Служба в погранвойсках Карелии

Служба в пограничных войсках Карелии.


Пограничная служба, окруженная в представлении многих
ореолом романтики, непроста и сурова. От каждого, кто с
оружием в руках идет по краешку родной земли требуется
максимальная отдача сил, воля, выносливость, безграничная
преданность делу отцов, готовность в любую минуту встать
на защиту великих завоеваний своего Отечества. Молодой
солдат, только надевший зеленые погоны, и старослужащий
воин, имеющий на своем счету задержания нарушителей, и
умудренный опытом боевой офицер – все они отлично
понимают важность миссии, возложенной на них Родиной, и
выполняют свой воинский долг так, как подсказывает
сердце, как велит Присяга.

Играющие в «войнушку» мальчишки, во все времена мечтали держать в руках настоящее оружие, а не приспособленные для этих целей просто палки или выструганный ножом из доски автомат. Но в мирное время это могло произойти только во время воинской службы.
Мы, ребята, родившиеся вскорости после Великой Отечественной войны, наблюдали приметы войны воочию в виде, хоть уже и заросших травой, траншей, окопов, блиндажей и воронок от снарядов. Почти в каждом дворе посудой, для кормежки собаки, была приспособлена немецкая каска, а емкостью для керосина использовался футляр от немецкого противогаза. Еще не убранные, хотя и с удаленными взрывателями мины и снаряды лежали то тут, то там, мы бросали их в костер они со страшным грохотом взрывались, чем наводили панику среди населения близлежащих деревень. При копке буртов для хранения картошки и свеклы, зачастую находили останки погибших солдат. В окопах и блиндажах, ребята постарше, вели раскопки и находили патроны и гранаты, уже покрытые ржавчиной, но представляющие большую опасность. Старшие всегда предупреждали, не брать в руки взрывоопасные предметы, но любопытство превышало страх, и при попытке разобрать гранату или мину все это взрывалось и было много покалеченных, без рук, ног и глаз, и даже погибших молодых ребят.               
               

Игра в войну в то время была основной в которой обязательным условием было название «наши» и «немцы». Немцами никто не хотел быть, поэтому договаривались, после каждого боя стороны менялись названиями. На наших головах были настоящие пилотки наших отцов-фронтовиков, перешитые гимнастерки, а в руках были хоть и ржавые и без затворов настоящие винтовки и автоматы, танками и машинами были ящики из-под немецких снарядов. Но больше всего наше внимание привлекало то, что юношей достигших призывного возраста «забирали» в армию. Мы завидовали им, тем, что они скоро наденут настоящую солдатскую форму, а в руках будут держать настоящее оружие, из которого они будут стрелять по мишеням. Проводы в армию проходили в торжественной обстановке, к призывнику на проводы приходили все его сверстники и родня, играла гармошка, пели песни о «Катюше» и «Трех танкистах». При расставании, матери призывников, по привычке плакали, а отцы, проглатывая комок, подступивший к горлу, успокаивали их, говоря: - «Сейчас мирное время, все будет хорошо». Воспитанная на фильмах «Брестская крепость», «На семи ветрах», «Как закалялась сталь», «Солдат Иван Бровкин», «Максим Перепелица», песнях «Солдаты в путь», «В землянке», «Варяг», «О трех танкистах» и статьи в Конституции СССР «Служба в Армии – почетная обязанность каждого советского гражданина!», молодежь с радостью шла в армию и, если кого-то из ребят по той или иной причине не «забирали» в Армию, они считались ущербными и девушки старались не связывать с ними свою судьбу. Если до проводов только предполагали, кто является невестой у юноши, то на проводах это выяснялось, невеста дарила призывнику полотенце, вышитое собственными руками. И теперь все родственники жениха с ревностью следили за ней, пока их солдат служил в Армии, а невеста хранила себя, чтобы не дать повода появления какой-либо сплетни, порочащей ее, поэтому она старалась не появляться на каких-либо гуляниях по поводу праздников, а если и посещала, то вела себя скромно в обществе своей подруги и парней к себе не подпускала, хранила верность своему солдату. Какое же было торжество, когда солдат возвращался в родную деревню, он выглядел возмужавшим и был не тот Васька или Колька, а уже Василий или Николай. По традиции «дембельнувшийся» воин несколько дней, пока не становился на воинский учет в райвоенкомате, ходил в военной форме. Идя по деревне, он отдавал честь, прикладывая к виску руку, пожилым мужчинам, и кланялся женщинам снимая головной убор и все его с почтением приветствовали. Мы мальчишки шли за ним, или обгоняли его, и с восторгом разглядывали его ладную фигуру, до блеска начищенные сапоги с голенищами в гармошку, блестящие значки на его груди, указывающие на то, что солдат является отличником боевой и политической подготовки. А если на его погонах блестели лычки, указывающие на то, что солдат имеет звание младшего командного состава, то для нас это было пределом восторга. И уже не стесняясь и не прячась от людских глаз, а с гордо поднятой головой шла с ним под ручку, верно ждавшая его девушка. Они уже не отгоняли назойливых мальчишек и девчонок, кричащих им в след: - «Тили, тили тесто жених и невеста…», они уже были таковыми.    
               
               
И вскорости сваты сделают свое дело, и очередная веселая свадьба оповестит деревню о появлении новой семьи.
Время идет, и вчерашние мальчишки становятся юношами и мечты каждого из них становятся реальностью. Окончание школы, поступление в другое учебное заведение и конечно каждый из них должен пройти этот путь, путь солдата, защитника Отечества.
Пришлось пройти этот путь и вашему покорному слуге. После окончания Орловского профтехучилища №18 несколько ребят, в том числе и меня, направили в поселок Нарышкино в СМУ «Сельхозтехника».
               
               
Это предприятие занималось установкой оборудования в животноводческих комплексах, прокладывало водопровод в поселки и деревни, монтировало отопление во вновь построенных школах и клубах. Романтики хватало, мы жили в вагончике, специально оборудованным для жизни в нем и этот вагончик следовал с нами по всем селам и деревням. Население и местная молодежь радостно встречали нас, и мы всегда находили с ними общий язык. Возрастная категория среди нас была разная поэтому служить в Армию уходили в разное время и в конце концов мы остались вдвоем. Мой напарник был не военнообязанный, а меня вызвали в райвоенкомат Урицкого района, так-как я был прописан по месту работы, то призывную повестку мне вручили в Нарышкино, а не по месту жительства в Кромском районе. В то время военный комиссар подполковник Винокуров собрал нас в ленинской комнате военкомата и объявил, что наша команда направляется служить в пограничные войска и будет охранять южные рубежи нашей Родины. Недавно произошедшие события на китайской границе тревожили каждого призывника, а еще некоторые «доброжелатели» советовали не являться в назначенный день в военкомат, чтобы изменилась команда и за это нарушение могли направить служить в стройбат, где и служить спокойно, да еще и деньги платят. Для меня это было не приемлемо, я с радость оповестил своих родных, что их сын будет пограничником, ведь не каждому дано шагать по краешку своей страны, а краешек этот назвали границей. Повестка оповещала мне, что я должен явиться в райвоенкомат 9 ноября 1969 года. Были деревенские проводы с большим количеством друзей, подруг и родных, все желали успешной службы, те, кто уже прошел этот путь советовали, как себя вести в той или иной ситуации, подчиняться командирам и начальникам, уважать старослужащих и многое другое. Прибыв в Райвоенкомат меня там постригли наголо и направили с другими призывниками в г. Орёл в областной сборный пункт. Так-как мы прибыли уже вечером, нас оставили до утра ничего не объявив, а утром нас собрал «покупатель», лейтенант-пограничник, нас удивило то, что этот лейтенант был в шапке, когда все остальные офицеры были в фуражках. Лейтенант нам объявил, что у вас здесь еще тепло, а туда куда вы поедете уже зима, и это место Карелия и служить вы будите на границе с Финляндией. Так команда, подготовленная служить на юге, была перенаправлена на север. Лейтенант отпустил нас на три дня домой и посоветовал одеться потеплее. Чтобы еще один раз не волновать своих родителей, я не поехал домой, а провел эти три дня в Орле у родственников, а теплую одежду взял у брата.
Через три дня нас посадили в эшелон, специально сформированный для тех, кто должен был проходить воинскую службу севернее Ленинграда. В нем ехали призывники из городов Белгород, Курск, Орел, Тула, Калуга и далее до самого Ленинграда. В Петрозаводске высадили тех, кто должен был служить в Карелии, в то время Карельская АССР, а эшелон проследовал на север, в Архангельск и Мурманск. В Петрозаводске мы переночевали в казарме воинской части, а утром нас посадили в поезд, следовавший до поселка Юшкозеро, поезд следовал через Суоярви и прибыл на станцию Муезерский, где нас пересадили в крытые тентом машины и повезли дальше, лейтенант не обманул, было морозно и снежно, мы жались друг к другу, чтобы не замерзнуть. В часть нас привезли около двух часов ночи и сразу же повели в баню, мы привыкшие к гражданской жизни, мечтали о теплых кроватях, а нас завели в холодную баню. Нас раздели догола и фельдшер из санчасти, воспользовавшись электрической лампой с рефлектором, рассматривал у нас все места, вплоть до интимных, там, где могла прятаться какая-либо живность, способная переползать друг к другу. Для подстраховки нам тыкали под мышки и промежность, намотанным на палке каким-то квачем с мерзко-пахнущей жидкостью и сразу же отправляли в баню, купаться в которой не было желания, но, чтобы смыть с себя запах этой жидкости, пришлось помыться. По выходу из помоечной старшина вещевого склада выдавал обмундирование, он это делал на глазок, смотрел на голое создание и кричал: - «Номер два!», а его подчиненные кидали призывнику все, что ему было положено, вплоть до портянок, размеры были от первого до четвертого. Деревенским ребятам было проще, они знали, как навернуть портянку, а вот городским было сложнее, но их тут же учили сержанты, как это надо делать. Здесь-же стригли тех, кого не постригли заранее в военкоматах, а также, всех тех, кто специально стригся в парикмахерской и оставлял короткую прическу, их тоже подвергли этой экзекуции. Почему экзекуция? Они потом рассказывали, что машинка, для стрижки волос, была тупая и рвала волосы. После того, как мы кое как оделись, нас повели в клуб, в вестибюле которого стояло большое трюмо, я заглянул в него и увидел совершенно незнакомого мне человека, и чтобы убедиться, что это я, попытался улыбнуться, получилась не улыбка, а гримаса, и это убедило меня в том, что человек перед зеркалом это – я.               
               
