Травма

     Алексей Алексеевич был человеком задорным и энергичным, был беззаботным настолько, насколько это только было возможно в его возрасте, а отроду ему было двенадцать лет, и потому звали его все просто – Лешка. Лешка был рыжеволосым мальчуганом, лицо его было усыпано веснушками, которые с приходом весны стали еще более заметны на юном личике.
     Солнце уже грело, что называется, по-летнему. Люди избавились от теплых накидок, шапок, варежек, шарфов, и под аромат цветущей сирени в приподнятом настроении с головою окунались в жизнь. Жизнь Лешки была самая что ни на есть разнообразная. Вчера он – капитан корабля, возвращавшегося после долго блуждания по водам Тихого океана, а сегодня – лучник, обороняющий замок от осады, который метко пускает стрелы с одной из многочисленных башен крепости. Оружие его было незамысловатым – гнуткий прутик длиною с локотницу, а в качестве тетивы – леска. Стрелами же для него служили ветки, которые он очищал предварительно от коры и разного рода отростков.
     В разгар сражения Лешка забрался на яблоню. Срывая плоды он, воодушевившись тем, как Давид сразил Голиафа, стал словно из пращи швырять яблоки во врагов и звонко хохотать. Удачно отбив осаду, Лешка сорвал плод с ветви дерева, но не стал его швырять, а зубами впился в сочное зеленое яблоко. Чавкая, он стал уминать его за обе щеки, болтая ногами, сидя на толстой ветке и глядел по сторонам, соображая, чем ему еще занять себя. Откуда-то справа он услышал лай, и едва не свернув шею, резко обернулся на звук. Метрах в двухстах от него овчарка, посаженная на цепь, бегала по кругу и лаяла на мальчишек, воровавших крыжовник, ловко пролезая ручками меж досок забора. Мальчишки смеялись, набивая щеки и карманы крыжовником, а собака металась и поднимала пыль во дворе дома, в котором, по всей видимости, отсутствовали хозяева.
     Как только воришки ушли, Лешка слез с дерева и побрел в сторону того дома. Едва подойдя к забору, собака тут же начала на него лаять. Испугавшись от неожиданности, Лешка остановился.
     – Чего ты? – тихо спросил он, – Не нужен мне твой крыжовник. Не люблю я его.
     Собака затихла, но как только Лешка сделал шаг в сторону, сторожевая залаяла с прежней мощью. Лешка вновь остановился и спустя некоторое время собака опять стихла.
     – Ишь ты! – смеясь протянул он.
     Он стал прыгать из стороны в сторону, нарочно дразня собаку. Та, задыхаясь, металась за ним с целью отогнать угрозу. Чем больше овчарка злилась, тем больше его это раззадоривало. Он носился от одного конца забора к другому, а собака за ним, постоянно затягивая ошейник, когда длина цепи больше не позволяла мчаться за ним. Собака от усталости уже не дышала, а хрипела, но силам Лешки, казалось, не было конца. Пес заскулил и устало сложил морду на лапы, но не переставал круглыми глазами поглядывать на Лешку, который завидев, что собака утихла, расстроился.
     – Эй! Ты чего легла, псина?! – закричал он и швырнул в нее камень, что подобрал возле себя. – Устала что ли ты?
     Он швырнул еще один и угодил точно в пса. Тот не дрогнул.
     – Эх! – протянул он, и махнув рукою двинулся прочь.
   
