людвиг считали немыслимым выход «в город» без оружия в кармане. Но в пылу отчаяния они и не подумали, что подобной осторожностью могут страдать не только они. И действительно, толпа была вооружена не только красными флагами, но и огнестрельным оружием. Уж доподлинно неизвестно, кто же совершил те злосчастные выстрелы, много ли было вооруженных людей и как им удалось так быстро сориентироваться и открыть огонь на поражение. В итоге оба, и Карл, и Людвиг, были застрелены, а толпа вновь переключилась на ворота. Пролитая кровь подействовала на толпу возбуждающе, мирное шествие постепенно начало превращаться в буйство. Кто-то начал пытаться снимать колючую проволоку со стены, кто-то кидался камнями на территорию, кто-то протискивался под забором, кто-то пошел за грузовиком, чтобы пойти на таран. «Свободу!» — неслось со всех сторон.

      Все это время около палаты Ленина оставались Иван и «историк». Посмотрев по камерам наружного наблюдения на толпу и увидев расправу, они поняли, что нельзя повторять подобные глупости и шутить с народной массой. Иван окончательно открылся «историку», сказав, что он-то и спас Ленина от планировавшегося уничтожения (что было не совсем верно, Ивана планировали убрать вместе с ним). «Историк», в свою очередь, открылся Ивану, сказав, что он специально заслан для контакта с Владимиром Ильичом и что народ уже жаждет встречи с вождем. В итоге вместе они, вкратце объяснив ситуацию немногочисленной охране, открыли все запоры. Двери сразу порушились под напором. Толпа постепенно заполнила собой внутренний двор клиники. Слышалось гиканье, крики «ура». Ленин, услышав этот шум, подошел к окну и вместо серой мостовой увидел долгожданные народные массы. Он встал на подоконник и начал махать руками и воображаемой кепкой. В итоге окно было выбито при помощи персонала снаружи, и Ильич начал выступать прямо сверху. Толпа бессознательно галдела и приветствовала все его речи. Ленин говорил, что оживление его говорит о всепобеждающем торжестве коммунизма, при котором все смогут не только вырваться из цепких лап эксплуататоров, но и разобраться с болезнями и отодвинуть смерть у всех.

      Толпа бесновалась; это казалось увлекательнейшим путешествием, запах «движухи», учитывая современные каналы связи, диффузировал по всему свету; уже спустя десятки минут число людей, проникшихся обновленным миром, выросло в разы. Все только и говорили о некоем новом лидере, новой силе, новом векторе. Ильич вещал и вещал. Он говорил, что вернулся довести дело до конца, что он готов повести людей за собой, и что сейчас есть все шансы не повторить ошибок прошлого. Он говорил, что пришла пора сбросить цепи и стать свободными. И все его слушали, и все внимали, и все верили каждому его слову.

      Вскоре появилась полиция и потребовала разойтись. Ильич, и сам уставший выступать, удалился в палату и лег. По всей клинике начался обыск; всех, включая простых медсестер, забрали в отделение. Толпа, увидав водометы, стала рассасываться и постепенно освобождать территорию клиники. В тот же вечер были арестованы у себя на квартирах доктор Фогельштейн и его ассистенты. Ивану все же удалось смешаться с толпой, и когда полиция приказала разойтись, он покинул двор больницы вместе с растекавшимися группками. Однако личность его была установлена, и он был внесен в список разыскиваемых Интерполом. Трупы бессемейных Карла и Людвига отправили в морг.

      Допрос Исаака Фогельштейна оказался не очень долгим.

      – Итак, уважаемый доктор, расскажите нам, как так получилось, что Вы стали проводить нелегальные операции, — с места в карьер начал следователь.
      – Я действовал всегда по зову науки и по велению сердца, — пафосно заметил профессор. — Я не чувствую за собой вины. В Средние века людей, делавших гениальные открытия, порой сжигали на кострах. Но и в наше время, человека, победившего смерть, вместо почета отправляют в камеру. Я действовал не в корыстных убеждениях, деньги, которые я получил, это естественная плата за мой труд, за те бессонные ночи, за расшатанные нервы, за мои усилия во время операции, в конце концов!
      – Но Вы, доктор, не глупый человек. Вы прекрасно понимали, на кого работаете. Вы ведь могли вести подобные исследования под эгидой своего родного института, а не сотрудничая с мошенниками.
      — Эти мошенники помогли мне с главным объектом для проведения операции. А институт меня выгнал!
      – А почему Вы решили, что необходимо тело умершего сто лет назад? Мы читали Ваши доводы с экспертами, но они не показались нам убедительными. Нет, совсем не показались.
      – Возможно, это был страх. Внутренний, — умолчал Фогельштейн о совете жены, боясь привести ее под статью. — С другой стороны, был смысл если уж и оживлять, то личность крайне интересную, чтобы вдвойне повысить историческую ценность от данного опыта. Ведь может так случиться, что он будет последним, и последующие будут неудачными, и вы всех причастных пересажаете. И мы оживили такого человека, который сильно поможет многим гуманитарным наукам, рассказав видение ситуации столетней давности своими глазами. Разве это не интересно? Я считаю, что данный опыт весьма ценен, да и вообще уникален.
      – Да, никто не спорит с тем, что Вам удалось совершить огромный прорыв. Однако методы, использованные Вами при этом, немного разнятся с буквой закона. А если говорить откровенно — прямо противоречат ей. Вы знали об этом? Знали. Знали о похищении? Знали. Деньги брали? Брали. Как видите, состав преступления налицо. А то что Вы сделали благое дело… Это не имеет значения. Если сказать проще: вот украли Вы сто евро и на эти деньги купили бумагу, на которой напечатали свое исследование. Отменяет факт кражи научную ценность исследования? Нисколько. Может ли служить смягчающим обстоятельством? Да, если Вы были настолько бедны, что не могли себе это позволить, а мысли надо было срочно выразить. Но в Вашем случае я смягчающих обстоятельств не наблюдаю, уважаемый профессор. Вы могли отвергнуть предложение аферистов и заняться этим официально.
      – Хорошо. Я готов сотрудничать со следствием и написать чистосердечное признание. Тем более я действительно так сильно увлекся идейной стороной дела, что забыл о каком-либо противозаконном подтексте.
После данного диалога был составлен акт, подтверждающий арест доктора Исаака Фогельштейна. Супруга его Сара, также к тому времени арестованная, прошла несколько более длинный допрос, после которого сразу же была отпущена.
Новость о выступлении Ленина с подоконника закрытой больницы и последовавшее за этим интервью стали мировой сенсацией. Не осталось в стороне и российское телевидение. Компотов объяснил, что двойник специально разработан Западом, чтобы внести сумятицу в Россию, так как после провала в работе с пятой колонной, состоящей из бездарных либералов, наши враги решили действовать по уже испробованному сценарию. Но никто не хотел верить в теорию про «двойника». Люди всегда любили красивые истории, а уж здесь… В тот же вечер Ильич был приглашен на огромное интервью один из самых рейтинговых швейцарских телеканалов, в котором дал ответы на многие исторические вопросы.
      — Добрый день, уважаемые телезрители! С Вами я, Пауль Шлезингер, и в прямом эфире передача «Вечернее обозрение». Сегодня у нас в гостях… Пожалуй самый необычный гость за всю историю нашей передачи… Да давайте скажем откровенно, самый необычный! Этот человек был вынужден эмигрировать из своей страны из-за преследования правоохранительных органов; жил нелегально, прячась под гримом и спя в стоге сена; спустя короткое время после этого он стал руководителем и создателем новой державы, победив в гражданской войне своих оппонентов. Заболел и рано умер, и имя его осталось славным знаменем, светившем в двадцатом веке над одной шестой части суши. И этот человек сейчас действительно появится в этом кресле, спросите вы? Я и сам с трудом в это верю. Что ж, встречайте, Владимир Ленин!

