предохнуть человеку.
-- Да мы что? Да мы, ведь, ничего..—ничуть не обиделись женщины, -- Ведь как ни как, а
наша докторша. Вот , лет-то сколько прошло. Постарели все, а докторша всё, как молодая... Наверное жизнь лёгкая..
--Всё, всё, бабы, успеете наговориться, дайте хоть накормить с дороги.
Марья Алексеевна предсталяла будущую сватью обыкновенной деревенской женшиной – рано постаревшей, одетой буднично и безвкусно. Но её встретила женщина, довольно моложавая, чуть располневшая, но эта полнота не протила её ладную фигуру, с приятным открытым лицом и приветливой улыбкой на круглом румяном лице. Большие серые глаза, окружённые мелкими, чуть заметными морщинками , радостно улыбались. Нехорошая зависть на мгновение коснулась сердца Марьи Алексеевны.
«Да ведь красавица, и одета со вксусом. Вот тебе и захолустье!»-- но зависть быстро прошла. Чему завидовать, если ею самою восхищались непритворно и открыто? На мгновение, всего лишь на мгновение глаза Марьи Алексеевны встретилсь с глазами мужчины, сидевшего на завалинке среди остальных мужиков. Что было в этом взляде? Восхищение, доброжелательность, затаённая печаль, но женщина вдруг почувствовала, что у неё пересохло во рту и гулко забилось сердце, в ногах появилась необъяснимая слабость. Ей даже показалось, что мужчина совсем уж по-свойски подмигнул ей, но в этом подмигивании не было ни пошлости, ни вульгарности. Казалось, он хотел её ободрить, сказать – всё будет,... всё будет хорошо, ...даже любовь...
Как на крыльях летела Марья Алексеевна вслед за Дарьей. Боже, как она была счастлива в этот миг! Ничего не случилось, ничего не произошло, а она была счастлива! Как мало нужно женщине для счастья! Марья Алексеевна чувствовала, как что-то незримое , неожиданное и непонятное связало её и незнакомого мужчину прочной нитью, что-то сблизило их. Неужели любовь с превого взгляда? В их-то годы и так неожиданно?
Квартира сияла чистотой, стол был красиво накрыт, пахло вкусной домашней едой. Дарья обняла будущую сватью, они троекратно расцеловались по старинному русскому обычаю и чуть отстранившись одна от другой, обменялись радостными, счастливыми взглядами. Начало знакомству было положено.
Роман с Уленькой за это время успели выложить привезенные гостинцы, красиво разложили по тарелочкам , поставили на стол бутылку красного вина, а на кухонный стол поставили торт. Марья Алексеевна подарила Дарье духи «Красная Москва».,духи хорошие и дорогие. Правда, нужно обмолвиться, что духи она не покупала, а взяла из собственных запасов. Иногда на праздники родители детишек её группы скидывались по рублику и в знак благодарности ей и нянечке дарили подарки. Духи были приняты с искренней благодарностью.
--Спасибо, Марья Алексеевна. Зачем нужно было так тратиться? Ведь дорогие...
-- Ничего, Дарья. А по отчеству? Я рада, что сумела угодить.
--Да обращайтесь ко мне просто по имени. У нас не принято по отчеству.
-- В таком случае и ко мне без отчества и, если уж мы без пяти минут родня, то можно и на –ты. Проще будет....
-- Вот и хорошо, -- согласилась Дарья.
К приезду гостей она приготовила холодник, благо вся необходимая зелень и огурчики были свои. Испекла пирог с грибами, натушила картошки с мясом и нажарила рыбу. Вчерашним вечером Дарья купила у местного рыбака Игнатия две щуки. На тарелке были красиво разложены, опять-таки свои малосольные огурчики, украшенные укропом и зёлёным лучком. Роман разлил вино по боклам. Первый тост был за знакомство, втрой за счастье детей, третий за родителей. За обедом велись разговоры о том, что вот они станут роднёй, наверное неполохой, что нужно сыграть свадьбу не хуже, чем у людей.
Марья Алексеевна чувствовала некоторую неловкость от того, что поначалу недоверчиво отнеслась к будущей невестке, заподозрив Уленьку и её маму в расчётливости.
«Конечно, Дарья знает об этом. Нужно как-то загладить свою вину, как-то выяснить их отношение ко мне из-за этой истории. Придётся повиниться, пока не поздно»
--Дарья, может сходим погуляем по посёлку? Хочется посмотреть, как он изменился, как выглядит теперь. Ведь мы с братом тут от голодной смерти спаслись.
--Конечно погуляем, что же целый день дома сидеть? А молодые пусть остаются или с нами? Как вы?
78
-- Да мы, мам, лучше дома , со стола приберём, лучше уж вечером на танцульки
сбегаем.
Дарья и Марья Алексеевна вышли на крыльцо. Народ по-прежнему сидел на лавочке и завалинке. Мужчина, так внимательно посмотревший на Марью Алексеевну, сидел на прежнем месте. Он оживлённо беседовал с сидевшим рядом с ним мужчиной в серой, застиранной рубашке и надвинутой чуть ли не на самые глаза, кепке. Увидев обеих женщин, мужчина прервал разговор и снова внимательно посмотрел на Марью Алексеевну. Она перехватила его взгляд, зарделась и, чтобы скрыть радостную улыбку, против воли появившуюся на губах, несколько торопливо обратилась к Дарье:
-- Так в какую сторону пойдём? Может к бараку в котором мы жили с братом?
--Можем и туда.
--Девочки, куда это вы собрались?—вдруг раздался голос мужчины обратившего внимание на Марью Алексеевну, -- сейчас баян принесут, танцы будут. Не опоздайте.
- -Не опоздаем, -- весело отвечала Дарья, -- знаю я эти танцы. До вечера не угомонитесь.
--Дарья, --обратилась к ней Марья Алексеевна, когда они отошли на приличное расстояние от барака, и их нкто не мог слышать, -- мне нужно тебе кое-что рассказать.Ты ведь, наверное, знаешь, что я поначалу не хотела, чтобы Роман женился на Уле.
-- Ну, в общем и целом знаю, - замялась Дарья.
-- Да Уленька мне сразу понравилась, но когда узнала, что она живёт в общаге, а ты в бараке, то испугалась, что может Уленька и не любит моего Романа, а хочет выйти за него из расчёта. Какое уж тут счастье. Прости меня, Дарья. Не хочу родниться с недомолвок и неприязни. Прости.
--Да что уж. Понимаю, да что и не понять. Нет у нас с дочерью расчётов никаких. Хотят, пусть живут у меня. Устороятся на работу, встанут на очередь. Заработают себе квартиру.
-- Вряд ли они поедут из города. У Романа хорошая работа, да и Уленька на хорошем счету. Могут и у меня жить, места хватает, но всё же я считаю, пусть поживут пока на съёмной квартире.
--Вот, вот и я им тоже самое говорю. Пока привыкнут друг к другу, пока всё наладится.
-- Да они почти и присмотрели комнату у одной бабки в собственном доме. Окончательно не договорились, но хозяйка согласна..
Разговором женщины остались довольны, недосказанность исчезла и новое чувство доверия сблизило, почти сроднило Дарью и Марью Алексеевну.
Гуляли женщины не долго. У Марьи Алексеевны начисто пропала охота посетить знакомые места, встретить Коленьку. Все её мысли были заняты странным мужчиной и своим интересом к нему. Когда женщины вернулись, танцы были в самом разгаре. Кавалеров было мало, но это обстоятельство не мешало веселью. И ничего особенного не было в том, что девушка танцевала с девушкой. Что поделаешь? Проклятая война загубила женихов, мужей, отцов. Но жизнь продолжалась...
Дарья и Марья Алексеевна уселись на лавочку и стали разглядывать танцующие пары.
-- Ну что, девочки, устали?—раздался голос мужчины.
--Да нет, С чего бы это устать?—отозвалась Дарья. Марья Алексеевна молчала.
--А если не устали, то может потанцуем? –и недожидаясь ответа мужчина пригласил Марью Алексеевну на танец.
Играли вальс. Несколько пар кружились на хорошо утоптанном пятачке. Ничего особенного в том, что Сашка пригласил приезжую женщину, не было. Все знали, что он любил танцевать, а его жена Катя хотя так же любила танцевать, но не могла этого делать с тех пор, как заболела астмой в тяжёлой форме. В народе её болезнь называлась просто – задышка. И вот, Марья Алексеевна почувствовала, как её талию обняла сильная, уверенная мужская рука. Снова гулко забилось сердце. Одет Сашка был простенько, на нём была старенькая в клеточку рубашка, тёмно-серые брюки и, на ногах парусиновые, некогда белые, но от долгой носки потерявшие свой первоначальный цвет,туфли. Марья Алексеевна заметила, что её кавалер слегка припадал на левую ногу, но танцевал он хорошо и уверенно вёл партнёршу среди танцующих пар. Приглашал Сашка и других женщин, одиноко сидевших на лавочке, пригласил Дарью, но чаще всего приглашал Марью Алексеевну.
79
Наконец танцующие стали понемногу расходиться. Вечерело, на посёлок спускались
вечерние сумерки. Бледный серпик луны робко повис на самом краешке неба. В воздухе разлилась тишина, которая всегда бывает на стыке уходящего дня и наступающей ночи.
Роман с Уленькой убежали на танцы, а женщины стали стелить постели, готовиться ко сну. Марья Алексеевна поохотилась спать на кухне. Дарья выбрала спать с дочерью в комнате на кровати, Роману постелили на полу. Будущие сватьи ещё долго сидели за чаем, вели неспешные разговоры, перескакивая с одной темы на другую. Марья Алексеевна расспрашивала о людях, которых её довеловсь видеть возле барака, расспрашивала о старых знакомых и, незаметно для Дарьи, перевела разговор на Сашку и его жену.
--Да Сашка-то не плохой мужик, но вот жена у него очень болеет. А заболела как-то интересно, от простуды. Все болеют простудой, а у неё обострение, астма приключилась. Ведь и не вылечишь. Сколко раз в больнице лежала и у нас, и в городе... Да наша больница ничуть не хуже городской. И сама мучается и его мучает. А Сашка не бросает и по бабам не ходит.
-- А дети у них есть?
-- Есть. Один сын, но он давно не живёт с ними. Служит морским офицером. Женился, двоих детей нажил.
-- А отчего он хромает? Хотя танцует хорошо... Что-то я их не помню...
-- Да они приезжие. Вскорости приехали , после того, как вы уехали. Тут специалистов набирали. Сварщик он хороший. А хромота? Так ранен был, воевал ведь, как все.
На следующий день, ближе к обеду, гости собрались уезжать. Начиналась новая рабочая неделя. На этот раз народу возле барака было немного. Да оно и понятно—у каждого были какие-то дела. Когда Марья Алексеевна , Роман и Уленька стали прощаться с теми, кто в это время сидел на лавочке и завалинке, к ним подошёл Сашка, пожал руку Роману, кивнул Уленьке, и пожал руку Марье Алексеевне. Ничего особенного в этом прощании не было. Не было... если не считать того, что он несколько дольше обычного , задержал руку женщины в своей руке.
--Приезжайте, Марья Алексеевна. Будем вам рады. Да и Дарья примет хорошо.всё-таки роднёй станете.
--Да уж приеду, непременно пиреду. Как же не приехать? – женщина старалась отвечать серьёзно и сдержанно, но помимо воли её губы складывались в счастливо-радостную улыбку, -- так и вы нас навестите, как будете в городе. Этим было сказано всё. Никто не придал значения этой недолгой сцене, всё как обычно, всё, как всегда. Никто, кроме одного человека. И этим человеком была Сашкина жена Катя. Она стояла на крыльце и, незаметная среди остальных,внимательно смотрела на мужа и приезжую женщину и , к своему несчастью, поняла, что произошло между ними. Когда гости скрылись за бараком, Сашка повернулся и увидел жену. По лицу жены, по тому, как она смотрела на него, он понял, что Катя видела его прощание с городской женщиной и хорошо поняла значение этого прощания. Мужчина тяжело вздохнул. Он не умел притворяться, но и огорчать жену, с которой прожил много лет, не хотел и не мог. Но делать было нечего. Все его мысли были заняты Марьей Алексеевной, а сердце летело вслед за нею.
