Дома мы не нужны. Книга 6. Глава 13

ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга шестая: «В краю Болотного Ужаса»

       Глава 13. Анатолий Никитин. Мне сверху видно все!

   - Ну, что же вы, товарищ полковник, - в нетерпении приплясывал тракторист, вернувшийся прежде  товарищей в ангар.
   Он первым выскочил в новый город, принявший такой привычный по прежней жизни вид - с бескрайним бездонным небом; воздухом, в считанные минуты наполнившимся свежестью и тонким запахом цветущего сада; наконец, ласковым солнышком, одарившим людей теплом, и быстро спрятавшимся за тучкой. Последняя словно только этого  и ждала - брызнула дождем, от которого никто не стал прятаться. Потому что этот дождик ничем не напоминал занудливую болотную морось, к которой невозможно было привыкнуть; он был по-летнему теплым и...
   - А где Александр Николаевич?  Где Оксана?
   Голос Бейлы был заполнен не только радостью, но и зачатками тревоги. И действительно - почему здесь, на площадке перед огромным ангаром, под последними каплями дождика не было главного героя торжества, и его супруги?
   Анатолий ахнул - неужели он чуть не пропустил главного события, ради которого, собственно, и собрался здесь почти весь город? Он даже уверил себя, что совсем недавно ощутил толчок под ногами, на который прежде не обратил никакого внимания. Теперь же этот легкий удар он соотнес с собственным ожиданием, с первым мгновением парения огромной сферы над болотами. Мгновением, которое он пропустил!
   Теперь он так же первым ринулся в ангар. Топота товарищей, отставших от него на несколько шагов, он практически не слышал. Все внимание тракториста, вбежавшего в полусумрак помещения, было приковано к фигуре командира, так и не оторвавшегося от бока цистерны, и от Оксаны, застывшей рядом в не меньшем напряжении. С этими двумя людьми Никитин связывал самые лучшие минуты, часы и дни собственной жизни; после Бэйлы, конечно. И их внутреннее состояние воспринимал на подсознательном уровне; зачастую, сливаясь с ним собственным. Вот и сейчас Анатолий, чьи внутренности до предела скрутило ожиданием чего-то ужасного, непоправимого, вслед за командиром и израильтянкой шумно выпустил сквозь стиснутые зубы задержавшийся на долгие мгновения воздух, а потом чуть слышно выругался - по-настоящему, не сдерживая животной радости, рвущейся наружу, чего давно уже не делал. По крайней мере, в присутствии жены. Бэйла, прижавшаяся к его боку, и тоже глубоко вздохнувшая, лишь кивнула, явно соглашаясь с мужем в его оценке происходящего.
   Полковник Кудрявцев тем временем опустил высоко поднятые руки, и оторвался, наконец, от цистерны. И повернулся к товарищам с взглядом, до сих пор устремленным в неведомую даль, к незримому противнику. И с сознанием тоже. Потому что не ему же, Анатолию, стоящему ближе других, и не всем остальным, жарко дышащим в спину тракториста, Александр Николаевич сказал торжествующим тоном:
   - Обязательно встретимся. Жди!
   С последним словом словно лопнула  паутинка, связывавшая город с вселенским злом, которому, скорее всего, командир и адресовал свою фразу. Она же вернула отсутствующее сознание полковника в мир города. Он явно оценил благостную атмосферу, волнами врывавшуюся снаружи в ангар; и необычайно теплый естественный свет, и порыв свежего воздуха; наконец, радостные крики детей, не пожелавших  прятаться от лучей светила в полутемном цеху. Анатолий был готов присоединиться к радости, озарившей лицо командира, и - практически сразу же - Оксаны. Но только после того, как убедится, что тот самый миг, мысль о котором не переставала биться о стенки черепа, еще не настал; что он, вместе с Бэйлой, с другими горожанами, собственными глазами увидит, как их новый мир неторопливо и величественно оторвется от болота, и полетит вверх, к солнцу, а потом в неведомые края, где их ждут...