      Раздались аплодисменты, и в студию вошел, прихрамывая, невысокий лысый человечек, и, немного коверкая немецкий слова, заговорил.
      – Здравствуйте товарищи!
      – Здравствуйте, Владимир! Необычайно рад видеть Вас в нашей передаче. Как Ваше самочувствие?
      – Тьфу-тьфу-тьфу, но уже более-менее. Могу передвигаться самостоятельно.
      – Собственно, главный вопрос, который нас всех чрезвычайно интересует: а как, собственно, так? Почему Вы вдруг решили вернуться в наш грешный мир?
      – О, это вопрос не ко мне, меня никто не спрашивал. Меня оживляли, не заручившись моим согласием. Случайно оказалось так, что сохранилось тело человека с тех лет очень хорошо, потому что, как Вам известно, я был забальзамирован по приказу Сталина.
      – К Сталину мы еще вернемся. Мы три месяца назад в этой же студии обсуждали кражу из мавзолея в центре Москвы Ваше тело. Вначале все думали, что это шутка, диверсия, провокация — в общем, все, что угодно. Но спустя короткий срок прошла новость о похищении Вашего мозга из закрытого института, после чего картина и начала складываться. Любопытно, что опыты проводились в строгой секретности, и никто не мог обнаружить Вас раньше, чем сегодня. Да, ходили слухи, огромное число людей, даже из моего окружения пыталось выйти на связь с Вами. У кого-то даже получалось приблизиться и пообщаться с теми, кто даже вроде уже и был. Но верить ничему было нельзя: тонкая грань, отделяющая правду от вымысла, размылась окончательно.
      – Что ж, могу сказать, что со мной встречались люди. Преимущественно, это были представители очень крупных капиталистов, мечтавших о вечной жизни. Они были готовы платить крупные суммы организаторам всей этой операции по возвращению меня к жизни, поскольку надеялись таким образом вернуть жизнь себе, вдруг с ними что случится.
      – Какое отношение у Вас к доктору Фогельштейну, проводившему операцию? Можете ли вы назвать его своим вторым отцом?
      – Пожалуй, да. Он знаток своего дела, и ему удалось совершить полноценную революцию. Даже будучи буржуазным деятелем, он оставался человеком идейным и принципиальным, в отличие от заказчиков данного мероприятия. Жизнь прекрасна, какова она ни была. И я счастлив, что у меня есть такая возможность. Счастлив, что могу сейчас выступить здесь перед вами и перед другими заинтересованными людьми. Очень любопытно спустя почти сто лет увидеть, как изменилась человеческая жизнь. Понимать, что страна, построенная нами, причастна в довольно большой степени к этим достижениям.
      – Как известно, в настоящий момент доктор Фогельштейн арестован. Как Вы прокомментируете это? Вы прошли допрос?
      – Да, я прошел допрос. Я не удивлен арестом доктора. Буржуазные круги всегда отличались реакционными настроениями в отношении научного прогресса. Они готовы на него, когда им сулит откровенная прибыль, и мне надо сказать, что в моем случае так и было. Но доктор Фогельштейн — это не тот человек, что гонится за прибылью. Конечно, он не свят, он тоже мелкобуржуазен, как большая часть интеллигенции в западных странах и как сейчас, увы, большая часть рабочего класса. Да, в свое время я обращал внимание на силу мелкобуржуазных настроений в рабочей среде, отказ от борьбы взамен получения мимолетного одобрения от капитала, что, конечно же, является оппортунизмом в чистом виде.
      – Вопрос, самый популярный от наших телезрителей. Есть ли ад? Рай? Что там?
      – Ничего. Последнее, что я помню, это обрывки той жизни. Я спал, и мне ничего не снилось.
Зал зааплодировал.
      – Ничего иного и не следовало ожидать от такого последовательного материалиста, как Вы! Давайте тогда как раз и перейдем к историческим и метафизическим вопросам. Мы связались перед передачей с крупнейшими историками, изучающими Россию, и получили от них целую пачку вопросов. Вы готовы?
      – Да, постараюсь. Думаю, я смогу изменить мнение людей о событиях столетней давности. А с российскими историками связались?
      — Видите ли, в России сейчас главенствует точка зрения, что вы — двойник! Что ж, поехали. Вот первый вопрос и это вопрос про так называемое «завещание», где Ленин предлагал перевести Сталина на иной пост.
      – Оговорюсь и в очередной раз публично заверяю: я не двойник. Обратите внимание на некоторые особенности моей кожи. Вот тут и вот тут. Смотрите. Что же это, как не последствия операции? Но перейдем к вопросам. С горестью я вынужден признать, что жизнь подтвердила мою правоту: Сталин был хорош в управленческо-бюрократических делах, но абсолютно не считался с людьми. В его сознании они всегда были неким расходным материалом, которого абсолютно не жалко. Более того, Сталин был властолюбив. Я не думал, что настолько. Я, конечно, предполагал, что он предпримет попытки забрать в свои руки все. Что не будет вести внутрипартийную дискуссию. Он хитрый подковерный игрок и вместо открытого спора предпочтет действовать втихую. Так все и вышло. Объединяясь по очереди то с одними, то с другими, он постепенно зачистил всех своих потенциальных соперников. Но стоит заметить, что завещания, как говорите Вы, не было. У меня были мысли и некоторые пожелания. Я предчувствовал, что приход Сталина не приведет ни к чему хорошему, но привел бы к лучшему приход Троцкого? Я не знаю. Это был также решительнейший человек и не менее жестокий. А прочие? Каменев? Зиновьев? Бухарин? Это были выдающиеся революционеры, но готовы ли они были взять на себя роль вождя нашей партии?
      – Извините, но Вы все же сейчас говорите, про те вещи, которые происходили уже в период Вашего краткосрочного отбытия. А нам интересно именно про то время, когда Вы еще были живы и могли принимать кардинальные решения. Так что же завещание? Или, как Вы называете это теперь, некие пожелания. Почему Вы не убрали Сталина раньше?
      – Не было особых поводов. К тому же, Сталин был достаточно уважаемым и полезным, искренне преданным делу партии человеком. Но было видно, что под этой маской скрывается иная сущность, сущность, которой дай вырваться на волю, как тотчас же она захочет отобрать ее у других.
      – В данной фразе Вы, можно сказать, заклеймили Сталина как тирана, однако мы прекрасно знаем, что и в Ваш период было огромное число жертв. Вы не считаете себя виновником всей этой крови, пролившейся во время гражданской войны? Во время последующего искоренения не идущих на компромисс с властью советов.
      – Мы оказались в крайне сложном положении. Если смотреть объективно, то даже в тот смутный период у нас было не так уж много возможностей захватить власть и уж тем более ресурсов для ее удержания. Во времена Комуча на Волге, продвижения Деникина на север казалось, что конец близок. Но мы выстояли, победили. А значит, мы были правы. История такая наука — кто победил, тот, значит, и был прав. Мы начали строить новое общество — принципиально новое. Конечно, ожидаемо было то, что буржуазные массы откажутся признавать революционный уклад. Мы не надеялись, что все они сразу пропитаются социалистическим духом. Однако во время нэпа — взгляните — они расцвели. Как дали им воплотить в жизнь свои мещанские замашки, они сразу потеплели к советской власти, стали меньше пересуживать ее. Поэтому лично себя я никак не могу назвать виновникам жертв. Не мы начали гражданскую войну, а они, потому что ими двигали реваншистские и утопистские настроения по поводу оптимального устройства России. Те же враги советской власти, люди, которые не приветствовали построение истинно народного политического строя, их мне, безусловно, не жалко.
      – А царская семья — неужели дети и доктор мешали Вам?