Дали команду зайти в зрительный зал клуба, где на экране уже шел фильм «Суворов», в те годы никто кроме нас не смотрел кино в три часа ночи, но изо всех событий, что свалились на нас, нам было уже все равно, мы валились с ног, очень хотелось спать, многие уже дремали, положив головы на плечи, рядом сидящих. Но не тут-то было сержанты, ходящие по рядам, отсчитывали нас с первого по десятый, давали команду: - «Встать!». Десятерых, в том числе и меня, отсчитавший нас сержант привел в столовую, где такие же как мы уже уплетали солдатскую кашу. После того, как мы поели, нас повели в казарму, где ровными рядами в два яруса стояли кровати. Нас гражданских парней, привыкших видеть заправленные мамиными руками кровати, поразило то, с какой тщательностью были заправлены эти кровати. Матрасы, застланные синими одеялами, представляли собой прямоугольники, по струнке выравненными полосками и подушками. На такую кровать было просто страшно ложиться, боязнь испортить геометрию, с которой они были заправлены, чем и воспользовались некоторые залезши, как в конверт, под одеяло, это им облегчило заправку кровати после сна. Но перед тем как лечь спать сержант показал, как необходимо сложить обмундирование на табурет, а это не каждому удавалось. Привыкшие на гражданке складывать брюки по выглаженным стрелкам, галифе складывалось совсем по-другому, немало пришлось потрудиться и с гимнастеркой, но вот уже, и последний боец закончил навертывать портянки на голенища сапог, поступила команда: - «Отбой!». Как я писал выше, некоторые бойцы залезли под одеяло, не разбирая кровать, я же разобрал кровать, которая была на втором ярусе, привыкшему спать в трусах, мне неудобно было спать в кальсонах, в которые нас одели по случаю зимы. Я взглянул в окно, темное небо было усеяно яркими звездами, в голове мелькнула мысль: - «Ну вот и началась моя служба», и я тут-же провалился в глубокий сон. Долго ли коротко это продлилось, мне показалось мгновением, меня разбудила громкая команда: - «Подъём!» Мы неспешно, потягиваясь стали слезать с кроватей, но сержант строго предупредил, что если таким образом мы будем просыпаться, то можно пропустить обед. Нам дали поспать до самого обеда, но наши мучения начались с заправкой коек, кто ложился спать, не разбирая кровать, им пришлось только поправить одеяло и положить правильно подушку, а тем, кто разбирал кровать, пришлось попотеть, прежде чем кровать приобрела необходимый вид. Для того, чтобы кровать выглядела красиво, а не как блин на сковородке, специальными дощечками пришлось настраивать из матраса кирпичик с прямыми углами, нам в этом помогал сержант. После того, как мы закончили с заправкой коек и умывшись, нас повели опять в столовую, некоторые из нас кривили нос от солдатской пищи, привыкнув к маминым пирогам, но это быстро прошло, после того, как началась наша учеба. После обеда мы приводили в надлежащий вид свое обмундирование, пришивали погоны к гимнастеркам и шинелям, учились подшивать подворотнички на гимнастерки.   
               
  После всего этого нас завели в ленинскую комнату, где объявили, что мы находимся в поселке Реболы и часть в которой мы будем проходить службу, является 73-й Ребольский Краснознаменный пограничный отряд. Поселок Реболы, в то время, был густонаселённый, большинство людей, его населявших, были карело-финны, занимались рыболовством и лесозаготовками в Ребольском и Тулосском леспромхозах. Значение пограничного отряда, для жизнедеятельности людей, населявших Реболы, было велико это обеспечение рабочих мест, и снабжение продуктами и другими товарами. Постоянного электроснабжения в Реболах не было, поэтому электроэнергия в поселок поставлялась от дизель-генераторов отряда, население очень трепетно и дружелюбно относилось к пограничникам. В поселке были отряды юных помощников пограничников, а добровольные народные дружины непосредственно были связаны с отрядом и инструктировались командирами в духе охраны общественного порядка и охраны границы. Ведь никто не заметит лучше, постороннего человека как люди, населяющие поселок, которые знали друг друга в лицо.
Первое, с чем нас ознакомили это то, что такое Государственная граница - линия и проходящая по этой линии вертикальная плоскость определяющие пределы государственной территории (суши, вод, недр и воздушного пространства) … Нас ознакомили с боевым путем нашей части, и что символом части является его Знамя, в случае утери которого, часть расформировывается, а ее командир предаётся военному трибуналу. Также нам представили наших командиров отделения, в моем отделении был командиром младший сержант Гонтарук, и что наше отделение будет находиться в составе второй учебной заставы. После этого нам дали два часа личного времени, и мы сразу же все стали писать письма своим родным.               
               
    Со мной в одном отделении проходил службу Скобёлкин Вячеслав, он жил в Сосково и был женат, поэтому он строчил письма своей жене в любое удобное время и в любом месте и даже тогда, когда мы ехали в поезде, детей у них не было. Тумбочка у нас с ним была одна на двоих, и однажды я случайно увидел листок с его, еще не оконченным письмом, читать чужие письма нехорошо, но мне бросилось в глаза то, что он слезно умолял жену, чтобы она его дождалась, и почему- то меня это возмутило. При встрече с ним я стал его упрекать за эти его слова, я порекомендовал ему не размазывать сопли по письму, а давать жене указания, по ведению домашнего хозяйства. Он очень обиделся, упрекнул меня, и поделом, за то, что я читаю чужие письма. Но прошло время, и мы с ним помирились и даже после окончания службы встречались с ним уже на гражданке в Орле. А учеба шла своим чередом и продлилась два месяца. Каждое утро начиналось с зарядки, мы умывались, заправляли койки, шли на завтрак, а после проходили занятия. Нас учили как нести службу по охране границы, знакомили с видами пограничных нарядов и способами несения службы. Во время тактической подготовки, мы копали окопы, ползали по-пластунски, надевали специальные костюмы от химического и ядерного заражения, устраивали марш-броски и лыжные кроссы, во время огневой подготовки учились, как обращаться с оружием и стрелять из него, бросали учебные, а затем и боевые гранаты. Нас учили ходить строем, маршировать строевым шагом и петь строевые песни, песни были разные, но первая песня запомнилась мне на всю жизнь:

Бродят тучи, тучи грозовые
По ущельям снежных гор,
На заставах часовые
Боевой несут дозор.

На зеленые фуражки
Смотрит с ненавистью враг,
За черту границы нашей
Не пройти ему никак.

Зимой и летом, в снега одеты,
Вершины горной стороны,
Стоим на страже, отчизны нашей,
Присяге воинской верны.

Политработники готовили из нас патриотов своей Родины, сержанты заставляли учить уставы и наставления. И вот наступил тот день, когда командование посчитало, что мы готовы и способны защищать рубежи нашей страны, а для верности мы должны присягнуть. Текст присяги, каждый из нас знал наизусть и вот в этот торжественный день, мы впервые увидели Знамя нашей части. Нас построили, командир вызывал бойца ему вручался текст присяги, и он зачитывал этот текст: - «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь…». Затем он расписывался в специальном журнале, преклонял колено и целовал Знамя. Эту процедуру проделал и я, но это было так ответственно, что все это происходило со мной как в тумане. Затем нас поздравил командир части, полковник Уткин, и пожелал счастливой службы. Некоторые бойцы, говорили, что если до принятия присяги, за нарушение воинской дисциплины, нас не могли судить в военном трибунале, то после принятия уже могли. После учебы бойцов, исходя из их физических и профессиональных данных, распределяли по подразделениям, водителей направляли в автороту, любителей собак в школы служебного собаководства, специалистов, связанных со связью и радио, направляли в роту связи, отличников учебы направляли в школу сержантского состава, некоторых направляли в Петрозаводск учится на поваров и дизелистов. Мой земляк Вячеслав Скобелкин изъявил желание учиться на повара и был направлен в Петрозаводск, где он полгода учился поварскому мастерству, после окончания учебы ему было присвоено звание младшего сержанта, и он служил шеф поваром в столовой для офицеров и школы сержантского состава, на втором году службы его назначили начальником столовой. Жена все-же бросила его, он несколько раз ездил уговаривать ее и в конце концов написал согласие на развод, а на суд не поехал. После службы, он женился на ребольчанке и привез ее в Орел, куда из Сосково переехала его мать, они жили на улице Фомина в частном доме, который со временем пошел под снос и им дали квартиры. Вячеслав работал вначале поваром в ресторане гостиницы Орел, затем мясником в гастрономе на Наугорском шоссе, закончил заочно техникум, а затем торговый институт, был завмагом в гастрономе железнодорожный, а последнее время директором универсама где-то на Карачевском шоссе, рано умер.
Мне же, после учебной заставы, присвоили звание ефрейтор, провели ускоренные курсы политработников и назначили на должность, со странным названием, «помощник руководителя группы политических занятий, он же специалист ЗАС» и направили на седьмую пограничную заставу с позывным «Вента».               
         
  В любом отряде, все заставы имели свой позывной, приведу позывные некоторых застав нашего отряд – 1-я застава «Физмат», 2-я застава «Отборный», 3-я застава «Успех», 4-я застава «Эталон», 5-я застава «Гидрон», 6-я застава «Бромистый», 7-я застава «Вента», 8-я застава «Лебедка», 9-я «Соболь», 10 –я «Киприда» и т.д. По секрету один из сержантов сообщил мне, что на заставе меня будут звать «комиссаром».
В детстве, читая рассказы о Карацупе и его служебной собаке «Ингус» (Индус), я мечтал так же как он задерживать нарушителей границы, поэтому я с тревогой и трепетом ехал на заставу. Как мне рассказывали в отряде, седьмая застава охраняла участок границы в Чёртовом углу (в последствии Медвежьем), так среди пограничников называли острый угол поворота границы, который можно увидеть даже на глобусе. Застава не имела дороги, была окружена болотами, многочисленными озерами и речками. Продукты питания и почту доставляли до так называемой «старухи», старой довоенной заставы от которой остались одни развалины, до нее была грунтовая дорога, а со «старухи» повозочный, на вьючных лошадях, все это перевозил на заставу. Крупные партии продуктов и боеприпасы доставлялись на заставу вертолетами. В зимнее время, когда леспромхозы заготавливали лес для продажи его финнам, прокладывались так называемые зимники, ледяные дороги. Эти дороги прокладывали даже через болота, вначале шли трелёвочные тракторы, которые утаптывали снег вперемешку с болотной жижей, все это замерзало, и после этого тянули за собой специально-сделанный из бревен и досок, треугольный очиститель дороги от снега, который регулировался по ширине, для разъезда со встречным транспортом устраивались специальные карманы. Потом строящуюся дорогу поливала водой поливальная машина, и так много раз, пока дорога не становилась пригодной для проезда лесовозов и другого транспорта. В Карелии очень большие снегопады, поэтому дорогу постоянно расчищали и обочины ее были настолько высокие, что идущую по ней ночью машину было не видно, и определить ее можно было лишь по звуку работающего мотора и свету фар, который отражаясь от белоснежного снега устраивал световые зайчики на деревьях. Но это, как говорится, общие черты того, что окружало заставу. Сама застава располагалась на небольшой возвышенности, представляла собой хуторок из нескольких бревенчатых сооружений в окружении озер, рядом с заставой располагалось озеро Лагно.               

