Туман

Александр Евдокимов



Т У М А Н
новелла



в стиле «Rock-in-Room»
in the style of «R-&-R»




Новолуние: вонь резины и дым, или это туман, или вязнут покрышки всех колёс по рукам и танцует огонь, и прессует всех он, оставляя за муками – шрам…
Туман: трепанация черепа, за новолунием – там…
Новолуние и, – …
: рванулась ткань со скрежетом металла;
: взвыли сирены;
: и всё покатилось под белыми масками и колпаками с глазами и врачебными тайнами, и туманами…
Туманы не усыпляют и не мешают: они разносят по сторонам всё, что желало и могло ещё жить, утешая прохладой каждые члены этой тварии божией, уделяя внимания глазам, губам и ушам – где-то за ними и находятся его серые извилистые вещества, которые пленят бред, запекавшийся с жаждой, фразой беглой в устах:
- Трепанация черепа…
- Пусти меня…
- Трепанация черепа…
- Пусти…
Яркий свет, тишина и опять плотный белый туман…
Новолуние…
Чернилами чёрными жирными пролилась, разливаясь  по белому и стерильному, – тьма новолуния: по страницам-листам исторических фактов, обгладывая и уничтожая всё, вплоть до великой победы, вписывая и утверждая уже желанное, в нужном порядке и в нужной обёртке…
Новолуние – необъятная красивая тьма, глянцевый образ во тьме, то есть белый лист, суть которому – родиться чем-то и обнажиться, определиться и, обязательно, сбыться: осуществиться и уже твёрдо, как факт, как исто-событие, как пылкая «правдивая истина» в нежном гнезде бытия!...
Новолуние: краткая пустота – торопись заполнять, чем пожелается – до абсурда с истерикой!...
Новолуние…, – 
: и с неба большого уже летят на умы-головы краски-кляксы;
: пыль и брызги чернил и слюней – загадки, – и гадки, и склизки;
: и скользки, как берег-обрыв при дожде…
Новолуние…
Обрывая, прерывая и коверкая, преподнося ложь мерзкую, как быль: шумит ковыль, сквозь всё это дерьмо и кляксы новолунные, сединой молчаливой и мудрой, среди которых улыбается рисунок детства нашего под лучистым солнцем из шестерни и пунктиров-струй ультрафиолета, уничтожая навсегда войну… 
- Я понял, но не пойму?!... Услышал, но и не слышу! Перепись истории?!... Ай-да, молодцы какие! Ай-да… Ой! Трепанация черепа! Бред!... М-м, рвёт башку, как битой в пульсе… Рвёт всего изнутри… Рвётся всё и в меня, и из плоти…
Туман – новолунье – простор…
Ковыль шумел и багровел местами, капая кляксами ран на свою же седину былинную и, казалось, что весь ковёр его уже перепачкался, изнывая в ветрах от удушья, далеко – за горизонты…   
За горизонты от новолуния, – …
: от кратких курсов истории – до Спилберга;
: от сценарных игр майдана – площади этой поганой;
: от аккуратной переписи учебников с непрозрачными нужными кляксами…
И сквозь эти кляксы чернил, – краски чёрно-коричневых, смешанных с крошками печенюшечек америкосов, доносится-влачится мольба и просьба Виталия Коротича, из далека, из прошлого – «переведи меня через майдан…»: переведи, дай сил перешагнуть через этот срам и дым покрышек-пышек, сквозь боль и стыд, перейти безумства фашизма и уродливые проявления и изощрённости с приставкой «нео…», пережить смуту и вернуть разум!…
Трепанация черепа с явными переворотами – с ног на голову, а сквозь всё это так и проступают и стыд, и горечь гоголевской генеральши, которую выпороли прилюдно на площади-майдане, обесчестили принародно, изнасиловали обстоятельно и цинично…
Трепанация черепа… 
Дым и туман!
Иль туман, или дым!...
Новолуние…