      – Дети, безусловно, мешали, потому что дети — это потомки, а потомки — это всегда шанс для возрождения династии. Истинное монархистское крыло было достаточно широко представлено в белом движении, поэтому это был сигнал именно им. Что символа больше нет, Романовых больше нет. Не более. Но зачем жалеть людей, утопивших страну в крови в мирный период?
      – Жалеть, не жалеть, но никто не давал права власти уничтожать людей без необходимого разбирательства. Необходимо было провести следствие по всем событиям, начиная от Ходынки и кончая девятым января. Наказывать — так всех. Найти еще живых организаторов, проверить все факты. Если Вам было действительно жаль людей — почему Вы этого не сделали? Правильно, нужен был предлог для устранения неугодных.
      – Не забывайте, какую переписку вела царская семья. Они продолжали верить в скорейшее падение партии большевиков, и готовы были ради этой мерзкой цели заручиться поддержкой западных держав. Напомню, что эти державы не приняли тот факт, что на карте мира появилось первое государство рабочих и крестьян, они сразу начали интервенцию, вторгшись в пределы нашей страны, публично до этого объявившей о своих мирных намерениях.
      – Ох уж эта пропагандистская версия! О государстве рабочих и крестьян! Какие права они имели? Вы ввели продразверстку, обрекшую этих самых крестьян на голодную смерть! Вы отбирали последние крохи!
      – Не забывайте, что подобными вещами занималось также как царское, так и временное правительство, имея гораздо лучшие условия, чем у нас. В конечном итоге, грамотно проведенная продразверстка помогла спасти гораздо большее число жизней — это во-первых. А во-вторых — помогла начать строительство социализма.
      – Да, в обмен на уход Антанты Вы согласились отказаться от идей о мировой революции, заменив их теорией «построение социализма в отдельно взятой стране». Все это проходило под символом учения Маркса. Не кажется ли Вам при этом, что оно было заметно искажено? Вообще, я советую вам прочитать воспоминания Керенского, например.
      – Безусловно, надо отталкиваться от того, что Маркс писал на полвека раньше происходивших событий. Во-вторых, он отталкивался от окружающих его европейских реалий. Конечно, Маркс не мог предсказать уровень развития промышленности в Российской Империи в 1917 году. Нет, он этого сказать не мог. Но мы могли, и мы, основываясь на учении Маркса, создали то, что позже назовут марксизмом-ленинизмом. Но как следует из названия, марксизм-ленинизм отличен от марксизма, так и сталинизм отличен от марксизма-ленинизма, несмотря на то, что тщательно маскируется под него. Мы не собирались сами проводить революции в других странах, хотя и очень сильно переживали и ментально поддерживали нарастающее рабочее движение. Насчет Керенского, извините, не смешно. Даже комментировать бессмысленно. Авторитет этого человека для меня равен нулю.
      – Но вы так просто не отвертитесь! Керенский утверждает, что он и Временное Правительство смогли обеспечить настоящую свободу. Была снята цензура, появилась свобода печати, отпущены люди из ссылок. Более того, по мнению Керенского, именно Временному Правительству удалось решить земельный вопрос. Далее — Керенский утверждает в своем интервью шестьдесят четвертого года, что Корниловский мятеж — миф, выдуманный большевиками уже после октябрьского переворота.
      – Человек потерял власть и выжил из ума, будем считать так.
      – Но Керенский обвиняет вас во лжи! Что Вы говорили, дескать, Временное правительство затягивает выборы в учредительное собрание. А вот мы, большевики, как захватим власть, так и проведем. Но что на деле? Учредительное собрание вы разогнали! От себя добавлю, что вы эти выборы и провели, но когда они оказались не в вашу пользу, а в пользу партии социалистов-революционеров, что вы сделали? Верно, Учредительное собрание разогнали!
      – Разогнали учредилку, и верно. Они выступали за войну! Войну, которая не соответствовала интересам народных масс, которые были обмануты. Как всегда обманываются народные массы буржуазией.
      – Троцкий в своих воспоминаниях пишет, как вы одобрили идею Натансона разогнать Учредительное собрание силой. Значит обман был?
      – Не было обмана! Разогнали, потому что учредилка — либеральничанье, отказ от рабочей демократии, первый шаг на пути к контрреволюции. Как они помогли бы построить нам коммунизм? Мы стремились к власти, зная зачем идем. Каждую слабость Временного Правительства мы должны были использовать и старались использовать. Результат вам известен. Зачем же слушать пораженца Керенского?
      – Керенский, кстати, прямо говорит, что Корнилов — деньги Антанты, Ленин — немецкие деньги, и только он отражал интересы народа. Последнее звучит самолюбиво, зададим этот вопрос Александру Федоровичу, когда он придет к нам на передачу. Но вот насчет вас зададим. Вот так плавно мы и подошли к вопросу, который волнует многих. Немецкие деньги. Правда ли, что Вы были тайным агентом       прусского императора Вильгельма?
      – Да, мы имели ряд сторонников на территории Германии, которые из чисто человеческих, прогрессивных соображений оказывали нам финансовую поддержку. Но смею Вас заверить, кайзер не входил в число этих людей. Во-вторых, аналогичные сторонники были у нас и среди населения прочих европейских держав, будь то Англия или Франция. Конечно, мы не отказывались ни от каких средств, потому что были полностью уверены, что пустим данные средства на благое дело вне зависимости от того, откуда они были получены.
      – Все же хотелось бы услышать более развернутый ответ на данный вопрос, тем более что волнует он многих. Почему Вас так легко пропустили по территории Германии?
      – Видимо, руководство Германии, само по себе буржуазное, боялось нас и преследовало цель отправить нас подальше. Глупо думать, что три вагона смогли изменить историю, повернуть вспять ее развитие. Народ. Исключительно народ. Посмотрите, как сражались на местах порой совсем малочисленные органы новоиспеченной советской власти. Посмотрите на их борьбу. Мы не преувеличиваем свою роль. Захватить и удержать власть в отрыве от народа невозможно. Невозможно победить и в гражданской войне. В чем была наша сила? В идее, созвучной душам и стремлениям масс, мечтавших о свободе, мечтавших о том, чтобы вырваться наконец-то из-под гнета капитала, из этого многовекового рабства!
      – Да, и люди пошли за вами под влиянием именно этих красивых лозунгов. Но вернемся к деньгам. Это были деньги именно на революцию или нет?
      – Нас не заставляли отчитываться, на что мы их будем тратить. Мы хотели провести революцию, готовились к ней, поэтому были готовы принять любую помощь ради общего дела.
      – То есть Вы торговали Родиной?
      – В чем Вы здесь видите торговлю? Мы действовали из самых лучших побуждений. Повторюсь: мы хотели изменить жизнь народа к лучшему, вырвав его для этого из лап эксплуататоров. И у нас это получилось. История подтвердила нашу правоту. И почему же сразу Родиной, мы хотели освободить все народы, для этого существовал и «Интернационал», но этому, увы, как я с горечью узнал сейчас, не суждено было осуществиться.
      – Но ведь Ваша страна находилась в состоянии войны с Германией!
