Твари бессловесные

 Алло, ты ещё не спишь?
 Уже не спишь…
Тогда, привет, подруга. О чём думаю этой бессонной ночью? Не сочти меня сумасшедшей, но я думаю о нём.
Нет! Ты не поняла! Не о моей последней любви. А о нём – о Мире! Можно сказать: об его устройстве. Да-да! Не смейся! Ну, почему же не чем больше заняться? Есть чем! А ночью - самое время подумать! Философские мысли так и лезут в голову! И скажу тебе: очень даже верю в то, что Создатель хотел сотворить его просто-таки идеальным. Что? Не сомневаешься? Я – тоже. А потом Ему стало скучно что ли…
А может, просто что-то пошло не так…
 Вот смотри, ради примера возьмём растения. Ведь их несметное количество! Они растут, цветут, никому не мешают. Задумана полная их гармония. А тут - бац! И возникает какой-нибудь борщевик! Или, скажем, горчак ползучий! И всё! Начинается захват территории. За год-полтора плодородной почвы нет, как ни бывало! Как будто произошёл сбой в программе. Это что же получается? Не всё так прекрасно продумано? Как говорят программисты: можно дырки проковырять.
 Вот то же - и про живых существ. Жили себе и жили дикие кошки, собаки. Хищники уничтожали только слабых, от этого  род усиливался.  А тут появилась эта сволочь  - так называемый Homo sapiens – и всё изменилось!  Он быстро сообразил, как удобно и выгодно этих животных одомашнивать. Мыши ему стали мешать, и в пещере  накопилось множество всякого скарба – защищать его понадобилось, видишь ли. И это одомашнивание, на мой взгляд - тоже сбой в программе. Дырка! Этот Неоантроп почувствовал себя хозяином мира! Но он ведь совсем не был к этому готов! Да-да,  ты права, чем только ни занимались с тех пор собаки вместо того, чтобы жить-поживать в дикой природе:  таскали повозки, подрывали танки, служили в полиции…
 Я имею в виду, он душевно не был готов. Ответственности за прирученных  у «хозяина мира» не прибавилось за миллион лет ни на грош! Бродят сейчас по городу стаи одомашненных, но  брошенных на произвол судьбы тварей бессловесных - мёрзнущих, умирающих с голоду и болезней. Вот скажи, разве это не сбой в программе?

 Догадываюсь заранее о твоих возражениях! Якобы, не надо «всех под одно гребло гнать», « и в лесу лес неровный»… Фразеологизмы – твой, подруга, конёк! Конечно-конечно! Ты права! И я могу тебе привести тысячу примеров милосердного отношения к животным. Взять хотя бы мою приятельницу – вместе в одном дворе жили полтора десятка лет. Необычайной доброты человек! Иногда мне казалось, что её так и тянет к калекам и немощным. Никому из всех моих знакомых ни попадалось на пути столько брошенных, дряхлых, убогих и страждущих, как ей. То она из подвала кошачье семейство вызволяет, то в мусорном контейнере престарелого далматинца, упакованного в мешок из-под сахара, находит. Ты представь такое! Живое существо оставить в мешке умирать! Да ещё на морозе!
 Нашла, вытянула его из контейнера, уговорила таксиста довести до ветеринарной клиники. А потом лечила этого старого доходягу за свой счёт, искала для него новый дом. Сама не могла его приютить, потому что пятеро таких же - в прошлом несчастных, а ныне отъевшихся до неприличия - постояльцев уже обитало в её городской квартире.
 Вот такие контрастные людские поступки и наталкивают меня на мысль, что задумано-то всё идеально, но с допуском экспериментов и возможностью сбоев в программе. А иначе – скучно…

 Чувствую, подруга, не спать нам сегодня до утра. Тему я затронула - собачью, близкую моему сердцу. Наберись уж терпения –  буду тебе про своих собак рассказывать.  Настроилась? Тогда слушай…

 Так  случилось, что где бы я ни находилась и в каком бы возрасте ни была, с самых пелёнок и до седин, рядом  всегда присутствовали они - полноценные герои моего жизненного романа. Поведаю тебе  о пёсьих судьбах без прикрас, не преувеличивая  их заслуги, но и не пренебрегая их достоинствами, не меняя клички и  статусы. Никто из них не пожалуется на меня, не удалит  из списка друзей в социальных сетях, если я открою миру их тайные помыслы и связи, поскольку все они – твари  бессловесные.

 А началось всё очень давно. Давно – это, когда моя совсем юная мама посмотрела впервые фильм «Волга-Волга». Главная героиня – Дуня из Мелководска, по прозвищу Стрелка – маму поразила в самое сердце. С тех самых пор она не равнодушна  была к этому прозвищу - очень хотела назвать им какую-нибудь животинку, но только самую любимую.
 Потом появились ещё и собаки-космонавты: Белка и Стрелка. Но я-то знаю, дело не в них. А именно в Дуне-Стрелке. Очень уж запала в душу эта комедия. Не столь много было радостного, а тем более смешного в те, послевоенные, годы. Потому каждый хороший фильм запоминался и имел какое-то продолжение в жизни. Вот у мамы продолжением стала  собачка из моего раннего детства по кличке Стрелка.
 По матери - сибирская лайка, а по отцу – дворянка, многочисленных смесей в крови. Ушки торчком, носик лисий - остренький, пятна по шкурке рыже-белые. Хвост колечком лежит на спине и задорно подрагивает при заливистом лае. Нюх охотничий. Но к промыслу Стрелку никто не приучал – в семье не было заядлых охотников.

 Правда, однажды Стрелку взяли всё-таки на охоту. Скорее, чтобы хорошо нагулялась по лесу, чем для дела. Тогда  отец и брат пошли на барсуков. И это была единственная охота в их жизни. Рыбу ловить – пожалуйста! А вот убивать зверей бесцельно в тайге –  их собственном доме – отвратительное дело. Ну, что плохого им сделали барсуки? Они не опасные, в село к нам не приходили, чтобы навредить  хозяйству. Шкуры их – не единственное, чем можно было прикрыть обнажённое тело в мороз, чай не в каменном веке  живём! Мясо - совершенно не пригодное в пищу. Жир – да, целебный. Пошёл да купил, много ли его надо. Никаких целей: ни для хозяйства, ни для утоления голода. Что за нездоровый азарт ими руководил? Не знаю.
 Помню, что привезли подстреленными самку и самца. Я горевала над ними, а отец прятал глаза от стыда. Он ведь сам купил мне книгу  Арсеньева «Дерсу Узала» несколькими годами ранее! Этот легендарный нанаец стал для меня эталоном гуманного отношения к природе. Его моления и просьбы о прощении у зверей перед охотой приводили мою душу в трепет! Ведь звери – те же  «люди, только в других рубашках».
 Стрелка с охоты вернулась мокрая и грязная, уставшая и еле волочащая ноги. В деле она совсем оказалась бестолковой, только крутилась под ногами и лаяла в ненужный  момент. Я гладила свою попрыгунью-стрекозу и думала: «Хорошо, что ты не стала охотницей! Будь лучше артисткой, раз уж тебя Стрелкой назвали!»