--Ну что, жена, пора обедать?
--Пора, пойдём, Саша.
Обед прошёл в тягостном молчании. Нужно было о чём-то говорить, нужно было сделать вид что ничего не случилось и не случится. Но как? Ни Катя, ни Сашка не умели лгать и притворяться. Им это попросту не было нужно. Долгие годы они любили друг друга, затем любовь перешла в привычку, счастливую привычку пока Катя не заболела тяжёлой, неизлечимой болезнью. Муж, как мог, оберегал её, заботился, поддерживал, возил по врачам, по бабкам, но всё было напрасно. Катя видела, как тяжело мужу с нею, как он, уже сам не веря в благополучный исход, старался в жене поддерживать веру в исцеление. Вначале она и сама надеялась выздороветь, но после многих усилий, у неё опустились руки. Вместо надежды в душе поселилось чувство вины перед мужем. Что делать? Как быть? Помимо чувства вины перед мужем, в душе больной женщины поселился страх – что будет, когда Саше надоест возиться с нею и он уйдёт к другой? Что будет? Как жить дальше? Что станет с ним и с нею? Катя гнала от себя тревожные мысли, но всё было бесполезно, мысли возвращались и возвращались, терзая сердце и душу, окончательно подрывая и без того пошатнувшееся здоровье.. Иногда Катя старалась утешить себя тем,
80
что всё обойдётся, что её Саша не такой, вон сколько лет она болеет, а он не смотрит на других женщин. Не смотрел.... пока. Может и не смотрел бы впредь, если бы Катя своим мыслями не притянула свершившееся несчастье.
-- Катя, ты тут по дому, а я пойду в сарай, велик нужно наладить, что-то цепь спадает.
-Да иди, иди.—поспешно согласилась Катя, -- Я сама тут.
Каждому из них хотелось побыть в одиночестве. Саша хотел разобраться в том, что произошло между ним и Марьей Алексеевной и что же теперь делать. Кате хотелось успокоиться, мысленно вернуться к сцене прощания мужа с городской женщиной. Может – всё-таки ошиблась? Может ей показалось, что прощание было несколько необычным? Но сколько Катя ни возвращалась к увиденной ею сцене прощания, она понимала и чувствовала, что не ошиблась, женщина действительно произвела на мужа неизгладимое впечатление.
«Да может быть пройдёт...Ну, приехала, ну уехала... Не каждый же день будет мелькать перед глазами. Да и Саша не бабник... Сегодня понравилась, завтра забудет... Не один он пялился на неё...»
Спать они легла, как всегда, вместе. В эту ночь муж с нею был необыкновенно нежен, (как когда-то в молодые годы), шептал ласковые слова, был страстным и неутомимым. Но в этой нежности и страстности чувствовалось его признание своей невольной вины, невысказанная вслух просьба о прощениии, невозможность что-либо изменить. И Катя заплакала... Это был конец всех надежд.
-- не плачь, Катенька, не плачь, золотце моё. Я ведь не брошу и от тебя не уйду.
--Не знаешь, что лучше. Будешь д\лежать рядом со мной, а думать о ней. Саша, как же это случилось?
-- Не знаю, Катя, не знаю и что делать, то же не знаю. Лучше б она и не приезжала.
- Саша, если уж ты не сможешь без неё, то встречайтесь в городе, только не бросай меня. Что я без тебя? И прости меня, если сможешь. Знаю ведь, как тебе тяжело со мной. Только мучаю тебя, только мучаю.
--И не мучаешь ты меня вовсе, а сама страдаешь. Что-нибудь придумаем. Думаю и дальше всё будет как прежде ...—и , помолчав, добавил, -- Еатенька, давно хотел тебя попросить, чтобы ты стелила мне отдельно, чтобы не мешать тебе.
--Да и я хотелатебе, Саша, тоже самое предложить, да боялась обидеть.
Всё сказанное между ними была явная ложь и оба хорошо это понимали, но жребий был брошен, Рубикон перейдён.. В этой семье начиналась новая жизнь, пока что скрытая от посторонних глаз.
С этой поры Саша зачастил в город. И каждый раз у него находилась убедительная причина для очередной поездки. Марья Алексеевна и Саша стали встречаться. Внезапно вспыхнувшая любовь крепла с каждым днём. Марья Алексеевна удивлялась сама себе. Как её угораздило влюбиться в женатого мужчину, в хромого и, на первый взгляд, ничем особым не выделяющимся среди других мужчин. Как? Ответа на такой, казалось бы, простой вопрос не находилось.
«Господи, что же делать?—в панике думала женщина, --ведь сын узнает, другие узнают.Ведь шила в мешке не утаишь... как ни старайся...»
Всё чаще и чаще Марье Алексеевне приходила мысль о том, что нужно обо всём рассказать сыну.
«Пусть уж лучше узнает от меня, чем от посторонних.. Да и Петру нужно как-то объяснить. И почему я не влюбилась в Петю? Такой хороший, с Романом, как с родным сыном... Квартира...»
И вдруг мысль о квартире помогла женщине сделать окончательный выбор. И Марья Алексеевна сделала выбор в пользу Саши, в пользу свой любви и запоздалому горькому счастью.
« Хватит! Нахлебалась счастья с квартирой! Коля никогда не бросит семью, никогда! Нечего попусту жить надеждами. Пусть будет, что будет, пусть знают, пусть говорят, пусть. Я тоже имею право на счастье. И Пётр имеет право на счастье. Объясню. Пусть ищет себе женщину, которая буде его любить. Может и Роман меня не сразу поймёт, но я хочу быть счастливой и буду!»
81
Принять решение было довольно легко, но как осуществить задуманное на деле? Особых сложностей, как думала женщина, в объяснении с Петром не будет, а вот сын. Что скажет сын? Конечно, не хотелось Петра огорчать, причинять ему ничем не заслуженную боль, но выбора не было.
«Что делать?—рассуждала Марья Алексеевна, -- Что делать? Переживёт как-нибудь. Всё же для него лучше расстаться со мной, чем жить с женщиной и знать, что она тебя не любит. А ведь может я и не решилась выйти за него замуж, что чувствовала – не люблю, уважаю, привыкла, а не люблю и никогда не смогу полюбить. Точно Ангел берёг. Может в церкву сходить, может исповедаться? Покаяться? Да в чём каяться? В том что влюбилась? Я ведь не разбиваю семью. Мне хватит и того, что хоть изредка Саша будет навещать меня.»
В один из тихих, тёплых вечеров, когда сын никуда не спешил, а остался дома, Марья Алексеевна решилась на откровенный разговор с ним. Теперь или никогда!
--Сынок, ты что делаешь? Никуда не собираешься?
--Да читаю, мам. Уленька сегодня занята. Что-то кому-то шьёт.
--Давай, Рома, поговорим.
-- Если ты, мама, опять начнёшь меня отговаривать...
--Да не отговаривать, -- торопливо перебила Марья Алексеевна сына, -- тут у меня проблема появилась....
--Да какая у тебя может быть проблема? Мы с Уленькой скоро перейдём на квартиру, а ты живи себе с дядей Петей и радуйся жизни, пока бабкой не стала.
--Не знаешь, сын, какая у твоей матери проблелма. Не знаю даже с чего и начать...
--Мать, не тяни. Давай всё начистоту.
--Начистоту-то я выложу, а вот поймёшь ли?
Не на шутку заинтригованный Роман с удивлением уставился на мать.
--Влюбилась, Ромочка, твоя мама.
--В дядю Петю, что ли? Так разве ты его до сих пор не любила?
--Выходит – не любила. Потому и замуж не выходила, как душа чувствовала, как чувствовала... Роман, ты заметил мужчину с которым я танцевала? Он ещё прихрамывает на левую ногу. Ранен был.
-- Мать? И ты в него влюбилась: В него? Там и посмотреть-то не на кого!
--Я и сама себе удивляюсь, вдобавок ещё и женатый. Ну что делать? Ну, Роман, делать? Моё это. Ты понимаешь – моё! А почему так, не могу понять.
--Мама, в твои-то годы!?
--Выходит, сын, старуха я уже? Помирать пора?
Роман опешил.
-- Мамочка, прости меня. Сказал не подумавши. Прости. Ты ведь у меня такая красавица! Кроме тебя и Уленьки никого красивее нет. Люби уж, коли так получилось, пусть только этот Сашка не вздумает тебя обидеть. Убью! – с этими словами Роман подхватил мать на руки и закружил по комнате.
--Пусти, оглашённый, уронишь ведь. –- Марья Алексеевна обхватила сына за шею и заплакала счастливыми слезами.
С души свалился тяжёлый груз. После разговора с сыном, Марья Алексеевна вздохнула свободнее. Оставался разговор с Петром. Она жалела Петра и чувствовала себя виноватой перед ним. Марья Алексеевна даже представила ту боль с которой ему придётся столкнуться. Но что делать? На чашу весов были брошены жалость и любовь.
«Жаль Петю. Но...на этот раз я выбираю любовь, хотя неизвестно какой она будет и как изменит мою жизнь.»
Разговор с Петром состоялся и был не из лёгких.
-- Маруся, --чуть не плача обратился к женщине несчастный Пётр, -- Марусенька, скажи, что пошутила? Ведь не может такого быть!
--Может, Петя, может.
--Но почему? Объясни, пожалуйста, почему? Может я и пойму. Если проблема, то вместе и решим.
-- Эту проблему вместе не решим. Я влюбилась и кажется серьёзно.
-- А если не серьёзно? Если это просто увлечение? Маруся, я не стану тебя торопить, я обожду...
82
--Нет, -- перебила Петра Марья Алексеевна, -- не жди, Петя. Я тебя не люблю. Нравился ты мне, думала полюблю, а вот как оно всё вышло...
--Маруся, а всё же я подожду. Я то люблю тебя и буду любить.
--Не стоит. Значит не судьба.
Пётр несколько раз приходил к Марье Алексеевне в надежде уговорить её не рвать сразу отношения, но поняв тщетность своих попыток, смирился. Через некоторое время Марья Алексеевна узнала, что Пётр женился и что женщина была совсем не плохая. Сумел ли Пётр полюбить свою жену, Марья Алексеевна не знала, да и знать не хотела. Она желала Петру счастья и, конечно,любви. После женитьбы некогда близкого её мужчины она вздохнула свободнее.
А что же Сашка? А Сашка переживал трудные времена. С одной стороны любовь, с другой больная жена. Он не раз давал себе слово не встречаться с любимой, не навещать её, но не мог преодолеть себя. Словно магнитом притягивала Марья Алексеевна Сашку. Она мучилась неопределённостью их отношений и чувством вины перед ни в чём не повинной жены. И тоже давала себе слово не встречаться с Сашей. , но победить свои чувства не могла, не хватало сил. Стоило встретиться Марьи Алексеевне и Сашки, как они забывали обо всём на свете. Время шло, а в жизни Кати, Саши и Марьи Алексеевны ничего не менялось.
Отгуляли свадьбу Романа и Уленьки. Справляли свадьбу в городской столовой, но хлопот обеим сватьям всё же хватило. Молодая пара смотрелась великолепно! Жених в строгом чёрном костюме, белой рубашке при галстуке, невеста в шёлковом белом платье, длинной фатой и букетом гвоздик в руках являли собой символ любви и счастья. Марья Алексеевна и Дарья выделялись среди женщин элегантными нарядами и искусными причёсками. Не обошлось, конечно, без слёз, но это были слёзы радости.
