Неудачница

Рассказ. Неудачница
     Пытаетесь меня запугать сумасшедшим домом?! Смешно.  Оглянитесь. Осмотритесь. Автобус. Ржавый и оплёванный.  Улица. Тёмная и пустая. Ни фонаря, ни прохожего. Не война.
     Всмотритесь в эти мозолистые руки и угрюмое лицо. Всё это дурной сон? Навязчивый кошмар? Нет.  Нет продыху.  Одышка.
                ***
Мелкие колючие снежинки.  Летящие. Парящие.  Вьюжная зима. Холодно. Где-то.  Там. За промёрзшим окном, заснеженным двором и обледеневшим забором. А рядом,  пылают дрова в камине. Тепло. Мама в смежной комнате. Наряжается. К гостям.
   Стук посохом о дверь. Гулкий.  Топтания у порога. Судорожные. Мороз. Дверь на распашку. До моих рук и горла добирается щиплющий  воздух. Больно. Я плачу. Ангина.
- Испугалась? - тревожится папа, загораживая спиной ряженых.
Из-за его широкой спины плохо видно.  Не разглядеть.  Чёрную смерть. Белого ангела.  И фею. (Я узнала её по длинному серебристому  платью, в которое она была одета).
Новый Год «по старому». Колядки. Весёлые. Шумные. Не понимаю языка. Чужого. Молдавского. Папа в роли переводчика, он объясняет мне, что люди желают нам счастья. Люди?
На стол сброшены маски. Самогон разлит по стаканам. Чокаются. Все. В раскрытый холщовый мешок мама кладёт подарки. В протянутые руки – деньги. Праздник. Светлый. Добрый. 
                ***
…Я всегда знала. Чувствовала. Видела. А он и не скрывал. Не считал нужным. Я не укоряла. Не упрекала. Просто умирала. Каждый раз по-разному. То медленно и тихо. То мгновенно. Понимая, что выживу и удержу.
- Я не люблю тебя. Понимаешь? Не люблю!

                ***
    Душное море. Потные люди. Жара. Зачем приехали? Я разглядела её издалека, но сделала вид, что не вижу. Напрасно. Она подлетела, подбежала. Обняла, поцеловала. Бывшая любовница моего мужа. Общая знакомая. Она держала за руку ребёнка. Своего? Чужого? Его?
        Шла берегом. Долго. Мимо роскошных гостиниц. Вышла на дикий пляж. Редкие палатки. Брезентовые. Котелки над кострами. Чугунные.
Голоса. Звонкие. Русские? Подошла. Спросила. Меня обняли, как родную. Плеснули водки. Тот час согрелась душа. И расплакалась.
     Случайная встреча? В чужой стране. Она – высокая и стройная, а главное – молодая. С ней ребёнок – лет пяти, рыжеволосый. Много красивых мест на этой земле. Городов. Гостиниц. Почему он так поступил? Со мной? С ней.
Кто-то обнял. Поцеловал. Надел шлем на голову. Подвёз. Я не запомнила его лица.
    Вернулась в дом. Богатый дом.  Мой муж снял номер для новобрачных. Сказал, что другого не было.  (Бархатный сезон).
В номере, в супружеской спальне стоит огромная кровать. К чему? Я сплю на кушетке. (Привыкла). Он приходит под утро. (Игрок). Широкое зеркало во всю стену комнаты.  Подошла к нему. Впилась в изображение. Отображение. Увидела. Уставшее лицо. Осунувшиеся плечи. За опущенными плечами – нарядный балдахин, за ним –  ложе. И картины на стене. Слева. Справа.  Качаются. Много выпила. Сколько? Литр водки.  Глаза напротив красные, воспаленные.
      В какие-то доли секунды мне показалось, что я уснула. Вот так, стоя, опираясь на тумбу, вглядываясь в зеркало, разглядывая себя. Устала. А потом поняла:  то, что я вижу, не сон. Встряхнула головой. Галлюцинации? Меня чем-то напоили? Опоили?
  В зеркале  нет меня – опустошенной и пьяной. По ту сторону  другая женщина – красивая, бодрая. И мужчина. Крепкого телосложения. Они ругаются между собой. Не замечая меня. Не обращая  внимания на качающееся тело. (Рядом). Словно я и не существую.