      – Мы сразу заявили, что выступаем за мир без аннексий и контрибуций, предложив другим странам пойти по нашему примеру. Но, как вы знаете, никто этот порыв не поддержал. В состоянии войны находились в первую очередь буржуазные деятели. Вспомните про истинные причины войны, которую, как я уже успел узнать, впоследствии назовут Первой Мировой. Конечно же, это никак не убийство эрцгерцога Фердинанда, а экономика. Это передел рынков, и эта война была в интересах английских, немецких, французских промышленников, которые в погоне за сверхприбылью не считались с мнением народа. Но народ России и Германии этой войны не хотел, русский и немецкий пролетариат, напротив, объединяла общая борьба с хозяевами, что в итоге и вылилось в соответствующие революции. Да, даже в рамках нашей партии были сильны голоса, выступавшие в поддержку ведения борьбы до победного конца. Это решение было примером как раз внутрипартийной демократии, которая сохранялась у нас даже в самое тяжелое время, когда враги были кругом, когда свирепствовали отряды Юденича под Петроградом, банды Колчака в Сибири, а весь юг был вероломно захвачен войсками Деникина, даже в тот тяжелейший для нас период мы сохраняли эти важнейшие основы нашей партии. Сталин, к большому сожалению, поступил не как истинный коммунист, стремящийся к максимально широкому обсуждению, но как тиран и деспот, как пережиток той власти, против которой мы долго и упорно боролись.
      – Хорошо, Вы сказали сейчас о мире без аннексий, но Вы и сами его не поддержали. Вы сразу же начали возвращать себе утерянные территории. Украину присоединить удалось, а вот Польша смогла дать организованный отпор. Вы же поглотили и Закавказье. Особенно чего стоит захват Грузии! Так что все ваше миролюбие было фальшивым. Убивать других во имя мира — идея красивая, но лживая и безвкусная. А насчет революции в Германии — то там почему-то коммунисты не победили, хотя сами идеологи, Карл Маркс и Фридрих Энгельс, родом как раз оттуда. Более того, Германия уже встала на тот момент на империалистический путь развития. А значит, смело могла перейти к последующей экономической формации. Чего никак нельзя было сказать об аграрной России.
      – Мы не хотели крови. Обратите внимание, какая ситуация сложилась в Малороссии. Там было абсолютное безвластие, сколько сил сражались друг против друга! И посмотрите на Украину в составе Советской России. Стоило ли за это жертвовать людьми? Да, однозначно стоило. Новая Украина стала процветающим краем, в составе Союза в ней сосредоточилось множество предприятий мирового значения. Народ получил свободу! Это уже потом, при Сталине случился Голодомор. Даже у нас во время гражданской войны, когда хлеб не сеялся, и то уровень смертности от голода оказался ниже, чем в развивающейся стране. Но причиной стал не советский строй! Если взять Западную Украину, которую, кстати, к себе захватила Польша, то там народ оказался под панским гнетом. Что касается самой Польши, то тут история проще. Мы не хотели нападать на Польшу; поляки, грамотно остепенившись, обратили внимание на наши внутренние неурядицы и решили немного подвинуть свои границы в восточном направлении, в противовес рекомендованной союзниками по Антанте линии Керзона. Мы смогли дать им достойный отпор и почти взяли Варшаву. Немного не повезло. Грузия сама пыталась расшириться, в том числе и на север, в частности захватив Абхазию. То, что мы хотели идти на Германию, воткнуть свои штыки в Париже — это все оговорки определенных заинтересованных кругов. Мы считали, что и тамошний пролетариат, по примеру русского, сможет самостоятельно водрузить красное знамя на штык революционной бури! Что касается аграрной России, то глупо сказать, что мы этого не понимали. Более того, наверное, мы и сами, как партия, не были еще достаточно готовы на момент октября семнадцатого года, взять всю полноту власти в свои руки, да при этом в подобных условиях. И эта мысль пришла мне в голову только сейчас, спустя сто лет. Несмотря на мое историческое заявление «Есть такая партия», я признаю, что оно было, скорее, своего рода революционным призывом, той самой искрой, которую надо было подбросить в тлеющие угли революционной борьбы. Сейчас, по прошествии века, я могу констатировать факт, что и иные радикальные партии, такие как в первую очередь эсеры, у которых мы, опять же признаю, как признавал и в то время, мы позаимствовали лозунги, касающиеся земельного вопроса, имели все шансы прийти к власти. Другое дело, смогли бы они удержаться? Смогли бы они заставить людей пойти за собой? Мало просто захватить власть, да тем более в таком хаосе, что образовался при Временном правительстве. Это был вакуум, который кто-то обязан был заполнить. Нам помогла наша внутренняя сплоченность, а также способность быстро адаптироваться к меняющимся условиям. Осознавая отсталость нашей страны, мы взяли курс на индустриализацию, на смычку города и деревни. Именно для ликвидации этого отставания нами была провозглашена новая экономическая политика. Нэп должен был помочь в короткие сроки сократить отставание советского государства от европейских держав и подготовить фундамент для построения коммунизма.
      – Расскажите подробнее о подготовке революции. Как Вы поняли, что момент настал? Ведь были уже и волнения в июле, после которых Вам пришлось скрываться.
      – Да, действительно, изучение учебников вызывает улыбку: сколькими мифами обросли те события. Лично мне было забавно читать про грим Керенского. Ничего подобного не было. А я действительно вынужден был отбыть из столицы. В Петрограде при этом оставалось достаточное число не просто сторонников, но и ведущих деятелей нашей партии. Мятеж генерала Корнилова в конечном итоге пошел нам на пользу, поскольку Керенский лишился возможности поддержки справа, со стороны тех, кто люто ненавидел нас. Почему у них не получилось? Их призывы не отвечали чаяниям народа. Пролетариат был готов до конца сражаться за освобождение от цепей, державших его. Даже получив небольшой шанс на итоговый успех, народ был им сильнейшим образом воодушевлен. Поэтому люди пошли за большевиками — прогрессивной партией, призывающих к самостоятельному строительству нового мира, где не будет рабов и господ. Тогда как корниловцы пытались воззвать к прошлому и на основе его строить иллюзии. Но царский режим расстрелял себя сам девятого января девятьсот пятого года, аналогично и корниловцы — они не могли рассчитывать на успех, вызывая ассоциации с голодом. Бесчинством помещиков. Всеобщей повальной нищетой. Молодая советская власть сразу провозгласила декрет о земле. Сколько проблем пришлось испытать! Но крестьянин почувствовал, что можно трудиться не ради барина. И посмотрите как преобразилась та же Москва! Да и позднее другие города. Были вычищены все притоны, весь сброд, народ получил образование. А грамота — вещь нужная! Грамотный человек — всему голова. Только с грамотным страну и обустроишь, по-      иному никак.
      – Извините, не могу согласиться. При хорошем барине жилось крестьянину намного привольнее, чем в колхозе, где прав у него не было никаких. Крестьянин работал за трудодни, и все сдавал в общак. Если у себя оставалось слишком много, то крестьянин попадал в категорию «кулак», с которой замечательно расправился ваш последователь. Да и в ваших высказываниях можно уже увидеть призывы к их уничтожению!
      – Чем привольнее? За какие коврижки вы хотите лишить человека его первейшей ценности — свободы! Никакая внешняя привольность, как вы выразились, этого не заменит. Человек вынужден терпеть цепи эксплуататоров, что противоречит в корне его духу. Да и что значит это понятие — «хороший барин»? Кто в нее мог попасть? Единицы, по типу Льва Толстого, сами участвовавшие в обработке земли?
      – Даже если этих «хороших» помещиков было очень мало, пусть даже единицы, но при советской власти их уже не было ни одного. Ни одного человека, кто по-настоящему позаботился бы о крестьянах! Разве советская власть не эксплуатировала крестьянина? Разве она не отбирала у него хлеб, с оружием в руках проводя продразверстку? Так в чем же отличие советской власти от «плохих» помещиков, кроме того, что у советской власти при помощи ВЧК было в разы больше возможностей для давления на крестьянина. ВЧК могло беспрепятственно убивать крестьян, не желавших отдавать своим потом и кровью выращенный хлеб; РККА могла использовать химическое оружие при ликвидации очагов сопротивления, как то было при Тамбовском восстании (так называемая борьба с Антоновщиной). Апологет жестокого обращения с крестьянами, графиня Салтыкова, прозванная за свою кровожадность Салтычихой, окончила свои дни в темнице. А что же деятели коммунистической партии, подписывавшие указы о насильственном переселении крестьян, их депортации; подписывавшие расстрельные списки крестьян, имевших на одну корову больше, чем у завистливого соседа, или покупавших на накопленные за год средства единственному ребенку балалайку?
