Глава 25 - Зачем писать-записывать?

   

      Зачем? Жизнь ведь так щемит: будь ты уборщицей или падчерицей главы Роснефти.  Поверьте, я отдала часть души тем и другим: они человечески богаты независимо от происхождения  и социального положения. Тяга к свободе, слезы от необходимости возвращаться после отпуска в бюрократическую тюрьму,  тридцать лет строгой дисциплины, - все это должно было закончиться моим побегом на волю. Как это случилось? Записать, чтобы не забыть. Лавина вытесняющих друг-друга мелких и крупных событий постепенно стирает память. Жизнь пишет новые сюжеты поверх забытых.

      Еще когда я читала массу англоязычной макулатуры для практики и знания мира, меня поражало, что «они там», теряя работу, не вешаются и не стреляются: была альтернатива, которой я была лишена всю жизнь.  Потеряй я работу, пришлось бы повторить папину судьбу: физический труд,  в лучшем случае – сельская школа.  Я вела себя как послушная скотина ради любви к языкам, культуре,  хотя выдержать было невозможно. Персональное дело возникло скоро, ради меня появилась  выездная комиссия из Комитета комсомола со Смоленки. Причина маразматическая: жалобу написал мерзкий тип, которому я нагло сказала: «Непорядочность в мелочах приводит к непорядочности в крупном».  Разобрали, вывесили приказ с выговором.  Удивительно было то, что всерьез это никто не принимал, даже одобряли где-то.  Комсомолкой я скоро перестала быть, а в партию меня никто и никогда бы не загнал, хотя и предлагали: в виде бонуса за каторжную работу.
   
      Осев в рекламном отделе, я скоро потащила на себе всю его деятельность.  Выбивала у государства деньги на промоушн,  заключала контракты с выгодными иностранными  партнерами.  Начальники у меня сменялись как в калейдоскопе: они были , в основном,  секретарями партячейки и вскоре уезжали далеко за рубеж.  Им было пофигу, что происходит в рекламе мехов, приносящих валюту стране.  На острие осталась я: беспартийная, трудолюбивая и неподкупная.
   
      О том, что кто-то получал откаты от моей рекламной кампании, я поняла лишь годы спустя.  Это были люди с хорошим прикрытием.  Но в то романтическое время,  когда я уже хорошо понимала проблему: нависшую над меховой отраслью опасность, необходимость спасать ее, -  об этом заботились лишь глава нашей фирмы и такие же жертвы за рубежом. Банкротство, исчезновение, смерть грозили всему окружавшему меня миру меховщиков, от Нью-Йорка до Северной Кореи, продававшей на наших аукционах в Питере собачьи шкуры, которые охотно покупали меховщики из богатых стран, шили из них шубы и продавали под видом волка. Собачьи шубы раскупали нарасхват из-за дешевизны.

     Весь этот причудливый мир мог вскоре исчезнуть, затоптанный антипушной пропагандой, отодвинутый другими соблазнами красивой жизни.

      Собрав последние силы, традиционное меховое ремесло постаралось спасти себя.  Продуктом усилий по выживанию стали многие  уникальные вещи:  невероятные фотосессии с зарубежными журналами в СССР,   специальные  коллекции, созданные знаменитыми дизайнерами, интересные рекламные кампании.
   
      Например,  вершиной своей пи-ар деятельности я считаю появление на свет  и успех мирового бестселлера, детектива «Парк Горького».  Началом было то, что мы договорились с американскими партнерами, что они постараются привезти в Питер на аукцион кого-то из знаменитых колумнистов Нью-Йорк Таймс.   Сработало: они ангажировали самую знаменитую старуху.  Был январь.  Ее прокатили по заледенелому 30-градусному Питеру, состоялось открытие аукциона,  традиционный банкет, где она надралась в усмерть водки, и отбыла на родину.   В «Нью-Йорк Таймс» вышла ее колонка, где было сказано, что первый лот на аукционе купил представитель Гонконга в рубашке в мелкий кролик - эмблему Плейбоя, что президиум аукциона, наоборот, был одет как советское Политбюро, в черных похоронных костюмах, а на банкете, устроенном русскими, не хватило водки… Про Плейбой была чистая правда, но про костюмы - поклёп: коллеги мои из президиума бывали регулярно и на лондонских аукционах, с модными тенденциями были знакомы и одевались вполне по-европейски.
   
      Последняя же ее фраза возмутила меня больше всего: старуху унесли в номер задолго до того, как в бутылках показалось дно.  Однако, профессионалка была верна себе до конца: сгустила краски для пикантности, а  в конце статьи поделилась байкой, что один из покупателей рассказал старой фурии, якобы, уже в Нью-Йорке, подсев к ней в такси на Пятой авеню.

      Заключалась сказка в том, что после войны русские и американцы договорились об обмене: русским нужна была племенная норка для разведения,  а американцы хотели заполучить для тех же целей соболь (нарушить абсолютную русскую монополию).

      До того времени (да и по сей день) соболь обитал только в России, строго соблюдая государственные границы. Его более чем устраивает сибирская тайга,  ее суровые условия, безлюдье и отсутствие цивилизации.  В неволе его пытались разводить долгие годы, кормя и чёрной икрой, и шоколадом, - потому что размножаться в клетке он не хотел, и я его одобряю. В конце концов вольный нрав зверька был укрощён, и под Москвой, в Пушкино, стали разводить соболей, главными покупателями которых были американцы.

