Офицер безопасности следил за врагом народа

До сегодня гугле-интернет не переводил на иврит русское слово "чекист", смысл которого – люди большевистского террора. Сегодня впервые получил перевод: чекисты – "офицеры безопасности". Так искажена история убийства тридцати миллионов людей, как минимум, только в одном государстве.
Это большое достижение чекистов, захвативших интернет.
Теперь начало следующего отрывка "Чекист-убийца следил за жертвой карательных органов" гугле-интернет переведёт так:
"Офицер безопасности следил за врагом народа".

Появлялся он два раза, а во второй раз – это уже толстый намёк: ты не понимаешь по-хорошему. 

Шла подготовка к очередной истерии по поводу Рабина – крови моей они хотят в этот день. И так из года в год.

В отличие от двух предыдущих смертей, чёрной и белой, этот был с проседью – седая смерть, но седина не настоящая, а для маскировки – когда я позвоню о нём в полицию и скажу, что человек с проседью, то не найдут такого.

Наблюдательный пункт седой смерти находился не в наблюдательном пункте чёрной и белой смертей, а по другую сторону дома, потому что описание того места уже у них на столе.

В эту сторону дома тоже выходят из подъезда и даже чаще. И меня можно разглядывать, когда иду к автобусу, в магазин, на почту.

Седая смерть сидел на каменном бордюрчике, он ограждает зелень возле дома. Место идеальное для наблюдения – дорожка ведёт от подъезда прямо к нему. Возле него банка пива. Здесь не сидят, не отдыхают, но банка пива позволяет сидеть везде и долго. Ведь пиво пьют медленно, маленькими глотками. С пустой банкой из-под пива можно сидеть часами, пиво повышает статус сидящего. А без пива – что сидишь?

Он смотрел на меня, я – на него.

Я был без пиджака, значит, вышел не к автобусу, а ненадолго.

С пиджаком или без него, они меня слышат, видят, прощупывают – куда я вышел и надолго ли.

Я возвратился почти через час, он был на своём месте с той же банкой.

Сказал ему "доброе утро", как говорю соседям, и он, как соседи, ответил "доброе утро".

Когда через несколько минут вышел сфотографировать седую смерть, его не было.

Опека карательных органов – то же убийство, ведь сегодня убивает не тот, кто убивает, а тот, кто опекает: по телефону, в компьютере, на улице.

Но это не опека, это последнее предупреждение: ты, бля, не понимаешь по-хорошему. 

Не далеко от меня проживал Яков Хаймович. В России он отсидел за сионизм, а здесь писал письма верхам, резкие, злые, с проклятиями.

Его опекали.

У меня были с ним добрые отношения. Одно такое письмо он показал мне, я не критиковал его за стиль.

В другой раз он рассказал, как его донимают телефонными угрозами.

А через какое-то время, завидев меня, смотрел зло или демонстративно отстранялся от меня.

Это был результат большой охоты на человека, его затравили, как волка, со всех сторон красными флажками – чекистами.

Потом я услышал об усилиях доставить в Израиль его тело из Италии.

Вот так закрутили сценарий с врагом народа – аж до Италии.

А карательные органы – нету их.