Самым большим зданием была казарма, которая состояла из помещений различных по назначению, центром отдыха военнослужащих было спальное помещение, пограничники называли его кубриком. В Карелии в летнее время белые ночи, поэтому на окнах стояли ставни, которые не снимались ни днем ни ночью. Многочисленные болота и озера с реками являются источниками размножения комаров и гнуса, поэтому для защиты от них кровати были оборудованы пологами из марли, но комары каким-то образом ухитрялись залезть и под полог, для защиты лица во время службы использовались сетчатые накомарниками, а также мазь, отпугивающая насекомых, но она была еще не совершенна, действовала всего два часа и раздражала глаза и лицо. Пологов на всех не хватало, поэтому некоторые пограничники спали без них, но они скрывали это от своих родных и близких. Однажды один из пограничников, зачитал недописанное письмо своего товарища родным, указывая пальцем на спящего без полога, усеянного комарами товарища зачитал: - «…спим под пологами…». После этого случая старшина заставы срочно заказал на центральном складе дополнительное число пологов и их доставили на заставу.
Центром проведения собраний и занятий с пограничниками была ленинская комната, в которой стояли столы со скамейками и стульями, на постаменте стоял бюст Ленина, на стенах размещались полки с книгами и подшивками газет и журналов, а также специальные стенды с портретами членов политбюро, картой мира, фотографиями по истории части, схемой боевого пути части со дня ее основания до нашего времени. В ленинской комнате можно было почитать книги, журналы и газеты, послушать бобинный магнитофон, записи для которого были присланы родственниками, мы слушали ливерпульскую четверку, а также ставшие популярными песни Валерия Ободзинского. Радиоприемник же находился в канцелярии под присмотром начальника заставы, чтобы пограничники не могли слушать «вражеские голоса».               
               

Неотъемлемой частью любого подразделения являются кухня со столовой, в столовой стояли столы со стульями, на стенах висели картины с натюрмортами из продуктов и овощей, и раскладка продуктов питания на день, пища выдавалась из кухни через специальное окно в двери. Хлеб на заставе выпекался собственными силами, поэтому в кухне была русская печь и плита, которые топились дровами, заготовленными впрок пограничниками. Работало в кухне два человека, повар и повар хлебопек, иногда для уборки и чистки картофеля давали проштрафившегося бойца, хлеб выпекался в ночное время, поэтому проснувшиеся ночью в туалет пограничники, заходили на запах к хлебопеку, отведать корочку только что испеченного хлебушка. Грубым нарушением воинской дисциплины было то, что некоторые часовые охраняющие в ночное время заставу тоже заходили к хлебопеку, за что получали строгие взыскания.               
               

Центром заставы была дежурная комната, в которой находилось оружие и боекомплект к нему, многоканальный телефонный аппарат связи «Кипарис», радиостанции и оборудование систем сигнализации. Дежурными по заставе назначались сержанты и военнослужащие второго года службы, на дежурного возлагалась вся ответственность за жизнедеятельность заставы. Он, согласно боевого расчета, подготавливал пограничные наряды для получения боевого приказа, обеспечивал их необходимыми боеприпасами и средствами связи, сигнализации и освещения. По команде дежурного, в специально отведенном месте, заряжалось и разряжалось оружие. Дежурный имел постоянный контакт и контроль за пограничными нарядами, несущих службу по охране границы, связывался с соседними заставами и отрядом, принимал телефонограммы и криптограммы имел контакт с РЛС, на случай обнаружения летящей цели.
Большое значение для заставы была ее связь с окружающим миром, для этого использовались телефонная и радио связи, кроме того на заставе имелись сигнализационные системы, которые помогали пограничникам в охране границы. Располагались они на пути вероятного движения нарушителей, на седьмой заставе этим путем был зимник, который и в летнее время был хорошим ориентиром, ведущим за границу, так-как представлял собой просеку. Для бесперебойной работы всех этих систем и связи на заставе было специальное отделение связистов, для которых была оборудована специальная комната, в которой они занимались ремонтом отдельных блоков систем охраны и связи, а также зарядкой и ремонтом аккумуляторных следовых фонарей (ФАС).
На заставу два раза в месяц привозили кино, которое транслировалось из пристроенной к ленинской комнате кинобудке и это было развлечением, и короткая связь с гражданской жизнью, ведь некоторые пограничники два года не видели гражданских людей, кроме жен начальника и замполита, которые тоже подолгу не задерживались на заставе. А еще большим удовольствием для пограничников был показ киножурнала, ведь в нем была показана не игра актеров, а жизнь гражданских людей. Однажды привезли киножурнал с названием «Орлу 400 лет», многие, в том числе и я подумали, что это не про город Орел, а про птицу орел, но, когда на экране я увидел свой родной город, цветущий и зеленый, людей, идущих по улицам, знакомые здания и сооружения восторгу моему не было конца. В 1966 году в Орле было мало высотных зданий, храмы использовались не по назначению и имели плачевный вид. Но впечатляла стела на слиянии двух рек Оки и Орлика, построенная к 400-летию города Орла. Благодаря этому киножурналу, офицеры и военнослужащие сверхсрочной службы, которым предстояло увольнение со службы расспрашивали меня о городе Орел, чтобы переехать туда и провести там остаток своей жизни, некоторые так и поступили.
Любимым местом пограничников были сушилка с котельной в которой было оборудовано место для курения. В курилке было всегда тепло поэтому чаще всего в ней собирались поговорить о делах прошедших дней, курили и отогревались пограничники пришедшие со службы, играли на гитаре и баяне, рядом с курилкой находились умывальники. Вода для бытовых нужд и пополнения системы отопления подавалась по водопроводу насосом, установленным в колодце. Раз в неделю пограничники мылись в бане, в которой была оборудована финская сауна. В зимнее время голые военнослужащие ныряли в прорубь, прорубленную во льду протекающего рядом с сауной ручья, а некоторые принимали снежные ванны, окунаясь в белоснежные сугробы, такая закалка помогала пограничников и случаев заболевания респираторными инфекциями, за время моей службы, не было. На заставе была бытовая комната, где пограничники гладили и ремонтировали свое обмундирование. Туалет находился за территорией заставы.
Центральным командным органом заставы была канцелярия в которой располагались столы начальника заставы, замполита и старшины с «комиссаром». В канцелярии стояла заправленная кровать, на случай приезда штабного офицера, которые посещали заставу с проверками, частыми гостями были офицеры различных служб и особого отдела отряда. Здесь находилась оперативная карта охраняемого участка границы с нанесенными на ней линией границы, рубежами упреждения, сигнализационными системами и пограничными тропами. На охраняемом участке было семь погранзнаков, четыре из которых были в виде столбов имеющие номера с 654 по 657, три из них 654, 655 и 656 определяли угол поворота границы.   
               
  Три знака с номерами с 658 по 660, были изготовлены из сложенных камней, эти знаки назывались «копцами», стояли они посредине границы, а в их вершине стоял камень с нанесенным на нем номером и указателем, с одной стороны СССР, с другой SUOMI.               

Тропы были проложены в сторону соседних застав и назывались флангами, так правый фланг в сторону шестой пограничной заставы имел протяженность 16 км, а левый, в сторону восьмой заставы 4 км. На правом фланге, рубежом упреждения была так называемая инструкторская тропа протяженностью 10 км, она вела к линии границы. Инструкторская тропа перекрывалась на случай обнаружения, признаков нарушения границы на правом фланге.
В стороне от казармы располагался дом офицерского состава (ДОС), где были квартиры для начальника заставы, замполита, старшины и их семей. Так-как старшина у нас был срочной службы его квартира пустовала, а в казарме для него была оборудована каптёрка, в которой хранилась всякая всячина, необходимая для жизнедеятельности заставы. Еще на территории было три склада под одной крышей это – ПФС, АТС и вещевой склад. Казарма со складами и офицерским домом были огорожены высоким деревянным забором из тонких лесин, заостренных сверху. Отдельно за забором, также под одной крышей, располагались дизельная, баня, и кухня с вольерами для служебных собак, рядом с дизельной был склад ГСМ для заправки дизель-генераторов, вырабатывающих электроэнергию для заставы, все это было в ведении дизелиста. По отдали располагалось подсобное хозяйство, состоявшее из нескольких построек, в которых находились лошади, коровы, бычки и свиньи, за которыми ухаживал специально обученный пограничник, фураж и сено для животных поставлялись из отряда. Недалеко от заставы находился погреб, в котором хранились овощи и соления. Вокруг заставы располагались траншеи и блиндажи, для обороны заставы в случае нападения на нее, а на возвышенности стояла деревянная наблюдательная вышка, рядом с вышкой находилась вертолетная площадка, а дальше за вышкой располагалось стрельбище. Стрельбище не было оборудовано автоматическими мишенями, мишени крепились к жердям, которые высовывались вверх через щель в крыше блиндажа сидящими в нем пограничниками, которые выполняли команды, подаваемые по связи с огневого рубежа, поворачивали мишени лицом к стреляющим и в момент попадания в мишень или по команде поворачивали боком, бегущая мишень представляло собой тележку, которая стояла на рельсах, с закрепленной на ней мишенью, и лебедкой с канатом, которую тоже вращали пограничники. Перед стрельбами сержанты проверяли состояние блиндажей, обсыпали их песком и гравием, проверяли их на пуле непробиваемость, один из сержантов залезал в блиндаж, а другой расстреливал его из станкового пулемета, самого мощного оружия, имеющегося на заставе, после этого докладывали начальнику заставы, что стрельбище готово к учебным стрельбам. Огневая подготовка была основной учебой пограничников и проводилась два раза в неделю, тактическая, как и политическая подготовки проводились один раз в неделю. Физической подготовке на заставе уделялось большое внимание для этого на заставе находились спортивные сооружения с брусьями, перекладинами «козлами» и «конями», волейбольная и футбольная площадки.               
 
Самым важным в подготовке пограничников была полоса препятствий, которая представляла собой множество препятствий, которые необходимо было преодолеть по нормативу, чтобы сдать инспекторскую проверку и получения знака «ВСК», это был своеобразный экзамен для пограничника, чтобы показать не только свою физическую выносливость, но умение метко стрелять, владеть знаниями несения службы различными пограничными нарядами, это – «дозор», «секрет», «часовой границы», «заслон», быть политически грамотным и многое другое.               
               