 И представь, подруга, она ею стала. Не Любовью Орловой, естественно. Но талантами эта собака владела огромными. Например, пела заливисто песни под гармошку. Ох, как пела! Будто камушки перекатывала в весеннем ручейке. Поднимет остренькую мордочку кверху, свернёт губки трубочкой и перекатывает под «Барыня ты моя, сударыня ты моя…». А отец и рад стараться – аккомпанирует этакой артистке! Обожала она не только народные мелодии, но и эстрадную музыку. Меццо-сопрано да и только! А ещё - танцевала при этом на задних лапах, кружась. Наша одарённость не противилась, когда на неё надевали юбочку и повязывали платок, не боялась выступать под музыку при гостях.  Всё, конечно, не просто так, а за вкусные кусочки – у всех свои слабости.
 Не поверишь, подруга, но однажды наша певица стала известной на всё село. И дело происходило так.

 Был в то время у отца очень хороший друг – охотовед, с которым они вместе служили в Армии на Чукотке, потому многие годы сохраняли тёплые  отношения. Отец так и звал его: Лёнька Чукотка. Захаживал Чукотка к нам частенько и всегда нахваливал  Стрелку, обращаясь ко мне: «Хороша! Ох, как хороша! Надо бы документы ей – и на выставку! А ты приводи её! Приводи! Вот, как раз на День охотника и рыболова выставка и  состоится!» А если  Чукотка с  отцом ещё и рюмочку опрокидывали, то сыпались от него обещания, как зёрна в подготовленную почву: «Я, как бессменный председатель жюри, отдам  твоей собаке призовое место!» А ещё через пару рюмочек призовое место незаметно переходило в первое. Конечно, я была тогда наивной деревенской девчонкой, но со своими амбициями. И загорелась я мыслью  вывести свою четвероногую подружку в мир для триумфа  невероятных достоинств её «чистой породы»…

 Мысль  зрела, зрела…  И вот накануне празднования я решилась подать заявку на участие в выставке. Кинолог  - очень серьёзный дядька - оглядел мою собаку с некоторой долей скепсиса: росточком не вышла. Но  участие разрешил. И я стала готовить Стрелку к выставке. В первую очередь устроила для неё настоящую баню: в цинковой ванне, с шампунем и щёткой. Отмыла, причесала, смазала растительным маслом для блеска.  Потом мы со Стрелкой упорно репетировали проход по кругу перед нашими домашними. Те кивали головами одобрительно и оценивали подготовку на «отлично».

 И вот, наконец-то, грянул в медные трубы духового оркестра на главной эстраде сельской рощи праздник всех охотников и рыболовов.
 Жарко, солнечно! Мы со Стрелкой  с раннего утра на месте. Вначале - на берегу Чулыма. Там соревновались рыбаки: дети, взрослые, старики плечом к плечу сидели с удочками и караулили свой  победный улов. Рыба клевала отвратительно, все мешали друг другу, солнце палило не на шутку… 
 Потом, ближе к полудню, народ переместился в рощу. Рыбаки ждали результатов соревнования, охотники – парада своих питомцев: ловчих птиц и собак. Шум, гам, лай, гвалт! Далеко не вся живность умела вести себя прилично - бурлящий котёл, да и только! Полевая кухня угощала  наваристой ухой – к ней выстроилась большая очередь. Но угощения хватило не всем, в том числе и нам со Стрелкой. И мы даже обиделись немного. К тому же – уморились на солнцепёке.
 Слишком длительное ожидание и жара сделали своё дело - мое первоначальное рвение к участию в выставке стало медленно и неуклонно сходить на нет.  Я-то хотя бы понимала, ради чего все эти испытания -  ради победы, конечно! Чукотка ведь обещал! А вот Стрелка совсем скисла, смотрела на меня с тоской, повизгивала в нетерпении и уже совершала несколько попыток покинуть это шумное торжество. Ей - в  промытой, вычесанной, смазанной маслом, но всё-таки  шубе - было не до победы.
 В конце концов,  объявили начало выставки. Председатель жюри, совсем даже не Лёнька Чукотка,   называл клички животных, их породы и имена хозяев. По кругу проходили лайки, маламуты,  хаски, спаниели, привезённые на праздник охотниками  со всего района. Вот, наконец-то, объявили и нас. Царственно расправив плечи, подхватив собачонку под самый ошейник, я гордо вышла для прохождения торжественного круга.
 И в этот самый миг, такой волнительный и долгожданный, такой заранее выстраданный и уже прорисованный в моём мозгу до самых незначительных мелочей в красках и эмоциях, на эстраде вдруг пронзительно заплакала гармошка…  Не позже и не раньше! Артисты из соседнего села приехали с русскими народными инструментами повеселить местную публику. Да так заплакала, что вся собравшаяся толпа зашевелилась, заулыбалась, стала перетаптываться с ноги на ногу, готовая поспешить к сцене.
 Стрелка вывернула шею в сторону эстрады, напряглась всем телом и, сорвавшись с поводка, бросилась в центр круга! Не поверишь – для исполнения привычного номера. Запела,  заперекатывала в горле камушки, закружилась в танце. Артистка она или кто?!  И участники, и члены жюри замерли на мгновение, а потом, сообразив, что случилось, схватились за животы. Действо длилось не больше пары минут. Но какое действо! Триумф, можно сказать!
 Очень быстро, почувствовав свободу, даже не поклонившись и не получив за номер художественной самодеятельности  цветов от благодарных зрителей, моя меццо-сопрано прорвала кольцо блокады и рванула из рощи, только её и видели…
 Представляешь?
 А  меня всё-таки наградили: пластмассовой корзинкой  рыболова. Такой добротной – с двойным дном и крышкой. Ещё и грамоту вручили, и коробку конфет преподнесли. На фоне привычных сахарных петушков, за пять копеек,  конфеты  показались верхом вкусового совершенства. Да-да, по-твоему: «нектар и амброзия», кушанье богов.
 Первого места мы со Стрелкой не получили, но слава не прошла мимо нас. Можно даже сказать, что мы проснулись на утро знаменитыми. Прямо-таки в половине седьмого, когда мама только успела проводить корову в стадо, заявилась соседская баба Таня -  посидеть, посудачить: «Правда, аль нет? Прокопьевна насплетничала, что будто вашу собаку в цирк забирают?» Ну, если баба Таня спросила, то собака уже в цирке. Вместе со мной. Это же глухой телефон – кто недослышал, тот приврал. Но приятно! «Вот бы на самом деле так!» - думала я, едва продрав сонные глаза.

 Эх, подруга, знала бы ты, как моя Стрелка возила меня на санках! В специально сшитой для этого случая шлейке. Быстрая и выносливая, она как будто рождена была для такого развлечения! Взрослые, конечно, в санки не садились – собачка  не крупная, могла надорваться. Но мне было тогда лет восемь, и потому именно я получала всю радость от  зимней забавы.
 Но как-то случилось непредвиденное.