   - Нет, Анатолий, - командир каким-то чудом прочел последнюю мысль в лице тракториста, - пока не взлетели.
   - Ну что же вы, товарищ полковник? - Анатолий даже  заплясал от нетерпения, -  давайте начинать! Страсть как не терпится!
   - Туалет вон - в углу, - ехидным голосом прогудел за спиной Боря Левин, - к тому же - что ты увидишь тут, сквозь стены? Хоть из ангара выйди!
   - Действительно, - засмеялся полковник, - здесь никакого тебе эффекта, Анатолий. Разве что полетим вверх тормашками, если твои расчеты по поводу силы тяжести окажутся неверными. Но это не главное (Кудрявцев посерьезнел). Основную задачу на сегодня мы выполнили. Город защищен. Надеюсь, достаточно серьезно.
   Никитин открыл было рот, чтобы громко возразить на это сомнение: "Что значит, надеюсь?". Но командир нетерпеливо дернул щекой, и тракторист благоразумно прикусил язык.
   - Во-первых, - начал перечислять ровным, командирским голосом Александр Николаевич, - до тех пор, пока мы не посчитаем, что толщина сферы достигнет достаточной величины, никаких экспериментов не будет. Во-вторых, у нас сейчас намечаются дела поважнее...
   - Ага, - все-таки не сдержался Никитин, - это вы, товарищ полковник, про детей?
   - Про детей, - кивнул Кудрявцев, широко улыбнувшись, - только... точнее, не столько о римских, а о наших.
   Он притянул к себе Оксану, лицо которой отчего-то залилось краской смущения, и продолжил, теперь подмигнув Анатолию совсем заговорщицки, и продолжил:
   - Скоро ты, Анатолий Николаевич, отцом станешь. Готов?
   Тракторист выпалил было - совсем как пионер, в которые его  в школьные годы так и не приняли:
   - Всегда готов!
   Он и выпалил, с небольшой заминкой, на которую командир так же незаметно кивнул. Никитин понял, что за этими двумя причинами кроется третья,  а может быть, и четвертая, и пятая, которую полковник Кудрявцев совсем не хочет озвучивать в таком широком кругу.
   - А пока, - полковник обвел взглядом собравшихся, - пойдемте, навестим наших гостей.
   Кудрявцев назвал несколько фамилий; Анатолий с удовольствием кивнул, когда последним командир назвал и его.
   - А я?! А мы?!! - Никитина на удивление легко оттерли в сторону Оксана с Бэйлой.
   - Что "мы"?! - округлил в притворном изумлении командир, - вы еще здесь? А кто будет готовить праздничный обед? С песнями, с сюрпризами? Пушкин?!
   Правильным ответом на вопросы полковника было: "Зинаида Сергеевна!". Помощниц у нее хватало, да и Кудрявцева с Никитиной не были мастерицами по кулинарному; тем более, по культурно-массовому делу. Зато они были очень догадливыми. Поняли, что в Южный пост их не возьмут...
   Радость Анатолия, который вместе с командиром, профессором Романовым, и четверкой гигантов, ненадолго покинувших своих подопечных,  застыл у входа в "детский" ангар, смыло с лица - словно с первым шагом в огромное помещение, ставшее для маленьких римлян то ли лазаретом, то ли тюрьмой, на него обрушился водопад ледяной воды. Смотреть на лица детишек, сидящих прямо на полу, и уставившихся каждый перед собой, было страшно. Даже страшнее, чем на разорванное на части - в прямом смысле этого слова - тело их единственного взрослого соплеменника. Руки детей были вымазаны в подсохшей уже крови. Впрочем, это обстоятельство было не единственным, утверждавшим семерке застывших на пороге взрослых в том, что это страшное деяние  было свершено детскими ручонками. Что это именно крохотные ладошки, сейчас неподвижно и расслаблено упиравшиеся в пластиковый пол ангара, оторвали от изувеченного до неузнаваемости тела голову, и все конечности. И что там, где силенок все-таки не хватило, в ход пошли острые детские зубки - тоже окрашенные в пугающий красный цвет.
