Русалье озеро

Есть у нас в деревне озеро, неглубокое — в самом глубоком месте вода до носа еле достает. Чудное оно, это озеро, —  находится прямо посреди леса, будто кто-то выдернул с корнем десяток ёлок, вырыл котлован и заполнил его водой. А чистое какое! Идешь, идешь, а вода все не темнеет, и всю рыбу видно. Поперек озера стоит дамба, которую называют не иначе как "мосток". Вот и провел я там почти все свое лето: сидел на дамбе и, опустив ноги в воду, распугивал мальков.
Казалось бы, обычное озеро, но была в нем одна загадка — другой берег. Никогда я там не бывал, даже щенка своего туда не отправлял — он у меня боязливый. Первое время только спал у меня под боком, пока я книжку читал или еще чего, а потом вырос в настоящего пса, но ума у него не прибавилось — такой же несмышленыш остался.
От моего дома до озера — километра три. Пешком в жару ходить невозможно, поэтому я втихаря брал старый отцовский велосипед с корзинкой на раме. В корзинке этой лежали засушенные или просто засохшие колоски мятлика и щучьего хвоста.  Я их не убирал — уж очень приятный запах от них шел. Псу, которого я прозвал Одиссеем, приходилось бежать за велосипедом, и во время погони его уши хлестали его по собачьему затылку.
Мне быстро бы наскучило озеро, если бы не русалка: она появлялась на том берегу каждый день, а я на нее только смотрел. Какая она красивая была... Впервые я ее заметил случайно: она выбиралась из воды — упала, наверное. В промокшем сарафане и со спутанными волосами она села на затравевший пригорок и начала плести косу. Имени я ее не знал, поэтому и стал называть русалкой.
Изо дня в день я мчался к озеру, чтобы на нее посмотреть, даже книжки с собой не брал. А потом она стала петь, так тихо-тихо, почти неслышно, будто пыталась убаюкать весь лес, и я это пение полюбил. И русалку я полюбил.
На другой берег дед меня не пускал, не захотел даже слушать. Зря я у него разрешения попросил – не просил бы, и отцовский велосипед был бы при мне, и мог бы по-тихому перейти на другой берег, а дед вообще запретил мне ходить к лесному озеру, говорил, что нечего мне попусту болтаться, что дело для меня всегда найдется.
Почти все лето я был у деда на посылках, а к озеру — ни ногой. Русалка, наверно, уже туда не приходит, но я не мог ее просто оставить. Тогда я решил убежать. Все-таки, немного это — три километра. Оставлю деда ненадолго, послушаю, как русалка поет. Подумал я тогда, что записку надо написать, раз я не перейду на другой берег или не застану ее. Сел я, значит, и слова так и полились, будто во мне что-то долго таилось, и теперь я просто вытянул пробку.
"Русалочка, видел я тебя на озере. Ты меня, наверно, и не заметила. Бывает такое, что ты вдруг видишь что-то совершенно обыкновенное, а оно тебе кажется прекрасным, и весь мир для тебя имеет другой вид — уже деревья по-особенному шелестят, и вода по-другому сверкает.
Я хочу сказать тебе это именно здесь, пока лето еще не кончилось, и у меня есть время. В любом шорохе я слышу твой голос, и во всем, что меня окружает, вижу только тебя. Мне ничего от тебя не нужно — я буду только смотреть на тебя долго, чтобы запомнить, и потом носить с собой целую жизнь. Ты только приходи на озеро следующим летом и знай, что я буду ждать тебя на дамбе каждый день, пока ты не придешь.
Собинов"
Записку я сунул в стеклянную бутылку из-под молока и спрятал, пока не придет нужный момент.
Я выжидал, пока дед не уедет куда-нибудь. Ели бы он узнал, что я снова собираюсь идти на озеро, он бы меня выдрал. До моего отъезда оставалось совсем немного, нужно было что-то делать. Я решил по ночам убегать: окна у нас всегда были раскрыты, поэтому удрать было несложно. Я разбудил Одиссея, выкатил велосипед из сарая, кинул бутылку в корзинку на раме и помчался.
Доехал я совсем быстро, совершенно загнал пса. Подумал немного и забросил бутылку подальше. Течения никакого не было, поэтому утром она должна была оказаться почти на том же самом месте.
Следующей ночью я снова пришел, бутылка на месте. И через два дня она была там. Не спал я уже почти трое суток, и мой рассудок помутился. Совсем мне не спится, а надо бы поспать, чтобы нервы успокоились.
Бесконечно тянулась последняя ночь на озере, я все ждал, что вот-вот придет русалка и выудит бутылку с посланием. Я лежал на спине, устремив взгляд в небо. Звезды уже начали соловеть, светало. Пора возвращаться домой.
Сияли посветлевшие звезды, деревья, дома, и мой пес сиял, но уже по-другому. И все как будто бы меня видело — все на меня смотрело. Не было ничего, кроме этого бесконечного сияния. Все замечало меня. Вселенная меня замечала. Моими слезами замечала меня Вселенная, блеском, звездами и каждой звездой.
И будто душа моя тогда заговорила, закричала на всю деревню: "Замечай, Вселенная, замечай, моя милая! Замечай и наполняй меня пылом, давай выход слезам, давай выход сиянию — давай мне выход. Вселенная, мать моя, любовь моя, смерть моя, замечай меня, молю тебя изо всех сил; звезды, братья мои, сестры мои, замечайте меня, сделайте меня заметным, ведь для вас, звезды мои, братья и сестры, я такая же звезда, только чуточку поменьше".