 Я каталась на лыжах с горы рядом с нашим домом. Брат в это время выгуливал Стрелку. От предложения «погонять»  с поводком в руках отказаться было невозможно! Я уже довольно уверенно стояла на лыжах и не сомневалась, что получу неповторимое удовольствие от скорой езды. Стрелка, быстро поняв, что от неё требуется и ожидается,  включила с ходу космическую скорость – скребанув когтями по укатанному снегу, понесла вниз под гору! Да так, что не удержать!  Лыжи выскочили со снега на лёд реки! А дальше была сплошная физика, подруга! Хряснулась я со всей силушки навзничь и расшибла об лёд голову.
 Да, подруга, мозги в ней были, и сотрясение произошло.
 Пара недель сильной головной боли. Пристально рассмотрены все трещинки на потолке над моей кроватью. Куплены все куклы, ранее считавшиеся несбыточной мечтой. Дегустированы все дорогие конфеты.  И я опять была готова к новым трюкам со своей любимицей! А вот брату досталось на калачи…
 
 Как-то Стрелка родила щенка – черную девочку с палевым животом и такими же палевыми  пуговицами над глазами – Жульку.  Жулька мало походила на лайку. Она была гладкошёрстной, её ушки  не поднялись полностью и висели, как лопушки. Но со временем собачонка  стала большой умницей - быстро обучалась, хорошо охраняла двор.
 В нашем хозяйстве жили и другие животные, без которых в деревне не обойтись. Приготовленный для них комбикорм стоял  в кладовке в огромных кулях. Естественно, туда стали наведываться мыши и даже крысы. Кот охотился денно и нощно, но его сил оказалось  недостаточно. Когда он совсем перестал справляться, мама решила разложить  приманку для крыс – отравленный фарш. В тот момент она совсем не учла факт: Стрелка легко справлялась с вертушкой на двери и даже умела открывать задвижку. Сами ведь научили! Конечно, потом мама очень сожалела об этой оплошности.
 Учуяв аппетитный запах,  Стрелка и Жулька пробрались в кладовку и попробовали отраву.  Жулька чуть лизнула и была быстро вытеснена своей матерью за пределы помещения. Потому она, немного поболев, поправилась. А Стрелку увезли в ветеринарную службу, положили под капельницу, усердно лечили. Но сделать ничего не смогли.
 Я очень  долго уливалась слезами по своей любимице. Выжившая Жулька ещё десяток лет охраняла наш двор, но она не смогла занять в сердце то место, что по праву принадлежало только Стрелке – артистке погорелого театра, притворе, попрыгунье-стрекозе, любимице публики.

 Жизнь продолжалась. И вот однажды, когда мне было лет десять-одиннадцать, отец принёс в дом крошечного щенка - светло рыжего кобелька, похожего на оленёнка. «Цвергпинчер!» - уверенно определил породу худосочного доходяги Лёнька Чукотка. Так это было или не так, сказать сейчас трудно. Но помню, что нам очень льстило, что в доме поселился настоящий породистый пёс. И мы не спорили с самым главным охотоведом в районе, принимая на веру  «знатные» корни нашего питомца. Даже, если он и смахивал на цвергпинчера, то, скорее всего, был не из чистой псовой аристократии. И шерсть - не ярко рыжего цвета, и мелковатый какой-то, будто его не докармливали прежние хозяева. Но, не смотря на ущербность собачьего экстерьера, животинка пришлась сразу ко двору. И перво-наперво все стали придумывать ему имя. Учитывая норов, неожиданно проявившийся с первых мгновений – куснул отца за палец так, что тот ругнулся,тряся рукой – и звонкий голос, кто-то из домашних предложил назвать доходягу Моськой. Никого даже не смутило, что  был он, собственно говоря, парнем. А Моська, как будто, девчачье имя.

 Первые дни Моська пил только молоко из блюдца. Но очень скоро его аппетит вырос до чудовищных размеров по сравнению с малым ростом. Наш доходяга незаметно наел жирок и превратился в драчливого хулигана с острыми зубками, по поводу и без повода отстаивающего свои права. Весёлый чертёнок на  крепких тонких ножках.  Энергии - хоть отбавляй! Лёгкий, верткий! Этот сметливый парнишка очень быстро научился выпрашивать вкусные кусочки: присаживаясь на задние лапы, неистово махал передними, сложенными вместе. И не дай Боже, если мы начинали делать вид, что не замечаем его горячих порывов – запрыгнуть к кому-нибудь на колени, даже к гостям, а потом встать передними лапами на стол – да запросто!
 Моська подавал все четыре лапы, прыгал по приказу - на задних, ходил - на передних, пел песни под любую музыку, танцевал. В танце кружился, как волчок. У нас в доме опять поселился цирк, подруга!
 Изнахратив отцовскую полосатую рубаху - из модного тогда полиэстера, за которой мама выстояла длинную очередь в нашем раймаге - я сшила Моське шикарные штаны на лямке и связала крючком шляпу. Ну, конечно, творческий порыв не остался незамеченным – тонкий прут, на всякий случай, всегда был припасён и стоял в ожидании своего часа за кухонным шкафом. Получив по полной программе и успокоившись, я облачила Моську в концертный костюм и выпустила на публику.  Артист пел, кружился, выпрашивая угощение. Хохоту было на всю улицу! Ну, как нам без артистов-то? Мы без артистов никуда! У нас все выступали: начиная с только что вылупившихся цыплят и заканчивая крупно-рогатым скотом.
 А в это самое время по соседству с нами, в большом старом доме, очень одиноко и обособленно, жил пожилой человек. Судьба  изрядно потрепала его и подпортила ему нервы. Старика всё раздражало по поводу и без него, как нам тогда казалось. Например, ему не нравилось, когда дети играли в мяч на лужайке, вблизи его дома. Конечно, его желанием было, чтобы никто не мял траву и не кричал в то время, когда он отдыхает. Мы же всегда слыли настоящими сорванцами! Мягкость и послушание в то время не было нашим правилом.  А даже наоборот – частенько в нас просыпались маленькие злые человечки, которые вредили нарочно...
 С наступлением вечера, когда сосед укладывался спать,  мы бегали  по лужайке до полуночи, катались на велосипедах по траве, чтобы он утром чертыхался, расстроившись из-за наших шалостей. Главное, старик никогда не жаловался нашим родителям, и потому нам всё сходило с рук. Но самая большая обида, которую мы ему причинили,  оказалась связанной с  именем. Звали соседа Моисеем Филипповичем. И мы решили, что нашего Моську мы тоже будем звать Моисеем Филипповичем. И вот, когда ребятня собиралась возле дома соседа поиграть в лапту, а Моська неизменно присутствовал в нашей компании, происходило непростительное: «Моисей Филиппович, служи!» Или : «Моисей Филиппович, дай лапу!» Не знаю, до чего бы дошло наше озорство, если бы не оборвалась трагически жизнь Моськи. Во время игры с нами на улице он погнался за кошкой и попал под колесо проезжающей машины…
 Теперь ты понимаешь, почему я тревожусь, когда ты гонишь на своём «Сандрике» под девяносто? Боюсь, что выскочит на дорогу какая-нибудь животина, а ты не успеешь притормозить! Да, конечно, понимаю: ты никого не собираешься давить. Но всё равно, боюсь. Все страхи из детства, подруга. Ведь я тогда опять долго горевала.
 А с соседом мы помирились. Мама, узнав о наших проказах, заставила попросить у Моисея Филипповича прощения. Нас простили великодушно, взяв слово, не шуметь по вечерам.