Ладони Егора отпустили руль, а вялые ноги сползли с педалей, сошли на оставшуюся пять земли перед обрывом!...
Сытилась тьма и наглела, и пела новолунья струна…
Новолунье в обрыв не смотрела, лишь ветром игриво сопела, с сожаленьем, что есть тормоза и глаза!
Егор сжал пустоту в ладонях, после баранки и почувствовал колкую мякоть бумаг в руках, – … 
: два письма вращались на руле, сжатые пальцами и читались в зыбком дорожном тумане и сразу, и вместе – не межевались;
: мятый листок от сестры;
: лист пристойный и ровный со всеми полями чиновников…
Егор смотрел во тьму и едва шевелил сухими губами…
- Трепанация черепа… трепа… на… репа… на… епа… на… на-на…
В тёмном окне над пропастью он уже видел новый эпизод в своей постановке, который с ясной четкостью являлся сейчас перед ним, захватывая и овладевая всем пространством, в котором и он стал проявляться активно и демонстративно – виртуальная часть новолуния – пела!
- Пописывают некоторые помещики, ох и пописывают!... Точно – помещики… Точно – пописывают!... Ай-да, Гоголь! Ай-да, сука… Николай Васильевич, перепись началась с пописываниями… И собачки есть ваши, которые органично прислушиваются к земле, задравши ножку!...
Трепанация…
Егор разгрёб руками туман вместе с дымом, отмахнулся от пелены и тьмы новолуния дворниками, протащив скрежет по лобовому стеклу и включил тишину над обрывом, – …
: дальний свет, с добавлением ближнего;
: проникновение в процесс творческий;
: в процесс постановочный и желанный…
Егор остановил репетиционный процесс!
- Стоп, братцы, стоп! – он, в несколько шагов, вскочил на  сцену. – Вот два письма: одно от Николая Фёдоровича – из министерства, другое от… можно сказать – из народа! Но как они перекликаются?! В них звучит одна нота! Нота протеста, так как некоторые за буграми и морями, и под носом хотят перевернуть всё с ног на голову, хотят…
- Егор Дмитриевич! – чуть ли не хором взмолились глаза из застывшей мизансцены актёров. – У нас же завтра премьера! Не успеем! Позже вставим, может?!
Егор затряс бумажными клочками над передовой, – над авансценой и, сжав их в кулаках, швырнул в зал!
- К зрителю! Зрителю должны достаться все эти чаяния! Наша сверхзадача – это цель педагогического воздействия на аудиторию…
- Егор, тебя понесло?! – попытала попытку Лысак – помрежиссёрша.
- На аудиторную массу!... на… на!...
Актёры аккуратно разрушили прерванную мизансцену, а на сцену вошла Анжела в небольшом количестве лёгких и коротких одеждах, утверждая, что театр начинается с вешалки.
- Кофи, Егор Дмитриевич, вам и… кардиомагнил… под язычок… потом…
- Спасибо, дорогая, но я пока…
- Вы пейте, дорогой! Пока горячий, пейте. Позже давление смерю. Пейте, румяный…
- Хорошо, душа моя, хорошо!
Оставив аромат духов, девица удалилась в пыльную тьму кулис.
- Братцы! Эпизод! Может громко сказано, но это штрих! Так сказать, шедевр к дополнению эпизода готового. Можно, как бы продлиться, в газете фронтовой. Как бы завершить действие на передовой! Понимаете: агитационная ценность небольшого бумажного листка! Солдат видит через газетный лист всю ситуацию с фронта и чувствует, как воюют братья по оружию! И всех охватывает оторопель  и героический порыв! Образуя единый строй! К победе! Плечо- к плечу!... Мы успеем, товарищи! Всё от репетэ, всё!
- Так, мельпоменовцы, – затюкали каблучки помрежиссёрши Лысак и сцена приняла этот ритм, – перерыв всем! Да, Егор Дмитриевич…
- Угу!
- Двадцать минут… Или полчасика! Егор Дмитриевич, потому что… Да?!