Инспекторские проверки проводились два раза в год весной и осенью и включали в себя нормативы на разные времена года, принимали проверку офицеры штаба. По итогам инспекторской проверки пограничники получали поощрения в виде нагрудных знаков, благодарственных писем на Родину, фотографии у развернутого Знамени части и самым лучшим поощрением был конечно краткосрочный отпуск на Родину, но для того, чтобы его получить необходимо было быть отличником боевой и политической подготовки и сдать на отлично не менее трех инспекторских проверок подряд.
Это как бы пролог к тому куда меня, и еще нескольких пограничников, вёз тентованный ГАЗ-66, где мне предстояло служить, как оказалось, два года. Два года о которых я всегда вспоминаю, с великим чувством гордости за то, что мне пришлось пройти, хоть и трудную, но почетную миссию по охране границы, тогда еще великого Советского союза. Застава сплотила бывших мальчишек, не зависимо от того где они родились, в городе или деревне. Коллектив заставы это - большая дружная семья, где старослужащие помогали молодым, а молодые с почтением относились к старослужащим, ни о какой дедовщине, о которой нас предупреждали еще на гражданке, не могло быть и речи. Были случаи неуставных отношений, но они быстро пресекались командирами, поэтому служба по охране границы или хозяйственные работы выполнялись всеми независимо от срока службы. Со мной в машине ехал младший сержант Анатолий Федоров, который проходил службу в комендантской роте, его направили на заставу командиром первого отделения, в виду того, что бывший командир ушел на «дембель». Всякая смена обстановки и неизвестность того, что тебя ждет впереди будоражила мои мысли, и Федоров, видя мое состояние, успокаивал меня: - «Не робей ефрейтор, на заставе хорошо, это не то, что в отряде».
По прибытии на заставу, нас провели в канцелярию, где на кресле, изготовленном из автомобильных сидений, восседал начальник заставы лейтенант Власов. Над его креслом красовался портрет Дзержинского, пограничные войска были в то время в составе КГБ, а выше висел плакат «Граница СССР-священна и не прикосновенна!» Он был худощав, среднего роста, с хитринкой в глазах и шепелявостью в голосе, на его голове торчал непослушный вихор, который он постоянно приглаживал рукой, но он опять возвращался в первоначальное положение. Не обращая внимания ни на кого, он курил в канцелярии, затягивался с подсосом воздуха и, смотря от настроения, мог выкурить несколько сигарет подряд каждый раз прикуривая новую сигарету от уже выкуренной. В канцелярии также находился гражданский человек, по виду молодой парнишка, он был в фуфайке, ватных брюках, валенках и ушанке с длинными ушами. К моему удивлению, впоследствии, выяснилось, что это не парнишка, а жена начальника заставы. Мы доложили, о прибытии для дальнейшего прохождения службы, а сопровождающий нас офицер штаба передал ему наши документы.               
               
После того, как старшина заставы Анатолий Павлов указал нам наши спальные места, и мы поели заставской, несравнимой с отрядной, пищи нас по одному стал вызывать начальник заставы, кроме начальника заставы в канцелярии присутствовали командиры отделений и старшина. Вызвал он и меня и сразу объяснил мою миссию, так-как на заставе не было замполита, в мои основные обязанности вменялось подготовка и проведение политических занятий с личным составом. В штате заставы был замполит Иосиф Смолик, который был родом из Белоруссии, он был призван по партийному набору и в это время проходил ускоренные курсы в военном училище. Власов посмотрел на мои погоны, увидел ефрейторскую лычку, проговорил: - «Ничего Гитлер тоже начинал фельдфебелем, а кем стал». Все, кто находился в канцелярии засмеялись его шутке, а я ему ответил: - «Вы имеете в виду то, чем он закончил? Я не желал бы себе такой судьбы». Он внимательно посмотрел на меня сказал, что не это имел в виду. Власов был коммунистом, но в нем была какая-то жилка авантюриста, а особенно в его речах, от чего, в конце концов, он и поплатился своей карьерой, стать генералом. Он указал мне на стол, по правую руку от себя, и сказал, что это мое рабочее место, и что командиры отделений в моем подчинении. Мне, молодому, прослужившему три месяца в армии, было как-то неудобно перед командирами отделений, которые прослужили уже больше года. Со временем это чувство прошло, так как у каждого из нас были свои обязанности, за которые мы держали ответ, а дружба и обязанности в армии не разделимы, и они не мешали, а помогали нам исполнять ту миссию, которую возложила на нас страна.               

Так началась моя служба на заставе. Я готовился к занятиям, темы для занятий находились в журналах «Пограничник», а дополнения брались из газет и учебников. Между подготовкой и занятиями я ходил на службу, знакомился с участком границы, который охраняла застава, с дозорными тропами и КПП, которых у нас было два.               
               
Так-как на нашем охраняемом участке велась заготовка и переправка финнам леса КПП имели разные назначения. Первое КПП пропускало людей и машины с лесом Тулосского леспромхоза на территорию пограничной полосы, там находилось два склада, верхний и нижний. На нижний склад завозили лес длинными хлыстами, которые были спилены на лесоповале, здесь их разрезали определенной длины и подбирали по диаметру, а затем перевозили на верхний склад, там уже финны проверяли каждое бревно и ставили на торец специальное синее клеймо, лес, который не подходил по параметрам выбраковывался. На нижнем складе для отдыха и переодевания рабочих стоял вагончик-бытовка, во втором отделении которого находились кухня и столовая. Верхний склад, для передачи леса финнам, могли посещать только руководящий состав лесозаготовителей из проверенных людей с переводчиком. Второе КПП находилось непосредственно около границы и дежурили там, специально-подготовленные пограничники они пропускали лесовозы финнов непосредственно через границу. В их лице иностранцам представлялась страна, поэтому они были одеты в ПШ шерстяные гимнастерки и галифе, а автоматы были с откидными прикладами. Для нас, знающих о загранице, из советских газет и журналов, было интересно видеть иностранных граждан воочию, которые въезжали на нашу территорию и у которых мы забирали паспорта при их въезде и возвращали назад, когда они уезжали на свою территорию. Нам интересно было рассматривать эти паспорта с чудными фамилиями и странным гербом, изображающим льва с мечом. Согласно инструкции, мы осматривали лесовозы внутри и снаружи, они существенным образом отличались от наших ЗиЛов и МАЗов, своим комфортом в кабине, красочной окраской снаружи и приспособлениями, которые позволяли грузить лесовоз одному человеку большого объема леса, с использованием манипулятора, установленного на нем.
В газетах, поступающих на нашу заставу мы читали, что СССР имеет с Финляндией дружественные отношения, взаимовыгодно торгует, там сообщалось, что страна закупает у Финляндии пиломатериалы, но мы то знали из какой древесины были сделаны эти доски, и какова стоимость леса, продаваемого финнам и догадывались на сколько дороже стоили изготовленные доски из этой древесины. Политика, любыми путями наладить добрососедские отношения, даже в ущерб своей страны, доминировала у руководителей СССР, во главе которого стояла коммунистическая партия. Офицеры особого отдела, приезжающие на заставу и читающие нам лекции, призывали нас держать ухо востро с финнами, говорили нам, что газеты необходимо научиться читать между строк, где можно увидеть, что Финляндия была в состоянии войны с Советским союзом, что еще в 50-тые годы финны вырезали спящих военнослужащих советских застав ударом штыка в ухо. Это сказывалось на моральном духе пограничников, если бы так случилось, они были готовы задержать собственного родителя и привести его на заставу. Не секрет, что охрана границы ведется не на самой линии, а в тылу, это сделано для того, чтобы, обнаружив признаки нарушения границы, можно было догнать и задержать нарушителя еще до того, как он пересечет границу. Для этого существуют специальные рубежи упреждения, по которым пограничники выдвигаются так, что нарушитель будет задержан прежде, чем выйдет к линии границы.            
               
 Я рассказываю это потому, что это уже не тайна, так- как там, где я служил уже нет ни отряда, нет и застав. Расформированный в 1999 году отряд, повлек собой и закрытие всех застав на этом участке границы, и здания, оставленные отрядом, представляют собой жалкое зрелище, казармы и дома с пустыми глазницами окон и проваленными крышами, все это сказалось и на жизнедеятельности поселков его окружающих, люди покинули их, а в Реболах остались люди, которым некуда выехать.               
               
               
Красота природы Карелии неописуема, прославлена в песнях и стихах, прозрачная вода рек и озер, которую мы пили даже не кипяченую, рыба, клюющая на пустой крючок, дичь гуляющая и плавающая и не пугающаяся человека, все это незабываемо. «Долго будет Карелия сниться…» поется в известной песне, прославляющей красоты Карелии.  Это небольшое отступление от главной темы, хотя все это взаимосвязано, наша жизнь и природа, мы собирали чернику и морошку, бруснику и голубику, грибы и клюкву, которая виделась каплями крови на болотах, покрытых легкой осенней изморозью. Мы собирали все это чудо, объедались сами и ведрами приносили на заставу, а повара готовили морсы и мусс, что вносило разнообразие в обеденный рацион пограничников.
Охрана границы, в настоящее время во многом отличается от той охраны, когда служил я, она охраняется мобильными группами по проезжим дорогам, уже не стоят дорогостоящие и трудоемкие в обслуживании сигнализационные системы в виде забора из колючей проволоки, а стоят видеокамеры и дежурный-оператор, заметивший посторонних на участке, выдвигает туда мобильную группу, которая в считанные минуты задержит нарушителя. Да и бежать сейчас, наверное, никто не захочет, ведь можно сесть в поезд или тот же автомобиль и комфортабельно пересечь границу, а не плутать по болотам и буреломам, чтобы уйти за кардон. «Нарушители» в настоящее время, в большей мере заблудившиеся грибники, рыболовы и охотники. Да и с Финляндией у нас договор, что все нарушители с той и этой стороны возвращаются туда откуда они пришли. Мы говорили: - «Пока перейдешь границу, ноги до попы сотрешь, а потом тебя назад вернут». Конечно я здесь мягко сказал по отношению к попе, пограничники говорили жёстче, а как? Вы догадывайтесь сами.
Хотелось бы остановиться на поселке Тулос, который находился на берегу одноименного озера, и с которым были связаны заставы, расположенные недалеко от него, поселок населяли карело-финны, а также люди, приехавших на заработки с разных уголков страны в Тулосский леспромхоз. Письма и посылки на близлежащие к нему заставы приходили через гражданскую почту в Тулосе, а когда еще на нашей заставе не было треугольной печати, обозначающей, что это письмо военнослужащего, которое пересылалось без марки в однокопеечном конверте, с моих адресатов брали доплату 10 копеек. В поселке находился магазин, в котором заведующей была красивая девушка из Белоруссии Фаина Лисовская, с которой мы дружили, а в последствии, когда я уволился со службы, она вышла замуж за заместителя начальника 9-ой заставы по боевой подготовке лейтенанта Димуру. Были в поселке библиотека, почта и клуб, много молодежи, девушки изредка посещала нашу заставу, мы устраивали танцы и угощение для них, это было отдушиной в нашей нелегкой службе. Ночью мы везли девушек с заставы домой, и пока подвыпивший офицер спал в кабине машины мы разбредались по поселку, провожая их до дому.
               