     А потом… он ударил её. Наотмашь. Сила удара была такой огромной, что женское тело, потеряв равновесие, отлетело и разбило зеркало. Спиной. С их стороны посыпались осколки. Я видела! Как они, кувыркаясь в воздухе, разлетались. Я слышала!  Звон упавшего стекла. Прошлась рукой по своей стороне зеркала. (Тыльной?) Ровная поверхность. Гладкая. Тщательно отполированная. Ни царапинки.
     Выбежала на улицу. Обежала дом. Прикоснулась дрожащими руками к тёплым  стенам. Где  люди, которых я только что разглядывала? Где они?! Как она? Мёртвая?
Протрезвела. Вернувшись в дом, прилегла.
     Он вошёл на рассвете. (Как обычно). Выключил свет. Раздвинул занавески. Приподнял жалюзи. Яркое солнце медленно (ленивый  рассвет) осветило тусклые предметы: нетронутую кровать,  картины маслом,  и сырые банные полотенца, валяющиеся на ковре.
- Я видела. Я всё знаю, - прохрипела. Трудно разговаривать. После вчерашнего.
- Ты опять пила? – он занервничал. – Мы же договаривались! – не сдержался. Закричал.
- Я всё видела, - расплакалась.
- Господи,  что ты видела?! - Заметался. - Да, она приехала с ребёнком. Чёрт бы её забрал! Принесла нелёгкая в такую даль. Хочешь, уедим? Сегодня?
- Я не про твою любовницу.
- Бывшую. - Поправил меня мой муж, расставив нужные акценты. Правильные. (Он умеет).
- Ночью я видела, как убили женщину.
- Что? – его лицо вытянулось.
Заграничный доктор прописал мне транквилизаторы. Снова. Мы вернулись в страну. Родную. Я старалась забыть его бывшую любовницу. Приветливую. Сытую и счастливую. Я пыталась не думать о рыжеволосом ребёнке. Но я не на секунду не отпускала от себя образ  женщины. В тот вечер она ударилась телом о громоздкое, тяжелое зеркало. Она умерла?
Постепенно,  в размышления пробрались подробности, упущенные ранее. Раньше было не до них. Не до едких мелочей. Во что она была одета (чёрное вечернее платье). Во что он обёрнут (простынь). Тонкая ткань, прикрывая  мужской торс, свисала белым полотном над смуглыми щиколотками. Метис?
                ***
… Для них сняли номер в гостинице. Дорогой. Красивый. Они поженились накануне. И уехали. Далеко. 
- Вам один ключ? – спросил дежурный метрдотель.
- Один, - ответили хором.
      «Молодожёны, не любовники».   – Решил служащий гостиницы про вновь прибывших людей.  (Весёлых и счастливых). Опустил голову. Он многих видел.   
      Они вышли из центрального стеклянного холла, и пошли узкой тропкой. Песчаная дорожка – мягкая, податливая и ровная, уводила от человеческого гула и шума машин. Она заканчивалась у  крашеных ворот уединенного бунгало  – номера для новобрачных, из широких окон которого просматривался крутой утёс. Она приводила к тихому семейному счастью.
- Тебе не показался странным старик? -  неспешно шагая, спросила Ольга у мужа.
- Старик, - Макс удивился. – Почему старик?
- Седые волосы. Дряблая кожа рук. Уставшие глаза, - она перечисляла.
- Нет,… - Макс хотел ещё что-то сказать, но она громко воскликнула: «Осторожно»! 
Его раздражали её эмоции. Бурные. Взрывные. Они обрушались на голову неудержимым шквалом. После её пронзительного «осторожно», он споткнулся и упал. Напугала.
- Бедненький мой, коленку ободрал, - Ольга  к оцарапанной коже приложила чистый носовой платок.
- Ничего, - Макс бодро встал и носком ботинка  зло отбросил банановую шкурку.
Она – почерневшая и скользкая вязко хлюпнулась у ног поливальщика газонов.
- Не нравится мне этот человек, - Макс раздражённо фыркнул.
- Кто? - его жена удивилась.
- Кто? Кто?! Поливальщик!
    В уютный дом они внесли ручную кладь и плохое настроение. Они мечтали остаться  одни и заняться любовью под умиротворённый гул пенистых волн. (Шум прибоя). 
- Душно, - устало произнёс Макс.
- Где наш багаж?!  – нервно огляделась Ольга.
В номере – красивая кровать, нарядные подсвечники, богатые картины и огромное старинное зеркало. Багажа не было. Медовый месяц начался.