- Да.
Сцена опустела.
- Егор, что там за штрихи? Делись!
- Марго, это практически приказ, или скорее – наказ: требование времени! Будь оно… Неужели не чувствуешь?! Что творится! Обнаглели националисты, подонки и фашисты…
Маргарита склонилась и отхлебнула кофе из рук режиссёра.
- Горький, но бодрит… Раскладывай, чтоб успеть. Что там? Пошли ко мне. Так, ты иди, а я ребят настрою. Иди, я быстро.
Режиссёрский ход решительно метнул себя по коридорам, но сбился желанно с ног на сердечные чувства: Анжела занимательно вылизывала глазками и зрачками страницы журнала «Cosmopolitan».
- Опять струишься?! Новые замыслы, Гориш… Вновь ничего, кроме их?!
- Да, Желика! Да… Замечательная идея! Я расскажу…. позже… сегодня…. А ?! Чего там – расскажу-у!
- Ладно, не мороси! Уйди-уйди! Увижу, конечно, увижу.
- Да-да, пока-пока! – он двинулся далее и бросил через плечо, – сегодня ночью чуть не разбился…
Cosmopolian перелистнул себя в странице, где появилась яркая красная юбка!
- О скалу любви…
- Точно, Желика: как в воду смотрела…
Шаги его скрылись за поворотом и хлопнула дверь: кабинет помрежиссёрши Лысак наполнился – и пылом, и жаром, и всем творческим процессом.
- Марго, это будет некое пространственное панно! Такая пластическая сюита в основе которой символы героизма, некий барельефный слепок, как знаковый абрис!
- Сильно, Егор! Это будет мощное дополнение всей композиции! Что и требуется?
Егор вывернул пальцы до хруста и зашагал от стены – к стене, сшибая стулья.
- Огромная лёгкая ткань красного цвета. Где-то двенадцать на двенадцать. Само знамя победы!… Это главные символы…  Пять. Нет – четыре главных героя, поднимающихся в атаку! Текст я уже подготовил. Так и все актёры в едином пластическом решении: образ полчищ – движение фронта в грандиозной атаке к победе! Спецэффекты, видеографика на экранах и стенах, соответствующая музыкальная драматургия и… Ну, нюансы – потом…
Маргарита завершила исписывать бумажную плоскость.
- Всё: материальную часть решаем сейчас! Отправляю, для приобретений.
- Давай, а я на сцену и мы сейчас же начнём!
- Егор, кажется будет бомба!... Просто – всё так зримо и очень убедительно, и наглядно… Супер!
- Ладно-ладно! Всё – делаем! Время против нас!
Егор Дмитриевич шёл к сцене и уже сжимал в душе своей – знамя победы: он проживал детально миг водружения его и миг поддержки – из рук сражённого вражеской пулей – и дальше, – и к победе!
- Важным символом будет подхватывание знамени! – бормотал он, перед выходом на сцену. – Один погибает – другой подхватывает! Погибает – подхватывает!...
Шаг на сцену – всегда темнота, а затем закулисную тьму открывает рампа софитов и прожекторов…
Новолуние…
Труппа в полном составе ожидала своего мастера.
- Итак, начнём!
Егор выделил взглядом четырёх человек.
- Значит, так. Первый – по диагонали, из глубины сцены, как бы выпадает с шагом вперёд и медленно поднимает знамя, вознося его вверх. И произносит, при этом, напряжённо, и с хрипом слова!... Вот текст: так, разберите его. И первый произносит: «когда прижимались солдаты, как тени к земле…»! Понятно, да?! Говорит и поднимает – напряжённо – с усилием!... И!... Чем там заканчивается его фраза… посмотри…
- А-а, вот: сумевший подняться!...