     Следующие пару дней лил дождь. Лешка не выходил из дому, но жизнь его была, несмотря на это, очень разнообразной.
     Дед Лешки, Петр Ефимович, выглянув в окно, и завидя, что вышедшее с утра солнца уже порядком высушило лужи, обратился к своему внуку с предложением, сходить с ним на почту за пенсией. С неохотой откладывая какие-то деревяшки в сторону, Лешка вылез из-под стола и стал натягивать штаны. 
     Сцены деревенской жизни были привычны Лешке, и потому он даже с некоторым весельем пробегал по доскам, положенных поверх еще не совсем высохших луж. Лешка так увлекся, что и не заметил, как дорога привела к тому дому, где на так давно он забавлялся с собакой.
     – Здравствуй, Ефимыч! – прокричал с лавочки мужик, держа на привязи овчарку.
     – Здорово! Как сам? Как Анюта? – приветливо ответил Петр Ефимович и двинулся к дому.
     – Деда, деда… – жалобно протягивал Алешка и дергал дедушку за рукав.
     – Чего тебе?
     – Там собака…
     – Ну и что? Чего ты боишься? С какой ей стати тебя обижать, а?
     Но не дожидаясь ответа, Петр Ефимович стал слушать, как там дела у Анюты. Пока мужики разговаривали между собой, Лешка сторонился собаку, и все время стоял за спиной дедушки. Но тут, казалось бы, когда опасения Лешки оказались беспочвенными, собака рванула с места и вцепилась в правую ногу Лешки. Собака не сжала с силами челюсть, а просто прикусила ногу, оставив на коже только лишь следы клыков. Но Лешка, подумав, что он умирает, свалился наземь и стал орать во все горло. Хозяин овчарки тут же одернул ту за поводок и стал разбираться в чем дело. Петр Ефимович, пораженный происходящим, стал рассматривать ногу внучка. На ор Лешки сбежались все бабы округи.
     – Посмотри вот что наделала твоя глупая псина!
     – Зверь! Что ты сделал с маленьким ребенком!
     – Бешенная она у тебя что ли!
     – Бешенная! Точно бешенная! Вы посмотрите на нее!
     – Застрелить нужно, а то глядишь, и наших деток перекусает!
     – Застрелить, застрелить!
     Очухавшись от болевого шока, Лешка стал слушать возгласы бабищ.
     – Все в поря… – попытался сказать он, но шум толпы его перебил.
     Лешка глянул на собаку: та забилась под лавку и скулила, имея вид жалкий, а не агрессивный, как на то сетовала толпа. Мальчишка понимал, что не дразни он ее тогда, не укусила бы она его сейчас. Да и укус ли это? Так, цапнула слегка, да и то из-за обиды, а не со злобы. Но как ему теперь в этом сознаться? Он смотрел с земли на беспощадный лица толпы, и ему стало страшно, что сознайся он, и они будут так же кричать на него после. Охваченный чувством стыда и страха, ребенок поднялся с земли, и протиснувшись сквозь толпу, жаждущею несправедливой расплаты, бросился со всех ног прочь, и остановился он только тогда, когда понял, что слезами делу не поможешь, и полный решимости направился обратно. 

     «Застрелили-то псину бешенную!» – сказал случайный прохожий Лешке, когда он пробегал мимо дерева, откуда не так давно кидал яблоки, словно из пращи.
     На лавочке возле дома, который некогда охраняла собака, сидел мужичок и смотрел на грязь перед собой, держа в руках ружье, из ствола которого шел дым. Лешка побежал дальше на пустырь. Посреди него в грязи лежала собака, испытывая предсмертную агонию. Мальчик стоял и глотал слезы, которые стекали по его щекам, усыпанных веснушками. Осознание, что не соверши он тогда зла, то не получил бы он его в ответ – стало для Лешки таким важным уроком в жизни, что тот упал на колени и пополз к умирающему зверю. Обняв тело живого существа, убитого по его вине, Лешка закончил плакать, успокоился, и не переставал удивляться той простой истине, что открылась перед ним сегодня. Но что больше его удивляло: он знал о ней, об этой истине, и слышал с самого своего детства много-много раз, но не принимал на веру. И неужто для того, что осознать необходимость исполнения этой и многих других простых истин, человеку нужен по жизни подобный урок, и, как это может оказаться, который может лишить жизни кого-то совершенно невиновного?
     Проходящая мимо баба с коромыслом на плечах ахнула, завидя картину, что открывалась перед ней на пустыре.
     – Боже ж ты мой! – приложив руки к голове, она уронила коромысло.
     Из ведер полилось наружу молоко, которое смешалось с грязью и кровью убитого зверя.
     
     Этот жизненный урок, усвоенный сегодня, словно следы кошки, пробежавшей по еще не застывшему фундаменту, навсегда отпечатались в памяти Алексея Алексеевича.