После свадьбы молодые поселились у бабки Пои в частном доме. Бабка жила одна, муж и сын не вернулись с войны, замужняя дочь жила далеко. Дочь закончила институт и была направлена в Белоруссию. Учительствовать не селе. И мать и дочь думали, что отработав положенные два года после окончания института, девушка вернётся домой. Но молодость, любовь, замужество...
Для молодожёнов началась новая жизнь. Жильцами своими бабка была довольна. Старая женщина приняла их как своих родных внуков, а Роман6 и Уленька относились к бабке Поле, как своей родной бабушке. Так прошло два года. Молодые часто навещали Дарью и каждый раз Дарья интересовалась – не порадуют ли дети внуками? Но радовать Дарью и Марью Алексеевну внуками молодые пока не спешили.Не раз им недва мать заводила с дочерью разговор на эту тему. Заводить подобные разговоры с зятем Дарья как-то стеснялась.
-- Уленька, -- обратилась женщина к дочери в очередной её приездд, --как же так? Уже два годакак вместе, а ребёночка не заводите? Может нужно провериться у врача? Мало ли...
-- Да нет, мамочка. Просто Рома говорит – нужно подождать, для себя пожить.
--А ты?
-- Да что я? Как рома скажет...
--Вот что Рома? –пербила Дарья дочь, -- Нучто Рома? А сама?
--Да я не знаю. Да и боюсь я. Так страшно, мама, так страшно, как подумаю.
--Да что бояться? Все рожают. А как раньше рожали? Дома, а теперь в больнице. А ребёночка мы с Марьей Алексеевной поможем растить..
-- Ты, мама, может и поможешь, а секровь вряд ли. У неё, едь, любовь...
--Так и порадуйся за неё. Это такое счастье... Не каждого Господь таким счастьем и награждает.. А бывает и так – пройдёт человек мимо и не разглядит , а то просто и не поверит. Вотк как я например – поверила, а испугалась.
--Мамочка, так у тебя было по-другому, а Марья Алексеевна семью разбивает.
--Дочушка, вот что тебе на это сказать? Может оно и к лучшему. Ведь тётя Катя жила с мужем, а всё считала себя виноватой, что больная, что Сашка не живёт с нею, а только мучаетяс. Чем так жить, лучше и не жить...
--Но разве тётя Катя виновата, что заболела? А теперь олстанется одна.
-- Не останется. Она поедет к сыну. Сын зовёт, поможет детей растить. Вот получат они квартиру и она уедет.
-- Так зачем ей квартира? Ведь уедте же!
81
--А мужу? Что ж, по- твоему, он так и должен всю жизнь в бараке прожить?
--Я бы никогда так не сделала. Бросил и пусть теперь живётт, как знает.. Обидно ведь!
--Уля, -- трого сказала Дарья, -- не суди. Никого не суди. Ты ведь не знаешь как твоя жизнь повернётся.
--Ах, мамочка1 ну как моя жизнь повернётся? Рома любит меня, я люблю его. Он такой хороший и так заботится обо мне..
--дай-то Бог, дочушка, дай-то Бог...
При Романе подобные разговоры женщины не вели.
Приближались Ноябрьские праздники. К праздникам готовились загодя. Закупали дефицитные продукты если появлялась такая возможность. Женщины справляли себе новые наряды. Мужчины, в большинстве своём, обходились старыми выходными костюмами. Время от времени к костюму покупались новая рубашка и галстук. Выходные туфли покупались редко.
Обычно праздники походили один на другой—торжественная часть, концерт, танцы, буфет. Так повторялось из года в год. Но этот праздник обещал быть особенным. К празднику обещали сдать в эксплуатацию новую пятиэтажку. Ключи и ордера на квартиры должны были вручать на праздничном вечере в торжественной обстановке.. Среди счастливчиков были и Саша с Катей.
Каждая семья , которая должна была получить жильё в новом доме должна была отработать на строительстве дома определённое количество часов. Заранее зная номер своей квартиры , будущие хозяева могли по своему усмотрению заниматься её внутренней отделкой. Отрабатывал положенные часы и Саша. Они с женой выбрали обои, купили (неслыханная роскошь по тем временам), линолеум. Они вместе планировали покупку мебели, её расстановку, решали что забрать из барака, что оставить за ненадобностью. Но, оказалось, что из старой мебели ничего для новой квартиры не годилось.
--Давай ужкупим всё новое, -- предложил Саша, -- что мы будемтаскать клопяные кровати. Хватит, нажились.
--Как скажешь, -- соглашалась жена, -- тебе ведь жить.
--А тебе?
-- Саша, мы уже не раз говорили на эту тему. Уеду я к Володе. Нужна им.
--Обойдутся! И никуда я тебя не отпущу. Как жили так и будем жить.
-- Я так жить не хочу. Можешь ты это понять или нет? Не могу и не хочу. Ты же не бросишь свою Марусю..
--Не брошу. Хочу, но не могу.Зачем же ты тогда стараешься насчёт квартиры? Ведь две комнаты нам дали только из-за тебя...
-Саша, ты мне был хорошим мужем и я хочутебе только счастья.
-- катя, ты почти святая! Редкая женщина пошла бы на такое.
--Я просто тебя люблю и все эти годы была счастлива с тобою. И знаешь, Саша, нам нужно развестись. Мне в город тяжело ездить, ты уж сам всё уладь.
Саша с Катей заселились в новую квартиру, развелись и перед самым Новым Годом женщина уехала к сыну. Саша остался один, вскоре он переехал к Марье Алексеевне и поменял работу. Квартиру он оставил за собой, время от времени наезжал в посёлок, но всегда один. Марья Алексеевна наотрез отказалась появляться в посёлке. Она боялась столкнуться с осуждающими, недоброжелательными взглядами бывших Катиных соседок. С тех пор прошло много лет. Саша и Марья Алексеевна заметно постарели и только тогда переехали в посёлок поближе к Ульяне.Всеми правдами и неправдами , используя старые связи, Марья Алексеевна по просьбе Ульяны, прописала на свою жилплощадь Манину дочь Дашу.
Сашин сын Володя поначалу решил порвать все связи с отцом. Он не мог простить отца за ту боль, которую пришлось пережить матери по его вине. Но Катя сумела убедить сына, что вины отца здесь нет, никто не виноват, так сложилась жизнь..
--Володя, --не раз и не два обращалась мать к сыну, -- не суди отца. Он был мне хорошим мужем. Это я решила уехать, а сам он меня никогда бы не бросил.
-- Не бросил! Что толку что не бросил? А сам таскался с этой бабой!
83
-- Не смей так говорить об отце! Он не таскался, как ты говоришь.он влюбился. Тебе хоть это понятно? И ты, сын, ещё не прожил жизнь и не можешь знать наперёд, что тебя ждёт в будущем.
Володина жена тоже постаралась убедить мужа в том, что не ему судить отца. У неё были свои расчёты. Свекровь, это свекровь, такая же женщина.А свёкор? А свёкор – мужчина и сколько неудобств он создаст, поселившись вместе с ними.Ни в туалет, ни на кухню не выйдешь в ночной сорочке, растрёпанная со сна.
Наконец, в один из приездов к матери, Уленька сообщила Дарье радостную весть. Она беременна и ждёт ребёнка в конце апреля или начале мая. Дарья была, как говорится, на седьмом небе от счастья! Время шло, через месяц Уленька должна была уходить в декретный отпуск. Родители уже загодя стали готовиться к появлению малыша. Роман сам сделал колыбельку для малыша, Уленька шила распашонки, готовила пелёнки и подгузнички, красивой вышивкой украсила белоснежный уголок для одеяльца. Бабка Поля вязала носочки, кофточки, шапочки, штанишки. Одним словом – женщины готовили новорожденному приданое. Рома не терял времени даром, вечерами он пропадал на халтурках. На все просьбы жены не пропадать до поздней ночи на «халтурках», неизменно отвечал, что хочет заработать.
--Жёнушка, как только ты родишь, я сразу же прекращу. Тогда буду дома только с тобой и малышом. А сейчас нужнопоработать, чтобы потом вы ни в чём не нуждались.
--Рома, но ведь ты стал выпивать. Привыкнешь, а что потом?
- Не привыкну. Да я бы и не пил, так ведь не откажешься. Не выпить – хозяин обидится. Уленька, я же не обижаю выпивший. Прихожу и ложусь...
--Не обижаешь, -- отвечала обеспокоенная Уленька, - но выпивший он и есть выпивший. Перегаром воняет.
-- Ладно, - сдался наконец Роман, -- ещё две «халтурки» и заканчиваю. Закончу через пару дней у Сасвельича, потом сделаю ремонт у Виталикаи всё. Обещаю!
-- А что, Виталик сам не может? Вот, посмотрю на тебя – кожа да кости. Ребёнок испугается, как увидит такого папу.
-- Да я к тому времени отъемся.А что Виталик? Мог бы и сам, да не хочет и руки не из того места растут.
В один из дней, как обычно Роман проводил жену до проходной, чмокнул в щеку и отправился к себе на работу. Для Ули день начался как обычно и ничто, казалось, не предвещало несчастья. Женщина привычно сидела за машинкой и строчила....строчила, а мысли, как всегда, были об доном и том же—о муже, о будущем ребёнке, о матери, о свекрови, да и о многом другом. За восемь часов можно было передумать многое. Но в этот день, ближе к обеду, Уля почувствовала странное недомогание. У неё ничего не болело, но невесть откуда навалилась страшная слабость. Руки безвольно повисли вдоль тела. Закружилась голова и тошнотворный комок покатил к горлу. Уля машинально нажала на кнопку, машинка перестала стрекотать.
«Что это со мной? – испуганно подумала она, -- Неужели началось?
--Тамара, Тамара, мне плохо, умираю., Тамарочка...
Мертвенно-бледное лицо Ули напугало Тамару.
--Позовите мастера, позовите Марию!—громко закричала женщина, --Уле плохо.
Примчалась скорая и Улю увезли в больницу. В приёмном покое её осмотрел дежурный врач.Он консатировал низкое давление и слабый пульс. Улю положили в палату, к неё вызвали гинеколога. Осмотрев беременую женщину, гинеколог никаких признаков преждевременных родов не нашла.
--Наверное что-то нервное, -- решила врач.
Улье сделали уклы, дали таблетки и приказали лежать и не вставать.Через два часа самочувствие её улучшилось и Уля попросилась домой.
--А ты , голуба, случайно не понервничала? – обратился к ней доктор, --Может с мужем поссорилась?
--Да нет, --удивлённо отвечала Уля, - с чего бы мне нервничать? У меня всё хорошо. Вот только домой хочу.
--А дома есть кому присмотреть за тобой?
84
--Есть, бабушка Поля.
--Ну, хорошо. Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли на скорой. Но обещай, что сразу ляжешь и будешь лежать. Завтра обратишься в поликлинику. Я тут напишу.
В это время бабка Поля сидела на кухне за столом и обедала. В доме было тепло. Запас дров Запас дров на три-четыре дня хранился в маленькой пристройке. Вход в пристройку был сделан из сеней. Жизнь бабки Поли текла рахзмеренно. Жильцы уходили на работу. Часам к девяти старушка просыпалась, завтракала, топила печь принесёнными Романом дровами, затем начинала готовить ужин.За привычными хлопотами день проходиил незаметно. Ужинали все вместе. Затем Роман уходил на «халтурку», а женщины оставались дома. Но привычный уклад жизни сегодня был внезапно нарушен. Не успела бабка Поля покончить с обедом, как к дому подкатила машина, да не прото машина, а скорая помощь. Из маишны под руки вывели Уленьку. Бабка поднялась из-за стола и устремилась к двери.