 Что бы тебе ещё рассказать… Ты видела, подруга, на моей руке отметину? Да, ту, что на самой кисти! Не хотела я тебе об этом… Да уж ладно, расскажу. Дабы ты и твои молодые да неопытные отпрыски не повторяли моей ошибки.

 Когда я была совсем маленькой и даже ещё не училась в школе, то очень любила подзывать и гладить всех пробегающих мимо меня собак. Большинство из них были добрыми домашними  псами, никогда, по-видимому, не сидевшими на цепи и потому не злыми. Они подходили ко мне, обнюхивали, позволяли погладить их по голове. Естественно, кто-то из взрослых обязан был меня предупредить: бывает так, что с цепи срывается очень озлобленная собака. Но, кто бы это сделал? Родители и не догадывались о моих взаимоотношениях с чужими четвероногими. А в своих - они  были совершенно уверены. В нашем хозяйстве животных не злили, потому они были безопасны для детворы. Да и не существовало в те годы бездомных собак в селе. Другое дело - сейчас.
 Так вот однажды, бесцельно гуляя по улице, совсем недалеко от дома – родители всё-таки обязали старших следить за мной, и те делали вид, что следят, попутно накачивая колесо от велосипеда или заклеивая на шине очередную дырку – я повстречала  маленькую, черную собачонку. Ну, как такую не погладить? Руки так и чесались, губы уже сворачивались в трубочку для свиста.  Не успела я позвать собаченцию к себе, как эта шавка оскалилась и зарычала, глядя в мою сторону с  остервенением. Кто бы думал, что в маленькой пасти окажутся настоящие острые лезвия! А в её душонке – столько ярости и злобы! Эта черная бестия свирепо схватила зубами мою руку, протянутую навстречу ей для знакомства,  для дружеского рукопожатия! Когда я стала отчаянно отбиваться, она перекинулась на мой новый летний сарафан в мелкий цветочек! Моё молчаливое сражение постепенно перетекло в громкий вопль и просьбу о помощи. Из двора выскочили братья. Даже соседская баба Таня прибежала из своего огорода с лопатой в руке. Платье разодрано, рука в крови – картина не из радужных. «Ах, что же натворила эта бестия! Не зубы, а бандитская финка!» - голосила сердобольная бабуля. Братья перепугались ещё и потому, что вечером им влетит от отца по первое число. И тогда старшему брату запретят ходить на рыбалку, а это пострашнее злой собаки. Среднего -  лишат велосипеда, закрыв его любимую и единственную технику в сарае.
 Братья привели меня в дом, по дороге ругая на чем свет стоит, не стесняясь в выражениях, коими виртуозно владели и пользовались в своём мальчишеском тёплом кругу. Они смазали покусанные  места йодом, перебинтовали  руку. А вечером, когда родители вернулись с работы, отец выгнал из гаража свой Иж с коляской и повёз меня в больницу на прививку от бешенства, пригрозив разобраться с няньками по возвращении, что мало не покажется.
 Рука к утру совсем опухла. И кроме  болезненного укола в живот… Что ты смеёшься? Да-да! Тогда это делали в живот и не один раз, между прочим! Так вот, кроме этого укола, мне ещё пришлось терпеть, целых десять дней, горькие таблетки и ходить за тридевять земель на перевязки. Но я мужественно всё это переносила. Чтобы получить моё смирение, мама напугала и смертельной болезнью, и опасностью остаться без руки. Пацаны неделю слонялись по двору, не смея его покинуть, и отвешивали мне периодически обидные подзатыльники, пересыпая их словцом-другим.  В общем, из-за моей глупости досталось всем.
 А теперь, когда у меня спрашивают, откуда шрам на руке, всем отвечаю, что это «бандитская финка»! Диагноз бабы Тани приклеился намертво.

 Говоришь, уже три часа утра? А спать совсем ещё не хочется. Что же… Пришло время рассказать тебе про Жужу.
 Жужа стала жить в нашем доме, когда я уже закончила школу и уехала учиться в город. Бывшие хозяева отказались от неё, и мама забрала Жужу к нам. Это была ярко коричневая болонка, похожая на маленького бурого медвежонка, с единственным недостатком – далеко выдающейся нижней челюстью и кривыми зубками - «выбраковка» в собачьем помёте. Потому её не продали. Мама всегда смеялась, что Жужу нельзя оставлять под дождём – вода в рот затечет. Мы по этому поводу часто подшучивали над собачонкой.
 Жужа выросла и превратилась в  ласковую и преданную подружку. Она очень любила маму, потому охрана любимой хозяйки велась денно и нощно - куда бы мы ни клали собачью подстилку, она всегда перетаскивалась под мамину кровать.   Жужу тоже обучили всяким цирковым трюкам, которые умели делать все собаки, жившие в доме ранее. Моя мама могла бы стать талантливой дрессировщицей. Дрессированными были все животные нашего хозяйства – коровы, козы, коты – а тем более собаки.