              Самым знаменательным днем в моей службе был первый выход на линию границы, а это - обязательный атрибут для каждого, вновь прибывшего пограничника. Снега в Карелии бывает очень много, а протяженность участка, охраняемого нашей заставой порядка 20-ти километров, да еще от заставы по инструкторской тропе до линии границы 10 километров, поэтому, для того, чтобы молодые пограничники, не имеющие опыта прохождения такого длинного пути, не выбились из сил, старослужащие воины заранее протаптывали лыжню вдоль границы. Как трепетно забилось сердце, когда начальник заставы оповестил нас, что мы на линии границы, на той линии, которая обозначена на карте. Мы увидели просеку пролегающую среди леса, и так ярко выглядели, среди белого снега, пограничные знаки, наш состоящий из красных и зеленых полос и финский из голубых и белых. И чувство гордости не покидало нас на всем пути следования вдоль границы, нам это помогало в переходе этого длинного и тяжелого пути, по приходу на заставу, все мы начали писать письма своим родным о захлестнувших нас чувств.               
         
Служба шла своим чередом, охрана границы и учеба переплетались одно с другим, все это повышало боевой дух пограничников и понимание их ответственности перед страной. Два раза в год меня вызывали на сборы в отряд, где нам давали начитку о появлении новых указов и положений по подготовке личного состава погранвойск, с целью улучшения охраны границы и повышению дисциплины, а по прибытии на заставы мы все это вкладывали в головы пограничников. На то время, когда на нашем участке передавали лес финнам, личный состав заставы усиливался прикомандированными пограничниками из других подразделений. Не секрет, что начальники застав отдавали военнослужащих, которые были не совсем им по душе, но прибыв на нашу заставу, всё в их жизни менялось, они становились такими же как все, и никто им не говорил, что они разгильдяи. Однажды к нам на заставу прибыл младший сержант Лопаткин, он попал в немилость у начальника своей заставы, из-за ревности к своей жене, но как военнослужащий он был примером для пограничников своего отделения, таким он остался и на нашей заставе. Некоторые пограничники попадали в немилость у своих командиров из-за личной неприязни, так пограничник Владимиров, прикомандированный к нам с десятой заставы, был в немилости у своего командира, а на нашей заставе он заслужил отпуск на родину. Поэтому лозунг: - «Не бывает плохих военнослужащих у хороших командиров», справедлив на 100%, если подчиненный уважает своего командира, он никогда не совершит проступок, которым он в первую очередь подведет своего командира. Личный состав заставы это – большая семья, в которой все на виду и каждый из пограничников видя склонность кого-то к проступку всегда по-дружески объяснит, что этого делать не надо.
Строения седьмой заставы были старые, еще довоенные и требовали обновления, и если новые здания построить было проблематично, то хотя бы внутреннее их оформление приходилось обновлять. Политотделом части было решено обновить скудное оформление нашей ленинской комнаты и для этих работ, к нам были прикомандированы двое военнослужащих из отряда, которые были специалистами в этом деле. Я помогал им и набирался опыта, для дальнейшего оформления и других помещений заставы, это поручение я получил от начальника заставы. И действительно это мне пригодилось в оформлении места заряжания и разряжания оружия, а также в оборудовании бытовой комнаты, на стенах которой были устаревшие наставления по ношению формы одежды, строки из уставов и инструкций, а также в выпуске стенгазет и боевых листков. После оформления, наша ленинская комната преобразилась и стала иметь вид в соответствии требованиям того времени, ведь в 1970 году отмечали 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, поэтому оформление коснулось именно этой даты.
             
Начальник заставы Власов затеял строить новый офицерский дом, для этого он создал бригаду пограничников, которые заготавливали лес, благо вокруг заставы его было предостаточно, командовал бригадой плотников сержант Иванов. Дом строился добротный из бревен, сруб дома был подведен под крышу, уже были установлены стропила, в заготовке леса нам помогали также лесозаготовители из леспромхоза. Но с завершением зимы, работы по строительству дома прекратились так-как лес, для его изготовления использовался сырой, поэтому необходимо было время, чтобы бревна выстоялись и высохли.               
               

Живя на гражданке, я представлял службу пограничников так как ее описывали в книгах и показывали в фильмах, но когда в реальности столкнулся с жизнью пограничников, то она далека была от всего увиденного и прочитанного ранее. В фильмах показывали, как пограничники задерживают нарушителей границы, которые ухищрялись и копыта животных к ногам привязывать, и какие-то нереальные летательные аппараты, подстроенные под птиц, использовали. Все это конечно нам преподавали на учебном пункте, каждый пограничник по- своему следопыт, его научили распознавать любые следы и ухищрения нарушителей, но в реальности именно на нашей заставе самыми ответственными следопытами были служебные собаки, а уже потом вожатый. Собака обнаруживала след, а пограничник должен определить, кому этот след принадлежит. 
               
    
Собак на нашей заставе было три, они были закреплены за специальным отделением служебного собаководства, во главе которого был сержант Рябинкин, в последствии оставшийся на сверхсрочную службу в качестве старшины заставы, он был родом из Ленинграда. Отделение службы собак было самым малочисленным на заставе, насчитывало всего четыре человека три вожатых и командир. В зимнее время собаки на службе использовались только тогда, когда их вожатые несли службу на КПП. Живя на гражданке, я не представлял, что пограничные собаки настолько умные. Они исполняли команды не только на голос вожатого, но даже на жесты рукой ложились, сидели, ползали и гавкали, они находили спрятанную вещь среди нескольких пограничников и это достигалось тем, что их постоянно тренировали в этом и совершенствовали команды, даже не применяемые на службе, по команде вожатого «жарко» собака снимала с него фуражку. Основным видом службы собаки было обнаружение следа нарушителя пересекающего дозорную тропу, поэтому для их совершенствования в этом, проводились постоянные тренировки. Лучшей была собака по кличке «Дозор», вожатым которой был Сергей Дурманов из Калуги, впоследствии ставший инструктором.
Для тренировки собак, в качестве «нарушителя» границы выбирали кого-то из сержантов, он пересекал дозорную тропу и прокладывал след, который обнаружив собака обрабатывала и «задерживала» нарушителя. Для защиты от зубов собаки использовались специальные дрессировочные костюмы, так-как костюм был тяжелый он обычно использовался недалеко от заставы, а если собаку проверяли где-то на фланге, проверяющий брал с собой обычный брезентовый плащ, который он поднимал перед прыгнувшей на него собакой. Этот прием был несколько опасен для проверяющего, так-как необходимо было успеть поднять перед мордой собаки плащ в момент, когда она в прыжке пытается схватить «нарушителя» за шею. Но случаев, чтобы собака покусала кого-то во время моей службы не было. Меня в детстве покусала собака, и с тех пор я боюсь их, и они конечно это чувствуют, поэтому мне было удобней использовать дрессировочный костюм, хотя и через костюм на теле оставались синяки. Со временем я привык использовать плащ и это у меня получалось неплохо.               
               
Хотелось бы остановиться на персоне начальника заставы Леониде Власове. Срочную службу он проходил в этом же пограничном отряде, затем остался на сверхсрочную, закончил годичные курсы младших лейтенантов, вернулся в отряд и был назначен на должность замполита, по мере службы стал начальником заставы, в годы моей службы, уже в звании лейтенанта. С ним на заставе жила его семья, жена, с педагогическим образованием и сынишка лет пяти. Занятием жены была рыбная ловля зимой и летом, сбор ягод и грибов и помощь повозочному в ухаживании за животными. Я уже напоминал выше, что Власов был авантюристом, за что он в конце концов и поплатился. Ему ничего не стоило похвалить Гитлера за его негативное отношение к евреям. Я уже напоминал, что застава это – большая семья и все, что в ней происходило худое или доброе не выносилось за территорию заставы. Но однажды на нашей заставе оказался прикомандированный связист из отряда, он настраивал сигнализационную систему, построенную нами на подступах к заставе, это было 7 ноября 1970 года, а на все праздники и мероприятия, проходившие в стране, пограничники несут усиленную службу по охране границы, в эту службу входило проверка состояния самой линии границы. Это мероприятие было поручено мне, мы с напарником выходили рано утром поэтому Власов отдал мне приказ и поставил задачу по наблюдению за финской территорией, еще с вечера. Сама процедура подготовки наряда к службе имеет несколько положений это - и обеспечение его соответствующим оружием и боеприпасами, средствами связи и амуниции, а самое главное это – получение приказа на охрану границы и задачи, которая ставится наряду. Приказ, в мирное время, не в каждых войсках можно услышать. Присяга на верность родине и приказ на ее охрану связаны между собою, только присягу ты даешь сам, а приказ дает тебе командир: -
«Приказываю выступить на охрану государственной границы СССР, вид наряда «дозор», задача – не допустить безнаказанного нарушения границы…».               
               
