Фотограф

      Я делаю это не часто. Ах, нет. Я делал это не часто. И я не вижу в этом ничего страшного. Может это какой-то вид самотерапии, а может просто фетиш. Всегда сложно ставить диагноз самому себе. Но, тем не менее, факт остаётся фактом.

      Я наблюдаю за этим действием с расстояния, приблизительно пятнадцати метров. Все в сборе. Кто-то плачет. Кому-то удаётся сдерживать слёзы. Другие же, ждут, не дождутся окончания церемонии. Скучно им. Это написано на их лицах. Свиньи. Виновник торжества, конечно же, тоже здесь. Вот он лежит, что неудивительно и в последний раз лучи солнца ложатся на его высохшее лицо. Скоро гроб забьют и опустят на дно свежевырытой ямы. После чего близкие уронят вниз горсти земли, а уж потом могильщики засыпят всё основательно. Finita la komedia.

      За деревьями, многочисленными памятниками и оградами, меня совсем не видно. Для любого кто заметит меня, я просто скорбящий родственник, бутылка водки в подтверждение. Я сижу на скамье перед могилой девушки. Она умерла в моём возрасте, и это случилось девять лет назад. Но мне это не важно. Я знаю, зачем пришёл. В сумке, у меня на плече, помимо двух банок энергетиков, сигарет и бутылки водки, лежит фотоаппарат.
      Подстраиваю объектив и ловлю крупным планом лица похоронной процессии, находящихся не так далеко от меня. Отлично.

      Вы когда-нибудь видели искреннюю грусть? Грусть людей, которые так редко снимают свои маски, что, кажется, что они мертвы задолго до окончания физической жизни? Нет? А вот я видел.
      Но здесь есть не только грусть. Не так редко можно заметить едва скрытые ухмылки тех, кому смерть того или иного человека только на руку: богатые вдовы, наследники, так жаждущие получить кусок пожирнее, что готовы перегрызть друг другу глотки прямо на похоронах. Отвратительно, не правда ли? Но чтоже, не мне судить.
      Дело пошло — кто-то из близких покойного рассказывает, какие у них были замечательные отношения, что данный труп это вообще ангел, нелепой ошибкой творца загнанный в хрупкость человеческого тела.

      Допустим.
      «О мёртвых либо хорошо, либо ничего.» Скажите это Теду Банди!
Он заканчивает речь. На лице читается «я всё правильно сказал?». Явно данный персонаж не любит публику.

      Щёлк.
      Его лицо увековечено в памяти моего фотоаппарата. Не лучший снимок. Решаю немного расслабиться и подождать до погребения. Позволяю себе глоток водки. Закуриваю.

      По очереди все подходят к яме и бросают комья земли.
      Это символизирует то, что они сами его закопали, уничтожили, убили? Нет?
      На очереди с землёй девушка, она моложе меня. Лицо в слезах. Она едва прекращает рыдания, как срывается вновь.
      Может он был её отцом?

      Щёлк.
      Момент разжатия руки с землёй застывает. Я вижу каждую деталь её лица, каждую слезинку, готовую сорваться вслед за содержимым руки, вниз, к этому мрачному ящику.
      В какое-то мгновение я начинаю считать себя полным мудаком, извращенцем, питающимся чужими страданиями. Уродом, который спокойно смотрит и даже цинично смакует горе этой несчастной девушки.
      Но лишь на мгновение.

      Щёлк.
      Всего лишь очередной кадр. Очередная жизнь. Совершенно чужая. Внезапно я осознаю, что и по моей щеке скатилась одинокая слеза.
      Лишь на мгновение.

      Щёлк.
      Вот он, его брат (или кто ещё там?), опрокидывает рюмку водки и плачет.

      Щёлк.
      А вот и вдова, выжимающая слёзы из строгих глаз.

      Щёлк.
      Человек с пустыми глазами, будто случайно забредший на это торжество непостоянства.