   - Нет, - хрипло сказал командир, выступая вперед, и тем самым закрывая от тракториста большую часть страшной картины, - это не они. Это сделал он! И я... мы с ним обязательно встретимся - как и обещал!
   Дети были на удивление спокойны, расслаблены. Они покорно выполняли команды Левиных и Спартака с Ирой Жадовой. Ну, а Никитину с профессором Романовым пришлось "прибирать" за ними. Анатолий на этот приказ командира не огрызнулся ни словом; понимал, что радость, сейчас царившую за пределами этого уголка смерти, можно будет сохранить единственно молчанием; сокрытием "особо важных сведений" - до тех пор, пока полковник Кудрявцев не разрешит открыть тайну. Тракторист невольно пожалел гигантов; он отмывал руки в ванной, где совсем недавно его товарищи приводили в порядок детей. Никаких потеков крови на белоснежной поверхности емкости, изготовленной, как и все вокруг, из пластмассы, не было. Но Анатолий почти физически ощущал, как от нее исходят эманации злобной радости; такую источали вокруг себя те нелюди, что попали в мир, созданный волею Спящего бога вместе с обычными человеками, к которым он причислял себя. Наблюдая, как розоватые струйки исчезают в сливном отверстии, Никитин впервые задал себе вопрос: «А как так случилось, что в новом мире, куда и сам он, и его товарищи попали, скорее всего, совсем не случайно, прежде них оказались Зинана Арчелия с Викторией, капитан Джонсон с колумбийским бароном, да и многие другие… включая копии сержанта Левина со Спартаком и их подруг?».
   Решив, что этот вопрос надо обязательно задать командиру и профессору Романову, Анатолий сунул под струю холодной воды голову, и окончательно успокоился, как и всегда, переложив свои сомнения на суд более компетентных товарищей. Тревога вернулась совсем скоро – когда он занес ногу над несуществующим порогом, отделяющим этот мрачный мирок в границе одного ангара от остальной части города, в которой действительно все были счастливы. Никитин вдруг представил себе, что сейчас в открытые двери вырываются тугие щупальца Зла, которые в считанные мгновения растворятся меж домами, полями и садами, и уже никогда не покинут пространство, ограниченное сферой.
   - Иди, - легонько толкнула его в спину Света Левина.
   Легонько – в ее представлении. На самом деле могучая, и одновременно такая изящная женская ладошка придала трактористу ускорение сравнимое с тем, какое ощущает пробка, вылетающая из горлышка бутылки шампанского. А вместо шипучих брызг вслед ему полетел вполне искренний смех Светланы, каким-то чудом понявшей его сомнения:
   - Беги, Анатолий Николаевич – вон, тебя уже ждут. А тут, - целительница махнула в сторону закрывшейся двери, - все под контролем.
   Анатолия действительно ждали. Бэйла даже притоптывала в нетерпении на месте, не желая идти в столовую без мужа. Анатолий подхватился, заспешил; он знал, как внимательно и требовательно относится израильский снайпер к рекомендациям для будущих мам. Всю информацию, что нашлась на этот случай в Википедии, они с Бэйлой изучили и обсудили не один раз. Вопросы питания в том числе. И теперь, супружеская чета спешила за стол, специально накрытый для Никитиных – с учетом подобранной диеты. Впрочем, из рук Зинаиды Сергеевны, главной кормилицы города, все выходило вкусным.
   Она, кстати, ждала их. Зинаида была по прежнему в черном траурном платке, но лицо уже не выражало той безмерной печали, что еще совсем недавно заполняла ее без остатка.
   - Может, это солнышко и голубое небо – такое как дома – немножко растопили лед в ее сердце? – задал себе вопрос Никитин, усаживаясь за стол и придвигая к себе тарелку с источавшим безумно влекущие ароматы первым, - или…
   - Ну как они там?  - первой задала вопрос Зинаида.