      – О нет, голубчик, я категорически не соглашусь с Вашим порядком мышления. Вы забываете о главной цели. Какая цель у капиталиста? Верно, прибыль. Набить свой карман как можно более туго, вот какая цель у любого капиталиста. Аналогично и кулак, в жилах которого течет-таки мелкобуржуазная кровь. Он готов эксплуатировать своего односельчанина, чтобы получать дополнительный доход. В свою очередь советская власть поставила своей целью построение коммунизма — общества всеобщего равноправия, где не будет эксплуатации, где не будет деления на богатых и бедных, где вся власть будет в руках трудового человека, а не кучки империалистов. Однако глупо и наивно было бы думать, что враги социалистической революции будут дремать и спокойно воспримут смену строя. Очевидно, что они попытаются оказать вооруженный отпор прогрессивным течениям. Поэтому на первых порах главнейшей задачей советской власти было полное уничтожение всех контрреволюционных элементов, в число которых, безусловно, вошли и кулаки, срывавшие хлебозаготовки, укрывавшие огромные амбары, предназначенные для спекуляций. Безусловно, сказывалось отсутствие опыта, и на местах нередки были управленческие ошибки. Но их можно было простить. Ведь советская власть — самая передовая, предвосхитившая свое время.
      – И как показало время, не жизнеспособная. И, к тому же, когда власть была действительно у трудового народа? Да, вначале еще можно как-то выдать за нее комитеты рабочих и солдатских депутатов. Однако впоследствии советские органы власти потеряли свою ведущую роль, которую отныне захватила партийная бюрократия. В конечном итоге, у нее оказалось больше властных рычагов, чем у дворянства в Российской империи, где древние рода сражались за право быть приближенными к императорской фамилии. И уж намного больше, чем у капиталистов, которые в отдельности — да даже при картельном сговоре — могли взять под свой неполный контроль определенную рыночную нишу. Неполный, потому что при рыночной экономике существуют силы, влияющие на уровень конкурентной борьбы и заставляющие любую компанию, даже монополиста, подстраиваться под них. Например, американский экономист Майкл Портер выделил пять сил, названных впоследствии его именем: рыночная власть поставщика, рыночная власть потребителя, угроза появления новых конкурентов, угроза появления товаров-заменителей и общий уровень конкурентной борьбы на рынке. Таким образом, невозможно было взять одновременно под свой контроль более двух сил из пяти. На практике же невозможно ни одной. Что же при плановой экономике? Все пять сил оказываются в поле действия организации, именуемой Госпланом. Он полностью определяет не только сколько, чего и кому производить, но и кому, сколько и чего потреблять. Напомним, довольно большие временные промежутки советского периода существовала карточная система, ограничивавшая уровень потребления даже товаров массового спроса. Кстати, лично Вам удалось избавиться от карточной системы как раз провозглашением новой экономической политики, по сути вводившей элементы рыночной экономики. Но я процитирую сейчас Вас: «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки. Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет». Далее: «Только наша партия, взяв власть, может обеспечить созыв Учредительного собрания и, взяв власть, она обвинит другие партии в оттяжке и докажет обвинение». Итак, сравним с реальностью. Демократические учреждения уничтожены, партии запрещены, учредительное собрание разогнано, а правительство свергло в итоге самого себя.
      – Советская власть перестала быть жизнеспособной, когда перестала быть советской, когда перестала опираться на идеалы коммунизма, когда сама коммунистическая партия по идеологии и стратегии развития перестала быть коммунистической, а в самой партии большинство людей являлись не коммунистами, а карьеристами, с помощью членского билета строившими свою карьеру. Вот чем оно свергло само себя, если говорить вашими терминами. Для этих людей все партийные лозунги оставались красивыми словами, они не вкладывали в них никакого смысла. Поэтому сама система превратилась в убогий обглоданный остов, рассыпавшийся при первейшем дуновении ветра. Да, при нэпе мы были вынуждены сделать шаг назад, но для того, чтобы сделать потом три вперед. Мы понимали временный характер мер, понимали всю антисоветскую сущность, расплодившихся в то время элементов, держали их под контролем последовательно ВЧК, ГПУ и ОГПУ.
      – То есть вам из всех рассмотренных теорий развала СССР больше всего понравилась эта: разрушение изнутри. А, например, как же коварные империалисты, сговор Соединенных Штатов с Саудовской Аравией касательно цен на нефть?
      – Очевидно, что такому мощному государству изменение цен на нефть грозить было не должно. Другой вопрос, как так оказалось, что в нашей экономике, где активно развивалась как легкая, так и тяжелая промышленность, и именно этот спор стоял на повестке дня в середине пятидесятых, после провала реформ к семидесятым оказалось, что страна так зависима от экспорта углеводородов. Данный вопрос стоит адресовать скорее экономистам, чем мне, проспавшему всю эту эпоху.
      – То есть Вы не наблюдаете изначальных несовершенств в структуре советской системы, в итоге и сгубивших ее? Как политических, так и экономических.
      – Не понимаю, про какие противоречия Вы говорите. Наша система изначально закладывалась как самая передовая. Другой вопрос, что были ошибки в реализации тех или иных мер. Но ошибок в теоретической части я не вижу. Мы полностью опирались на учение Маркса, но при этом и не слепо верили ему, старались опираться на то, что было у нас. С точки зрения промышленности, мы, конечно же, уступали Германии.
      – Но если ошибок не было, почему же потом произошел сход с этого пути? Значит, система оставляла такие возможности, была зависима от людей. И самое главное, как можно говорить, что не было ошибок, если построенная система прямо явилась причиной массовых репрессий, погубивших сотни тысяч людей!
      – Репрессии были много где и при абсолютно разных политических строях. Отсюда можно сделать простейший вывод — причина репрессий не в политическом строе, а в том руководстве, тех людях, которые осуществляют власть. Лично мне было прекрасно известно о подозрительности Сталина, о его любви к поиску врагов. Хотя я, конечно, не мог предположить, что он дойдет до таких массовых мер, затрагивающих абсолютно все население, что произошло после убийства Кирова. Но что любопытно, даже в условиях смены политической системы и реставрации капитализма, достаточно большая часть населения России — абсолютно разных поколений — имеет о Сталине крайне положительную точку зрения, даже имея всю информацию о числе жертв лагерей. Это говорит скорее об их положительных воспоминаниях обо всем социалистическом советском строе, Сталин всего лишь яркий образ в их сознании, к кому они и привязывают свои симпатии.
      – Но как можно назвать передовым и совершенным режим, где у власти могут оказаться такие диктаторы? Да, режим изначально авторитарен. Вы сами лично использовали слово «диктатура», в контексте «диктатура пролетариата». Более того, почти все меры, которые были применены Сталиным, появились при Вас и с Вашей санкции. При Сталине они приобрели абсолютно иной размах.
      – Репрессивные меры в наше время были вызваны гражданской войной. Вы и сами прекрасно понимаете, что есть законы военного времени и они несоизмеримо жестче. Безусловно, мы должны были быть нетерпимы к врагам и уничтожать их, если хотели отстоять свое право на построение социалистического пути. Нет никаких сомнений, что буржуазные прихвостни, пока их всех не изничтожишь, будут вновь и вновь поднимать голову, с ненавистью глядя на построение коммунизма. А взять тот же мятеж левых эсеров в Москве — мы должны были промолчать? Несмотря на их роль и участие в революции, это были люди радикальные, толкавшие наше государство к войне, которая не была нам нужна.