--Ахти, тошнёхонько, -- заголосила она, увидев бледную и беспомощную Улньку. –Господи, да что ж это деется?
--Тихо, тихо, бабка, успокойся, -- обратилась к бабке фельдшерица, поддерживающая Улю, -- Ничего страшного., просто плохо стало. Беременная ведь.. Приготовь постель да смотри, чтобы целый день лежала, не вставала..
Скорая уехала, Бабка осталась с Уленькой.
--Уленька, деточка ты моя, -- обратилась к Уле насмерть перепуганная старушка, -- может свекрухе сообщить или Роману? Что я старая знаю?
--Не нужнол, бабушка, я полежу и пройдёт. У меня ничего не болит и мне уже лучше. Я только спать хочу очень.
--Ну, как скажешь. И поспи.
Спала Уля до самого вечера. Рома придя с работы будить жену не стал. Спит и спит. Мало ли умаялась? Поначалу бабка поля хотела расказать Роману о том, что произошло с его женой и как она, старая, напугалась до смерти, но поразмыслив, передумала.
«Вот что рассказывать?Расстроитьси тольки, работать надоть.Придеть, тады сама и расскажеть».
Но домой Роман не вернулся и поведать о том, что случилось с его женой было уже некому. К вечеру Уля проснулась отдохнувшая, хотя последствия (слабость), перенесённого кризиса продолжали сказываться.. уля всё ещё чувствовала лёгкое недомогание, и неясная тревога продолжала сжимать сердце.
--Вот и очнулась, моя касаточка, А я уж всё посмотрю да посмотрю—дышишь ли, надоть что подать..
-- Да бабушка Поля, всё хорошо. Вот чаюпопью и совсем хорошо станет.
--Ну, и давай поужинаем вместях. А твой-то посмотрел, как ты спишь и будить не стал. А я ему не сказывала, что с тобой приключилось. Что тревожить понапрасну. Так, мабуть, и на работу не пошёл бы. А так всё скорее управитца.
--Спасибо. Да ему уже скоро и придти.
Женщины стали ожидать возвращения Романа. Время шло, Рома как не было, так и не было. Стрелки на часах показывали полночь. Бабка Поля и Уленька встревожились не на шутку, начали строить всевозможные предположения и догадки. Сошлись женщины на том, что скорее всего Роман хорошо выпил и, даже может быть, остался ночевать у хозяина. Наконец измученные неизвестностью бабка Поля и Уленька, услышали громкий стук в двери. На пороге стоял местный участковый. Повисла гнетущая тишина, недоброе предчувствие охватило женщин. Уля и бабка молчали, боясь задать вопрос, участковый молчал не зная, как как смягчить удар.
Наконец, превозмогая себя, он произнёс:
-- Не ждите, не придёт...
--Как не придёт? –Уленька стремительно поднялась на ноги, -- Как это не придёт?
-- Нет твоего мужа больше...
-- А где? Где он?—сердце отказывалось верить в худшее.
--Там откуда не возвращаются... Погиб он... Под машину, значит, угодил.
Не помня себя, Уленька бросилась к двери, но зацепилась за половик, потеряла равновесие и падая, со всего маху ударилась животом об угол плиты и головой о сложенные возле плиты полешки.
85
Очнулась Уленька в больнице и первое, что ей бросилось в глаза – мать сидевшая на табуретке с закрытыми глазами.. Казалось – она спала, прислонившись к стене.. Спала ли?
--Мама, -- чуть слышно позвала Уленька, --мама...---Дарья моментально очнулась.
--Дочушка моя, Уленька, -- Дарья бросилась к дочери, --Как ты, родненькая моя?
--- Мама, где я? И что ты тут делаешь?
--Пить хочешь?
-- Хочу. Где я?—снова повторила Уленька.
--Вот и хорошо. Пей, дочушка ты моя.—Дарья поднесла к губам дочери кружку с остывшим чаем.
Сделав несколько глотков, Уленька бессильно откинулась на подушку.
--Мамачка, ну что же всё-таки со мной?
--Уленька, а разве ты не помнишь ничего?—как можно спокойнее произнесла Дарья. Она никак не могла собраться с духом и поведать дочери страшную правду.
-- Не знаю.. Я попробую...—Уля закрыла глаза. Так легче было сосредоточиться на воспоминаниях.
«Только бы не вспомнила, молила Бога Дарья, -- только бы не теперь... Господи, помоги!»
Но уленька вспомнила.
--Мама, мамочка, я вспомнила! Вспомнила! К нам участковый приходил. Мама, а Ромы больше нет?
Не имея сил сдерживаться, Дарья громко зарыдала.
-- Не плачь, мама, не надо... Видишь, я же не плачу... Мамочка, всё будет хорошо.
Но Дарья понимала – хорошо уже не будет.
«Что-то будет, что-то будет когда Уленька узнает всю правду?»
Опасения Дарьи оказались не напрасны. С дочерью случился сильнейший нервный срыв. Она всё время пыталась куда-то бежать, что-то делать, искать погибшего мужа. А в минуту относительного просветления, ощупав руками живот и не ощутив его привычной округлости, тревожно взглянула на мать.
--Мама, а где мой мальчик? Родился уже? – и, видя, что мать не отвечает, а делает над собой неимоверные усилия, чтобы удержать слёзы, громко закричала,-- ну что ты молчишь? Что ты молчишь? Его тоже нет?
--Нет, дочушка ты моя дорогая, Никого у нас больше нет. –Дарья бросилась к дочери и стала покрывать торопливыми поцелуями её лицо. Слёзы безудержно текли по щекам и падали на бледное лицо дочери. Уля потеряла сознание.
«Господи, что будет, когда моя девочка узнает, что у неё никогда... никогда не будет детей».
Уле стали вводить успокоительные и снотворные. Она почти всё время спала, а если и не спала, то лежала молчаливая и равнодушная ко всем и ко всему. Даже на мать Уля смотрела пустым, равнодушным взглядом, словно не узнавая..Сама Дарья держалась из последних сил.
--Слышь, Дарья, -- говорили ей врачи, -- езжай домой. Уленька всё-равно будет всю ночь спать. Езжай, отоспись. Силы тебе ещё понадобяться.
--Знаю, всё знаю, а не могу. Вдруг доченька проснётся? А рядом никого.
--Не проснётся,ё А ты ей нужна будешь... ещё как нужна! Где силы возьмёшь? Не нам же тебе объяснять.
--Да всё понимаю, а не могу.
-- Тогда, считай—тебя от сюда выгоняют. Есть время для посещений, а посторонним находиться в палате не положено. Ты же можешь переночевать у сватьи. Как она там?
-- Не знаю.
--Узнай. Мы-то Уленьку присмотрим. А её-то каково? Единственный сын, -- продолжала Уговаривать Дарью Нина Михайловна.
-- Да, Нина Михайловна, -- согласилась наконец измученная Дарья, она не одна. Муж с ней. К похоронам готовятся наверное. Только я сначала к бабке Поле заеду, а потом уже. Была я у неё, нужно как-то успокоить, да заодно и расспросить подробнее. Она, правда говорила мне, но я как-то не запомнила. Не до того было.
86
Дарья, как и решила, поначалу навестила старушку.
--Голуба ты моя, -- всплеснула руками бабка Поля при виде измождённой и изменившейся до неузнаваемости Дарьи. –Да что это деется? Проходь, разблокайся. На тебе лица ведь нету. Господи, Господи, за что?
Женщины обнялись и заплакали.
Дарья пила горячий чай. Есть она не хотела, от предложенной снеди отказывалась, как могла, но бабка настояла на своём и Дарья, только чтобы не обидеть добрую старушку, нехотя принялась за еду. Если бы спустя время её спросили что она ела, Дарья вряд ли бы вспомнила – а что же она действительно ела.
--Спасибо, бабка Поля. Уж и не помню, когда ела в последний раз. А ты можешь мне рассказать, как всё произошло на самом деле? Я ведь толком и не помню.. Не до того было.
--Чего ж не мочь-то?
--А как там наша Уленька? Поправляется? Мабуть домой вскорости выпишут?
--Лучше не спрашивай. До выписки далеко. Может и пошла бы на поправку, да как узнала о ребёночке, так совсем плохо стало. Держат на уколах.
--А что врачи говорят?
-- Что говорят? Что всегда... Пройдёт со временем, да уход хороший нужен, -- вздохнула Дарья, -- бабка Поля, а как всё произошло? Участковый-то рассказал или ничего не говорил?
-- Да говорил, говорил...Ну, дык так всё и было. Мы уж ждали, ждали, вермя-то идеть, а хозяина-то и нетути. Я ей, касаточке и говорю:-- ты сама и не хоти, а ребёночка-то кормить надоть. Так вот и уговориал поесть. Ну и я вместях с нею... Поели, значитца, сидим, ждём. Слышим, кто-то в сенях шебуршится, обрадовались, значитца... Дверь-то и растворись, и кто ты, голуба моя, думаешь? – задала старушка вопрос и, видя молчание Дарьи, сама же на него и ответила, -- Думали Роман, Участковый наш. Сердце так и ёкнуло. Он и говорит:
-- Нет больше вашего хозяина, -- тут Уленька и вскочи, а тут половик знтот проклятый.
--А потом?
-- А потом, значитца, как Уленьку-то увезли, так упросила зайти, рассказать, нашего-то. Подумай сама, как же всю ноченьку-то незнамши?
-- И что, зашёл?
--Да куды ему детца-то? Знамо дело зашёл. Да ему и по дороге... Значитца дело было так. Хозяин как поступает, кады работа закончена? Сама знаешь. Ужин, а где ужин, там и бутылочка. Кабы в магазине покупать, то ещё и подумаешь, а так своя. Чего и жалеть? Вот, как значитца.... Так и хозяина понять можно. Не поставишь – мастер обидетца, слава худая по посёлку поёдеть.. Ну вот, участковый-то и говорит:
-- Хозяин, мол, сказывал, бутылку на двоих распили. Сам-то, навроде, как и поболе, а Роман помене. А кто таперича знаеть как на самом деле было? Да ещё хозяин говорил, что оставлял Романа у себя до утра, да куды там!
Домой и домой! Жена, мол, беспокоитца будеть. Так и пошёл. А шофёр-то, участковый сказывал, тверёзый был, как стёклышко. Слава те, Господи, -- и старушка размашисто перекрестилась.—Ну, так и дальши. Сама вишь какие сугробы намело, почитай вровень с крышей. Вот шофёр и сказывал, что ехал он кабыть и не шибко...быстро. И дорога пустая, а тут окуд ни возьмись и человек на дороге и прям под колёса. Навроде как посклизнулси. И свернуть некудыть и человеку не поднятси... Вот, голуба, и весь сказ...
Женщины долго молчали.
- Спасибо, бабка Поля. Хорошо тут у тебя, ..Спокойно.
--Так и оставайси. Уж и на дворе темень. Спи тутака. И мне смелее, а то совсем извелась. Как там, да что там.
--Да и осталась бы, да к своим надо. Мне горе, а им-то каково?
--Истину, Дарья, молвишь. Наверное ждуть тебя. У тебя горе, а у них вдвойне горе.
-- Потому и не могу остаться. Ведь Марья Алексеевна в больнице так ни разу и не была. Муж её был, заскочил на минутку узнать как и что, да и полетел обратно. Говорил, что не может оставить её одну.
--Ну, коли так, ступай с Богом., да меня не забывай. Я бы и сама наведалась бы к Уленьке, да вот ноженьки не позволяють., -- с этими словами старушка размашисто перекрестила Дарью.
87
Жила Марья Алексеевна на другом конце города. Автобусы ходили через каждые полчаса и долго мёрзнуть на остановке Дарье не пришлось. Дарью встретил Саша, помог снять пальто и проводил в комнату.