                В настоящее время приказ немного изменился, но значимости своей он не потерял. Снега еще было мало, он не засыпал упавшие деревья и валежник, но на чистом месте его было предостаточно, чтобы идти на лыжах. Начальник не рекомендовал брать лыжи, но я принял решение все же их взять и не ошибся, по еще не замершим, но покрытым снегом болотам мы намного сократили путь, но все равно к указанному времени мы не успевали. Так как на линии границы телефонной линии нет мы, на случай непредвиденных обстоятельств, должны были связываться с заставой с использованием сигнальных ракет и выстрелов из автомата. Не могу не рассказать анекдотический случай, произошедший на нашей заставе связанный с сигналами, применяемыми с использованием автомата. Наблюдательная вышка у нас была деревянная и вот однажды молодой пограничник Горбунов, несущий на ней службу, сообщает дежурному по заставе, что слышит автоматные очереди на правом фланге, то три короткие очереди, что означает «прорыв в сторону границы», то две очереди «прорыв в сторону тыла», а потом пошла беспорядочная стрельба по сигналам оповещения означающая «спешите на помощь». В то время на службе был опытный наряд во главе которого был старшим наряда сержант Дудин, поэтому сомнений не было, что-то случилось, застава была поднята по команде «в ружьё», но было удивление тревожной группы, когда она встретила спокойно несущий службу наряд. Об этом было сообщено на заставу, но часовой продолжал сообщать, что слышит выстрелы, дежурный по заставе, подошедший к вышке, увидел черного дятла, который колотил своим носом деревянную стойку вышки, доставая короедов, стук этот был похож на автоматные очереди, дело было зимой и часовой на вышке был в полушубке и шапке с завязанными на подбородке ушами, дежурный дятла спугнул и очереди прекратились. На боевом расчете начальник заставы похвалил часового за бдительность и порекомендовал учить сигналы, подаваемые для связи, а также отличать стук дятла от выстрелов, а для верности послал его в наряд на кухню, смех пограничников покрыл последние слова начальника.
Но продолжу свое повествование о дне 7-го ноября. Уже подходя к заставе нас встретила тревожная группа, которая оповестила нас, что начальник уже празднует. Зайдя в канцелярию на доклад о проведенной службе, я увидел развалившегося в кресле и дымившего сигаретой Власова. Во время моего доклада он даже не встал с кресла, а после того как я доложил обо всем, что видел он буркнул в осуждение того, что я взял с собой лыжи: - «Ты бы ещё сани взял. Ладно, иди переодевайся да не забудь пригласить начальника на празднование по случаю Октябрьской годовщины». Праздники на заставе проходили по одному сценарию: Пеклись пирожки, варился кофе, на столе были печенье и конфеты да разнообразное варенье из морошки, черники и голубики, принесенное женой начальника заставы. Власов пришел со своей женой, видно было, что он уже порядком захмелел, а когда зазвучала гитара в руках у рядового Николенко он взбодрился и стал заказывать песни, и дошло до того, что в репертуаре появились и блатные песни. Власова так разогрели эти песни, что он обратился ко мне с указанием, чтобы я записал в личное дело Николенко «благодарность». На мой вопрос: - «За исполнение блатных песен?» Власов, не обращая внимания на мой сарказм, ответил: - «За добросовестное исполнение служебных обязанностей». Но в конце этого вечера произошло неожиданное. Когда все стали вставать из-за стола, Власов вытянув руку в фашистском приветствии крикнул: - «Хайль Гитлер!» Все, кто это услышали, просто опешили от такого поворота в поведении офицера, коммуниста, начальника заставы Власова. Зашедшие в курилку пограничники молча курили, потупив головы, каждый копался в своем ворохе мыслей, но в конце концов всех, как прорвало к осуждению поступка начальника. Это и спасло заставу от расформирования, а мне политотделом части вынесена благодарность за политическую сознательность бойцов, но это было потом. А до этого, события развивались очень неблагоприятно для Власова и для заставы. Все бы прошло гладко, если бы в тот момент за столом не присутствовал прикомандированный на заставу связист из отряда. Он по прибытии в отряд сообщил в особый отдел части, все произошедшее на заставе. И после этого все пошло по другому сценарию. На заставу с проверкой прибыли офицеры особого отдела, начальник политотдела и другие офицеры службы. Начался, тайно от начальника заставы, допрос военнослужащих заставы. Зла на начальника никто не держал, поэтому мы все как один повторяли, что начальник заставы выкрикнул призыв, не прославляющий Гитлера, а прославляющий лейтенанта, только сокращенно: - «Хай будет литер!» Власов видя, как по всем углам опрашивают его подчиненных, спросил у меня: - «Комиссар, что происходит на заставе?» На что я ему ответил: - «Копают под вас товарищ лейтенант, по случаю вашего прославления Гитлера 7 ноября.» Он ударил кулаком по столу и дал мне команду никого не подпускать к телефонному аппарату. Я ему ответил, что сообщение ушло не через телефонную связь, а через прикомандированного связиста. Он задумался и произнес: - «Ничего, пережили капитализм, переживем и социализм!» На мои категоричные замечания по-поводу того, что могут услышать он как-то притих и сник. Все пограничники написали в объяснительных, что Власов произнес: - «Хай будет литер!» Только двое, из личного состава заставы написали, что Власов произнес фашистское приветствие — это инструктор служебных собак сержант Рябинкин и повозочный ефрейтор Екшикеев, они были кандидатами в члены КПСС. Через несколько дней лейтенанта Власова отстранили от командования заставой и отправили в отряд, проверили его психическое состояние, разжаловали, исключили из партии и уволили со службы. Не знаю, как реагировал на все это он, но один человек несказанно был рад всему случившемуся – это его жена. Ведь перспективой ей было прозябать жизнь на заставе или в отряде, а здесь ей открылась возможность использовать свой потенциал педагога, иметь собственное жилье и жить так, как ей этого захочется, а не как диктует муж командир. Так и произошло, семья Власовых переехала на Кубань, где предприимчивый Леонид Власов стал бригадиром виноградарей, а его жена стала учителем в школе. Это мне сообщил его кум майор Булатов, в годы моей службы, офицер штаба по боевой подготовке. Так-как это был единичный случай в войсках, об этом было доложено в Москву, и сам Брежнев поручил произвести тщательное расследование и проверку морального - психологического состояния пограничников, для этого на заставу прибыл десант особистов из Москвы в звании не ниже подполковника. После тщательной проверки было принято решение заставу не расформировывать и прислали нового начальника заставы старшего лейтенанта Рубанова. Но после этого случая военнослужащих заставы стали называть «власовцами».
С приходом Рубанова жизнь на заставе круто изменилась, он был службистом и очень перестраховывался во всем, для личного состава заставы увеличились нагрузки за счет увеличения нарядов на службу, поэтому строительство офицерского дома застопорилось. Очередную инспекторскую проверку я сдал на отлично и за это получил поощрение в виде краткосрочного отпуска на Родину, чему я несказанно был рад, но я еще не знал, что мог и потерять возможность использовать этот отпуск. Приказ об отпуске мне объявили 26 марта, в день моего двадцатилетия, по случаю которого мне был предоставлен выходной, а на 27 марта мне было поручено проверить участок линии границы по случаю какого-то Съезда или Пленума в Москве. Лыжня вдоль границы была занесена снегом, поэтому мне с младшим наряда предстояло идти по целику, а это очень трудно и опасно тем, что можно сломать лыжи о незаметные под снегом камни и поваленные деревья, это было-бы трагедией, если учесть, что снега было по пояс. Сослуживцы сочувствовали нам, но подбадривали тем, чтобы я утешал себя, в пути будущим отпуском, но все прошло благополучно мы вернулись на заставу без происшествий.
Самое высокое поощрение для военнослужащего — это конечно краткосрочный отпуск на Родину. Я с нетерпением ожидал, когда этот долгожданный день наступит, и смогу отправиться домой где встречусь со своими родными, друзьями и близкими мне людьми. Время, в ожидании отпуска, я не терял даром. Военнослужащие моего призыва имели форму одежду старого образца, которая рассчитана под сапоги, и мундир со стоячим воротником, а призванные на полгода позже получили форму одежды нового образца, с ботинками и рубашкой с галстуком, брюки на выпуск и мундир подобный офицерскому.               

Мне хотелось поехать в отпуск в новой форме одежды, для этого я испросил разрешение у начальника политотдела части, на что он дал мне добро. Отпуск мне предоставили в середине апреля, зима в Карелии продолжительная почти девять месяцев, а о лете там говорят так: - «Июнь еще не лето, а август уже не лето». В апреле весной еще и не пахло, поэтому ледяная дорога существовала и вывоз леса финнам еще продолжался. Отпускников с близлежащих застав свозили в поселок Тулос откуда уже всех должны были везти в поселок Реболы в расположение отряда. В это же время в отряд на сборы собирали старшин застав, и нас должны были везти на одной и той же машине. Почуяв свободу старшины устроили небольшую гулянку в местном клубе, они упивались марочным вином, пели песни и устроили танцы с местными девушками. На мой вопрос: - «Когда поедем?», старшина нашей заставы Рябинкин ответил: - «Еще не скоро». 
               