      – Но ведь коммунизм — красивая утопия, где будут счастливы все. И, наверное, и буржуазные прихвостни тоже, разве нет? Почему бы Вам не интегрировать их в систему собственного счастья.
      – Они должны для начала поменять себя. Отказаться от своего мировоззрения, допускающего эксплуатацию людей, создание воздушных финансовых пузырей — тогда двери открыты. Так вот, закончу про репрессии. В наше время враги действительно были опасны, и их было много. Государство наше только образовалось и было слабо. Еще не так многочисленна была партия, не так опытна и закалена Красная армия. Но что через двадцать лет? Что могли предпринять враги Советской власти? Их массово обвиняли во вредительстве и можно даже допустить, что вредительство имело место. Но государство было уже совсем иным. Не было никаких поводов искать вредителя в каждом.
      – Вы, я надеюсь, уже в курсе, что все эти признательные покаяния, которые «вредители» охотно давали на показательных процессах, они все выбиты под жесточайшими пытками. Неграмотные люди признавались, что шпионили в пользу иностранной разведки.
      – Я с Вами согласен, не было никакой надобности ради поиска маленькой шайки врагов уничтожать всех. В конце концов, это даже плевок в Советский строй       — когда такая большая часть населения признает себя врагами коммунизма. Сторонники Сталина, а я довольно внимательно ознакомился с их точкой зрения, хвалят его за разоблачение врагов, ссылаясь на заговор, готовящийся переворот со свержением власти. Но любой честный коммунист, когда видит, что генеральный секретарь проводит политику отхода от идеологии марксизма, переводит страну от диктатуры пролетариата в кабалу своей личной, имперской диктатуры, как он должен реагировать? Соглашаться с этим? Люди не слепы и не глупы. Сторонники Сталина тогда, в свою очередь, называют их агентами иностранных разведок. Но как же тогда получается, что мудрейший вождь Сталин позволил окружить себя такими агентами, самолично назначив их на ключевые посты? В чем же тогда его мудрость?
      – Но глупо винить одного Сталина. Его подельники, например Ягода, Ежов и Берия, поочередно возглавлявшие карательное ведомство, сами были одержимы поиском вредителей и антисоветских элементов. Другие высшие руководители, те же Молотов, Каганович — на их руках кровь. Низшие чины используют стандартную подготовку «выполняли приказ». А если ты честный и совестливый человек, который не может выполнить преступный приказ, то это уже очередной заговор.
– Конечно. Сталин ведь уничтожил всех тех людей в партии, кто принимал деятельное участие в революции и кто готов был сражаться за ее идеалы. Остались покорные воле Сталина, точнее те, кто эту покорность умелым образом изображал. Поэтапно, процесс за процессом, чистились партийные ряды. Обвиняли то в левом, то в правом уклоне, оставшиеся, таким образом, получали знак: «Вы можете стать следующим!» Принципы внутрипартийной демократии были забыты. Воля Сталина стала единственным источников власти на территории СССР. Уничтожив всех потенциальных носителей иного мнения в рамках партии, Сталин переключил свое внимание на простой народ. И тогда масштабы репрессий резко возросли. Партийный аппарат, в свою очередь, в полном составе все эти репрессии поддерживал, повинуясь общему страху. Но это ни в коей мере не говорит о том, что коммунизм — плохая идея. Если Вы строите дом, и вдруг появляется руководитель, который расстреливает всех старых рабочих, а на их место ставит своих, из этого несправедливо делать вывод, что сам по себе дом плохой. Но справедливо сразу спросить о компетентности новых рабочих — раз. И о здравом рассудке такого руководителя.
      – Есть мнение, что лагеря — это дешевая рабочая сила для досрочных выполнений планов. Многие важнейшие объекты индустриализации страны, ставящиеся в заслугу Сталину, были построены заключенными. Нет смысла напоминать, в каких условиях они находились, сколько их погибло от нечеловеческих условий труда. При этом официальная пропаганда поднимала эту тему как «исправление» враждебных,       антисоветских элементов.
      — Я думаю, для детального ответа на этот вопрос есть смысл оживить и Сталина. Но мне видится, что социализм, который мы строили, сам сподвигал людей на великие свершения. Большое число людей сами ехали в другой конец страны, чтобы принять участие в стройках. Добровольно! Но надо понимать, что страна наша действительно по вине царского правительства значительно отстала от ведущих европейских держав. Надо было догонять, сокращать отставание. Использовать тех же пленных белых в благом деле строительства коммунизма — почему бы и нет. Другое дело, когда мы видим огромное число безвинных заключенных. Сталин любил сплетни и даже сам был стукачом, поэтому при нем практика доносительства и возымела невероятный размах. Но мне трудно судить, были ли все эти люди специально осуждены для того, чтобы участвовать в работах.
– Продолжая тему, почему так получилось, что в «передовом» Советском Союзе в тюрьмах оказалось в огромное число раз большее число заключенных, а условия были намного жестче, чем при критикуемой Вами царской власти? Да и посмотрите, сколько было осуждено людей после таких громких событий, как восстание декабристов, покушение на императора Александра, революция 1905 года? В Советское время обвинения были надуманы, признания выбиты пытками. Выявлялись несуществующие заговоры, и НКВД бойко отчитывалось о перевыполнении планов. А все потому что экономика плановая — и вся система построена на плане. Из центра в регионы поступали конкретные цифры на количество расстрелов, а регионы потом посылали слезные телеграммы повысить квоту. В Западном мире есть мнение, что плановый тип помог в особо трудное время войны, когда враг был под Москвой. Но это спорное суждение. Если Ваш тип был таким замечательным — враг не продвинулся бы так далеко. Опять же — сталинские репрессии выкосили всех командиров. На ваше счастье, сыграл свою роль Генерал Мороз.
– Что ж, действительно при царской власти не сажали по политическим мотивам простых людей. Но почему? Потому что они и так были в тюрьме! Все крестьянство. У них не было ни капли свободы. Помещик мог бить их и мучать — и ничего ему за это не было. Куда мог пожаловаться крестьянин? Уйти он никуда не мог. Это уже считалось побегом. Строились придворными философами красивые теории, где царь — помазанник божий, дворяне — слуги царя, а крестьяне — слуги дворян; что это идеальное разделение; круг замыкался беднейшими слоями населения, которые получали роль шутов, которым можно было насмехаться над высшими слоями, даже царем. Вот в такой красивый круг они все это объединили! Во-вторых, царская Россия была крайне консервативным государством. Огромная бюрократическая машина не способна была вовремя понять и осмыслить проявление в массах революционных настроений. Политика была полностью буржуазно ориентированной. Страна оказалась втянута в войны, которые велись ради экономических выгод буржуазии. Но кто погибал на полях сражений? Простые люди. А когда пришел Наполеон, так и вообще не смогли Москву уберечь. И там-то реально сыграл Генерал Мороз!
      – А в сорок первом маршал распутица? Или майор мышь?
      – Немцы сражались достаточно храбро на протяжении всего года, вне зависимости от сезона. Да, были проблемы с техникой, с коммуникациями. Но разве не велик тот дух народа, на который его подбивала Коммунистическая партия. Пусть Сталин и испугался начала войны, но он обратился к людям, и они поняли его призыв. В своих воспоминаниях многие говорят о нем. И то, как люди сражались за большевиков — опровержение Ваших намеков, что коммунизм чуждая для русского народа идеология.
      – Но это, скорее, показатель тоталитарности государства! Когда каждый вспоминает именно то выступление и говорит, что те, в общем-то, обычные слова вдохновили их на защиту Родины. А если говорить откровенно — когда немцы были совсем близко, то массово сжигалась марксистская литература, даже некоторые наводили в квартирах порядок, чтобы «перед немцами не стыдно было». Сталин тут провел мощную работу не коммунистическую, но патриотическую, вспомнив все победы прошлого, вдруг подняв имена прошлого строя, который считался отброшенным окончательно — чуть ли не до запрета вспоминать о нем.