                ***
       Они поженились спонтанно. Она увлеклась его мужественным телом, он её детской непосредственностью. И деньгами.
Америка задыхалась наступившей инфляцией. И безработицей.
Они познакомились в пабе. Она зашла в питейное заведение случайно. Он не мог упустить свой шанс. По туфелькам, пальто и сумочке, Макс догадался, что эту молодую женщину кризис обошёл стороной. А потом узнал, что этот паб, и другой и третий – их семейный бизнес.
         Её родители внесли взнос за новый дом в благополучном районе города, подарили шикарное авто, и отдых на берегу тёплого моря.
Калифорния. Гостиница с роскошными номерами бунгало.
Шумные пальмы (сезон ветров). Песчаный берег. Нежаркое зимнее солнце. Учтивый  персонал.  Первые дни пролетели быстро.  Но погода испортилась. Разыгрался на море шторм. Скучно. 
         Они заказали ужин в ресторане. Вечером она пила вино и дымно курила; он разглядывал лиф дамы, сидящей напротив. Впервые она задумалась о том, не является ли её скоропалительный брак – ошибкой.
Каскад воды на грешные головы. Ливень. Ветер сносит шляпки, уносит зонты. Дошли. Пришли. Промокли до нитки.  Он  сбросил одежду. Она плеснула в бокал виски.
- Ты много пьёшь, - произнёс Макс.
- А ты много хочешь, - съязвила Ольга, напомнив мужу про пышногрудую блондинку. Одинокую и печальную. (Кальян).
Тело. Красивое. Смуглое. Не устоять. Если смотреть. Разглядывать. Она перевела взгляд.
                ***
       Она родилась в семье русских эмигрантов. Первая волна беженцев, покинувших родину. Они бежали не нищими. Им позволили увезти и унести. У других было иначе. После.  Но её семье повезло. Неслыханно. Никто не погиб. Никого не расстреляли. С голоду родные не опухли, в лагерях близкие не сгинули. Про несчастья других  наслышаны были из прессы и сплетен. Шумных. Разных.
Живя в довольстве и достатке, её семья  не озлобилась на родной язык, на обычаи предков. 
- Знаешь, - произнесла Ольга, отстранившись от мужа и вернув на место спущенную бретельку платья, - перед Рождеством у нас гадают.
- Колдуют? – Макс удивился.
- Нет. Гадают. На зеркало. Что зеркало покажет, то и случится в будущем.
Ольга подошла к старинному зеркалу, украшающего  стену их номера, и нежно погладила инкрустированное  бронзовое  обрамление стекла. 
      Макс никогда не видел жену такой задумчивой. Строгой. Впервые за время, как они познакомились, он подумал, что между ними действительно существуют какие-то отношения. Не поверхностные.  Серьёзные.
Улыбнулся мыслям. Подкрался. Рукой прошёлся  по её влажным волосам.
- Ты бы переоделась, - тревожно произнёс.
Она вздрогнула. Прислушалась. Ливень звонко хлестал по стеклу закрытого окна.
- Словно  в дом кто стучится, - Ольга насупилась.
- Боишься? – Макс рассмеялся. 
Она достала из чемоданчика свечи. Пять свечей. Длинных. Поднесла к зеркалу. Плотно укрепила их  в подсвечнике. Зажгла крошечные фитильки. Потушила яркий свет. Глазами
Макс жадно следил за женой. Ему нравилось необычное представление, которое она  перед ним разыгрывала.  Представление, интригующее новизной и тайной.   
Но вдруг, его жена  насторожилась. Прислушалась, вслушиваясь.  Воскликнула:
- Ты слышишь! Кто-то ходит кругом дома! Семенит быстро – быстро!
- Это ветер. Гнёт пальму. Ты действительно боишься? – Макс удивлённо спросил.
- Нет, - Ольга натянуто улыбнулась и прошептала, подтвердив: - Это ветер.
                ***
         Я люблю деревню. Скучную. Унылую. Тихую. Погрязшую в нищете. Утонувшую во мраке. Отключили свет. Давно. Люди привыкли. Научились  надеяться на самих себя.
         Зажгла керосинку. Опять пошёл дождь. И завыл ветер. Какая погода под рождество! Гневится небо, глядя на людей, разглядывая жизнь.