 Однажды Жужа стала настоящей героиней - спасла маме жизнь. Вот как было дело.
 Моё село – старинное, сибирское, окруженное смешанными лесами, постепенно переходящими в тайгу. И только со стороны реки  Чулым – низкорослые  кустарники чёрной и красной смородины. Со временем среди кустарников появились черёмуховые деревья, превратив всё вокруг в настоящие заросли. Мы с мамой ходили в эти места за ягодой.
 В тот год стоял особенно жаркий июль. Ягода уже созрела, и народ потянулся за ней с ведрами и бидонами, не дожидаясь выходных.  В один из таких солнечных дней мама решила сходить за смородиной одна и обернуться уже к обеду. Потому она даже никого не предупредила о своём решении и прихватила с собой только Жужу.
 Ягоды, что росли на кустах вдоль дороги, были обобраны ещё зелёными – дети, бегающие на реку купаться, лакомились ими, не дожидаясь  зрелости. Мама, перешагивая валежник, раздвигая густые ветки, пошла дальше и дальше вглубь зарослей. Наконец, она набрела на кусты с крупной, спелой смородиной и очень быстро наполнила ею большое ведро. Но уходить с такого урожайного места совсем не хотелось. Присев на поваленную ветром черёмуху, пообедала хлебом и молоком, покормила Жужу и решила собирать ягоды в освободившуюся сумку, не замечая, что уходит всё  глубже в лес. Места были знакомыми. С одной стороны находилось село, с другой стороны - судоходная река Чулым, с третьей – небольшая речушка Куендат, впадающая в Чулым, а с четвертой стороны – дорога, ведущая  на пляж. Тем более, рядом весело ловила жучков и ящериц Жужа. Бояться было некого и нечего.
 Солнце тем временем спряталось за тучу, и в небе загрохотало, как будто по нему кто-то прокатился на огромном тарантасе. Только тогда мама заторопилась домой. Но, куда бы она ни шла, всюду расстилались заросли  кустов и деревьев, местами переходящие в непролазные дебри. Опустилась почти ночная тьма, хлынул настоящий ливень, в считанные мгновения промочивший до нитки одежду. Сев на землю, взяв на руки Жужу, мама пережидала непогоду.
 Но туча быстро уплыла, гонимая ветром, и выглянуло по-прежнему яркое  солнце. Влага, пролившаяся на заросли, превратилась в пар. Душно и жарко стало так, как в парном отделении бани. Мама шла и шла, перебиралась через валежник, обходила кусты, стала кричать и звать на помощь. Она потеряла чувство времени и не могла понять, с какой стороны сейчас должно быть солнце – с юга, если ещё полдень, или с запада, если наступает вечер.
 А в это время туча, сделав круг, вернулась. Но теперь она была угрожающе серой. И гром гремел как-то особенно резко и страшно. Казалось, что само небо трещит по швам! Опять засверкали молнии! И сверху на голову, на деревья, на траву посыпался настоящий град!
 Собачонка очень напугалась разбушевавшейся непогоды, впрочем, как и её хозяйка. Мама, молясь Богу, сидела на траве, пока не ушли прочь тучи. А Жужа, как только её спустили с рук, тотчас дала дёру.  Сколько мама  её ни звала, та не откликалась…

 Дома быстро обнаружили пропажу. Ведь мама не была любительницей ходить по гостям и о любой своей отлучке всегда предупреждала. Перегодив грозу и не дождавшись  возвращения домой хозяйки и собаки, все впали в сильное беспокойство.
 И тут на пороге появилась грязная, мокрая до последней шерстинки Жужа и, громко лая, почти завывая, стала звать всех из дома. Приведя  нас к зарослям кустарника, собака решительно побежала в их глубь. Маму нашли через час. Она сидела на сырой траве, прислонившись к черёмухе - совсем вымотавшаяся, испуганная, промокшая.
 Поздним вечером, уже после хорошего отдыха, когда все собрались  в кухне на ужин, мама рассказала о  подробностях  своего злоключения.
 Всё могло закончиться намного трагичнее. И такое уже бывало несколькими годами ранее в совершенно безопасных на первый взгляд зарослях  почти крохотного пятачка, в двух шагах от села.
 После этого необычайного происшествия, взбудоражившего всю нашу семью, Жужу возвеличили до статуса настоящей героини и до последних  дней её довольно-таки продолжительной собачьей жизни одаривали заботой и любовью.

 Что? Не переслушать? Так и есть! Надо тебя немного взбодрить, тем более на очереди ещё одна история.
 Как-то я приехала в родное село в гости к родителям и решила навестить своего  дядю, который жил на другой улице.
 Была зима, весь день шёл снег. Он попрятал под своими покрывалами  следы людей и животных, колеи от немногочисленного транспорта. Дороги были ровными и белыми, какими они бывают только в селе. Я любовалась снегопадом, мурлыкала потихоньку себе под нос: «Снег идёт, снег идёт, словно падают не хлопья…» 
 Так незаметно, находясь в прекрасном расположении духа,  я подошла к  дому дяди. Уже взявшись за дверную скобу,  вспомнила: во дворе живёт злющая собака, не признающая никого, кроме хозяев. Её даже с цепи никогда не отпускают.
 Тихо-тихо войдя, я  осторожно постучала в окно. Старики пили мирно чай в кухне и не обратили внимания на стук.
Возвратиться домой? Можно и поосторожничать, повернуться и уйти.
 Вот она -  собачья будка! Но, похоже, она пуста - собаки не видно, следов – тоже. Наверное, от волнения и страха моё соображение дало осечку - мне и в голову тогда не пришло: следы могут быть занесены снегом. «Возможно, с  животиной что-то случилось. Ну, что же – можно и рискнуть…» - подумала я и стала медленно, почти на цыпочках, продвигаться по дорожке вдоль дома к крыльцу, боясь даже головы повернуть в сторону щекотавшего мои нервы объекта. И тут краем зрения я различила в глубине тёмной будки два горящих глаза…
 Что произошло в тот миг? Мир сузился до этих двух огненных точек! Собака поджидала меня -  свою жертву - в укрытии, подпускала как можно ближе, чтобы безжалостно напасть! Моё воображение тут же нарисовало чудовище, готовое тот час выскочить из своего логова и проглотить меня с потрохами! А сердце? Разве оно билось в тот миг? Нет! Оно, пропустив несколько ударов кряду, остановилось. И покатилось кубарем в самые пятки…  Жизнь оборвалась…
 И в это мгновение чудовище рвануло ко мне  совершенно без единого звука! Последнее, что я запомнила: тяжелое дыхание и брызги слюны, разлетающиеся  в разные стороны из разверзшейся пасти. Цепь была короче всего сантиметров на двадцать – только они разделяли  меня и собачью морду. Я видела оскаленные белые зубы, черную глотку! Встав на дыбы, собака, сдерживаемая цепью, испустила страшный рык!
 Во двор выскочил дядя, закричал на собаку и прогнал её в будку. Взяв  под руку, он провёл меня в дом – белую, как стенка, почти бездыханную.
 Позже я не могла вспомнить ни единого мгновения, происходящего далее в доме. Ведь мы говорили о чем-то… Наверное пили чай… 

 Я не усыпила ещё тебя своими байками? Да, конечно, после таких страстей разве уснёшь…
 Ну, что? Тогда держись, подруга, потому что дело дошло до самого главного - я хочу тебе рассказать о своей большой любви. Ну, нет же! Не того самовлюблённого мачо я имею в виду! Я поведаю тебе о совсем другом чувстве.
 Быть может, это единственная любовь в моей жизни, про которую я могу с полной уверенностью сказать: она была взаимной.

 Объект моего любования принимал меня со всеми недостатками: ленью и нежеланием вставать раным-рано, моими отлучками из дома, выбором ставить на первое место своих детей, а не его. Он ревновал, но прощал сразу все обиды, как только я касалась ладонью его рыжей шевелюры на голове. Он тоже ждал взаимности. И она была. Я любила его каждый день, сутки напролёт. С щемящим в сердце чувством, когда он болел, и безмятежной радостью, когда подходила к своей квартире и знала точно, что он уже высмотрел меня в окно и стоит за дверью в нетерпеливом ожидании, чтобы броситься со всей своей неизмеримо огромной нежностью и облобызать моё лицо своим слюнявым языком.
 Он никогда не обидится на правду, которую я могу сейчас о нём выложить. Это не сможет повлиять на его карьеру и  на положение в обществе.  И мне не надо будет просить у него прощения за освещённые здесь мелкие  и не совсем корректные подробности его биографии. Не смотря ни на что, я отношусь к нему с большим уважением и признанием. Он – настоящий полковник. Надёжный, верный, как никто иной.
Да, ты правильно  догадалась, подруга – речь идёт о моей последней собаке.