-- Посидите тут с Марусей, а я стол накрою, -- с этими словами Саша скрылся на кухне.
Марья Алексеевна сидела в кресле лицом к окну и бездумно смотрела перед собой. Она казалась совершенно спокойной, но когда Дарья внимательнее взглянула на сватью, то в первую минуту не узнала её. Перед ней сидела совершенно незнакомая женщина седая измождённая старуха. Дарья схватилась за голову.
Романа похоронили. Провожать молодого мужчину в последний путь пришло без малого пол-города. Да и как не прийти? Семью Мерзляковых знали все старожилы, да друзья Романа, да подруги Уленьки. На похороны приехали и Василий с женой. День выдался на удивление солнечный и тёплый. Весна была не за горами. Уленьки на похоронах не было, она лежала в больнице в тяжёлом состоянии. Дарья тихонько плакала, Марья Алексеевна наоборот – держалась с завидным спокойствием. Как всегда нашлись люди, которые ходят на похороны из праздного любопытства. Они зорко наблюдают за собравшимися, затем с особым смаком комментирую увиденное и услышанное. Не избежала участи быть обговоренной со всех сторон «доброхотами» и Марья Алексеевна.
--Подумать только! Мать, а хоть бы слезинку уронила! Чужие и то плакали, -- радостно сообщали они каждому встречному и поперечному.—Да что ей сын?
Отбила чужого мужика и рада. Вот Господь и наказал и поделом!
Убитая горем женщина о разговорах порочащих её имя, ничего не знала, (кто же станет говорить подобное в глаза?) , но она действительно думала, что смерть сына – божья кара за то, что много лет назад пожелала смерти мужу и где? На войне! Поделиться запоздалым раскаянием и чувством вины женщина не могла ни с кем, даже с мужем. Но и носить в душе терзающую боль тоже не могла.
«Может пойти в церковь, покаяться?—размышляла Марья Алексеевна, -- А может не ходить? А если батюшка осудит да ославит? Молодой ведь, не поймёт, а если и ославит, то прилюдно... Что он может знать о жизни и о чужой душе? Грех-то на мне непростительный. Пожелать гибели и кому? Отцу своего ребёнка!»
Не сразу решилась несчастная женщина пойти в храм на исповедь. На это были две причины – первая—тяжёлые сомнения в душе, вторая –после похорон сына она тяжело заболела. Как-то сразу навалилось непреодолимое бессилие, и появились сильные головные боли.
«Всё-таки Господь милостив ко мне. Не оставил в трудную минуту одну. Если бы не Саша...»
Действительно, только благодаря неустанным заботам мужа, Марья Алексеевна постепенно стала приходить в себя. Превозмогая слабость, она нашла в себе силы пойти в церковь. Марья Алексеевна заказала панихиду по погибшему сыну и заодно исповедовалась в грехах.
« Исповедаюсь, будь что будет. Может Господь и простил меня? Ведь, если бы не простил, то разве послал бы мне Сашу? Разве позволил бы при всех моих грехах испытать настоящую любовь?»-- подобные мысли не раз и не два посещали Марью Алексеевну, пока она колебалась между принятием окончательного решения.
Для посещения храма Марья Алексеевна выбрала будний день. По рабочим дням народу в церкви собиралось немного. Саша был на работе. В выходной день он не отпустил бы её одну, а этого ей как раз и не хотелось.Это было её дело и только её, и никакому постороннему в нём места не было, даже если этот посторонний был самым близким, самым любимым ею человеком.
Стоял солнечный весенний день, снега давно сошли.на голых деревьях набухали клейкие пахучие почки. Оглушительно гомонили воробьи, степенно переговаривались солидные скворцы, изредка сварливо каркали вороны.Возле домов нежились кошки. На лавочках сидели старушки. Зима надоела всем. С приходом весны природа пробуждалась к новой жизни. В сердцах людей поселялась радостная надежда на перемены к лучшему.
« Все радуются, -- печально думала несчастная женщина, -- только мой Ромочка никогда
88
уже не увидит солнышка и его ребёночек тоже».
Народу в храме, как и предполагала Марья Алексеевна, было было мало, в основном это были старушки.Они ставили свечи к иконам и истово молились, время от времени сгибаясь в поясных поклонах. До Марьи Алексеевны никому дела не было. Утренняя служба давно закончилась, но батюшка ещё был в храме и Марья Алексеевна обратилась к нему с просьбой назначить день, в который можно отстоять молебен по усопшему рабу Роману. Вторая просьба касалась исповеди.
--Марья Алексеевна, да ведь на исповедь нужно приходить до начала службы. Приходите завтра...
-- Батюшка, исповедуйте меня сегодня или просто поговорите. Ведь такой грех ношу в душе. Сегодня решилась, а завтра может и не приду.
Молодой священник внимательно слушал стоящую перед ним женщину Было видно, что её мучает какя-то тяжёлая, непростительная вина.
«Придётся побеседовать. Раз решилась и пришла, то дело, видимо действительно серьёзное».
--Хорошо, дочь моя, пройдёмте в уголок, там и побеседуем, никто мешать не станет.
Марья Алексеевна и батюшка уселись на лавке в укромном уголке. Старушки с любопытством проводили их глазами и продолжили молиться перед иконами каждая о своём.
--Отец Михаил, даже не знаю с чего начать... – робко произнесла женщина.
-- Начни с самого начала.
--Так долго будет...
--Ничего, нам некуда спешить.
Так началась исповедь Марьи Алексеевны. И она начала с рассказа о почти забытом детстве. Отец Михаил слушал очень внимательно, ни разу не перебил и, когда Марья Алексеевна закончила свою печальную повесть, полную душевной муки и раскаяния, коротко произнёс:
-- Бог простит.
--И всёё? И не будет никакого наказания?
-- Да какого наказания, дочь моя, ты хочешь? Ведь сын Божий искупил все грехи наши. На кресте. Ради страданий сын Господь прощает нас.
--Не может быть!—не поверила женщина.
-- Я поясню простыми словами. Конечно, желать смерти своему близкому тяжкий грех, но это грех простительный. Непростительным бывает грех только в том случае, если человек не раскаялся, если пришёл в храм боясь наказания, раскаиваясь на словах, а не в душе.. Такое раскаяние подобно обману Господа нашего и сына его. А ты, дочь моя, я вижу раскаиваешься искренне.
-- Отец Михаил, -- торопливо перебила Марья Алексеевна, -- я действительно раскаиваюсь всей душой, потому как не могу больше носить в душе такую тяжесть. Я всё думаю, что мыслями своим погубила двоих, нет, троих человек.
--Дочь моя, не вы погубили этих людей. На всё Божья воля. Они ушли из жизни тогда, когда им было назначено Всевышним. Разве ты не знаешь, что ни един волос не упадёт с головы человека без соизволения на божьего? Волос не упадёт, а не то что жизнь человека! Сколько им было назначено, столько и прожили. Как им было назначено, так и ушли из жизни. Господу виднее, а тебя, дочь моя, лукавый соблазнял. Искушения наши от лукавого. Да Господь милостив, остановил тебя да покаяться вразумил. Молитесь дома да в церковь ходите, а теперь ступайте.
Марья Алексеевна припала к руке священника, затем низко поклонилась ему и торопливо вышла на крыльцо. На крыльце она обернулась, ещё раз низко поклонилась и троекратно осенила себя крестом.
Небо за то время пока она находилась в церкви , успело затянуться лёгким тучами, на землю падал лёгкий, прозрачный дождик. На душе стало легко, тяжесть ушла, светлая тихая радость наполнила всё её существо. Вскоре Марья Алексеевна вышла на работу.
Три недели провела Уленька в больнице. Всё это время мать неотлучно находилась при ней. На работе Дарья взяла отпуск за свой счёт. Уля медленно шла на поправку. Иногда её
89
навещал дядя Саша, свекровь невестку навещать не могла, так как сама была очень слаба. Наконец настал день выписки. Дарья и Уленька поехали а бабке Поле. Старушка с нетерпением ожидала свою жиличку. Дарья накупила продуктов, а готовить пришлось бабке Поле.
«Хучь бы поспеть, да скусно бы вышло. Казённая еда небось-то и приелась. Дарья вот сказывала, что Уленька есть не хочет, чуть ли не насильно нужно кормить. Господи, Господи, грехи наши тяжкие...»--думала старушка хлопоча у плиты.
Измождённый вид Уленьки поразил бабку Полю.
-Деточка ты моя, -- всплеснула она руками, -- да на тебе лица нет! В чём душа-то держитси? Что делает-то болезнь с человеком? Что делает? Ну, сымайте одёжу да к столу.
Дарья помогла дочери снять пальто и разделась сам. Кухня была наполнена вкусными апетиными запахами домашней еды. Но Уленька не присела к столу, она прошла в ту комнату, которую они занимали с мужем. В комнате было чисто прибрано, вещи находились на привычных местах, кровать аккуратно заправлена. Уленька уткнулась лицом в подушку и тихо заплакала. Мыслей не было, на сердце лежала чёрная давящая тоска. Ласковый руки матери гладили и гладили вздрагивающие Уленькины плечи.
-- Уленька, доченька, будет плакать. Ничего уже не изменить, а жить как-то надо. Пойдём-ка на кухню. Пойдём, бабака Поля нас заждалась.
За обедом велись разговоры о том, как жить дальше. Дарья предлагала дочнри уволиться с работы и вернуться домой.
--Поедем, доченька, домой. Дома и стены помогают. Поедем, -- уговаривала Дарья дочь, --что тебе тут одной делать? А там все свои. И работу найдёшь, в мастерской нашей...
--А может Уленьке лучше у меня остаться?- робко предложила старушка, -- как ни как а обвыклась тутака. Подружки, могилка рядом. И мне будет веселее. А что я одна? Привыкла ить, как к родным.
Принятие решения оставалось за Уленькой, но Уленька упорно молчала. Да и что она могла сказать? Вот так сразу принять решение?Молодая вдова была близка к отчаянию – ни мужа, ни ребёнка. Со временем горе понемногу бы смягчилось, (время лечит и жизнь не стоит на месте) но потеря мужа и ребёнка были не единственным горем обрушившимся на Уленьку. Страшный приговор вынесенный врачами (она не сможет иметь детей), поверг молодую женщину в глубокий омут безнадёжности.Поэтому Уленьке было всё равно где она будет жить, что станет делать, и вообще—станет ли жить.
-- Пусть остаётся всё как есть... Я лучше полежу...
Пробыв ещё два дня у бабки Поли рядом с дочерью, Дарья уехала домой. Пора было выходить на работу. Отдежурив смену, Дарья вернулась к дочери. На этот раз Уленька решила посетить могилки мужа и сына. Но прежде чем поехать на кладбище, мать и дочь заехали к Марье Алексеевне. Саша был на работе и двери им открыла хозяйка. Вид свекрови поразил Уленьку. Перед ней стояла старая, с измождённым лицом женщина. Густая седина придавала всему облику Марьи Алексеевны неряшливый, неухоженный вид. Выпив чаю, поговорив о постигшем их несчастье, они втроём отправились на кладбище.
Горе горем, но нужно было жить дальше. Со дня гибели Романа минуло сорок дней. Женщины отстояли в церкви молебен за помин души усопшего раба божьего Романа и невинного младенца погибшего в чреве матери. Бабка Поля сказала, что младенцу нужно дать имя, иначе Господь не примет безымянную душу. Мальчика назвали Иваном.
Вскоре Марья Алексеевна вышла на работу. Вышла на работу и Уля. К матери она не ездила, боялась и не хотела встреч с соседями и знакомыми. Уля чувствовала, что ей будет тяжело выслушивать соболезнования и отвечать на вопросы сердобольных соседей. Зато Дарья часто навещала и дочь и сватью.