Пьяный угар. Он дымным куполом окутал, опутав сгнившие дома и простые мысли. Пьют всегда. Пьют везде.  В каждом доме. В любой семье. А семей осталось - раз два и обчёлся. Другие - уехали. Сбежали, прихватив с собой скудный скарб. Куда?
За горизонтом так же, как здесь. Не лучше. Глупые. Я знаю.
        Вернулась. В эти места. В эти края. Никогда раньше здесь не была, но я вернулась. Долгие годы путешествий и странствий снилась мне деревня. Загибающаяся. Я и она одной крови – умирающей.
    Приехала. Так легче. Проще. Честнее. В местные события и «общество» вписалась легко. Полюбила заброшенный дом. Обогрела его своим дыханием. Соседи внесли дрова. Сказали - подарок к рождеству. Добрые люди – нищие. Потерявшие память. Сохранившие сердца. Они меня  признали, как «Нюру». Кто такая «Нюра»?
Рассказали. Жила в этом доме. Лечила, как могла. Кошек, собак. Потом сын утонул. Муж пропал. И она исчезла.
Мы выпили за встречу. (Не за знакомство)! Потом,  кто-то через стол протянул грязную израненную «лапу» (к моему носу) и проговорил:
- Нюра, пожалуйста, помоги.
«Пожалуйста» он произнёс с трудом. Я не хотела отказывать вежливому человеку. Сделала для него всё, что смогла. Находясь в заторможенном состоянии, медленно раскрыла сумку, но быстро окатила руку зелёнкой. (Неосторожно). Тот час  несколько нетрезвых «лиц» завистливо ахнули и пошли рыться-копаться   в моём багаже, как в своём собственном.
    Притащила  на себе в новую жизнь столько, сколько унесла. Тёплые вещи, медикаменты и книжку.
Краем уха услышала: «Вернулась богатой». Рядом сглотнули слюну. Я опустила глаза и пустила слезу. Тогда мне простили «состояние», но предложили что-либо продать из имущества. 
     Вцепилась руками в книгу (за чем?). Получила в глаз (не помню от кого).
Проснулась от холода и голода. Подумала: «Так и сдохну», но меня куда-то потащили. Затолкали в тёплую баню. Внесли хлеб. «Все люди - братья» - благодушно пронеслось в голове.
Утро незаметно переросло в полдень. Полдень быстро перетёк в вечер. Растопили баню. Жарко. Меня не прогнали, а разрешили остаться и пропариться. С веником. Накануне светлого праздника.
Удивившись чуткой чужой доброте, я спросила: «За что?»
Толстая тётка – соседка Сонька, щекоча обвислой бесконечной грудью мой тощий зад, гордо и радостно воскликнула: «Школьный учитель купил твою книгу!»
«Учитель». Я удивилась. Но не тому, что они продали мой скарб. И не тому, что кто-то его  купил. В деревне – пять домов, в которых по-прежнему обитают люди. Жильцы этих унылых  сооружений – старые или пожилые люди. Детей нет! Старая школа заколочена прогнившими досками. Почему «школьный» учитель купил мою книгу?
Я спросила. Услышала в ответ: «Нюрка, ты все мозги пропила». И всё.
Наверное, правда. Наверное, я  действительно все мозги пропила. Не сумела иначе. Не смогла.
                ***
       Чудак покойник;
       Умер во вторник,
       Пришли хоронить –
       Он из окошка глядит.
Стих. Ольга вспомнила слова. Нужные. Правильные. Они передавались из уст в уста, из поколения к поколению.
Макс удивился. Странные слова, они режут слух;  пугают непредсказуемостью.
- Я отказываюсь играть в такую игру! - мужчина воскликнул и быстро заходил по комнате. Пламя свеч заколыхалось. Замерцало.
- Поздно! - Женщина громко и нервно рассмеялась.
- Мне нужен воздух. Необходимо проветрится,   –  её муж быстро произнёс. Резко сбросил с себя простынь. Напоследок остановился. Попросил: - Пойдём со мной.
Она удивилась. Предупредила:
- Ты не сможешь выйти.  Сейчас.
- Что?
Макс отпрянул. От женщины, которую знал и не знал. От действий, которые она предвещала.
- Успокойся. Главное, чтобы он не понял, что мы боимся.
Ольга тихо проговорила. Села в кресло, свернувшись калачиком. Устала. Долгий, длинный вечер. Суетный.