      – Так или иначе — партия, высшее руководство оказалось в одной лодке с народом. И советская власть по достоинству оценила подвиг людей.
      – Пересажав в лагеря тех, кто сумел сбежать из вражеского плена!
      – Но ведь было и много тех, кто забрасывался специально, шпионы! Лагеря так и назывались — фильтрационные. И вы сами сейчас упомянули, как много было предателей или просто людей малодушных, с пораженческим настроем. Увы, их невозможно исправить иначе, кроме как жесткой властной рукой. Но мы отошли от изначально сравнения, когда я начал говорить про отечественную войну с Францией. Тогда даже героическая борьба народа за свободу своей родины не встретила отклика среди верхов. Не спорю, многие представители дворянства также ярко отличились в этой отечественной освободительной войне. И они сохранили этот свободный дух, выплеснув его в конечном итоге в декабрьское восстание. Это был сигнал царизму — но тот его не воспринял. Да и само восстание, надо сказать, заметно опередило свое время, во-первых; а во-вторых, и самое главное, — не встретило поддержки у народных масс по причине того, что с ними не велось абсолютно никакой работы. Уже после ослабления периода реакции организация «Народная Воля», да и другие неравнодушные к судьбе своей страны люди осознали необходимость просветительской работе в среде малограмотных людей. Надо сказать, что большая их часть, воспитанная патриархальными порядками, и в голову себе вбить не могла, что жить можно как-то по-другому. «Нет барина — и куда же мне теперь идти?» Но по мере промышленного роста страны параллельно с угнетаемым классом крестьян начал формироваться еще один подчиненный класс — пролетариат. На заводах пролетариат оказался в несколько более выгодных условиях, чем разобщенное крестьянство. Жестокие условия труда, неравенство, невозможность отстоять свои права привели к росту сознательности и проявлению прогрессивных настроений в пролетарской среде. Итогом этого и стали революционные брожения, в конечном итоге приведшие вначале к революции пятого года, а потом и к великому Октябрю. Но при этом все эти настроения не имели бы абсолютно никакой силы, если бы не контролировались мудрой рукой нашей великой партии. РСДРП смогло сплотить вокруг себя идейных людей, готовых отдать все за светлые идеалы революции. В конечном итоге большевики победили, сумев справиться как с внешними противниками — капиталистами, так и с отступниками и оппортунистами в рабочем движении. Созданное революционное государство оказалось со всех сторон окружено врагами, да и многие из простых людей также поначалу с недоверием относились к советской власти. Поэтому нам надо было бороться насмерть с врагами революции, если мы действительно хотели выжить. А параллельно — показывать делом верность великому делу построения коммунизма, упорной работы во благо народа. Враги, что ни говори, у нас были серьезные — буржуазия никогда не смогла бы простить пролетариату то, что он восстал и сбросил с себя эти цепи, столетиями висящие на нем.
      – Но опыт показывает нам, что невозможно бороться за правду через кровь. Много режимов в двадцатом веке пытались бороться за, как им казалось, самое светлое будущее, но ни один из них не выжил. Причем идеологии были самые разные, как левые, так и правые. Жизнь расставила сама все по своим местам.
      – Почему невозможно? Если наши противники применяют террор, а именно террором являлось, скажем, убийство Урицкого, популярного в народе революционного вождя. Мы не могли подставить вторую щеку, как проповедует поповщина, мы обязаны были принять ответные меры. Наше молодое государство обязано было играть по уже сложившимся правилам, иной выбор нам не был предоставлен. Более того, чтобы выжить, мы много где должны были бить первыми. Нам удалось отбояриться от всевозможного оппортунизма, соглашательства, хвостизма в тот революционный период, эта решимость и принесла нам победу в итоге.
      – Но ваша идеология, все эти красивые слова, такие как «светлое будущее» — неужели Вы и сами не понимаете всю декоративность данных терминов?
      — А империалисты разве не утверждают, что их будущее светлое? Другое дело, что в их видении светлость заключается в набивании ими своих и без того тугих кошельков, с помощью эксплуатации людей. Человек, чтобы прокормить свою семью, вынужден идти к капиталисту на завод и работать на него. А все потому, что капиталист владеет средствами производства, а простой рабочий нет. А в нашем понимании светлое будущее — свобода от принуждения, полная реализация человека как личности, труд не на буржуя, но на себя. И если они за ресурсы готовы убивать, устраивать войны, то почему и мы не можем бороться за наши, значительно более прогрессивные идеи? Возможно, в двадцатом веке люди ментально не были готовы к тому, чтобы перевоспитать себя, чтобы взять ответственность за свое будущее. Мы попытались это сделать и проложили вектор для будущих поколений.
      – То, что Вам самим свои идеи кажутся прогрессивными, это, безусловно, замечательно. Но миру они несут разрушение. Вы используете в своей пропаганде популистские моменты, подкупая людей несбыточными обещаниями. Вы зовете их в будущее, которого никогда не будет. Ваши попытки подстроить некие связи, замеченные в ходе эволюции человеческого социума под реальность и под модель будущего не работают. Вы и сами увидели, что построение иного типа общества на практике не меняет менталитета людей. Вы могли сколько угодно рассуждать о «новом советском человеке». Но где он? Труды Маркса имеет смысл использовать как анализ цивилизационных перемен, отталкиваясь от формационного подхода. Однако с экономической точки зрения данный подход, что логично, выделяет те средства производства, что были известны ему и встречались в прошлые эпохи. При этом данный метод абсолютно не подходит как источник прогнозирования. Мы не можем и никогда не могли предсказать ход научно-технического прогресса.
      – В рамках страны, однако, нам удалось выполнить огромную работу. Нищая, аграрная страна стала высокоиндустриальной, были проложены железные дороги, народ получил возможность образования, хотя бы обучения грамоте. С помощью советов на местах простые люди получили доступ к управлению страной. Мы доказали, что учение Маркса применимо, что оно работает, что экономика может существовать и строиться по этим законам. Более того — она может становиться процветающей, одной из передовых в мире.
      – Да, в идеале советской системы собственно советы на местах должны были оказаться проявлением настоящей демократии. Однако практически с самого начала реальная деятельность погрязла в безжизненной бюрократической составляющей. Советское государство оказалось крайне негибким, что в конечном итоге и привело к застою, а после и самораспаду. А что касается экономики, глупо хвалиться успехами, когда постоянно возникали проблемы с дефицитом товаров широкого потребления. Приходилось даже ввозить пшеницу, чего не было при «отсталой» царской России. Да и Голодоморов при царях не наблюдалось.
      — Почему Вы называете его «самораспадом»? Я не могу об этом говорить с уверенностью. Само в этой жизни ничего не происходит. Я абсолютно уверен, что проблема была в нечистоте кадров в партии. Конечно, большой ошибкой было одновременно проводить реформы экономического и политического толка. Мы, объявляя нэп, предлагали значительные послабления в экономике. Однако мы не собирались делать никаких политических отступлений! Напротив, мы всегда были готовы дать бой буржуазным пособникам империализма, всем тем, кто не воспринимает советский строй. Точно так же и Голодомор — мог быть запланированной диверсией, направленной на подрыв прогрессивного советского строя. Политические реформы в СССР также удачно проводились, самой высокой точки они достигли после смерти Сталина, произошло то, что получило название хрущевской оттепелью. Во время этих реформ удалось признать ошибки прошлого режима, выпустив из тюрем огромное число ни в чем не повинных людей, притом что с идеологической и экономической точки зрения принцип построения коммунизма декларировался; более того, он не просто декларировался, а именно Хрущевым были обозначены основные даты и этапы построения социализма. Другое дело, что по факту никакого развитого социализма в восьмидесятом году не было. Или, например, проблема перенаселенности коммунальных квартир в городах — Хрущеву удалось решить эту проблему, позволив людям почувствовать ни с чем не сравнимый вкус свободы собственного жилья. Вы говорили про то, что советская власть не улучшила положение крестьян, загнав их в колхозы. Однако насильственную коллективизацию проводил Сталин, и уже при хрущевских реформах колхозники получили паспорта, став полноценными гражданами своей стране. Я Вам привожу это как примеры того, что даже при не самом выдающемся в интеллектуальном плане правителе могли проводиться весьма важные и полезные реформы. А учитывая, что в самом начале этого периода пришлось выдержать конкуренцию с еще одним, гораздо большим, многократно большим отступником в деле коммунистической партии человеком — Берией, который символизировал весь недавний ужас сталинского периода, то подобные изменения видятся крайне смелым шагом.