Душа молодой женщины не находила покоя. В доме (у бабки Поли) всё напоминало о её счастливой, безмятежной жизни, жизни которая оборвалась так внезапно. Придя с работы, Уленька торопливо ужинала и поговорив с бабкой ложилась спать. Усталое тело требовало отдыха, а мысли не давали покоя. Засыпала Уля под утро.. Не отдохнувшая, с тяжёлой головой, шла на работу. По выходным она со свекровью шла в церковь, а по окончании службы, на кладбище. Саша оставался дома, готовил обед и ожидал своих женщин.
89
В их доме Уленька чувствовала себя уютно, сердечным теплом веяло от дяди Саши.
-- Кушайте, девочки, кушайте. Небось проголодались? А я вот тут специально для вас приготовил.
--Спасибо, дядя Саша,-- благодарила Уленька радушного хозяина, --и правда, очень вкусно.
За обедом много говорили о разном, стараясь не касаться больной для всех темы. Но долго обходить молчанием тему несчастья постигшего их, не удавалось. Саша, на правах близкого человека, принимал самое непосредственное участие в разговорах, и однажды высказал мысль, что Уленьке лучше всего уволиться с работы и уехать к матери.
--Уля, вот смотрю я на тебя, --- однажды начал он, --выглядишь ты всё хуже и хуже. Работа тебе сейчас не по силам. А привычная обстановка только мучает, последние силы отнимает. Вот что ты делаешь, как приходишь с работы, только честно?
--Да что? Поем и ложусь. Ну с бабкой Полей ещё поговорим...
--И не спишь? Всё думаешь, думаешь?
--Да, так и есть. Я, дядя Саша, даже работать не могу, нет сил.
--Послушай, детка, езжай к матери и не выходи на работу пока не почувствуешь, что не можешь без работы. Да и мать нужно пожалеть, и она держится из последних сил.
Вняв настойчивым советам дяди Саши, Уленька подала заявление об увольнении. Отработав положенные две не дели она, к несказанной радости матери, вернулась домой. Бабка Поля была удручена тем, что снова остаётся одна.Дарья предложила старушке переехать к ним, обещала что станет заботиться о ней, как о родной матери.Но старушка отказалась.
--Нет уж, девоньки, я уж как-нибудь останусь доживать в своём доме.А за заботу спасибо. Вот тольки не забывайте меня, старую.Как будете в городе, то и навестите.
На том и расстались.Какое-то время бабка Поля жила одна и, как могла, управлялась по дому. Наконец наступило время, когда она совсем ослабела и нуждалась в уходе. Приехала дочь и забрала мать к себе.
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Уля привыкала к новой жизни. Дарья была несказанно рада тому, что дочь снова с нею. Уля была довольна тем, что вняла совету дяди Саши, не осталась в городе, а вернулась к матери. Порою ей казалось, что она никогда не покидала стены родного дома, а всё произошедшее с нею не более, чем дурной сон. Уля пошла на поправку, здоровье восстанавливалось, душевная рана постепенно затягивалась. Внешне изменилась и Дарья—она вновь похорошела, помолодела, но в глазах её уже не мерцал огонёк присущий людям любящим жизнь. В больших серых глазах затаилась плохо скрываемая печаль. У неё постепенно пропадал интерес к жизни. И тому было две причины – первая, осознание того, что у неё никогда, никогда не будет внуков, вторая причина вытекала из первой – кто возьмёт замуж её Уленьку, зная, что жена никогда не сможет иметь детей. Единственное, кто заставлял Дарью цепляться за жизнь – была её дочь.
Со стороны могло показаться, что жизнь Дарьи не изменилась, почти не изменилась. Она ходила на работу, хлопотала по дому, но пироги пекла реже, реже устраивала чаепития с соседками. Катя уехала к сыну и только давняя подруга Нина заходила иногда посидеть. Нинина Маруся вышла замуж за местного парня. Молодые жили отдельно от родителей в том же бараке. Нужно заметить, что барак был длинным, коридор внутри барак был перегорожен глухой, дощатой стеной. Для чего? С какой целью? Этого никто не знал. Перегородили и всё тут. По первости Маруся казалась счастливою в своём замужестве или старалась делать вид что счастлива. Иван любил выпить, а выпив, становился неуправляемым. Нину тревожила дальнейшая судьба дочери.. Переживания, хотя такие разные, ещё больше сблизили подруг. Женщинам было о чём поговорить.
Стояла середина лета. Дарья, если позволяло время, любила посидеть на лавочке возле барака, понежиться на тёплом солнышке, послушать о чём толкует народ. Сама она в разговоры вступала редко. Уля уже работала в швейной мастерской, гордо именуемой – ателье. А как же! Мы ведь не хуже городских – ателье и всё тут! Ульяне не пришлось привыкать к новому коллективу, -- она знала всех и все знали её. После работы Уля спешила домой, а дома старалась большую часть хлопот взять
90
Дарья, жалея дочь, старалась с домашними делами управляться сама. Так они и жили, оберегая одна другую. Всё свободное время Уля проводила дома, никуда не ходила, с бывшими подругами почти не общалась, зато много и охотно читала.Книги она брала в поселковой библиотеке.а прочитанное в книгах пересказывала матери. Спать они ложились рано.Дарья в последнее время быстро уставала, чувствовала себя разбитой и утомлённой сверх меры. Ей часто казалось, что голова наполняется свинцовой тяжестью.
В те дни, когда Дарья чувствовала себя более-менее сносно, она вела с дочерью долгие разговоры об увиденном, услышанном, затрагивала темы любви и судьбы. И мать и дочь в первую очередь интересовало от чего зависит судьба? От Бога ли, от собственного выбора, или же просто от слепого случая? Они строили на этот счёт всевозможные предположения, но чёткого ответа не находили.
--Мама, -- начинала разговор Уленька, -- вот говорим—судьба, сами виноваты. Может и виноваты. Но, ведь если судьбу можно предсказать, значит она уже запланирована? Ты ведь сама ходила гадать и тебе сказали правду.
--Говорили, дочушка, говорили. Знаешь, Уленька, я вот часто думаю, почему в нашем роду погибают мужчины и не в старые годы, а совсем молодыми. Что это? Я уж грешным делом думкаю, а не лежит ли на нашем роду каке проклятие?
--Почему ты, мам, думаешь о проклятии?
--Да как и не думать? Вот взять хотя бы твоего деда, моего отца. Ведь он совсем не старым был, когда погиб. Мама так и не вышла замуж, хотя находились...Володя, тот совсем молодым погиб, даже жениться не успел. А твой папка? Пропал и пропал... конечно, погиб. И я вот, тоже замуж не вышла. А теперь и Роман...Ну, тогда хоть война была, а теперь что? Мирное время и единственный сын!
--А ведь и правда! Я об этом как-то даже и не подумала!
--Бабка Поля советовала сходить к бабке. Если бабка сильная, то скажет и даже порчу снимет. А где такую бабку взять?
--А бабка Акулька?
--А ты знаешь сколько ей лет? За девяносто. Говорят совсем никакая.
-- Мама, а может всё-таки сходишь? Мало ли что говорят...—неуверенно предложила Уля, -- хотя нам уже и не нужно. Ты замуж не пойдёшь, я тоже.
-- Я-то не пойду, а ты ыот не зарекайся. ... Молодая ещё... Как весь век одной-то?
--А ты?
--А что я? У меня ты была, мама.
--Так и ты у меня есть.
-- Да разве я вечна? Не вечна. Вот, не послушала в своё время мать, а если бы вняла её советам, то может тоже как-то сложилось.
--мама, а может всё-таки сходишь к Акульке? Что она скажет?
-- Может и схожу.
Год со дня гибели Рома прошёл незаметно, хотя для всех близких был очень трудным. На годовщину смерти Дарья с Уленькой поехали в город. Марья Алексеевна заказла панихиду по безвременно ушедшему из жизни рабу Божьему Роману.Встретились женщины в храме, а после заутреней службы и панихиды, отправились на кладбище, постояли возле могилы, поплакали, вспомнили Романа и вернулись домой.
Стол в большой комнате был накрыт. Дарья прошла на кухню и достада и начала выкладывать из сумки привезённые с собой продукты. Марья Алексеевна выглядела утомлённой и подавленной, но всё-таки (вынуждена была признать Дарья), она похорошела и даже помолодела .
«Это всё наверно от того, что у неё есть Саша. А останься одна? Извелась бы вся. Пришла домой и словом не с кем перекинуться. Видно счам Господь свёл их. Сына не вернёшь, а жить как-то нужно--думала Дарья без зависти и осуждения, --и нам с Уленькой хорошо. Год прошёл, можно и в кино и на танцы... хоть бы уж не сидела дома, а то...»
Распрощавшись с Марьей Алексеевной и Сашей, дарья с уленькой собрались навестить бабку Полю.
--Не забывайте нас, - сказала на прощание Марья Алексеевна, -- навещайте нас, как будете
91
в городе. Одни мы остались. На могилку вместе съездим, -- и тихо заплакала.
-- Не забывайте, -- вторил жене Саша, -- не забывайте. У нас ведь кроме вас никого и нет. Да речь-то не обо мне, а Уленька нам как родная дочь.
С тем и простились. Бабка Поля радовалась их приездам. При встрече обнимала, плакала, усаживала за стол, а прощаясь, крестила на дорогу и просила не забывать её, старую.
--Вот, кажинный раз думаю—мабуть в последий раз видимся. Стара уж совсем... ноги ели ходють....
--Так живи с нами, -- предлагала Дарья, -- мы с Уленькой только рады будем.
--Нет уж, спасибо на добром слове, -- торопливо перебивала старушка, -- а тольки как я при дочери да унуках у чужих-то людей буду обитатьси?
Минул год со дня гибели мужа и сына, однако Уля никуда не выходила, а по-прежнему проводила дома всё свободное время. На настойчивые просьбы матери пойти развеяться, неизменно отвечала:
--Не хочу, мама, ну, не хочу никуда...отвыкла уже да и не интересно мне.
--Уля, но ты же не старуха.Ну сколько можно дома сидеть? Подумай сама – сколько можно дома сидеть? Состаришься и не заметишь как.
-- А ты чего дома сидела?
--Так время было другое, -- неуверенно отвечала Дарья.
--Только вот не надо, что время было другое. Помню, как тебя бабушка ругала, что никуда не ходишь. Разве не так?
--Так-то оно так. А если правду сказать, то и не хотелось одной. Одна она и есть одна. –вздыхала Дарья, глядя на дочь, -- вот и ты останешься одна, если никуда ходить не будешь. А годы ой как быстро летят! Всё бегом, да бегом. Опомнишься, а не догнать...
--Мама, ак я и так останусь одна.. Кому я нужна бездетная? Кому? Скажи, мама, кому?—и иУленька горько заплакала.
--Ну, дочушка, ну, дочушка, -- успокаивала дочь растерявшаяся Дарья, - ну не плачь. Бог даст, может и встретишь хорошего человека. Живут же люди без детей. Может и врачи ошиблись. Всяко бывает, может Бог даст всё и образуется.
-- Бог, мама, уже дал. Дал и отнял. За что, мамочка? За что?
После последнего разговора с дочерью, Дарья уже не предлагала Уленьке сходить с подружками в кино, на концерт, а о том, чтобы остаться на танцы, даже и не напоминала. Она поняла, что для её дочери время развлечений ещё не настало. Слишком глубокой оказалась рана и слишком медленно эта рана затягивалась.
Прошло ещё три года. Жизнь их текла спокойно и размеренно. Дарье исполнилось пятьдесят пять. Она стала получать пенсию, но с работы уходить пока не торопилась. Что ей одной целыми днями делать дома? Уля с утра до вечера на работе. Да как-то и непривычно не ходить на работу.Как-то там её больные без неё и как она без них? Да и денег нужно подсобирать так, на всякий случай, на «чёрный день».