               
Я предупредил его, что буду находиться у знакомой девушки Фаины, которая работала в магазине, время было обеденное Фая закрыла магазин, и мы пошли к ней домой. Мы пили чай, беседовали, но вдруг я увидел в окно, что машина, которая должна была везти меня выехала из поселка по направлению к отряду. Не попрощавшись, я схватил в охапку свои вещи, чтобы выбежать на улицу, но Фая меня удерживала, она стеснялась того, что приехавшие на автобусе работники, увидят выбегающего от нее солдата, но я вырвался из ее рук и побежал по дороге в ту сторону куда уехала машина, но машины и след простыл. Мне ничего не оставалось сделать как вернуться назад к Фаине, она была расстроена тем, что о ней подумают сельчане, но с другой стороны была озабочена тем, что делать со мной. Но не прошло и десяти минут, как я снова увидел машину, они хоть и были под хмелем, но все же вспомнили обо мне и вернулись. Старшины распевали песни и пили вино, предлагали и нам, отпускникам, но мы отказались, что и спасло нас от неминуемого наказания. Уже было темно, когда мы приехали в Реболы, старшины еще пытались купить вина, но магазин был закрыт, они кричали и стучали в дверь, чтобы им открыли, о чем сразу же было сообщено в штаб отряда. По приезду в часть, нас сразу же направили в штаб, дежурный по части отправил отпускников в расположение комендантской роты, где нам были приготовлены места для ночлега, а старшин отправили на гауптвахту. Утром мы их увидели в столовой опухших и унылых, оказалось, что старшин срочников тут же разжаловали и оставили на десять суток под арест, а сверхсрочникам в течение суток подлежало увольнение из части. После завтрака меня вызвал на беседу офицер особого отдела части майор Петерсон, он задавал мне вопросы по поводу старшин, но я не хотел подставлять их и все отрицал, хотя один из старшин срочников все уже ему поведал и даже о том, что они нам предлагали вино. Майор пожелал мне счастливого пути, и сказал, чтобы я возвращался другим, я попытался ему возразить, на что он меня предупредил, что если я еще буду перечить, то в отпуск не поеду. На этом мои злоключения не закончились, когда я явился в штаб за отпускными документами, начальник штаба, обвинил меня в том, что я раздел молодого военнослужащего, и отпустит меня в отпуск только в той форме, которая мне выдавалась и в шинели длиной согласно Устава, не секрет, что мы укорачивали свои шинели. Неоценимую услугу мне оказал мой земляк Скобелкин Вячеслав, который на то время был начальником столовой, он помог мне найти шинель и форму соответствующего образца, сапоги нашли кирзовые и они были даже в некоторых местах дырявые, но я начистил их до блеска, начальник штаба порекомендовал мне чтобы я сходил в сапожную мастерскую, пока есть время до автобуса, и подремонтировал сапоги, но я думал, что лучше не поеду в отпуск, чем явлюсь таким пугалом перед родными. Начальник штаба знал, что я не поеду в старой форме, но для него было удовольствием поиздеваться надомной. Он также предупредил, что мы будем ехать вместе с уволенными старшинами, и чтобы не подвергли себя риску быть снятыми с поезда за нарушение и что за нами будут следить на всем пути следования. Но все обошлось благополучно, я прибыл в Орел, сел на вторую марку троллейбуса и поехал к брату, который жил на 2-й Посадской улице, но доехав до завода им. Медведева я вышел из троллейбуса и пошел пешком, мне хотелось пройти по родному городу посмотреть на людей, с надеждой увидеть знакомых. Был субботний день, но город работал, проходил всесоюзный субботник по случаю дня рождения вождя пролетариата. Дойдя до центрального универмага, я остановился у входа, стал наблюдать за людьми, с надеждой увидеть знакомых, где и встретил родственника, который конечно меня не узнал, но его привлекла моя форма, зеленая фуражка и зеленые погоны и он подошел ко мне. Вместе с ним мы пришли в дом моего брата, который тоже был на субботнике, но его жена сходила за ним, он отпросился с работы, и мы поехали домой в деревню Верхнее Федотово, где проживали мои родные. По пути следования уже в Кромах мы встретили моих земляков и товарищей. Незабываемы встречи с родными и знакомыми, друзьями и подругами, но приходит время, когда необходимо возвращаться на службу, чтобы продолжить ее до дня, когда приказом министра обороны будет объявлено, что срок службы окончен, но это еще далеко, а пока служба продолжается и до ее окончания еще девять месяцев.
В начале мая месяца, в лесу еще лежал снег, хотя днем он подтаивал, ночью морозец сковывал лыжню, было очень трудно передвигаться, лыжи стирались о жесткий наст и становились тонкими и не пригодными для дальнейшего их использования. К нам на заставу был прикомандирован поваром рядовой Саушкин, который был призван на год раньше меня, и однажды начальник заставы поставил его вместе со мной в тревожную группу. И надо же было такому случиться, что в ночное время произошла сработка сигнализационной системы на правом фланге. Дежурным по заставе был сержант Улиткин, он разбудил меня, а так-как Саушкин дежурил на кухне он уже был в полном обмундировании, мы надели с ним лыжи я дал ему команду следовать за мной и не оборачиваясь побежал по лыжне, лыжня проходила по льду озера Лагно, поднявшись на другой берег озера я оглянулся, но к своему удивлению не увидел за собой никого. Немного подождав я вернулся на озеро и стал кричать как в рассказе Чехова «Пересолил», когда незадачливый землемер испугал своими намеками возничего Клима, что тот убежал в лес, а землемер звал его «Клим, Климушка», так и мне пришлось звать моего младшего наряда, но только я уже кричал: - «Миша… Миша…». К моему удивлению Михаил вышел совсем с другой стороны, я увидел, что он совсем не может стоять на лыжах и палки держал как-то по-детски. Я ему сказал, чтобы он возвращаться на заставу, на что он заявил мне: - «По инструкции не положено идти на службу одному». Он не мог стоять на лыжах, проведя всю службу на кухне, но «Инструкцию службы пограничных нарядов» он знал назубок. Мы подошли с ним к ближайшей розетке включения в телефонную сеть, я доложил дежурному, что пойду один, он дал мне добро, но, чтобы чаще включался в телефонную сеть. Добежав до участка, где была сработка системы, и определив по следам, что это была лиса, я доложил об этом дежурному, который сообщил мне, что произошла еще одна сработка, но уже ближе к заставе. Подойдя к участку, где произошла сработка, здесь я уже обнаружил следы лыж, о чем сообщил на заставу, а дежурный сказал мне, что Саушкин все же не пошел на заставу, а вернулся назад, но опять заблудился и порвал сигнализационную систему, но это я узнал позже, когда встретился с ним.
Конечно читая рассказы о пограничнике Герое Советского Союза Н.Ф. Карацупе, мы удивляемся, сколько нарушителей государственной границы он задержал. В годы моей службы таких случаев были единицы и особенно на участке нашего отряда, у нас было две дороги, ведущие за границу на шестой заставе и девятой, они-то и были ориентиром для нарушителей границы, но и там они были перекрыты сигнализационной системой в виде забора высотой два с половиной метра из колючей проволоки. Но так случилось, что нарушитель не пошел, взяв за ориентир дорогу, а вышел на участок, который охраняла наша застава, где сигнализационная система была только на подступах к заставе и задачей ее было защита заставы от внешнего врага. Но все по порядку. В Ленинграде проживала одна семья мать и двое ее сыновей по национальности шведы по фамилии Йгейсман, они любыми силами пытались уйти в Финляндию и уже однажды старший из братьев Николай был осужден на три года за попытку перехода границы, но в 1970 году в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина попал под амнистию. Эта семья была постоянно под наблюдением соответствующих служб и ориентировки информировали пограничников о их передвижении по стране. Так произошло в этот раз, пришла информация, что они сели в поезд Ленинград – Архангельск, и что на конечную станцию прибыли только мать и младший сын, старшего сына Николая в поезде не оказалось. В последствии, когда его задержали он рассказывал, что купил карту Крельской АССР в обычном книжном магазине и ориентируясь по ней вышел на одной из станций пошел в сторону границы. Так – как эта карта не совершенна он заблудился и вышел к озеру Лексозеро, которое растянуто на много километров, как раз прикрывая с востока наш отряд. А в то время к одному из офицеров приехал родитель погостить и половить рыбу, сын с утра на моторной лодке перевозил родителя на другой берег, где он и ловил рыбу, на него и вышел незадачливый «путешественник». Николай не стал от него ничего скрывать, он рассказал, что идет за границу и попросил показать ему ориентир, как обойти озеро, тот ему все рассказал, а Николай за это отдал ему свои часы, взял у него одну удочку и спички. Вечером, когда сын забирал отца, тот ему все рассказал, отряд был поднят по команде «В ружье» и зная примерный путь его следования началось преследование, был уже вечер, собака взяла его след и вывела преследователей к оврагу, заваленному буреломом. Офицер, старший тревожной группы посчитал, что через этот бурелом пройти невозможно, уже стало темно поэтому преследование прекратили. Утром, обойдя овраг тревожная группа вышла к заброшенному домику лесозаготовителей около которого дымил костерок, а над костерком на лозе жарились пара окуньков, пограничники, окружив домик, стали выжидать, когда Николай выйдет из него, была ориентировка, что у него может быть обрез. Удивлением было то, что ожидавшие нарушителя из домика увидели его идущего от ручья, в котором он умывался после ночного сна, можно сказать тепленький и без оружия, когда он увидел пограничников, кинулся к домику, но его быстро задержали и связали руки. В домике были его вещи и немецкий штык-нож, которым он грозился «выпустить кишки многим из нас». За это его осудили и посадили в тюрьму уже на пять лет. Больше о них никто ничего не слышал. С тех пор в тылу нашей заставы в летнее время, недалеко от этого домика, установили круглосуточный пост для прикрытия этого маршрута, а для охраны использовалась сигнализационная система С-2 «Кристалл».
Еще одним событием в моей службе на пограничной заставе это - участие в смешенной комиссии по проверке готовности линии границы к охране в весенне-летний период. Эта комиссия состояла из нескольких представителей с финской и советской сторон. С нашей стороны в комиссии принимали участие четыре человека, лейтенант- разведчик, он являлся старшим группы, старшина - фельдшер из санчасти, рядовой Политаев и я. Фамилии лейтенанта и фельдшера я не помню, а вот рядового Политаева запомнил, так-как фамилия известная и запоминающаяся. Для чего служила эта комиссия? Линия границы, на участке нашего отряда, в основном проходила через лес и представляла собой просеку шириной десять метров, пересекала болота и многочисленные озера. Некоторые озера были настолько велики, что участие в охране границы принимали морские части погранвойск, которые патрулировали озера на катерах. В зимнее время во время снегопадов и метелей старые сосны и ели падали на просеку, а на некоторых участках за лето и осень просека зарастала кустарниками и всякой порослью деревьев, весной, после таяния снега, каждая из сторон очищала просеку от всего этого, пять метров наша сторона и пять метров финская. А комиссия после очистки проверяла состояние просеки и в конце подписывала соответствующие документы, подтверждающие, что линия границы соответствует тем нормам, которые ей предписаны. Мне позвонил из штаба отряда майор Булатов, отвечающий за боевую подготовку личного состава застав отряда, приказал явиться в назначенное время на шестую пограничную заставу, на мой вопрос о цели прихода он ответил, что задачу получу по приходу на место, также сказал, чтобы я имел полностью новое обмундирование, которым меня и обеспечил старшина заставы. Начальник заставы Рубанов поставил задачу по пути следования на правом фланге осуществлять визуальный осмотр местности на предмет обнаружения вероятных признаков нарушения границы. Был конец мая, снег уже сошел, светило солнце, пели птицы на душе было легко и свободно я шел и любовался красотами Карелии, песня о Карелии соответствовала тому, что я наблюдал вокруг, сопки и валуны, величиной с огромный дом, притащенные ледником находились в самых невероятных местах.       
               