 Если честно, мы не выбирали породу.В наши планы вообще не входила собака. Всё получилось совершенно случайно. Нам просто предложили взять щенка.
 Воспитать в доме собаку, отвечать за её поведение, здоровье, правильное питание, состояние её души и шерсти – миссия очень ответственная. И мы раздумывали.
 И вот - нам просто предложили, а мы уже почти сказали в ответ: «Да!». Конечно, я оказывала на мужа некоторое давление: очень уж хотелось  забрать щенка - прямо сейчас, сию минуту. Потому, что собачницей я себя ощущала ещё той.
 Это был маленький водолаз. Совсем водолазик. Ньюфаундленд. Представить было трудно, какой медведь гризли вырастит из него через год в нашей трёхкомнатной городской квартире! Муж в своей жизни дело с собаками не имел, потому сомневался и тянул время. И тут произошёл случай, который всё изменил.

 Стоял июнь. На овощном базаре уже появились свежие овощи и первая клубника. Я заходила туда всякий раз по возвращении с работы домой и покупала что-нибудь вкусненькое. В тот вечер, выбирая сияющую бордовыми боками редиску, я увидела – это было буквально на обочине моего взгляда - прогуливающуюся между рядами, туда-сюда, женщину с маленьким рыжим комочком на руках. Женщина всматривалась в лица людей и повторяла одно и то же: «Купите щеночка… Купите щеночка…» Я остановилась рядом с ней. Просто посмотреть на малыша и не более того. Просто посмотреть… Мы ведь уже почти взяли того черного лохматого, будущего гризли! Даже имя ему выбрали!
 Женщина распахнула вязаную кофту, протянула комочек. И я канула, испарилась, исчезла, погибла навсегда. Это была малюсенькая черная морда с многочисленными складочками, розовым языком, высунутым из пасти во время сна. И голое пузо! Фиолетовое!
 Это чудо сладко посапывало и подёргивалось во сне.  Забрать прямо сейчас? Или спросить адрес хозяйки? А вдруг его продадут до нашего приезда за ним! Вдруг мы не успеем! И всё-таки я смогла взять себя в руки. Узнала телефон и адрес – оказалось, хозяйка живёт в соседнем городишке – и поспешила домой. Такие решения принимаются на семейном совете. Тем более, дети уже настроились на гризли.
 И весь процесс начался с самого первого пункта: «Боксёр? Как это - боксёр? Мы ведь уже захотели водолаза! А подходит ли нам боксёр»?
 Ну, конечно, порода – это очень важно! Ведь каждый выбирает по себе. Охотники -  гончих, лаек. Им нужны таксы, спаниели. Старым людям подходят более смирные, совсем безобидные и послушные породы, с которыми  удобно медленно гулять. Для семей с детьми подходят собаки миролюбивого нрава. Боксёры – конечно, очень добрые животные, любят детей, но требуют активного выгула. Хватит ли времени у нас на длительные прогулки?

 Сейчас мне странно всё это вспоминать. Представляю, что точно также я могла бы пропасть при виде беспородного щенка, нуждающегося в моей любви и помощи. И не важно, какой был бы у него характер! Тут, наверное, срабатывает материнский инстинкт! Но тогда мы обсуждали, читали в Интернете отзывы, характеристику породы, частые болезни, присущие именно ей, и многое другое. Но при всей огромной информации, научном подходе к данному выбору моих домочадцев, я уже знала точно: он мой! Всех других оправдывало только одно: они его пока не видели.
 Наконец, приняли решение: берём!
 А к концу рабочей недели мы уже считали часы до встречи с чудом. Не теряя времени, с азартом, споря и ссорясь, придумывали ему имя, чтобы оно подходило к серьёзной собаке, ведь боксёры, повзрослев, становятся  довольно крупными животными. Ну, не Тузик же? И, конечно, не Чапа! Представьте: защитник семьи, грозное выражение морды, серьёзный взгляд, и вдруг умилительное: «Бобик, ко мне!» Нелепо!
 Перебрали сто имён – человечьих и собачьих, названия континентов и звёзд, предметов и эмоций. И наконец, остановились на  французском, изысканном, как нам показалось, имени: Жерар. Главное – есть рычащий звук! Ласкательно решили называть Жириком. Или - Жирочкой. Всё, решено!

 В то время мы жили в небольшом городке за сотню километров от Тюмени. Наша пятиэтажка – крайняя, не считая несколько развалюх, от транссибирской железной дороги. Чуть левее от нас – станция, а в другой стороне - старое депо и кладбище разрушенных, давно списанных, вагонов, проржавелых колёс и всякого другого железнодорожного хлама. Кладбище было даже не огорожено. Оно сразу же, после  приезда на постоянное место жительства в этот дом, стало излюбленным местом для игр  наших мальчишек. А потом мы, как-то автоматически, привели туда Жерара. И всё! Любимыми прогулками всей семьи стало лавирование между колёсами, сваленными в кучу шпалами, поросшими травой железяками, неизвестного предназначения. Этот парень выбрал место прогулки прочно и на всё время нашей жизни в этом городке. Сюда он вёл меня - заспанную, едва продравшую глаза от его слюнявого языка, в шесть утра. Тащил на натянутом поводке в то самое место, выбранное им для действий, которые выполнял вдали от посторонних глаз, и надо отдать ему за это должное. И перечить ему было невозможно! Дай Бог, удержать его и самой не свалиться в темноте в какую-нибудь яму по пути к депо и не наткнуться на старую, торчащую из земли глыбу железа. И было это всепогодно, в будни и праздники, и во все четыре времени года. Сюда он прибегал, вырвавшись на свободу, улизнув между ног в распахнутую дверь, и мы всегда знали, где искать этого пройдоху – на паровозном кладбище, конечно же!

 К тому же, наш парень рос  совершенным озорником! Он очень быстро научился всем необходимым командам. Но исполнять их не хотел. Побудить его к исполнению команды могло только обещание вкусного кусочка или предстоящей прогулки. Было такое ощущение, что этот быстро выросший пёс навсегда останется щенком – весёлым, беззаботным, безответственным. Он мог оставить на ковре лужу или полакомиться туфлями пришедших гостей, слямзить яблоки со стола и раскатать их по квартире, надкусив каждое, а одно -  съев вместе с косточками и черенком. Этот чертёнок умело открывал дверцы шкафов и вытягивал ящики тумбочек, раскидывая всё содержимое по дому. Сгрызал обложки любимых книг и этим  доводил мальчишек до слёз. Он гонялся за убегающим на коленях  младшим из сыновей, хватая острыми щенячьими зубками его футболку, превращая её в тряпочку после дырокола.
 Но самым излюбленным занятием Жерара стало ожидание всех домочадцев на подоконнике. Содрав очередной раз шторы, озорник легко запрыгивал на подоконник и, приткнув к стеклу мокрый нос, часами мог сидеть в ожидании. Приближаясь к дому, мы уже слышали громкий лай своей собаки. А когда окно появлялось в зоне видимости – восторг рыжей бестии не имел предела. Он визжал, подпрыгивал в оконном проёме, припадал на передние лапы, пока не сваливался с подоконника.