Прошло ещё три года...А после? А после случилось страшное и непоправимое. Дарья заболела и заболела не лёгким, быстро проходящим недомоганием, а серьёзно и страшно. При прохождении очередной медкомиссии у неё обнаружили рак матки. До поры, до времени опухоль не беспокоила её и она не только не подозревала, что опасно больна, но ей даже в голову не могло прийти, что она может заболеть серьёзной и неизлечимой болезньтю.
Дарью положили в больницу, в ту самую в которой она проработала всю жизнь. Из местной больницы её направили в областную. Лечил Дарью как обычно лечили в то время онкологию – операция, облучение, уколы, таблетки. Предпринимались все меры к тому, чтобы спасти несчастную женщину, но, увы! было слишком поздно. Через полтора года Дарьи не стало. Уля осталась совершенно одна и долго не могла прийти в себя от невосполнимой потери. Она потеряла самого близкого, самого дорогого ей человека.
В доме стало пусто. Оставшиеся вещи болезненно напоминали о матери так рано ушедшей из жизни. Как и для чего жить дальше Уля не понимала , не знала, но жить как-то нужно было. Нужно было ходить на работу. В первое время после похорон матери у неё появилась мысль тоже уйти из жизни.Просыпаясь среди ночи в гулкой тишине барака, она думала и думала и думала...
«Для чего мне теперь жить? Для кого? Ни мужа, ни ребёнка, ни матери. Хоть ты вешайся... А что , и повешусь.. А на чём? И крюка-то подходящего нет. Одни гвозди.
91
Разве выдержат? Да и страшновато как-то...»
Иногда Уля хваталась за спасительную мысль уйти из жизни, иногда приходила в ужас от возможности совершить непоправимый грех.
«Ну пусть, повешусь. Но что я буду чувствовать, когда затянется петля? А вдруг в самую последнюю минуту пойму, что хочу жить несмотря ни на что, но будет уже поздно? Какой ужас!»
Только с двумя женщинами могла поделиться Уленька своими мыслями, своим отчаянием. Это были верная подруга Маня и свекровь Марья Алексеевна.
-- Уленька, деточка ты моя, -- пришла в ужас женщина, услышав Уленькину исповедь, - да что ты такое говоришь? Опомнись! Разве для того дал нам Господь жизнь, чтобы мы вот так брали и отказывались от неё?
---Не могу, мама, не могу... И не хочу думать, а думается, мысли сами в голову лезут. За что? Ну, скажите, за что?
--Уленька, а мне разве легче было? Единственного сына похоронила.Единственного! А такие мысли ни разу в голову не приходили.
--Это потому, что вы не одна. Дядя Саша с вами.
--Наверно, доченька, ты права. На тот момент не знала, куда приклониться... И тебе нужно замуж. Присматривайся к мужчинам. Может и ходит рядом тот...твой. а мысли грешные от лукавого, не дремлет. Чуть пошатнулись мы, он тут как тут. Сходим-ка мы с тобой к батюшке на исповедь. Без него да без церкви, вижу, не обойтись.
--Мама, а если он ругать меня станет? Тогда что? Боюсь я как-то.
--Меня, ведь, н не ругал, а разъяснил, что к чему. Ты же видела какая я была грешная...мыслями.Он и посоветует какие молитвы читать для успокоения души, какими от дьявола обороняться.
По воскресным дням Уленька стала приезжать в город и они с Марьей Алексеевной ходили в церковь. Иногда, правда не часто, навещали родную могилку, частые посещения беспокоила души усопших. Постепенно Уля обрела душевное спокойствие. Мысли о самоубийстве посещали её всё реже и реже. Она научилась гнать их от себя. Как только появлялась подобная мысль, Уля, по совету отца Михаила, начинала читать каноническую молитву «Отче наш». Если она была одна дома, то молитву произносила вслух, если же такой возможности не было, то произносила про себя. При встречах бывшая свекровь неоднократно заводила разговоры о том, что Уленьке обязательно нужно выйти замуж, а если и не сразу, то хотя бы пожить с мужчиной не вступая в брак, присмотреться к нему. И Уля стала задумываться...
При жизни матери Улю мало заботило насколько они были близки. Ну что там задумываться? Жили и жили. И ей, Уле, тогда казалось, что так будет всегда. Но всему однажды приходит конец. От грустных и тоскливых мыслей Улюю отвлекала работа. Иногда она полностью погружалась в неё.. Нужно было посоветовать заказчице фасон платья, который более всего подчёркивал изящные линии фигуры или скрывал недостатки. Нужно был так раскроить ткань, чтобы хватило для платья. Но, когда сложности были позади, а руки привычно делали своё дело, мысли о жизни, воспоминания о недавних событиях выплывали невесть откуда и заполняли Улину голову. Она вспоминала, как мужественно держалась мать, никогда не жаловалась ей, дочери на своё самочувствие, не впадала в отчаяние, не поддавалась панике. Казалось, мать смирилась с приговором, который ей вынесла жизнь. Её беспокоили только две вещи—как сложиться жизнь её единственной дочери, её бесценной Уленьки. Найдёт ли она себе хорошего, заботливого мужа? Ещё беспокоило медленно умирающую Дарью – сможет ли она терпеливо переносить ужасные боли, неизбежных при раковых заболеваниях? Про себя Дарья решила, когда почувствует приближение своего смертного часа, то останется в родной больнице.
Конечно, было бы лучше уйти из жизни дома, среди привычной обстановки, успев навсегда проститься с дочерью. Но, зная впечатлительную и робкую натуру Уленьки, Дарья не могла и не хотела пугать Улю своей кончиной.
«Меня не станет, мне уже будет всё-равно, а ей жить да жить. Пусть лучше она не видит, как стану метаться и задыхаться, пусть лучше запомнит меня спокойной, может даже с улыбкой на губах. А вот привезти батюшку попрошу, исповедуюсь пока ещё в силах».
92
Ни о чём дочери Дарья не говорила, не заводила подобных разговоров и с соседями. Люди разные. Не дай Бог введут её девочке в уши! Что тогда? Станет плакать день и ночь и так извелась... одни глаза остались. Единственным человеком с которым Дарья могла поговорить откровенно, была её давняя подруга Нина. С нею Дарья говорила о своём уходе из жизни откровенно и просила, по возможности, не покидать её осиротевшую Уленьку.
С дочерью Дарья говорила и говорила, если позволяло Уленьке время, но эти разговоры затрагивали совсем иные темы.
-- Уленька, не живи одна. Раз Господь устроил так, что мужчина и женщина должны быть вместе, то нам, значит, нужно слушаться его. И для души и для здоровья. Обещай мне, что не останешься одна...
Что могла ответить на это Уленька? Конечно обещанием выйти замуж.
Одиночество действительно было невыносимо. А, что если мать права? И единственный способ избавиться от одиночества – замужество? За кого? К этому времени Уле исполнилось двадцать восемь лет, не успеет оглянуться, а там уже и тридцатник , и пошло и поехало.
Несмотря на пережитое горе, Уля выглядела привлекательно и эффектно. Почему бы ей и не выглядеть эффектно? Сама портниха, да не какая-нибудь, а первоклассная! Косу она давно остригла, а густые, слегка вьющиеся волосы хорошо лежали в причёске. Большие серые глаза смотрели на мир наивно и доверчиво.Правда, с недавних пор в этих глазах появилась печаль, но эта печаль не портила миловидное и доброе лицо молодой женщины. Наоборот, лицо приобрело неуловимый налёт загадочности.
Многие мужчины заглядывались на Улю, но все они, к сожалению, были людьми семейными. Она по-прежнему дружила с Маней. Сердечная и отзывчивая Маня имела один серьёзный недостаток—она не умела хранить секреты ни свои, ни чужие. Из-за этой её слабости подруги часто ссорились, какое-то время даже не общались. Проходило время и Маня с повинной головой шла к подруге просить прощения и мириться. Каждый раз обещала себе, что мириться с Маней не станет, а если и помирится, то никогда, ни за что откровенничать с нею не станет.Но так получалось не всегда. Всё же иногда нужно было с кем-то поговорить, облегчить душу, спросить совета.
И Маня клятвенно обещала, что уж на этот раз, ни кому, ни словечка и искренне верила, что сумеет справиться со своей слабостью... на этот раз.Время шло, Маня крепилась как могла , но в конце концов наступал момент, когда хранить чужую тайну не было ни каких сил.. Но рассказав по большому секрету первой подвернувшейся слушательнице сногсшибательную новость, она почти сразу же начинала жалеть о своей несдержанности, ругала себя последними словами и свято обещала, что подобное больше не повториться. Раскаявшись в содеянном, Маня успокаивалась и жила в полной уверенности, что впредь сумеет справиться с подобной слабостью. Но иногда от Маниной слабости была и польза. Так произошло и на этот раз.
Маня, как могла, старалась поддержать подругу в её несчастье. Выкроив вечером немного свободного времени, взяв с собой детей, приходила к Уле посидеть. И в один из таких вечеров Уля не выдержала и пожаловалась подруге на своё одиночество.
--У тебя, Манечка, хоть какой, а муж есть, детишки, родители, а я совсем одна. Понимаешь – совсем одна. Как жить? Для чего жить? Матери нет, мужа нет, детей нет. Родня, так и та живёт далеко, в деревне. Ты даже не представляешь до чего тошно... Я кажется вышла бы даже за вдовца с детьми.
--Это на чужих-то детей?—изумилась Маня.
--А что? Я бы их любила, растила, как своих. А потом, глядишь, и внуки.
--Даже не знаю, что сказать тебе на это. Мне тебя не понять.
Нечаянный этот разговор имел для Ули серьёзные последствия. Благодаря Мане в скором времени по посёлку поползли слухи о том, что Уля хочет замуж и согласна выйти даже за вдовца с детьми.И такой вдовец нашёлся. Это был сорокалетний мужчина по имени Илья. Жену он потерял больше года назад. Жена умерла , оставив ему двоих девочек одиннадцати и двенадцати лет. Илья пытался найти женщину, которая захотела бы стать ему женой, а девочкам матерью, но безуспешно. Кому нужны чужие дети? Да и сами девочки не хотели видеть рядом с отцом чужую женщину. Они не могли свыкнуться с мыслью, что их дорогая мамочка никогда не вернётся к ним, не обнимет, не приласкает..
93
В своём детском эгоизме они не могли и не хотели понять отца.
Поэтому, когда ушей мужчины достигли слухи о том, что в посёлке есть женщина, которая согласна выйти замуж за вдовца с детьми, у Ильи появилась надежда, что в его жизни и жизни дочерей могут произойти счастливые перемены. Он осторожно навёл справки об Уле и остался доволен услышанным. Ещё бы!—молодая, хороша собой, детей нет и не будет. Илья знал и Улю и её мать Дарью и даже Агафью Тихоновну, но не близко. Так, здоровались при встречах.
Дочерям своим он объяснил, что хочет привести в дом женщину, которая станет ему женой, а им доброй мачехой. Девочки заявили отцу, что никакая мачеха им не нужна, а с домашними работами они справятся и сами. Но отец прикрикнул на дочерей и сказал, что будет так, как решит он, и они указывать ему не будут, малы ещё. Боясь наказания, девочки не стали возражать отцу, но решили – пусть отец приводит свою бабу, а они придумают, как её выжить.
Встреча Ули с Ильёй произошла вроде и случайно, хотя на самом деле таковой не была. Они познакомились, произвели друг на друга благоприятное впечатление, встретились ещё несколько раз и Илья предложил познакомиться с его дочерьми. Уля согласилась. Жизнь приобретала смысл. Ей не терпелось увидеть сестричек и постараться расположить их к себе. Она уже заранее любила их. В гости к Илье она собиралась в субботу под вечер. Улья испекла пирог с яблоками, прошлась по магазинам, ломая голову над тем, какие подарки купить девочкам. Прежде всего накупила самых лучших конфет из тех, какие были в магазине.