    ...Итак, согласно неизвестно кем сочиненной истории, был заключен контракт об обмене.   По нему американцы отправили русским норку,  получили от них обещанного племенного соболя, но….  Он оказался кастрированным.
 
       Байка была фейком, о чем знал весь меховой мир, но история оказалась столь продаваемая, что специалист по детективам Мартин Круз Смит тут же подхватил ее из газетной статьи нашей фурии и быстро настрочил роман «Парк Горького», который был запрещен к ввозу в СССР, потом был экранизирован,  прогремел во всем мире и сделал нам рекордные продажи соболя.
 
       Советские таможенники извлекали этот запрещённый детектив буквально из каждого чемодана иностранцев, въезжавших в то время в СССР. Он считался обязательным для прочтения одними и обязательным для конфискации другими.  Стороны друг друга совершенно не понимали: иностранцы не видели ничего предосудительного в развлекательной книжонке, а таможенники со сдвинутыми бровями и сжатыми зубами выполняли задание по борьбе с проникновением в страну антисоветской пропаганды.

      Прочитать роман мне все же удалось: провезли итальянцы,  на итальянском языке, за что им большое спасибо.  Особым предметом моей гордости было то , что  на 143 странице романа было точное описание логотипа моей компании,  ее полное наименование: Soyuzpushnina, описание ее деятельности. И все – совершенно бесплатно!   Найдите хоть один подобный пример в современном мире рекламы.
   
       Я любила свою работу, - рекламу.  Иногда случалось делать безумные вещи.  Заявки на бюджет полагалось делить на рубли и валюту. Рубль не был конвертируемым и имел хождение только в СССР. Естественно, валюты давали мало, но, видя нашу бешеную деятельность и потребность в рекламе,  щедро выделяли огромное количество рублей, которые было не на что тратить.   Статей  расходов было мало. Одной из них были сувениры.   Располагая миллионами, я поехала однажды в источник  подарков:  богородские игрушки. 

      Любое творчество вводит меня в экстаз. Я также являюсь любителем этнографии.   Оказаться в эпицентре создания богородской резьбы для меня было потрясением.  Пластичность дерева,  фантазия авторов увлекли меня и я выдала огромный заказ, заваливший впоследствии все меховые ярмарки Европы медведями-пильщиками и клюющими курами.   Не могу сказать, что это было бесполезно: в меховых журналах даже стали появляться фотографии  самых ярких игрушек.   Эхо прокатилось по Европе, а сослуживцы,  выезжавшие на выставки, возненавидели меня, потому что должны были принять на себя удар по распространению популярных штучек.
   
      Для спасения себя меховая отрасль на международном уровне сколотила большие деньги, поэтому к концу советской эпохи рекламная деятельность была бурной и разнообразной.  Но всему приходит конец.   Пришел он не только для СССР, но и для меховой промышленности.  Уже к году путча 1991 я изнывала от безделия в государственной фирме,  наскоро сколоченной из остатков разных прошлых  фирм, потому что шел необратимый  процесс.  К августовскому дню Лебединого озера я была не готова эмоционально, но организационно уже дала согласие на уход из государственной системы:  в частное СП с итальянцами-меховщиками,  налаживавшими производство в Москве, - и не только.
 
     Отгуливая свой последний государственный отпуск,  я пережила вплотную дни путча:  первая примчалась на своей новой девятке к Белому дому, где еще никого не было,  кроме одной журналистки.  Объехала весь город,  увидела танки и грустных ребят в них,  металась от одного радио к другому, а потом – на Пресню.  Потрясло, какое огромное количество народа окружило Белый дом:  были вытоптаны все газоны в округе, потому что толпа шла сплошным потоком. Там были самые разные люди: от богатеев до проституток.  Все хотели одного: не возвращаться под контроль, быть свободными.  Когда все это вылилось в карнавал, я не делала выводов: у меня был в тот день собственный медовый месяц, за который я  заплатила потерянным красивым зонтом.
 
      Дальше, вслед за прощанием в остатках фирмы, где я провела двадцать шесть лет, и проклятием нескольких номенклатурных долгожителей: «Тебе здесь дали все, неблагодарная!» и моим ответом: «Я могла бы быть Шопенгауэром!» (см. «Дядя Ваня», А.П.Чехов), я оказалась в заводской среде на окраине Москвы,  где убежищем стал соседний корпус, а там я нашла беспризорный компьютер  и сама, практически,  научилась им пользоваться.  В то время экран еще был только синим, а программа была одна: Лексикон.   Но это было шагом в будущее.   Год в странном СП,  который спас  нас от голода: маму, меня и четвероногую Муру,  закончился мрачно: я почуяла близкий финал.

      Предчувствия мои оправдались уже после бегства: вице-директрису фирмы, фактически ее владелицу, убили в лифте собственного дома,- рекетиры или конкуренты - осталось неизвестно. Оставшаяся после ее смерти российская структура затеяла развод  с итальянскими соучредителями, - чуть не до суда, а производственная деятельность почти замерла, как перед грозой.

       Накануне мрачных событий меня и пригласили случайно переводить на какую-то  итальянскую фирму, даже вспомнить не смогу кто и как: мефистофельщина какая-то. Там предложили место, куда я сразу ушла. Это было самое чёрное время. Даже названия той паршивой фирмы не вспомню.
 
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/09/06/1282