А когда-то давно,  в рождественский вечер, её большая семья собиралась у очага в  деревенском доме. За окном выла метель, ветер гонял по полям снег, а в тёплой комнате девушки в кокошниках  степенно пели грустные песни. 
Россия. Далёкая. Полузабытая. Родная. Не дотянуться до тебя издалека. Не пройтись  по твоим сухим травам. Не обнять скорбящих ив над умерщвлённой рекой. Иссякло русло. Засуха.
- О ком ты говоришь? И что значит: « чтобы он не понял, что мы боимся»?
Прервались мысли. Громче завыл ветер. Заколыхались незакрытые ставни, тревожно застучав по стеклу. 
- Буря, - прошептала Ольга. – Не ко времени. Должна быть тишина.  Иначе, мы не расслышим и не поймём, когда он появится. 
Макс беспокойно взвизгнул. Хватит на сегодня! Событий, историй и колдовства. Подошёл к зеркалу и задул свечи. Три быстро потухли. Две остались догорать.
- Зачем ты так поступил? – Ольга расплакалась. Тихо всхлипывая, она испуганно сжалась, втянув  голову в плечи. 
Рядом послышалось жалобное протяжное мяуканье. Кошка? Как  в закрытый дом проникло животное!? Макс ринулся к входным дверям, решив распахнуть их настежь, выпустить заблудившуюся тварь, уйти самому, но не смог. Словно кто держал их снаружи.  Ветер, дующий с моря и подпирающий, или, Ольга  закрыла их с внутренней стороны, когда они, промокшие и продрогшие,  вернулись из ресторана?
- Ольга, отдай ключ! – мужчина гневно потребовал.
В ответ тишина. И чьё-то мягкое прикосновение к босым ногам. Пытаясь открыть окно, Макс рукой задел пушистый комок, который, упав с подоконника, издал странный звук, не похожий на человеческий плач и не имеющий никакого отношения к кошачьей жалобе, а что-то среднее между тем и этим.
Не выдержав,  Макс подбежал к зеркалу. К свету. К двум ярко горевшим свечам.
Увидел Ольгу. По ту сторону зеркала. Она заплетала косу. Длинную. У его жены короткие волосы! Стрижка.
- Ольга, что происходит? – еле спросил. Испарина  на лбу. Завернулся в белую ткань - простынь, лежащую под ногами. Сброшенную раннее. Холодно.
- Тише, -  родной голос в ответ. Знакомый до хруста в суставах. Никогда раньше так громко не хрустели суставы. Его? Чужие?
- Ольга, мне плохо, - простонал.
- А мне хорошо? Мне с тобой разве хорошо?! – Женщина с длинными волосами зло спросила. У кого? И продолжила: - Я любила тебя! Всегда! Каждую секунду! Минуту.
Макс щелкнул выключателем. Вспыхнул свет. Много света. Жёлтый, тёплый, он залил комнату.  Женщина с  косой по пояс находилась в комнате!  Она угрожающе приближалась,  отдаляясь от зеркала. Схватив за плечи (кого?), Макс с силой оттолкнул её от себя. С невероятной  силой. Красивый ковер покрыли  уродливые осколки. Разбилось старинное стекло.
- Ты всё испортил, - произнесла Ольга. Приподнявшись  с кресла, она плеснула в бокал виски.
Макс выбежал на улицу. В дождь.
                ***
     Он бродил долго, кругом дома,  босиком пронизывая лужи. Вышел к морю. Море гневно клокотало, захлёбываясь густой пеной, а он, опустошённый,  шагал по холодному мокрому песку.  Продрог.
     В тихом рассвете наконец-то растворилась бесконечная ночь. И стих ветер. И уснуло море. Тяжёло волоча ноги, Макс подошёл к дому. Облокотился на тростниковую ограду.  Вернулся.
     Дверь нараспашку. Он оставил? Вошёл. У порога стряхнул с голых ног грязный песок. И увидел Ольгу, распростёртую на ковре. Спит? Приблизился. Согнулся. Заглянул в лицо. Белое. Умерла? Прикоснулся к руке, надеясь, что стучит её пульс, отсчитывая тихие мгновения сна. Поднял с пола лист бумаги. Прочитал: «Ты не знаешь меня».
       Испуганно огляделся. Дремлющая кошка лежала в кресле, свернувшись клубочком.  Два свечных огарка догорали у  зеркала.  У целого зеркала! Ни царапинки на нём. Ни трещинки. Потрогал. Погладил.