- Да! Молодец! «Сумевший подняться!» и выстрел! И он обрывает его, знамя начинает падать, но второй выскакивает чуть вперёд, опять же поднимая знамя с текстом! Тяжело, напряжённо: возносит над головой!... И фразу вновь обрывает выстрел, и уже третий подхватывает и так далее. Вот так и возникает диагональная композиция: застывший пьедестал, как бы в камне, в бронзе! Главное здесь то, что мы – продолжение наше, – что мы поддерживаем, подхватываем – стоим плечо к плечу! Стеной идём на врага! Это символ стойкости, доблести, храбрости… героизма, наконец, за каждую пядь земли нашей! Так сказать… Всё! Проверьте текст и пробуем! А остальные на заднем плане, в рапиде… Несколько человек с огромной тканью…
- Егор, – прошептала помрежиссёрша Лысак.
- Секундочку, Марго… Значит, ткань делает огромную волну… и…
- Егор Дмитриевич!
- Ну, что?! Маргарита, я же…
- Егор Дмитриевич, волны не будет!
- То есть, как?!
- Я всё объясню. Можно?
- Так! Со знаменем пробуйте… Я сейчас. Валера, дай остальным хореографии маленько с рапидным решением. Пусть передвигаются в пластике, как единый фронт – плечо к плечу, спина – к спине! Всё – работаем!
Мастер и Маргарита вышли. 
- Что случилось, Марго?! Опять нет средств?! Нет уже даже копеек на ткань! Я разнесу сейчас бухгалтерию!
- Да-нет! Может, это слишком, но деньги есть!
- А что тогда?!
- Нет ткани!
- Как это?
- Вот так: нет красной ткани!
- Как это?! Почему?! Совсем недавно всё было в красном… и гробы… даже…
- Ну, мы же расстались с наследием тяжёлого прошлого. Нет сейчас. Может, пока.
- Бред! Зарезали! Такой эпизод! Сюита! Кантата, можно сказать… И что же делать?! Что?! Так! Будем работать в лучах прожекторов! Во тьме, или – по народному: в потьмах… Только четыре! Застывший гранит-обелиск и знамя! А?! Знамя?! А как же знамя?
- Спокойно, Егор! На знамя нашли-таки! У себя нашли! Костюмерша… Зинаида Фёдоровна припряпата… тьфу, кех-и-и-ым! Притря… приберегли… Моль, правда… да… но…
- Моль?! Замечательно! Ничего, моль – это кстати, это хорошо – моль! Хоть это – кстати: знамя потрёпанное и прострелянное в бою!...
- Да, там чуть-чуть и только с краю.
- Вот и хорошо! Работаем! Ишь, бухгалтерия, ишь…
Коридорный путь вновь столкнул мастера с Анжелой и та приблизилась.
- Гориш-Егориш, смотри какая классная и красная какая! – Cosmopolitan развернулся перед мастером всем торжеством и типографской вонью. – Думаешь юбка?!
- Я ничего не думаю! Я думаю, но о…
- Это, Горишечка, накидка такая на бёдра: вокруг талии её раз! А сбоку разрез тебе в глаз! От пад от! А?! Или Маргоритке твоей?! Пицца-птица…
- Ты будешь в ней неотразима!
Егор шагнул мимо журнала и, сделавшей сие, Америки: типа насрал.
- Егор Дмитриевич, – не отлипала Анжела, – а что это у тебя за сцена такая на сцене… «Когда прижимались!...»?! Когда и мы прижимались? Когда уже… Егорочка-икорочка, когда же прижмёмся?
- Желика!... После, матушка, после!
- Ой, опять на классику попала?! И что же вы бы без Гоголя? Вы ж, мы ж, бы, да-ё… Ох!
Но вновь шаги и думы, шаги и думы швырнулись – в вновь… к подтекстам героическим и ровным…
- Так-так! Всё, давайте пройдём… тесь… Наживулили… ли-ли.. давайте, а потом и в чистую уже. А?! Думаю, что всё получится. Приготовились. Да, пока с воображаемым… стягом, или как его – да, с текстом! Ха-ха! С ним! Да-да: пока пантомима с текстом… ткань для символа нашлась! Ну-всё: настроились! И по музыке – пошли!
Свет на сцене обнаружил тьму, – …
: в пространстве родилась музыка;
: выстрелы и взрывы рвали ноты беспорядочно;
: дым и всполохи прожекторов вспышками и клубами представили поле боя…
В луч света ворвался первый солдат, поднимая руку с воображаемым флагом!