   Она непроизвольно поглаживала свой живот, который выпирал вперед пока не так заметно, как у Бэйлы.
   - Только вот этого ребенка никогда не возьмет в руки родной отец, - продолжил внутренний монолог Никитин, в эту минуту совсем отринувший те противоречивые чувства, которые он испытывал когда-то к доктору Брауну.
   Он тут же спохватился; постарался сфокусировать внимание на вопросе (что сделать было очень непросто, учитывая собственные мысли, а главное – восхитительный вкус супа, исчезавшего в организме с удивительной скоростью) и, наконец, ответил:
   - С детьми? С ними все будет в порядке. Света Левина гарантировала.
   Зинаида кивнула; в ее лице стало чуть больше радости, что очень порадовало и Анатолия, и его супругу. О чем Бэйла и сообщила, как только повариха убежала на кухню. Впрочем, «убежала» - это не про нее. Егорова, так и не успевшая сменить фамилию на Браун, скорее царственно прошествовала в помещение, которое сам Анатолий считал одним из самых главных в городе. А когда Галина – одна из арабок, теперь бойко говорившая на русском языке, и которую именно он, тракторист, и «наградил» этим именем – поставила перед ним тарелку с прожаренным до золотистой корочки картофелем и огромным куском запеченного мяса на косточке, имевшего еще более соблазнительный вид и вкус, он решил:
   - Не «одно из», а самое главное!...
   Торжественного мига, который сам Анатолий однажды  со смешком назвал попыткой вытащить себя за волосы из болота – как «тот самый Мюнхгаузен» - пришлось ждать больше месяца. Полковник теперь руководил процессом из командного пункта, в который постепенно преобразовалась та самая панорамная площадка на последнем этаже цитадели, откуда Никитин с товарищами наблюдал за битвой полковника Кудрявцева со Спящим богом. В центре помещения теперь находилось место оператора, который мог наблюдать, не вставая с удобного кресла, за всем, что творилось в городе, и за его пределами. Исключая, конечно, некоторых мест, куда совать чужой любопытный нос не рекомендовалось. Таких мест было немного – жилые помещения; больничные палаты, в которых уже два дня «загорали» три пациентки – Оксана с Бэйлой и Таня-Тамара. Никитин не отказался бы сейчас заглянуть в одну из палат, откуда он прибежал сюда буквально несколько минут назад. Но полковник уже ткнул пальцем в определенное место на огромном экране, и тракторист сосредоточил свое внимание на нем. Пальцы Александра Николаевича совсем незаметно нажимали кнопки пульта, и хорошо знакомая уже всем картинка болотного озера меняла ракурс; это включались поочередно десятки камер, следившие за каждым движением, каждым вздохом врага.
   Анатолий и сам в первом своем дежурстве за пультом чаще всего возвращался именно к этому озеру. Его гладь всегда была неподвижной, но Никитин чувствовал – из непроницаемых глубин так же внимательно наблюдают за окружающим миром холодные жестокие глаза. Что они отмечают каждое дуновение ветерка, каждую капельку никогда не прекращающегося дождя, и все волшебные шары, которыми были представлены телекамеры. На них, кстати, полковник установил фильтры, сквозь которые не мог пробиться чужой злой разум.
   - Пытался, - объяснил Александр Николаевич, в первый раз показывая эту картинку, - обжегся, и лежит, наверное, в своем болоте. Поскуливает, и дует на рану.
   - И копит злость, - добавил тогда профессор Романов.
   - Вот это и есть главная наша проблема, - продолжил давний спор командир, - разбомбить это логово, как советуешь ты, Анатолий (Никитин вскочил со своего стула и застыл по стойке «Смирно») не получится. Смотрите…
   Одна из камер на картинке стала видимой, и, «покрасовавшись» немного, явно привлекая общее внимание, резко клюнула вниз. Она не отскочила, подобно футбольному мячу, не рассыпалась осколками по водной глади. Озеро медленно втянула шар в себя, при этом (показалось Анатолию) плотоядно усмехнувшись.
