Просто улыбнись

                Подарок ( утешительный ) для Марты Костюк
     Не быть пидарасом, товарищ Дамбас, по - конски решая земельный вопрос, сквозь шахту бурясь к центру Земли, атакой лихой вздымая узлы, венозно - пурпурные те узелки, что прозваны просто, как пень или гнида, по - русски сказать : геморроем, прилепленным вражески к жопам врагов, на танках везущих приказ Чойболсана : ни шагу назад, вперед и направо, налево и снова вперед, блуждая соснистой тропой краеведа, таежным ушельцем прихлопнутых век, скрывающих зрак, устремленный в себя, протезом, Рамзесом, огарком, рукой, любой хренотенью, сама выбирай. И вставши с колен не уедем в Нью - Йорк, и Флориду зряшно пеняя ногой, и штат Оклахома, Небраска, Бостон, под шум поездов мы минуем обратно, вернемся в Москву, возгласив новый век, брильянтом смущая смыслястый народ, разинувший рот с молоком на усах, от матери сирой доставшихся всем, всем сестрам по серьгам, но братьям - усы, шершавые уши, селедочный вкус, под юбкой тая пулеметную веру, славянско - былинных народных идей, свихнувших уехавших в лихо и фунт, Узюмные шляхи да твердь поднебесья - вот все, что и нужно к яичнице с салом, ну, рому стакан и три шиллинга сверху, мужик с деревяшкой по брегу влачась и Пью, не боящийся битвы в утесах. Дюнкерком втыкая котел Иловайска, Шали, Ведено, Сургут и Гонконг, любой населенный готов, ожидает, когда же Мария вернется домой, в майамистый звон прилишайных москитов, лакостой зеленой шурша в камышах, Летучим Голландцем припрятанных смыслов, в бассейне сурово лежат три амбала и время пришло все назвать поименно. Один - эшелон, через рельс прикрепленный, пропитанный током динамо - машин, с фонариком милым во лбу закрепленным и, гордо возвысив могучий язык, добавлю про пункт укрепленный солдатом, окрепшим в боях и походах с собой, что требует малого, но поясненья : поход - это ход, возможно, подземный, ведущий на сторону римских каверн, это шахматы, шашки и домино, стучащих костяшек Эдгара, Эдмона, любого шахтера, через раз, поперек и целая куча похожих решений. Второй - то секретно, загадочно, дико, ухмыльно, похмельно, не в лад, невпопад, совиных ночей упоротых лис, барсучьей норой убывающих, бля, на оупен, брейк, период и тайм, в колечке тугом, словно анус, рекламы, березовых брунек, Минздрав и Минкульт, накрашенных глаз киргизских акынов, лохматых Жванецких со словом живым, портфелем Валхаллы и сучьей ездой армянской бабищи и рыжиной проватненной Ландер и Линдер, и Вагнер, и Линда, и Гейман, и овер, и жабер, ОВИР и подсобка с лежащим на козлах сушеным лещем, под пиво снующим из рук на газетку, с дымком папирос, матерком, кулаком, да по столу, по х...ю, на х...й, в манду. Амбал нумер три - легенда, поэма, куплет и частушка, столь часто скрывавшая соль пергидроля, что проще побриться шилястым " Жилеттом ", пиафистым платьем слезу утерев, слезинку ребенка, кровавым мальцом игравшим с ножом угличанских разломов, магнитных развалин, подвалов и люков, подземных мужей амбреллистой Элис, Алис на десятке, на пятом, шестом, гузняво гугнивых, и юбочка плюш, и монсеньора шляпистая эра усов, и снова усы, и снова они, и заново я продолжаю стихозу, без смысла и сути гоня свой поток, смывающий ливнем в заросший чертог всю грусть и тревогу прошедших ночей, звонивших гитарой, цыганом, Касселем, Маню, чемпионом и зеброй со львом, гранатистой зеброй полосных расцветок, матрасных Освенцимов, " Оскара " ждущих, Высоцких, морфинных, идейных, своих до боли в зубах, вышибаемых битой за ради царя и Отечества, волгло живущих на Волге, Оке, на байдарке, каноэ и Канделаки, конечно, опять.