    
   
  Когда прижимались солдаты, как тени к земле!...
И уже не могли оторваться!...
Всегда находился – один – неизвестный!...
Сумевший подняться!...



Звучит выстрел: знаменосец вздрагивает, сражённый пулей и рука его медленно заваливается в спять, но следующий солдат бросается вперёд и подхватывает знамя, и продолжает строку…



Он встал и шепнул!
А не крикнул: «пора!»…



И вновь выстрел неугомонный, фашистский и гадкий, склизкий и скользкий, банальный, но поглощающий всё – навсегда!
Но следующий боец продолжает строку!...



Он шёл и бежал,
Поднимался и гнулся!
Стонал и хрипел,
  И карабкался в гору!...




И вновь прицельный выстрел, – …
: и медленное падение;
: и удержание, с большим трудом, знамени над головой и…;
: и снова – поддержка, и снова атака, и знамя «живёт» над землёй!




Он падал, он падал,
А город стремительно…



- Стоп! Всё очень хорошо! И пластический обелиск – в десятку! Дайте только подсветку – в прострел и, чтобы, жёлтый смешался с красным по краям, тогда абрис будет более объёмным. Всё хорошо, но четвёртый в подхвате знамени не подхватывает, у него классный рывок – к победе! Утверждение её! Но …  Ну, как?...  А как Лев Лещенко?! А?! Ха-ха! Именно – Лёва! Именно! И не шляемся больше по лицам.
Задохнулся на минуту Егор.
- В подхвате знамени не должен бросаться последний солдат! Они до него бросаются вперёд с выполнением условной атаки. Не надо! Он уже будто миротворец… Да! Рейхстаг – условный, но взят! Не Спилгербом – с его враньём, а солдатом! Советским и простым!... Всё! Он уверенно несёт эту весть, твёрдой поступью. Свободно… Ну-как, сказать?! Достойно и уверенно несёт и идёт, как у-у-м-м…
- Как Лёва, – вставила три копейки помрежиссёрша Лысак.
- Как кто?!
- Ну, Лёва… по соловьиной рощи… всё парит! Ну?!
- А, правильно! Именно и точно: идёшь, как Лев Лещенко со знаменем. Свободно идёшь и всё утверждаешь! Лёва… Хороший пример: его ведь не сотрёшь! Стена! Давайте, именно так! Итак, ещё один…
Звонок прервал процесс атаки.
- Да… Николай Фёдорович. Слушаю. Так-так, да-да. Всё готово с новым эпизодом. Именно. Конечно, завтра на сдаче увидите… Что?! Сегодня?! Ага… Транспорт будет… ясно и фуршет… Он герой? Да, Николай Фёдорович, а у нас есть в костюмерной звезда героя. Это из спектакля… Ладно, хорошо…
Зуммер, короткими сигналами, просто оглушил.
Пауза напрашивалась  на достойные и значительные потягушки, но не терпелось обрушить слово!
К чему-то в это время рождается  любовь… но и весть донесть очень хотелось: всей труппе – всё очень важное, чтоб слиться с коллегами в общей радости, слиться…
- Господа! У нас завтра сдача…
- Помним, Егор Дмитриевич, – пролепетала Маргарита, – помним.
- Да-да, сдача – завтра, – утвердительно согласился мастер, – но сегодня премьера! Парадокс, но факт! Через час за нами прибывает транспорт. Очень важное событие, господа и барышни… Николай Фёдорович будут. Он очень просил нас выдать всё на ура! Дело в том, что одного из тех, кто брал Рейхстаг, нашла награда! Высокая! Он – герой союза всего нашего – советского!
- Мы куда-то едем?
- Именно! Да! Бывший драмтеатр. Теперь это дворец.
- А, он какого-то завода…
- Да, какого-то, какого-то…
Глубина старой сцены, кулисы, карманы, бутафория ушедших постановок и пыльное покрывало над этим над всем: бюст Ленина, герб СССР, трон чей-то, скамья-плаха, какие-то доспехи на стене – меч, иль сабля, ружьё и флаг красный, воткнутый в жестяное  крепление – к стене!
Пол кармана имел выпиленный квадрат – это днище для поднятия грузов.
Всё умеляло и дышало перегаром театра, скучал он и ожидал действа, действа, действа!
- Зачем отсюда съехали? – изумилась Маргарита, – Егор Дмитриевич?! Что мы там нашли?... А может… нашли… может?
- Не мы. Нас «съехали»! Всё – работаем! Обживаемся. Где знамя? А, вот.
Мимо творческого истеблишмента протопала с красным флагом Анжела.
- Та-ак! Прогона не будет! Готоф-ф-с-сь….
Фон, как музыкальный подстил в зале, обнаружил любовь к Родине.
И началось!
Театрализованная композиция для всех была символом единства, но только вся труппа ждала важного для них эпизода.
- Ну, все сейчас пойдут, – пробормотал и себе, и всем на балконе, мастер.
Закулисная тьма среагировала иначе, – …
: рвались в клочья обмундирования героев;
: искажённые рты преследовали друг друга шёпотом в матах нецензурных и приличных;
: готовились к атаке…
- Как можно, без знамени в атаку?!
- А где оно?!
- Ищите, мне уже скоро выскакивать! Мне же уже пора…
- Где оно, мать вашу!
- Всё – мой выход!
- Выталкивай его, гада! Выталкивай! Давай с воображаемым, ради героя! Давай!
И выталкался в луч света избитый и израненный, с кровяными расстройствами, боец и…
В рванине выскочил с текстом первый, поднимая сжатый кулак – до небес и хрипя, потом, так же, второй, третий…
Луч света вырвал из тьмы всё! – …
: он не щадил;
: он своими гранями сузился до линз и зрачков;
: знамя было где-то в пространстве…
Существовало знамя всегда: тогда-когда брали, и верили, и создавали!...
Великое Знамя Победы!
- Наш народ делал Победу! Не американец с оплёванной Англией! И мразью «железной леди!» после…
И тут, вдруг, ручёнками в кулачках поднимают не знамя, а пустоту! И по героически всё: размазывают не поддельно – до мурашек!
И говорят, и читают-говорят страсть!
А, главное, застывают по выстрелу!
Мнят себя памятниками в пантомиме!
Всё действо замирает по обыкновению замысла и творений, – …
: над головами всех застывших;
: выше любых люстр, которых страсти не касаются;
: они мчатся без знамени – в рванине, мчатся, мчатся, мчатся…
И вдруг!
Как ветром всё наполнилось и бурей, и ворвалось, будто отовсюду и дерзко – навсегда, – …
: победы знамя;
: знамя той Победы;
: оно явилось и не запылилось…