Случай, о котором я хочу тебе сейчас рассказать был и неожиданным, и закономерным. Но точно -  из ряда вон выходящим, какого, казалось, и свет не видывал.
 Один из наших знакомых собрался было в баню. А по дороге решил зайти к нам в гости, чтобы посоветоваться по очень важному для него делу. Дело было действительно серьёзным и безотлагательным, иначе он мог зайти к нам и после бани, и на другой день. В руках у знакомого была объёмная сумка. Я предложила повесить сумку на крючок вешалки и пройти со мной в гостиную.
 Дети мирно играли в детской комнате. Взрослые обсуждали животрепещущую тему за прикрытыми дверями. Собака, выполнив свою охранную миссию, облаяв и обнюхав гостя, решила немного подремать на своей любимой подстилке. Обстановка была спокойной и не предвещающей никакой чрезвычайности. Только младший сын, постучав учтиво в дверь – надо же,  воспитанный парень растёт – вошёл в комнату с коробкой красок и спросил: «Как вы думаете, какой выбрать цвет, чтобы нарисовать Жирочку: кадмий оранжевый или жженую сепию? Он сейчас так смешно и умиротворённо спит, обморочно закатив глаза. Можно легко срисовать каждую складочку на его морде…»
 Выбрали жженую сепию и отпустили с Богом.
 Закончив беседу, взрослые вышли в прихожую. И замерли… Такую сцену в театре называют немой. Это, когда изумление героев спектакля достигает апогея, и все слова  улетучиваются. Несколько мгновений все стоят,  открыв рот и выкатив из орбит глазные яблоки. Надо сказать, что немая сцена в нашей прихожей комнате удалась на славу! Царившее в доме безобразие поразило даже меня, уже привыкшую за последний год ко всяким неожиданностям.
 На полу валялась растерзанная в клочья чужая сумка, тут и там  - раскиданное нижнее бельё нашего знакомого, приготовленное им для бани. Мочалка и многочисленные мыльные принадлежности – подмятые под массивное уже к тому времени тело охранника дома. А тот, расположившись сверху всего этого разнообразия, доедал норковую шапку нашего гостя…
 Осталось  звонко ударить  оркестровыми тарелками и зычно пробарабанить дробью: «Тра-та-та-там!» Спектакль закончен! Занавес!
 Через несколько лет приятель, соскучившись по общению, вознамерился ещё раз заглянуть на наш огонёк, заранее оговорив условие: «оградить от всякого рода контактов с этим засранцем».
 Но даже в такие чрезвычайные минуты ни у кого в нашей семье не возникло желание избавиться от этой страшной зверюги, от этого подлеца и негодяя, дряного парня и сукиного сына, собачьего паскудника и проходимца…

 К третьему году своей собачьей жизни, как и следовало нам ожидать, Жерар решил расставить всех нас на свои места.  Он построил свою пирамиду Маслоу, только не по потребностям, а по иерархии в его собачьей стае, то есть в нашей семье.
 В самом низу пирамиды расположился наш младший. Жерар не забыл, как гонялся за ним, убегающим на коленях, как прыгал ему на спину и дыроколил его футболки. Для собаки он тоже стал младшим, которого надо защищать, любить, облизывать его лицо по утрам. Но слушаться - совсем даже не обязательно! Потому, даже будучи старшеклассником, младший не мог в одиночку выгуливать нашего крупного, под сорок килограммов, пса. Тот просто укладывался на коврик возле двери и сдвинуть его, побуждая к прогулке, было невозможно.
 Чуть выше – на следующей ступеньке пирамиды - находился отец семейства. В квартире собака слушалась его беспрекословно, выполняя все без исключения команды. Но послушание становилось ничтожным, как только отец семейства выходил с собакой на прогулку.  Случайные прохожие приходили в полный восторг, когда мимо них на приличной скорости пробегал седовласый интеллигентный дяденька с натянутым до состояния струны поводком. На поводке неистовствовал рыжий пёс с развивающимися на ветру ушами и летящими в разные стороны брызгами слюны!
 Меня этот парень поставил на ступеньку выше. Но и то только потому, что кормила и поила нашего зверюгу. В знак благодарности за это, или боясь остаться без вкусной косточки, иногда зверь слушался моих команд. Уж и не знаю, что на него находило в такие редкие часы – умиротворение ли, входил ли он в свой собачий ум или забывал про то, с кем в данное время совершает моцион. Но старший из сыновей  часто мне выговаривал после очередной прогулки: «Мама, ты обладаешь необыкновенными способностями испортить собаку за один час…»
 Именно его собака слушалась беспрекословно. Команда «рядом» была законом, непререкаемым и исходящим от высшей инстанции. Приказы главного хозяина не обдумывались и не обсуждались, а выполнялись молниеносно. Кем мы были по сравнению с главным хозяином?! Наверное, тварями низшего сословия. Исключением в правилах поведения и причиной непослушания могли стать только одни чрезвычайные обстоятельства – появление на горизонте кота или двух страшных врагов: ризеншнауцера, прозванного нами Ризиком, и среднеазиатской овчарки Молли. Обе собаки были выше и сильнее нашего пса. Но именно это его и заводило! Можно ли драться  с малявками, кусающими в страхе за нос? Даже если после этого из носа течет рекой кровь? Нет, это не про нашего благородного пса. Если уж сражаться, то с теми, кто сильнее и выше, у кого шерсти столько, что не прокусить. Но только в таких битвах формируется настоящий защитник! А как иначе? Он теперь в ответе за свою стаю, за тех, кто слабее и ниже в его пирамиде! Ведь на самую вершину её он поместил себя – главнокомандующего, владеющего ядерным чемоданчиком семьи.