« Мажет быть купить им по кукле?—думала она, прохаживаясь перед полками с игрушками.—Ведь все девочки любят играть в дочки-матери. И я играла. Хотя, кто знает, во что теперь играют? Да, -- решила наконец Уля, -- куплю им по кукле и по хорошей книжке. Книжки все читают, особенно сказки.»
Из книг Уля выбрала две, одну – Русские народные сказки, вторую – Сказки братьев Гримм. Обе книжки были в твёрдых обложках, в них было много красивых цветных картинок. Она вспомнила то время, когда мама покупала ей детские книжечки, вспомнила радость от того, что могла их рассматривать, читать в любое время, когда к тому была охота. Это были не библиотечные, а её собственные книги! Теперь Уля понимала, что маленькие, размером со школьную тетрадь книжечки, были простенькие и дешёвые. Но в то время они казались ей необыкновенными – красивые картинки, текст напечатан большими буквами. Уля очень гордилась своей маленькой библиотекой и бережно хранила книги в тумбочке. Уля давно повзрослела, а детские книжечки по-прежнему лежали в тумбочке сложенные аккуратной стопкой. Она удивлялась тому,что Маня книги не берегла, они валялись у неё как попало и где попало, измятые, с выдранными листами, заляпанными страницами. Уля не раз говорила подруге об этом, но та лишь беспечно отмахивалас:
-- Ну и что? Я уже прочитала, а мама новые купит, если попрошу.
Уля встретилась с Ильёй и он, увидев её нагружённую коробками, свёртками, большой сумкой, изумлённо ахнул:
-- Ты куда это собралась? Уезжаешь что ли?
--Да нет, -- радостно улыбаясь, отвечала Ульяна, -- я никуда не уезжаю, а собралась в гости к двум маленьким девочкам.
--Раз так, давай сюда свои пакеты, хотя зря ты всё это затеяла. Незачем баловать...
-- Вовсе не зря, -- перебила Илью Уля, -- Девочки любят подарки, да и мальчики тоже. Ты-то сам часто их балуешь?
-- Да нет, -- замялся Илья, -- На Новый год, на день рождения.
--Вот видишь, Они же маленькие. Подарками не испортишь.
--Да что, Уля, я знаю? Была жива жена, так она и занималась всем этим. А что я? Деньги отдам, а остальное меня не касалось. – сколько, куда, чего. Вот будем жить вместе, так и делай что хочешь. Верно я говорю?—Илья весело рассмеялся.
--Верно, верно, только вот сначала нужно подружиться с девочками.
Готовясь к встрече с девочками, Уля волновалась, как перед трудным экзаменом. Как-то всё сложится? Илья же наоборот был весел и счастлив. В его жизни наступали
94
счастливые перемены. А что касается дочерей, то по этому поводу он не переживал – прикажет и всё тут! Если что, то ремень научит послушанию! Он тоже имеет право на счастье. Иль чувствовал, что влюблён у эту женщину посланную ему самим Господом Богом. Илью приятно поразило то, что женщина шла к нему в гости, вернее будет сказать, знакомиться с его дочерьми, не просто купив кулёк абы каких дешёвых конфет или две скромные плитки шоколада, а изрядно потратилась, думая , чем действительно порадовать девочек.
В доме было тепло и уютно.(нужно заметить, что Илья жил в собственном доме), но Уля сразу заметила отсутствие женской хозяйской руки. Обе девочки, опрятно одетые, очень похожие одна на другую, сидели на кухне за столом. При появлении отца с чужой незнакомой им тётенькой, они разом встали и, глядя на Улю во все глаза, негромко поздоровались. Уля заметила в их глазах неумело скрытую неприязнь и настороженность.
«Вот, значит, как. Что же будет?,», - растерянно подумала Уля.
--Девочки, -- несколько торжественно произнёс Илья, --познакомтесь с тётей Улей. – А это мои красавицы—Лена и Оля.
--Девочки, вы так похожи, -- обратилась к ним Уля, начисто позабыв приготовленные заранее слова, --так похожи, что я боюсь вас перепутать.
Девочки молчали.
--Девочки, -- меж тем продолжала Уля, чувствуя исходящую от сестёр неприязнь, -- я вот вам тут подарки принесла. Правда, пока не знаю, понравятся вам или нет. Потом расскажете мне.
При виде двух нарядных кукол и двух красивых книжек, глаза Оли и Лены загорелись восхищением, но подержав подарки в руках, они напустили на себя равнодушный вид и отложили подарки в сторону.
«Вот, значит, как, -- снова подумала Уля, -- чужая и они меня не хотят».
--Что нужно сказать?—раздался голос Ильи.
--Спасибо, -- неподнимая глаз, тихо произнесли сёстры. Они боялись ослушаться отца, но и выражать бурную радость по поводу чужой тёти не собирались. За обедом все чувствовали себя неловко, сёстры сидели молча, на все попытки Ули разговорить их отмалчивались или же отвечали односложно – да или—нет. Однако отсутствием аппетиа сёстры не страдали.
«Наверно не часто вкусно едят, -- про себя отметила Уля, внимательно наблюдая за Олей и Леной, -- хорошо, если супу какого наварит или картошки. Да и что может мужчина?»
Непрошенная щемящая жалсть коснулась сердца и неожиданно для себя, Уля обратилась к сёстрам:
--Девочки, Оленька и Леночка, я для вас чужая тётя и никогда не заменю вашу маму, но я буду любить вас, заботиться, как о своих детях. Надеюсь, мы подружимся, а если не сумеем подружиться, то вы меня скажете об этом. Договорились?
Сёстры удивлённо переглянулись между собой и, не глядя на чужую тётю, молча кивнули. Они растерялись от неожиданного прямого обращения и не были к этому готовы. Им нужно было время, чтобы обдумать услышанное а обдумав, решить принимать тётино предложение или не принимать, а приложить все усилия для того, чтобы выжить чужую тётю, которая, как они успели заметить, очень нравится их отцу.
Когда обед закончился, Оля и Лена с разрешения отца, забрав подарки, ушли к себе.
Очутившись в своей комнате, они бросились рассматривать подарки. Какие куклы! Какие книжки! А конфеты?!
-- А может тётя хорошая?—любуясь своей красавицей куклой, -- обратилась старшая Оля к сестре, -- может нам с ней будет хорошо?
--Нет уж! Нам никогда не будет с ней так хорошо, как с мамой.
--Ну мамы же у нас нет и не будет...
--Всё равно, пусть и нет, а нашу маму папа так не любил, как эту Ульку, -- Ульяна, Ульяна!—и она очень похоже передразнила отца, - и имя у неё противное и подарки нам покупать не будет. Это только сначала.
--Лена, -- робко возразила Оля, -- а если тётя всё же добрая?
--Как же, добрая? Будет она деньги на чужих детей тратить! Даже мама не покупала нам таких подарков, всё говорила, что денег нет. У мамы не было, а у чужой тётки есть?
--Лена, а на кого ей тратить? У неё же нет своих детей. –по взрослому рассудила Оля.
95
--Нет, так будут! Они же с папой спать будут вместе, а как будет свой ребёнок, то мы никому не будем нужны. Даже папе. Вот!
Девочки серьёзно задумались о своей дальнейшей судьбе.
Прожив пол-года с Ильёй, Уля так и не сумела сблизиться с сёстрами. При отце они вели себя послушно, но наедине с мачехой начинали ей хамить, дерзить и делать мелкие пакости.Илье о поведении девочек по отношению к ней, Уля не говорила, не хотела его огорчать. Она надеялась подружиться с ним, расположить их к себе. Со старшей Олей со временем у Ули сложились хорошие, доверительные отношения. Характер у Оли был мягкий, уступчивый, покладистый. Лена, в отличие от сестры характер имела властный, неуступчивый и даже жестокий. Она была хитра и изворотлива.
Прожив в этой семье год, Уля вернулась к себе. Расставание С Ильёй было мучительным для обоих. Илья пытался уговорить Улю остаться, повременить с уходом, обещал строго поговорить с младшей дочерью и даже примерно её нказать.
--Почему же ты мне сразу ничего не говорила про Лену? Я бы поставил её на место, научил бы, как не слушаться старших.
--Да силой не заставишь любить.Ревнует к матери. Её тоже можно понять...
Последней каплей, переполнившей терпение Улибыл совсем уж дерзкий поступок девочки. В один из дней, когда отей и мачеха были на работе, сёстры сели обедать. Оля разлила по мискам суп, одну миску она поставила перед сестрой, вторую поставила себе.Еда была вкусной, а девочки проголодались. Обе с аппетитом принялись за еду. В это время отворилась дверь и вошла Уля.
--Девочки, а я сегодня отпросилась пораньше. Сегодня в магазин привезли сгущёнку, так побежала купить, потом ещё и колбасу копчёную выбросили. А вы уже кушаете? Приятного аппетиа. И я с вами...Проголодалась,-- Уля налила себе супа и присела к столу.
--Ну, как? Нравиться суп?—обратилась она к сёстрам.
--Очень вкусный, тётя Уля, -- весело отозвалась Оля.
--Чем ты нас кормишь? –завелась Лена, --помои! И ещё спрашиваешь –вкусно? Поросёнок и то есть не станет!
--Лена, -- ахнула Уля, -- что ты такое говоришь! Скажу отцу. Больше терпеть не стану. По-хорошему ты не понимаешь...
-- Говори, говори, всё равно он тебе не поверит! Скажу, что ты нас бьёшь и есть не даёшь, когда его нет дома! Вот! И есть твои помои никто не будет! Вот!—и Лена плюнула в тарелку, -- ешь сама!
Девочка резко отодвинула миску, умышленно сделав движение от которого миска опрокинулась и суп пролился на скатерть.
--Лена, что ты делаешь?—в испуге закричала Оля,-- что ты делаешь? Достанется тебе от папы! Тётя Уля, -- Оля бросилась к мачехе , обхватила её руками и тихо заплакала.
--Ничего мне не будет! Она уберёт и папа не узнает. Она же такая! Она же не захочет, чтобы папа её выгнал.
--Лена, -- стараясь держать себя в руках, спокойно обратилась Уля к девочке, -- в еду плевать нельзя, кто бы её ни приготовил. Сегодня ты плюнула в суп, а может придёт такое время, когда ты чёрствому куску хлеба будешь рада. Убирать со стола я сегодня не стану. Пусть придёт отец и пусть увидит всё своими глазами. И ты добилась своего, я от вас ухожу.
--Тётечка Улечка, не уходи! Я так тебя люблю!—закричала Оленька, --она крепче прижалась к Уле и не сдерживаясь заплакала горько и отчаянно.
Лена присмирела. Она поняла, что зашла слишком далеко в своём желании выжить мачеху из дома, поняла что Уля уйдёт и отец никогда не простит ей этого. Ещё можно было спасти положение, броситься к тёте Ули, обнять её, заплакать, попросить прощения и пообещать исправиться. Но врождённая неуступчивость не позволила ей этого сделать.
«Пусть. Потерплю. Отлупит ну и что? Зато её не буде и будем жить , как раньше. Без неё. Ненавижу!»
Дальнейшие события развивались так, как и предвидела Лена. Отец без всякого милосердия выпорол дочь, разрушившую его счастье. Уля с безучастным видом наблюдала за происходящим и не вмешивалась.
96
Ульяна продолжение 1
© Copyright: Галина Коленкова, 2017
Свидетельство о публикации №217090400507
Свидетельство о публикации №217090400507
Рецензии