   - Никакой информации капитан Джонсон из нее не получит, - сообщил командир, взмахом руки разрешая трактористу сесть на место, - лишь обещание покончить с ним поскорее… ну, может, выкачает из него немного энергии.
   - Ну, так, давайте обманем эту тварь, - не пожелал садиться Никитин, - под видом такого безобидного шара запустим что-нибудь вроде термоядерной бомбы. Закачаем в него столько энергии, чтобы все озеро испарилось. И все!
    - Нет, не все, - покачал головой полковник, - римский жрец утверждает, что делать этого ни в коем случае нельзя. Что все то зло, что копилось в озере сотни, а может быть, и миллионы лет, а в последнее время особенно интенсивно… так вот – все это развеет по миру. И бороться с ним придется и нам, и нашим потомкам вечно. И это еще не все…
   - Что еще?! - вскинул голову Анатолий, только что присевший было в кресло.
   Он был вместе с командиром, и другими разведчиками на «приеме» у жреца, наотрез отказавшегося покидать крепость даже на миг, и не услышал тогда ничего нового. Впрочем, полковник Кудрявцев тогда задержался на пару минут.
   - Еще есть таинственные Камни. Вергий, жрец, считает, что эти камни, являющиеся ключами к какому-то замку; какой-то тайне, связаны с озером.
   -  Вот пусть он сам эту тайну и разгадывает, - проворчал Анатолий – только чтобы «раскрутить» командира на продолжение разговора.
   Он и сам прекрасно понимал, что теперь все проблемы и тайны этого мира касаются горожан; хотят они того или нет. Командир подтвердил это, усмехнувшись, и медленно – словно демонстрируя фокус – вытащил из кармана семь красных камней, ярко блеснувших в искусственном свете командного пункта. Никитин не считал себя человеком, одаренным даже зачатками магических свойств. Но сейчас даже он почувствовал, что от этих камней ощутимо тянет той самой тайной. А еще – просьбой; горячим желанием увлечь его, русского тракториста, в неведомые дали, где, быть может, будет решаться судьба всего сущего.
   - Во, как завернул, - усмехнулся Анатолий, поворачиваясь вместе с креслом к профессору, который первым высказал изумление:
   - Но как?! Как, Александр Николаевич, тебе удалось получить эти камни? Ведь они… по крайней мере, шесть из них были растворены…
   - Да, - кивнул полковник, - в крови подростков. Но такие примеси организмы нормальных людей обычно отторгает. Разными способами. В нашем случае малыши получили камни в почках. Неприятная вещь, скажу я вам. «Излечивается» разве что хирургическим путем.
   Лицо командира стало мрачным, и пугающим – таким, что Никитин невольно поежился, и сильно не позавидовал тому, или тем, к кому было обращено безмолвное обещание полковника Кудрявцева. Он метнул взгляд на экран, где по-прежнему центральное место занимало озеро, и еще раз ощутил в себе всплеск ментальной силы. На этот раз она подсказала трактористу, что озеро, а точнее то существо, что пряталось под водой, в испуге замерло, пытаясь растворить свое сознание.
   - Может, это оно восприняло видение окровавленного ножа в руке командира, - богатое воображение Анатолия тут же стало выдавать гипотезу; пока для собственного употребления, - потому что кто еще, кроме самого Александра Николаевича мог пройти тем самым «хирургическим путем»?