 А про его отношения с друзьями и врагами отдельная история.
 Дело в том, что  в годовалом возрасте Жерар вместе с нами переехал в Тюмень. Очень быстро вся дворовая собачья братия была поделена им на друзей и врагов.  В друзьях по каким-то своим интуитивным причинам оказались эрдельтерьер Чарли и доберман Филипп. Эти ребята защищали друг друга, играли вместе. Наш пёс вставал на задние лапы и пристально вглядывался в тёмный провал подъезда, из которого вот-вот должен был выйти опаздывающий ко времени друг Филипп. С ним можно носиться по площадке без оглядки, отнимая друг у друга палку. Чарли же был главным и старшим в этой компании - мог рыкнуть на парней, приструнить, если те пошли в разнос, преподнести урок благородного отношения к мелкотне, которой в те годы развелось во дворе видимо-невидимо.
 Врагами по столь же тайной причине стали Ризик и Молли.
Ризика всегда выводили чуть позже, когда Жерар, нагулявшись, уже ждал своего недруга в квартире, высматривая его в окно. При этом он стоял, опершись крупными лапами на подоконник, и дрожал от нетерпения вступить в оскорбительную перепалку с этим наглым, черным, лохматым и никогда нестриженным нахалом. Происходило это, примерно, так.
 Жерар уже был наготове. Нервно перебирая лапами, он представлял себя боевым конём перед сражением, бесстрашным тигром - напружинивался и буквально готов был выпрыгнуть из окна. Он периодически опускался на пол и бежал в прихожую – проверить, не забыли ли хозяева запереть входную дверь. Поднимаясь на задние лапы, стучал передними по рукоятке двери. Теряя надежду обрести свободу, летел опять к окну.
 И тут… Из подъезда выкатывался Ризик на коротком поводке. Взор его черных глаз сразу устремлялся на наше окно – на третьем этаже соседнего корпуса - из которого уже виднелась рыжая башка нашего героя.  Произносилось короткое: «Рррраф!» и начинались жуткие оскорбления с обеих сторон.
-Эй ты, трусливая сволочь! Выходи! Как всегда прячешься за спину хозяина? Сейчас я тебе покажу, где раки зимуют!
- Пустите меня! Дайте мне свободу, чтобы прикончить эту мерзкую шавку! Пустите же! – Жерар буквально рвал рубаху на груди.
 А дальше уже шла откровенная нецензурщина. Просто язык не повернётся, чтобы заменить всю эту ругань человечьими словами!
Потом повторялось всякий раз совсем уже запретное: Ризик бесцеремонно, не обращая никакого внимания на окрики хозяйки, подруливал к любой припаркованной иномарке и пускал струю на колесо. Рыкнув последний раз в сторону рыжей башки, наглец удалялся из зоны видимости, а боевой конь ещё минут десять продолжал метаться в поисках врага.

 Но далеко не всегда наш боец сжигал порох в бесполезных словесных перепалках. Случалось и схватиться в рукопашной с ещё одним врагом – претендующим приватизировать двор, став его единоличным хозяином. Вернее – хозяйкой. Этой амбициозной дамочкой была Молли из ближайшего дома, относящегося уже к другой улице.
 Мы точно знали, когда очень важный на вид  хозяин Молли выгуливает свою питомицу, и старались в это время не выводить Жерара. Но произошёл какой-то сбой в режиме, и наши собаки встретились нос к носу. Жерар был в строгом ошейнике – старший сын как раз приучал собаку к неукоснительному выполнению команды «рядом». Строгим то он был, но наш пёс умело научился выворачиваться из этой петли с торчащими вовнутрь шипами. Просто он, резко сбавив скорость, ослаблял ошейник так, что петля бессильно повисала на плечах. И вот тут оставалось только крутануть отчаянно головой и вот она – свобода! И совершенно ничем несдерживаемый, этот бестия нёсся по своим делам. Мы и глазом не моргнули, как  хитрый маневр с петлёй он проделал и в этот злополучный раз.
 Два рычащих чудовища, два диких зверя, испускающих страшные звуки из оскаленных пастей, на мгновение замерли перед смертельной схваткой… А потом началась страшная битва! Мы с сыном полностью растерялись – подходить близко, значит рисковать быть покусанным не только чужой собакой, но и своей! Молниеносно схватить за ошейник – дохлый номер. Ошейника нет! Строгая петля – бесполезная игрушка, оставшаяся в руках у сына. Первым очнулся хозяин Молли. Он взял на себя полное командование частями МЧС.  Ровным, но не терпящим возражения голосом он стал давать  команды. Мужчины воспользовались мгновенными передышками между раундами, когда собаки  вставали в стойку, готовые опять схватиться.  Именно тогда старший сын ухватил нашего бесстрашного вояку за задние лапы и накинул на шею петлю. А хозяин Молли оттащил свою зверюгу в сторону.   
 На следующий день, мы вывели «раненого лётчика» с забинтованной дурьей башкой. Уши были порваны в хлам. Правое плечо - в повязке, над которой я корпела весь вечер: выкраивала, а потом, склонившись над швейной машинкой, сшивала детали замысловатой модели. Обколотый антибиотиками, прихрамывающий на все четыре лапы, солдат родины гордо и невозмутимо ковылял, совершая  очередной вечерний моцион.
Опа! И вот она опять – злополучная Молли – живая и здоровая, в прекрасном расположении духа! Ну, конечно, где же нашему полуобнажённому солдату прокусить такую бронетанковую дублёную шубу? И опять – рывок в сторону врага: «Нас не победить! Мы не сдаёмся! Мы до последней капли крови…» Но и мы с сыном тоже «не лыком шиты» – дрессуру с петлёй оставили на потом. Удержали-таки солдата на этот раз.

 И вот минули долгие лета, слепившие из последнего охламона и пакостника   настоящего полковника, защитника, любящего и преданного, понимающего всё с полуслова  члена стаи.
 В последнюю его осень – такую долгую и тёплую до самого конца октября – мы пристрастились каждый день на несколько часов уходить с ним в ближайший парк, на собачью площадку. Он уже почти не видел, шёл  рядом, плотно приткнувшись своим рыжим тёплым боком к моей ноге. Громко вздыхал, присев перед светофором, вслушиваясь в шуршащие звуки проезжающих автомобилей. Потом, уже на площадке - битый час изучал плацдарм, как самый что ни на есть бывалый военный, составлял план предстоящих сражений с воображаемым врагом – возможно с Молли или Ризиком - обнюхивая каждую травинку и кустик. И жадно пил  воду из моих ладоней.
 Покинув плацдарм, мы ещё очень долго сидели со старым полковником на пожухшей траве. Я - всматривалась в закат. Он – жмурил свои полуслепые глаза и вздрагивал ноздрями, ловя прохладу осеннего ветра. И я будто слышала, что он мне в эти моменты говорил.
- Вдохни глубже этот воздух. Чувствуешь  запах шиповника? А вот там, за поворотом тропинки, листики ещё зелёного одуванчика. Я помню, какой он ароматный, когда цветёт.  Вдохни, вдохни глубже! Ощути эту  пахучую громаду прелых листьев…
 Он вздыхал, приваливался к моему плечу и продолжал с непередаваемой грустью и любовью:
- Я всегда буду помнить, как здесь красиво…
 Так мы сидели и сидели. Очень долго. Вслушивались в шум живущего отдельно от нас города, и каждый думал о своём. Свет и тьма медленно начинали соединяться, как начало и конец. Силуэты деревьев расплывались в своих очертаниях. И когда они совсем переставали отделяться друг от друга – включались фонари.
 Мы поднимались с пожухшей хрустящей травы и брели домой…
 А я повторяла шепотом: «Побудь ещё с нами, собака любимая. Не уходи!» И слёзы катились неудержимо по моим щекам…

Вот так всё и было, подруга – ни одного придуманного слова.
Теперь уже и совсем расхотелось спать…





Автор рисунка, выбранного в качестве иллюстрации, мне неизвестен.