Но он помнил, как  разбилось стекло. Как разлетелись осколки, осыпавшись на пол. Помнил! Когда он выходил из этого дома,  Ольга была живой.  Что произошло?!
Мяукнула кошка, выгнув спину. Проснулась.
       Пришли люди. Кто они? Макс не понимал. Вернувшись в дом, он много выпил. Виски, водки. Унесли тело. Похлопали по плечу. Сострадают.
К босой ноге  прикоснулась кошка. Та же? Ночная гостья? Она ласково потёрлась о голую ступню. Он согнулся погладить приветливое животное, но услышал голос над головой: «Не делайте этого». Отпрянул. Незаметно в дом вошёл человек. Седые волосы, глубокие морщины, уставшие глаза. Старик. Кто он? Припомнил. Дежурный метрдотель, встречавший  их в день приезда. В день приезда… 
Метрдотель что-то сказал, наклонившись, обратившись к кошке. На каком языке он разговаривает? На русском. Родной язык его жены. Покойной жены.
«Это ваше животное»? -  устало спросил Макс.
Старик не ответил на вопрос, а, насупившись, ринулся к зеркалу. Достав из кармана носовой платок,  протёр им стекло. Удовлетворившись чем-то, умиротворённо кивнул головой.
- Уходите, - попросил Макс. – Я устал.
- Я сказал  кошке: « Ступай за мной, покута». – Тогда произнёс метрдотель.
- Так зовут вашу кошку? – Простой вопрос. На который можно и  не отвечать. В семь утра. После того, что произошло.
- Теперь так  зовут твою жену.
Показалось? Или глупые слова, обронённые старым человеком, прозвучали наяву? Что за чепуха находилась в алкоголе!?  Прыгают и мельтешат предметы перед глазами. Старик и кошка. 
Свалился на пол, как подкошенный. Разглядел, что покинули номер, шаркающий старик и женщина, уходящая мягкой поступью босых ног. Ольга? Смыкаются веки. Расслабляется сознание.    
                ***               
Я знаю, он ищет меня. Только я спряталась. Замаскировалась. Теперь я – Нюрка.
- Нюрка, где ты была все эти годы? – Сонька благодушно обняла меня за плечи. Сердобольная женщина, пропившая скотину, бельё и посуду.
       За окном обильно посыпался снег. Небо, простив нам наши грехи, чистотой и невинностью, отбеливает  умирающую деревню. Грядущее счастье, в  ожидании светлого праздника, замерло.  Канун рождества.
      Где я была все эти годы?  Жила не своими  мыслями. Прожигала чужую жизнь.
- А помнишь, какими мы были красивыми?
        Кто спросил? Сонька? Дашка? Хромая Дашка, с трудом передвигающаяся на уродливых костылях  по тёмным деревенским закоулкам. (Новые костыли ей выпилил сосед, в прошлый понедельник, за литр самогона).
Доковыляла. Родная. Обняла меня. (Нюрку).  Вытащила из кармана свечи. «Погадаем»? - произнесла, сглотнув комок надежды. Что она ждёт от судьбы, переминая хлебный мякиш гниющими дёснами.  Вставную  челюсть? Прибавку к пенсии? Из ума совсем выжила. 
     Грязной тряпкой занавесили окно. Потушили огонь в керосиновой лампе. Чикнули спичкой. Вспыхнули жёлтыми язычками огарки пяти свечей.
- Я скажу, - шёпотом попросила Дашка. (Нужно ей больше всех).
Разыгралась метель. Не на шутку. Завивая  снег в вихрь, она принялась наслаждаться  полузабытым  действием. Застучала прогнившими рамами и тонкими стёклами. Да  забытым на улице  рукомойником. Разволновалась.
-   Чудак покойник;
-    Умер во вторник,
-     Пришли хоронить –
-      Он из окошка глядит.
         Дашка прошепелявила, как смогла. Но лучше бы не она. С такой дикцией на печи лежать, смерть поджидать, а не стихи проговаривать. Вдруг, не поймёт?!
Напряглись. Уставились в зеркало. По ту сторону сидят три старухи, горят пять свечей. И ничего более.
«Тьфу, чёрт», - выругалась Сонька. – «А всё из-за неё», - она рукой махнула в сторону шепелявой подружки. – «Я скажу» - ехидно передразнила ту.