Он падал, он падал!
А город стремительно мчался навстречу…



Как Лёва шёл, но актёр шёл, как Лёва из Льва Лещенко – шёл!
И!...
: знамя заколыхалось над ним;
: и ветер откуда-то взялся;
: и сердце наполнилось праздником…
Знамя Победы возвысилось над пластической композицией, а в глазах патриотов отразилась – она – победа.
Ветер ворвался оттуда – с самого Рейхстага, он будто ждал всей правды, – …
: локтями расталкивая всех;
: и локтями, впуская американцев и англичан;
: а прежде, в проститутках не желающих остаться, как всегда – во лжи и навсегда!...
Ветер!
Ветер самый общительный – ветер…
Ветер касается знамён и причёсок, белья сухого, или мокрого – на верёвках, но и юбок… касается...
Анжела шла в красной юбке с очень убедительным разрезом!
Шла – Анжела, – …
: глаза Егора метались от знамени – к знамени;
: глаза Егора живились и восхищались;
: глаза Егора уже тянулись к разрезу в этом знамени…
Тянулись к жизни все пространства вокруг, а Спилберги обосрались, от чего-то, как и вся америка, не рассчитывая во всём мире на заглавную букву…
Шла Анжела…
Рейхстаг был взят по русски – взят!
И шла Анжела – шла!
Наш флаг и знамя всегда на губах…
Новолуние с ветром…



…Впервые за долгие годы
Снаряды на них не ложились в тот вечер…





25 августа 2017 года
город Москва