      Щёлк.
      Старый отец, вытирающий платком скупые слёзы.

      Щёлк.
      Щёлк.
      Щёлк. Щёлк. Щёлк.

      Яму начинают засыпать. Вместе с ней и множество чужих воспоминаний и мечт, стремлений и их необратимого краха. Эти, так называемые, люди, жили, как могли, но с таким — же успехом могли и не жить вовсе. Что они оставили после себя кроме уничтоженного озонового слоя, тонн мусора, безкультурной культуры потребления, тысяч баррелей пролитой нефти и миллионов супермаркетов?
      Они все выбрали не ту мечту.
      Вот они все. Последние минуты.

      Щёлк.
      Целый гребаный коллаж жизней, заранее растраченный впустую. Целый пандемониум героев, праведников, хороших людей или как они там ещё себя называют? Чавкающие жвачкой, булькающие дошираком, создания, гордые своим местом…

      Щёлк.
      Вдова падает на колени в сотрясающих немолодое тело конвульсиях рыданий.

      Щёлк.
      Кто-то, стоящий поодаль, заглатывает очередную стопку прозрачной, будто скрывает оскал отвратительной ухмылки.

      Щёлк.
      Маленькая девочка прижимается к маме, тщетно пытаясь понять, что, чёрт возьми, вообще происходит, и почему дядю закапывают.

      Щёлк.
      Девушка говорит что-то парню, стоящему рядом, он краснеет и прижимает её к себе.

      Щёлк.
      Щёлк.
      Щёлк. Щёлк. Щёлк.

      Дешёво сыгранный спектакль человечности окончен. Антракта не предвидится. Актёры разъехались поминать свои декорации.
      Я жду их ухода, потягивая сигарету и изредка глотая водку. Мне совсем не хочется уходить. Странно. Прошлой ночью был довольно живой квартирник, и я почти не спал. Решаю пройти вглубь этой аллеи памяти и останавливаюсь на самой границе кладбища и леса. Довольно высокие памятники скрывают меня от посторонних глаз. Я выпиваю ещё водки, запивая банкой энергетика. В чехле фотоаппарата небольшой запас дури средней степени мощности. Вот так, сидя возле чей-то могилы, я, удивительно сильно накуриваюсь. Мысли обтекают меня своим бесконечным объемом, топливо впрыснуто в кровь и проглочено лёгкими. Незаметно для самого себя я засыпаю, но засыпаю не так, как должен заснуть. Попытаюсь объяснить. Когда мы засыпаем, мозг работает медленнее, отключается. Так вот, у меня не тот случай.

      Я вижу своё тело, облокотившееся на плиту надгробного камня, голову, упавшую на грудь. Вижу свою сумку, лежащую рядом, и внезапно осознаю, что я не только могу смотреть, но и передвигаться в этом призрачном теле. Наверное, это было галлюцинацией — недосыпание плюс водка, плюс нервное истощение и наконец, трава. Вот она, взлётная полоса психонавта. Я шагаю вдоль рядов могил, не я, конечно, моё сознание, но всё же. Моя поступь легка. Невесома. Я не вижу собственного тела, я весь превратился в зрение. Призрачный объектив видеокамеры.

      Спустя несколько десятков метров я вижу надгробие. Оно кажется очень знакомым и, что самое странное, родным. Могила присыпана, свежей землёй, трава ещё не успела взрасти, а может ей, попросту не хватило желания жить. Чем ближе я вижу имя и фотографию на надгробии, тем больше меня затягивает в почти осязаемую паутину страха. Но больше меня пугает дата рождения и смерти. Я помню это фото. Помню даже имя того, кто фотографировал. Конечно же, на фото изображён я. На могиле нет цветов, место кажется мёртвым даже в таком месте, как это обиталище неживого. Я закрыл глаза. Вновь открыл. Происходящее врезалось в мой мозг с невероятной скоростью, разрушая уверенность, надламывая нити всех этих «завтра»…


Рецензии