«Тише», - я попросила их умокнуть. Я расслышала тихую поступь. К моим дверям (Нюркиным) медленно подбирались чьи-то неуверенные шаги. У порога они  затоптались,  сбрасывая снег. И сразу скрипнула дверь, распахнувшись  настежь. Мы взвизгнули. Но не обернулись. Нельзя. Только вытаращили глаза, уставившись в зеркало,  не мигая, сверля его взорами. Получилось!  Разглядели шапку и тулуп.  За нашими спинами -  «мужик»! Дождались. Услышали: «Что, бабаньки, гадаете»?
       Ну и принесла же его нелёгкая! Весь праздник испортил. Мужик, улыбаясь виновато,  из-за пазухи вынул бутыль с непрозрачной жидкостью (самогон).  Осчастливил. Любимый.
      Я задула свечи. Погасли три. Две остались догорать. Разожгли лампу. Не сразу заметили. Увидели:  серая кошка прохаживалась меж наших ног, шёрсткой трясь о  высокие валенки.   Прикасаясь к живым пушистым хвостом.  «Покута» - воскликнули. И выскочили в ночь.
                ***
- Я не хочу умирать. Отпустите меня!  Развяжите верёвки!
Девушка, опутанная крепкой бечёвкой,  кричала. Толпа, собравшаяся у белтейского костра, осуждающе молчала. Жребий брошен, определив жертву. Склонение солнца составляет 16, 3 к северу.
Засуха. «Вестник», отправленный на свою звезду, замолвит слово за род. И тогда - смилостивятся боги. Урегулируют солнечную энергию и влагу.
- Пожалуйста, отпустите! Я не достойная! Я не смогу!
Поднесли фитиль. Разгорелось пламя. Дымно. Послышался крик отчаянья. Мужчины, женщины и дети  низко поклонились своим языческим богам.
       Через какое-то время из густого дыма вынырнула серая кошка. «Покута» - в отчаянии воскликнули  люди, и  их тела закачались из стороны в сторону. Напрасно. Боги не приняли «недостойную»!  Душа умершей вошла в животное. И только.
Заголосили женщины. Умрут все. И стар и млад.
       Но кто-то выскочил из плотной толпы,  сбрасывая на ходу платье. Кто? Женщина? Мужчина? Ребёнок. Он добровольно и мужественно вступил в пламя погребального  костра. Клубящийся дым поднялся к облакам. Грянул гром.
- На драконе с дымом он поднимется «на свою звезду». Он сможет,  - счастливо хором воскликнули люди.
Расплакалось небо. Пошёл дождь,  поливая сухую измождённую землю, крупными пресными каплями.
                ***
Я бежала полем. Мешали огромные не по размеру валенки и глубокий снег. (Намело). Я боялась, что она – «покута» настигнет меня и войдёт в моё тело.
- Ольга! Ольга! – кто-то  кричал. Кто-то нёсся по моим следам, наступая на пятки. Я упала. Они навалились, держа за руки, ноги. Злодеи – его охранники.
       Подошёл сам. Произнёс: «Ольга, я так долго тебя искал. Так долго». Расплакался. Стареющий мужчина. Я любила его. Раньше. Давно.
Он обнял меня. Прижал к груди. Всхлипывая, проговорил: «Тебе нужен доктор, Ольга».
Отстранилась. От него – чужого. Воскликнула: «Ты не понимаешь! Мне не убежать от неё. Не скрыться. Она догоняет. Настигает. Покута. Сегодня я поняла - она выбирает самых слабых, несчастных и переселяется в их души. Я устала. Так устала!»
     Когда-то я любила его. Сильно. Сегодня, в канун рождества, прошептала: «Я не люблю тебя». И закрыла глаза. Тот час пришла она. Чёрная смерть. За ней – белый ангел и фея. (Я  узнала фею по длинному посеребрённому платью, в которое она была одета). Все они, склонившись надо мной, запели:
- Чудак покойник;
- Умер во вторник,
- Пришли хоронить –
- Он из окошка глядит.
                ***
…- 0,4 фенобарбитала, 20мл этилового спирта, 150мл воды! Быстро! Раскройте ей рот! – Суета. – Мы теряем её. Унитол – внутри-вено!
Купировали. Белую горячку. Вздохнули. Ушли пить крепкий чай. Ночь впереди. Услышали: «Пытаетесь запугать меня сумасшедшим домом»? «Ожила». Рассмеялись.