      – Зато в двухтысячном был построен коммунизм. Шутка. Если говорить серьезно, то и послабления в идеологии имели место. Вы, захватывая власть, говорили о мировой революции. Однако, удержавшись, Вы тут же забыли об этой идее. Во-первых, провалом закончились подобные восстания в других странах, а их список был достаточно широк, от Ирландии до Ирана. Во-вторых, Вам как новоявленному государственному образованию потребовалось общемировое признание, а также деньги на поднятие хозяйства. Все это подтолкнуло вас на мысль о сворачивании лозунгов о мировой революции и переходу к «построению социализма в отдельно взятой стране». По сути, налицо бы прямой уход от марксистской теории, утверждавшей социализм следующей ступенью после империализма. Проблема была в том, что по своему экономическому развитию в начале двадцатого века в Российской империи империализм только начал оформляться в том виде, как его подразумевал Маркс. Я умолчу об идеях Троцкого и его теории перманентной революции.
      – Мы, объявив о мире без аннексий и контрибуций, показали наши мирные намерения. Мы не собирались насаждать советскую власть везде сами, а ожидали, что рабочее движение в этих государствах победит и самостоятельно свергнет капитализм.
      – Но капитализм там был сильным. Условия труда были много лучшими, что снижало протестный потенциал рабочих. Но по мере того, как ваше государство усилилось, вы этим пресловутым насаждением и занялись. До войны произошли удачные попытки в Прибалтике и неудачная в Финляндии. А уж после Второй мировой удалось подогнать под режим всю восточную Европу. Спрашивал ли кто эти страны, по какому пути они хотят развиваться? В конечном итоге, сопоставление двух Германий наводит нас на мысль о слабости и недееспособности вашей системы.
      – Наша система вполне дееспособна, когда правильно выстроена и во главе стоят достойные люди, верные идеалам марксизма. В противном случае, когда люди в коммунистической партии перестают понимать значимость слова «коммунизм» и свою ответственность в деле его построения — имеем, то что имеем.
      – Наша передача подходит к концу, последний вопрос на сегодня. Чем Вы планируете занять в ближайшее время? Какие у Вас планы?
      – О, я их не могу пока Вам сообщить. Нет, никак не могу, извините. Но был крайне рад прийти к Вам на программу. Впервые в жизни я выступаю в таком формате, в мое время телевидения не было, а были лишь немые фильмы, поэтому для меня все это ново и интересно.
      – Что ж, Владимир, у нас получился крайне занимательный диалог! Спасибо Вам огромное!

      …В программе «Двести недели» показали полуминутный отрывок из речи Ленина в данном шоу. Ведущий отметил крайне качественную игру актера, при этом заострив внимание на исторические ошибки в фактах, которые озвучивал Ленин с фактами реальными. В качестве доказательства были продемонстрированы некие снимки до этого засекреченного дневника Ленина, хранившегося в Государственном архиве. Ряд записей из данного дневника и вправду резко отличались от высказанного Ильичом во время передачи. Но, если Вы когда и вели дневник — почитайте свои записи двухлетней давности: обхохочетесь! Что тут говорить про то, что было сто лет назад. К тому же литература, попавшая Ленину в руки после «воскрешения», безусловно, имела авторские субъективные различия в представлении и описании ситуации.

      На Западе «двойник» оказался неимоверно популярен. Он жил в хороших гостиницах за чей-то счет, после данного им интервью, каждый телеканал или газета пытались заманить его к себе. Кстати, внимательный и критически настроенный читатель давно уже интересуется средствами, на которые существовал Ильич. Что ж — секрета нет! Общение со СМИ стало для него основным источником дохода. Ленин получал непрекращающиеся приглашения от ведущих мировых институтов, пройти полное обследование, однако сейчас ему виделось это лишним. Он мало-помалу научился ориентироваться в жизни, и, главное, осознавать себя действительной личностью, а не полусоном-полуявью — это пришло с восстановлением в памяти немецкого языка. Ленину даже казалось, что он сейчас знает немецкий как никогда хорошо — что уж говорить про те времена, когда ему приходилось орать на кондукторов! Когда он приезжал в какой-то город, везде его приветствовали толпы. Нет, это даже не были те самые неомарксисты, что так ждали его и пытались высвободить из клиники. Это были самые обычные европейские граждане, легко покупающиеся на все необычное и неожиданное. Было очевидно, что подобный всплеск интереса скорее напоминает дуновение ветра и по срокам непродолжителен. Зато то время, что он есть, как при любви, в воздухе витает некое волшебное ощущение чуда, пришествии сказки. Да что тут идеи! Кого бы ни воскресили — народ всегда бежит за чудом. Воскресили бы Гитлера, и опять бы все побежали за ним, дополнительно уверовавши и подкрепив свою веру его необычайным возвращением. Но здесь не интересна была личность воскрешенного — интерес представлял сам факт, что человек вернулся оттуда.

      Наверное, можно было выделить особое место знакомству Ленина с различными современными бытовыми приборами, техникой и забавным случаям, с этим связанными. Случаи эти начались в палате, а уж теперь, когда он путешествовал…

      Интерес к своей персоне Ильичу льстил, но чем больше времени проходило с момента операции, все сильнее просыпалась в нем жажда политической деятельности. Но в преддверии нее он засел за очередные литературные труды. Работа над статьями изрядно спасла его; будучи человеком жизнелюбивым, не унывавшим даже в самой сложной жизненной ситуации, Ленин остро почувствовал накатывающий приступ апатии, вызванный ощущением полного одиночества. Кто мог скрасить его досуг? Как человек Ленин оказался никому не нужен, и это задевало его; он жаждал найти того, пред кем можно было бы раскрыть свои рассуждения. Неверно думать, что он ни с кем не общался. Даже будучи в таком настроении, он допускал к себе любых людей, но больше всего любил тех, кто мог оказать ему посильную помощь. Но он не желал с ними общаться, потому что не видел тему, которую можно было бы поднять. А говорить «Да, это я!» ему казалось беспримерно неловким, да и просто элементарно поднадоели эфиры на телевидении. Возможно, подобное пренебрежение с его стороны было не самым справедливым, но не нам судить!

      …Как весело устроено общество! Порой только зажги спичку — и полыхнет! И сейчас, фигура коммунистического лидера оказалась в центре внимания. А далее внимание быстро перенеслось на тех, кто не интересуется политикой вообще. И что мы увидели? Подобная мода, связанная с образом вождя, быстро выплеснулась на европейские улицы. Если и мог Владимиру Ильичу сниться все эти десятилетия страшный сон, то даже в нем невозможно было изобразить, что его появление привнесет в мир подобные новые тренды…

Следующая глава: http://www.proza.ru/2017/09/04/66
Предыдущая: http://www.proza.ru/2017/09/03/70