Александрия. Глава 4. 4

Резиденция наместника располагалась во дворце Адриана близ Кесариона в Брухейоне - сюда доставили тело убитого, как только оно было опознано.

Вот уже более четверти века Аттал занимал должность префекта Александрии, получив это место в награду за проявленную доблесть при осаде города. В 296 году в Египте вспыхнуло восстание - провинция объявила себя независимым от умирающей империи государством. Египетский сепаратизм, однако, был быстро подавлен, и только Александрия, где скрывался самопровозглашенный император Ахиллей со своими сподвижниками, не желала сдаваться и подчиняться Диоклетиану. Более полугода александрийцы упорно держали оборону. И лишь после того, как вместо прежнего офицера командование возглавил молодой, энергичный и честолюбивый помощник легата Клавдий Аттал, дело сдвинулось с мертвой точки. Будучи целеустремленным и, вместе с тем, жестоким по своей природе человеком, взбешенный, к тому же, упорным сопротивлением горожан, Аттал, не мудрствуя, велел сжечь город вместе с его мятежными жителями. Александрийцы, много месяцев мужественно переносившие осаду, не устояли перед напором пламени и вынуждены были сдаться на милость победителя.

И вот, пребывая на этой должности, сиятельный Аттал благополучно пережил уже трех императоров. Работа александрийской администрации за годы его правления приняла вид самого совершенного, слаженного механизма. Налоги - в полной мере, отчеты - в срок, никаких волнений или скандалов, никакого беспокойства для высшей власти. Встреченный поначалу враждебно представителями городской элиты, он быстро сумел добиться лояльности, незамедлительно проведя показательную зачистку особо ретивых недоброжелателей.

Мало-помалу местное чиновничество приспособились к нраву новоиспеченного префекта, что было не так уж сложно, ибо все чего требовал Аттал от своих подчиненных – это преданность и исполнительность. Он обладал достаточным умом и интуицией, чтобы в начале своего наместничества не выглядеть раздражающим всех выскочкой, а позже не прослыть зашоренным ретроградом. Уместно и своевременно поощрить, запугать или наказать. При необходимости, намекнуть так, чтобы дошло и до самого тупого, но, чтобы выглядело это дело как личная инициатива подчиненного, а при удачном исходе присвоить себе весь успех. Создал при своем дворе роскошь, блеск и преклонение, достойные и самого императора, так что любой из подчиненных, от первых советников до последнего писаря в канцелярии префектуры, невольно проникался искренним благоговейным трепетом к своему гегемону и гордился тем, что служит ему.

Всю жизнь он питал безмерную страсть к женщинам, однако имел достаточную волю, чтобы не позволять этой страсти управлять своими поступками. Женился единожды, на девушке из высокопоставленного греко-египетского рода, которая оказалась весьма покладистой супругой - не лезла в дела управления, не плела за спиной мужа придворные интриги и беспрекословно терпела в доме его многочисленных наложниц. Аттал за её ум и скромность платил ей заботой и уважением. После смерти жены больше не женился, предпочитая обходиться обществом рабынь. Но не потому что, скорбя по умершей супруге, принял решение оставаться вдовцом до конца жизни, как говаривали некоторые, просто в его окружении, среди знатных и богатых горожанок, он не видел больше женщины, которая так явно благоволила бы к нему, как умершая в родах Деметрия, и тем паче такую, которую он сам посчитал бы достойной официального звания супруги. Кроме законного сына других детей у него не было. Детей, рожденных наложницами, было приказано убивать при рождении.

Сын рос, и его будущее все больше занимало Аттала. Префект был бы рад со временем сложить с себя все полномочия, в торжественной обстановке передав их сыну, но на то требовалось согласие двух людей: во-первых, императора, ну и самого Макария, который, увы, пока не выказывал особого интереса к административной службе в префектуре.

Отношения отца и сына, вопреки чаяниям Аттала, не были ни теплыми, ни доверительными. Мало того, Макарий не выказывал к отцу даже должного почтения, и наместник, привыкший, что все подданные трепетали при одном его взгляде, в общении с собственным отпрыском довольствовался холодной снисходительностью со стороны оного, которая с годами все больше смахивала на презрение. Однако такое отношение не столько коробило отца, сколько забавляло, и, более того, отзывалось в душе отцовской гордостью – как знать, быть может, такое поведение говорит о будущем величии его сына... Когда же Макарий сообщил, что желает исповедовать христианство и отныне начнет посещать катехизическое училище, Аттал счел это ещё одним доводом в пользу высоких талантов, ума и дальновидности сына. Префект терпеть не мог христиан, и в свое время был одним из наиболее ретивых исполнителей антихристианских указов Диоклетиана. Но времена изменились. Нынешняя верховная власть к христианам благоволила, а так как сам наместник ни под каким видом не собирался перенимать их обычаи и обряды, то сын-христианин был бы для него очень кстати.

Но, не останавливаясь на достигнутом, Макарий продолжал своевольничать - новым испытанием долготерпения родителя стало известие о намерении восемнадцатилетнего отпрыска жениться. При этом он не спрашивал дозволения или хотя бы совета, нет, просто оповестил, как будто речь шла о том, что он отправляется поохотиться на львов.

«Её зовут Лидия, она дочь городского куриала» - блестящая партия, что и говорить! Хотя, какая разница, из какой она семьи? Женитьба сына не входила в планы префекта, а значит, ни о какой женитьбе не могло быть и речи. Вот тогда-то он и понял, что слишком избаловал сына, и что это не к добру. Макарий готов совершить глупость, но как этому помешать, если сын не собирается считаться с его мнением и, тем более, исполнять приказы? Всякие разговоры на эту тему, нотации отца о том, что необязательно жениться на всех девицах, которые ему приглянутся, Макарий пресекал сразу - смолкал, переводил тему или просто уходил. Ругаться с сыном, поступать с ним жестко Аттал не хотел, но видел, что выбора нет… или же есть?

- Гордиев узел. Убив девчонку, ты разрубишь его, - не далее, как вчера вечером заметил Атталу его шурин Оптий Домиций.

А ведь и впрямь – вот оно, простое и верное решение.

Но, как видно, сама судьба решила вмешаться и разрубила иначе. Жестокая насмешка богов. Кому из них он не смог угодить? Кому недостаточно воскурили в храме благовоний? Пожалели драгоценного масла? Неужто мало белоснежных быков было заколото на недавнем празднике?

По всему, Макарий был убит с помощью пращи – камень влетел с такой силой, что снес чуть не полголовы.

- Где это произошло? - спросил наконец Аттал, сбросив немое оцепенение, с которым он некоторое время взирал на труп сына.

- Здесь, в Брухионе, в ближайшем к каналу переулке, - был ответ.

- Убийца уже схвачен?

- Пока на этот счет нет известий, о сиятельный Аттал…

- Командира отрядов ночной стражи ко мне!