На правом фланге нашей заставы, находилась так называемая «сопка смерти», она была высокая и отдавая приказ на службу начальник заставы всегда упоминал, чтобы спуск с нее происходил в пешем порядке, без лыж, но отчаянные смельчаки всегда съезжали с нее на лыжах, многие падали, получали ушибы. Однажды рядовой Васильев съезжая с нее выбил палкой себе глаз, после этого сопка и получила такое название, начальник даже хотел сфотографировать его с выбитым глазом, чтобы повесить его фотографию на спуске с этой сопки, как предупреждение для остальных, но посчитал это кощунством по отношению к Васильеву.
Хоть донимали комары, но накомарник одетый на голову защищал от их укусов, тропа была уже просохшая, а через болота были проложены клади из деревьев, и я без происшествий прибыл на шестую заставу. Зайдя в сушилку заставы, чтобы просушить резиновые сапоги, я намотал на их голенища новые, белоснежные портянки и поставил в сушилку, а сам пошел в столовую, когда вернулся ни сапог, ни портянок в сушилке не было. Я обратился к старшине заставы, чтобы он разобрался с этим происшествием, он пробурчал под нос, что не надо оставлять без присмотра и молча выдал мне уже поношенные сапоги и новые портянки. На мой вопрос о новых сапогах он ответил, что у него нет в наличии, выданные им сапоги оказались с дефектом, это обнаружилось уже в процессе проверки линии границы, при переходе по мокрым местам они пропускали воду. Каждому из нас было поручение иметь погранпоек в виде консервов на несколько суток, норма на сутки: - две банки каши, одна банка мясной тушенки, маленькая баночка сгущенки, кусковой сахар ну и конечно хлеб. Фельдшеру было приписано, кроме погранпойка, иметь набор лекарственных средств на случай получения каких-либо травм и препаратов от отравления и для обеззараживания воды. Рядовому Политаеву было поручено иметь острый топор с хорошей рукояткой, кроме того посуду для разогрева продуктов и приема пищи. После того, как мы все прибыли к месту сбора на шестую заставу нас на машине отправили к отправной точки нашего маршрута по лини границы на четвертую пограничную заставу. Дело было уже вечером, там нас встретили сослуживцы по учебной заставе, и уже после отбоя они угостили нас жареной картошкой, это угощение считалось уважением к гостям и называлось «хмырь». Утром наш лейтенант проспал, видимо его тоже угощали, но только офицеры заставы и не только жареной картошкой, поэтому нас, сколько позволяла местность подвезли на машине, а дальше мы уже бегом прибыли к месту встречи с финнами, которые уже выстроившись в шеренгу стояли около своего погранзнака их тоже было четверо: офицер, сержант и два рядовых. В финской армии, в то время срочная служба длилась всего восемь месяцев, и в основном состояла из контрактников, в составе финской группы кроме офицера, было два контрактника, сержант и рядовой и молодой срочной службы. Офицер и рядовые были светловолосые и высокие, а сержант маленького роста и русый. Мы поприветствовали финнов на их родном языке: - «Хей!» (здравствуйте), они видимо не ожидали этого от нас поэтому тоже ответили своим приветствием. Нас учили произносить дежурные фразы на финском языке типа: - «Стой кто идет! Руки вверх!» и т.д. Уже поприветствовав друг друга за руки мы двинулись в поход, у каждого из финнов был финско-русский разговорник, при общении мы искали в них необходимые слова, но это было не очень удобно для нас, так как на первом плане были финские слова по их алфавиту, поэтому общение было больше на английском, который мы, военнослужащие знали на базе средней школы, а офицеры уже общались более, менее сносно. У каждого из финнов, за спиной висели удобные и наполненные вещами рюкзаки, у офицера и сержанта были пистолеты, а у рядовых автоматы «Валмет», похожие на автомат «Калашникова» только с металлическим трубчатым прикладом. Еще очень нас удивило, что защитой от комаров у финнов была аэрозоль в баллончиках с приятным ароматом, у нас были накомарники, а нашего лейтенанта офицер - финн опрыскивал из своего баллончика. Уже в процессе движения, когда пришло время обедать мы убедились, как у них было все подготовлено к этому, пока мы искали хворост для костра, и вытирали банки от солидола, финны собрали из алюминиевых деталей подобие газовой печки, горючим которой был сухой спирт, приготовили себе ароматный кофе и уплетали бутерброды запивая им. Мы же еще не вскипятили себе даже воды, в поисках двух рогаток и палки, чтобы подвесить котелок с водой, просто эти рогатки невозможно найти среди хвойных пород деревьев, которые преимущественно росли в лесах Карелии. Ценной породой из деревьев, считалась карельская береза, из нее делали мебель на ней рос березовый гриб чага, которым мы на заставе заваривали чай, на березе можно было найти эти злополучные рогатины, но они росли не везде, да и тянулись они к свету, среди хвойных деревьев, поэтому ветки у них были достаточно высоко и их было не достать, если только срубить, да и рогатины воткнуть в каменистый грунт было не так-то просто. Финны видя нашу неуклюжесть сразу же взяли инициативу в свои руки, быстро приспособили срубленную палку из молодой сосенки, заострив один конец, воткнули ее под углом в мох и подложив под нее камень, расположили над костром, на которую уже было можно повесить котелок, не обжигая рук, свободно отвести от костра в сторону. Уже в следующие разы мы кушали вместе с ними, и делились всем тем, что было у нас и у них. Их удивляли огромные куски нашего обычного рафинада и буханки белого хлеба, испеченного в наших заставских печах, а нас удивлял их сахар, порубленный на мелкие кубики и их эрзац хлеб, казалось, что он испечен из опилок. Когда мы принесли этот хлеб на одну из застав, его никто из пограничников не стал есть, возможно уже тогда они ограничивали себя в употреблении сахара и хлеб готовили с отрубями, но мы этого не понимали. Самым удивительным было то, что до этого каждый из них кушал свою пищу, а мы из-за своей нерасторопности объединили их, и все стали питаться из общего котла. Они брали у нас, как сувениры, банки с кашей, тушенкой и сгущенкой, а с нами делились своими продуктами. Когда на нашем пути стало озеро, то нас уже ожидала лодка с финским флагом на корме, финский офицер разделся догола и поплыл через озеро, когда он плыл его в голову укусил овод и алая кровь заливала его лоб, мы ему показывали на это, но он, не обращая внимания на наши крики, спокойно плыл на тот берег, и уже на берегу салфеткой прижал место укуса. Мы наблюдали за ним, как он одевался, а самое главное хотелось увидеть, как он будет наворачивать портянки, оказалось, что точно так, как и мы. Озера, попадающиеся на нашем пути кишели рыбой, окунь клевал на пустой крючок, а щуки на маленького окунька-живца. У каждого финна был шведский спиннинг, которым они профессионально владели, забрасываемый крючок с приманкой летел, как пуля и каждый заброс был удачным. Наш лейтенант-разведчик приспособился тоже к этой рыбалке, наловил несколько щук, которые мы отдали вечером финнам, хотя они не хотели их забирать, но каково было наше удивление, что уже утром они принесли этих щук горячего копчения, нам привыкшим к солдатской пище эта рыба была настоящим деликатесом. В пути следования мы убирали с линии границы валежник и упавшие деревья и однажды произошел очень курьезный случай. Как у меня сапоги, так у рядового Политаева на одной из застав, где мы ночевали, забрали его новенький топор, а подложили ему в вещмешок старый с незакрепленным топорищем, не зная об этом он хотел разрубить одно из деревьев упавшее на просеку, и когда он начал рубить, топор стал издавать подозрительный звон, показывающий, что вот-вот соскочит с топорища, чтобы не слышали финны я тихонько начал говорить ему, что топор может соскочить, но он увлеченный работой не слушал меня, тогда я что есть мочи закричал: -«Политаев стой, ты сейчас финнов порубишь, топор соскочит». Он остановился и увидел, что топор действительно почти соскочил, тогда один из финнов, достал из рюкзака топор, да такой, которому быть в пору на выставке, топорище и топор были окрашены разными красками и имели какие-то надписи, и финн легкими ударами разрубил им на куски свалившееся дерево, которые мы без труда вынесли за просеку. Проделали мы большой путь, который нас сдружил, но любой путь короткий или длинный заканчивается, подошел к концу и наш. В конечном пункте нашего маршрута финны устроили нам прощальный обед, дали нам по бутылочке финского пива, с многочисленными наклейками, коробочки с леденцами и галетными печеньями, а мы им отдали все наши оставшиеся съестные припасы, чему они были несказанно рады. Наш лейтенант угощал финского офицера, только запущенной в производство, водкой «Экстра» и прибалтийскими шпротами, накачал его допьяна, выведал у него все секреты, которые ему поручил начальник разведки отряда и выпросил в подарок шведский спиннинг, которые в Советском Союзе были дефицитом. Вот так и закончилось мое общение с людьми, которых нам представляли со стороны правительства СССР, как добрых соседей, а со стороны КГБ, как нашего противника. Мне же они представились обычными людьми, только другого образа жизни. Общение с финской стражей у меня было еще один раз, когда мы меняли свой пограничный знак (столб) №655, который располагается за озером Отрос Ярви, в самом углу поворота границы, на финской стороне, и для того, чтобы его поменять финны на лодке переправляли нас и столб на ту сторону озера.
Приказ об увольнении военнослужащих из рядов Вооруженных Сил, у которых истек срок службы, Министром обороны издается за месяц до увольнения, поэтому для военнослужащих это имеет большое значение теперь остается ждать и уповать только на непосредственного начальника, только он определяет кто будет уволен в первую очередь. 
               
  В первую очередь увольняют тех, кто добросовестно нес свою службу, а дальше все было на его усмотрение. В пограничных войсках это хоть и исполнялось, но в первую очередь уходили те, кто подготовил себе замену из молодого пополнения, а ведь учебный пункт на границе длится два месяца, поэтому хоть и старается каждый военнослужащий подготовить себе замену из тех, кто уже служил на заставе, все равно задержки неминуемы, и, если в приказе Министра обороны были указаны сроки увольнения ноябрь-декабрь, в погранвойсках увольнение происходило в январе. Особо хочется коснуться того, как пограничники готовят свое обмундирование к увольнению, подгоняются брюки и мундир, если даже для этого приходиться его ушивать, отпариваются утюгом все складочки на шинели и форме, в погоны вставляются специальные вставочки, начищаются до блеска знаки и медали, с использованием утюга делается красивая гармошка на голенищах сапог, подбиваются и делаются на конус каблуки.                Срок службы подходил к концу, но все знали, что увольнение будет только в январе, а приближался Новый 1971 год и старослужащие воины решили отметить Новый год не только конфетами, печеньями и пирожкамик с кофе, но уговорили старшину Бронникова, чтбы он выдал сахар и дрожжи, чтобы затеять бражку. Бражку заквасили в эмалированном ведре и полиэтиленовой канистре и все это поставили на чердаке заставы в помещении где стоял бак с горячей водой. До Нового года было две недели, поэтому через неделю некоторые пограничники не вытерпели и стали потихоньку лазить на чердак и прикладываться к ведру с бражкой. Был субботний банный день, часовым по заставе был дизелист Шабанов, ему позволялось во время службы заходить в дизельную для проверки работы оборудования дизельной. Видя, что до Нового года бражки не устоять, он решил хотя бы канистру спасти от ненасытных. Был вечер, он залез на чердак, забрал полиэтиленовую канистру и решил отнести ее в дизельную, а в это время ему на встречу шел начальник заставы Рубанов. Он потом рассказывал мне, что вначале прошел мимо, дизелист с канистрой ведь это обычное дело, но его смутило то, что канистра выглядела странно, она была раздута, как подушка.  Он попросил Шабанова открыть канистру и когда тот открутил крышку на них дохнул ароматный запах бражки, который на морозе и чистом воздухе был не различим ни счем. Рубанов конфисковал канистру и отнес ее к себе домой, а для разбирательства собрал старшину, командиров отделений и меня. Мне уже сообщили об этом и когда я зашел в канцелярию начальник в лоб мне сразу задал вопрос:- «Знал ли ты о том, что на заставе готовиться правонарушение?» Я посмотрел на старшину, а тот выпалил: - «Комиссар, ну ведь все старослужащие знали об этом.» Мне ничего не оставалось делать, как признаться. Рубанов стал укорять меня за это. Он не простил меня до самого ДМБ, и не дал пути рапорту о присвоении мне звания младшего лейтенанта за исполнение обязанностей замполита заставы.                А бражку мы все же выпили, когда Рубанов  с женой и сыном ушли в баню бойцы пошли к нему на квартиру, слили бражку в ведро, а на ее место налили воды. Через две недели он спросил у старшины, когда вы запустили бражку и когда старшина ему ответил, он сказал ему:- «Не можете вы делать бражку, пойдем в твоем присутствии выльем ее в туалет, а то вы подумаете, что я ее выпил». Когда Бронников рассказывал нам это мы умирали со смеха.               
Независимо от времени года пограничники всегда увольняются в зеленых фуражках и это не считается нарушением формы одежды. И все это делается ради одного дня, встречи с родными, а затем эта форма снимается и о ней забывают, иногда используют при производстве каких-нибудь хозяйственных работ или отдается младшим братьям для того, чтобы они покрасовались перед своими сверстниками.
Один атрибут почитаем и имеет трепетное отношение к нему, этоэто - зеленая фуражка, которая бережно храниться все годы жизни пограничника, и которую он одевает всего лишь один раз в год 28 мая, когда празднуется день Пограничника и вместе с другими однополчанами они из года в год встречаются и вспоминают о том, как им молодым и здоровым парням была доверена почетная миссия - охранять рубежи своей великой Родины Союза Советских Социалистических Республик.
Волосов Вячеслав. г. Макеевка.