    После гибели доктора Брауна, отсутствия по понятной причине бывшей медсестры «Врачей без границ» Тани-Тамары Романовой, и… Света Левина? Ее, кстати, не было рядом. Но и без того Анатолий был уверен - Светлана не могла заставить себя даже прикоснуться к детям, отмеченным Злом. А в том, что юные души до сих пор отмечены дьяволом, не было никакого сомнения. Так что оставалась одна кандидатура на должность детского хирурга – сам командир. Недаром он иногда скупо проговаривался, что в прошлой жизни – там, куда его посылала Родина защищать дальние и ближние рубежи – ему приходилось быть, кроме «убивца в законе», еще и жнецом, и швецом, и на дуде игрецом…
   Анатолий невольно улыбнулся, вспомнив огромную трубу, с помощью которой они призывали огромных пресмыкающихся гадин из развалин садов Семирамиды. Его натренированный в последнее время ум тут же принялся обкатывать эту картинку; естественно, в применении к конкретному случаю – к выманиванию из озера капитана Джонсона, и его подельников.
   Полковник тем временем показал пальцем еще на один экранчик, затерявшийся среди других на командном пульте. В нем застыла цифра – «1000».
   - На самом деле она меняется, - пояснил Кудрявцев, - практически незаметно для глаза. Желающие могут подождать, убедиться, как наша сфера станет толще еще на миллиметр.
   - А сейчас она толщиной ровно метр, - первым подсчитал Анатолий, - а это значит, что час «Ч» настал!
   - Настал, - кивнул с улыбкой командир; он явно вспомнил ожесточенные споры в тот день, когда командный пункт стал таковым.
   Тогда решался вопрос, какой слой пластмассы, неуклонно и беспрерывно нарастающий вокруг города, можно считать безопасным для отрыва от земли – вместе с миллионами тонн скального грунта и болотной жижи. Сам Никитин был приверженцем скорейшего проведения эксперимента. На другом краю спора главным был комендант, Валера Ильин. Тот вообще советовал не торопиться; ждать какого-то сигнала.
   - Ага, - как всегда съязвил тогда Никитин, - трубного гласа! Или ангелов, спустившихся с небес. А зачем им спускаться – мы ведь сами туда собрались.
   Он тут же прикусил язык – слишком двусмысленной была фраза. Вот и сейчас эта важная часть организма (самая длинная в городе, как уверяли многие в городе) едва не подверглась жестокому испытанию. Зубы действительно клацнули; слишком картинно – это Анатолий так отреагировал на движение командира, и последовавший за ним сотрясение пола под ногами. Оно было практически незаметным, но все, и больше всех Никитин, ждали этого мгновения, и не могли не отметить (или вообразить), как сфера с натугой оторвалась от коренной породы, и на другом мониторе поползли цифры – теперь вполне различимо для глаз. Тракторист считал про себя, отмечая, как нестерпимо медленно растет высота: «Десять, двадцать, тридцать, сорок сантиметров… Полметра…
   Резко хлопнула дверь, и Никитин оторвался от монитора, чтобы уставиться на встревоженное, и одновременно радостное лицо Дины Рубинчик – светловолосой красавицы-израильтянки, когда-то попавшей в русский лагерь вместе с внуком. Девушка, добровольно взвалившая на свои плечи обязанности помощницы целительницы, выдохнула:
   - Товарищ командир! Там Оксана… она рожает.
   Ладонь Кудрявцева сама упала на пульт, и цифра, которую тракторист продолжал контролировать краешком взгляда, стремительно поползла к нулю. Впоследствии он готов был поклясться, как услышал жалобный плеск воды, успевшей заполнить дно гигантского котлована – когда те самые миллионы тонн грунта шлепнулись на свое место. Полковник одним стремительным броском оказался у двери; там на мгновение остановился и оглянулся. Анатолий поразился – в лице командира, обычно невозмутимом, а очень часто суровом - тех самых эмоций, что переполняли израильтянку, и всех других рядом, было неизмеримо больше. Впрочем, как понял Никитин, его собственная физиономия сейчас тоже была украшена широкой улыбкой. Громко хлопнула дверь. Паузу, что установилась было после исчезновения полковника Кудрявцева, почти сразу же нарушила насмешливая фраза профессора Романова:
   - Ну вот, Анатолий, а ты говорил, что никакого знака свыше не будет!
   Два друга переглянулись, и, не сговариваясь, бросились к двери – догонять третьего.