Пузыри

Тоска навалилась утром, гнилая, как перезревший помидор, серая, как осенний рассвет понедельника. Таня старалась заглушить ее делами, срочными и не очень, теми, которые так долго откладывались. Перегладила кучу белья, что уже неделю высилась горой на гладильной доске, запустила стиралку – Митька приносил форму с тренировки насквозь мокрой от пота, вытерла пыль. Тоска не унималась, только отодвинулась куда-то на задворки сознания, выглядывала круглым глазом.
С утра она поругалась с сыном. Из-за пустяков, как всегда… Таня старалась, как могла, давать самостоятельности сыну, пыталась принимать и уважать его решения, не вмешивалась в то, что он слушает и с кем дружит, но все-таки нервов не хватало. Когда парень растет без отца, воспитание каким-то дерганым получается. Слишком уж сильно он воевал с матерью за свою независимость, и все реже Таня выходила в этой войне победителем. В этот раз поводом послужила невымытая посуда и желание Митьки сделать татуировку. В ответ на материно «Ну, и ходи, как дурак, с черепом на пузе» он крикнул «Ну, и буду!» и хлопнул дверью. У Тани от злости так тряслись руки, что она грохнула любимую кружку – еще ту, что подарил ей муж.
Вдобавок выяснилось, что у Митьки разорвались единственные джинсы – и не по шву, уже не зашьешь; одна из фиалок на подоконнике окончательно решила засохнуть; с понедельника отключают горячую воду. В углах отклеиваются обои, руки не доходят, а по-хорошему, надо бы делать ремонт. И – вишенкой на торте – в кошельке осталось сотня и пятьдесят рублей мелочью. И до зарплаты – неделя.
«Вот так и живем», - уныло подытожила Таня и пошла проводить ревизию в кухонных шкафах. Макароны, гречка еще есть, мешок картошки – ешь не хочу, сосед Михалыч расстарался, когда Таня их бабку выхаживала после пневмонии. Но уже пришли квитанции за квартиру, и на телефоне – что у нее, что у Митьки – осталось на пару звонков. Ладно еще, колготки пока целы, а то бы… неудивительно.
Тоска снова вылезла, налилась силой и сытостью и уселась на почетное место. Толстая, гнилая, пахнущая пылью и паутиной. И бороться с ней уже не осталось сил. А если честно, не осталось и желания.
Таня всхлипнула – и тут же вытерла глаза. Она не позволяла себе плакать уже несколько лет, с той минуты, как за Виктором закрылись двери реанимации. С того мига, как поняла – у нее, слабенькой, избалованной, домашней девочки, жены, на руках – сын. И вся ноша его судьбы полностью легла на ее плечи. Точка.
Митька вымахал в красавца, в свои четырнадцать он выше матери на две головы, уже басит и вот-вот начнет бриться, суров и немногословен, а нежностей – обнимашек и поцелуев - не позволяет уже почти два года. Таня – маленькая, худая, как воробышек, темноглазая, с вечно взъерошенными темными кудряшками – выглядит рядом с светловолосым, сероглазым, высоким сыном как младшая сводная сестра рядом со старшим братом. И постоянно - скандалы, скандалы… они спорят и ругаются едва не каждый день. Хотя ей-то еще грех жаловаться: парень, если попросить, помогает по дому, учится в лицее почти без троек и не требует «лишнего», понимая, что мать на зарплату медсестры не может обеспечить ему все его «хотелки».
Но не лишнее тоже есть, и оно требует, требует, требует. Да, кроме ставки операционной сестры в больнице, есть еще и частные подработки, но… но. Одежда, обувь на быстро растущего подростка, транспорт – до лицея и обратно, в секцию и назад, ей на работу, а потом по больным. Таня, правда, старается набирать пациентов в своем районе, но сарафанное радио давно передает из одних уст в другие хорошую медсестру с легкими руками и нравом.
Легкий-то нрав, конечно, легкий, но…
Ладно, надо брать себя в легкие руки и топать работать, у медиков выходных нет. Таня привычно прикидывала в уме маршрут – сначала в соседний дом к Маргарите Сергеевне, потом к лежачему дедушке Петренковых возле магазина, потом уже все остальные. Сегодня суббота, дежурства у нее нет, так что освободится она пораньше. Массаж, две капельницы, уколы, уколы, уколы…
День, впрочем, выдался на удивление сносным. Может, солнце выглянуло, наконец, после череды затяжных дождей, и все ее гипертоники, сердечники, астматики ощутили благотворную силу погодных изменений. Или тоска спряталась, отодвинулась, испугавшись объема работы, на дальний план подсознания. Таня всегда знала, что работа – ее лекарство от переживаний и всех болезней. В том числе и от душевных. Правда сегодня, несмотря на богатый опыт борьбы с невеселыми мыслями, до конца отделаться от них не получилось. Да и как отделаться, если приходится идти пешком за две остановки – почти бегом, время поджимает, как всегда, – чтобы растянуть эти жалкие полторы сотни на молоко, хлеб и Митькин телефон, надо, чтобы парень всегда был на связи. Что же делать, где взять денег? Мельниковы очень извинялись, что не могут платить сразу за каждую капельницу и обещали отдавать за пять сразу. Тогда Таня согласилась, но сейчас эти деньги уже потрачены, и новые были бы очень кстати. Мелькнула идея занять у Ритки, но… отдавать-то все равно придется. Долги Таня не любила.
Когда она, выйдя от последнего на сегодня Сережи-«дэцэпэшника», остановилась у подъезда, чтобы застегнуть ветровку – к вечеру снова поднялся ветер, то вдруг поняла, что устала. И что не хочется ей ни домой идти, выслушивать Митькины дерзости нее нет сегодня сил, - ни думать, как выкрутиться с деньгами, ни… ни вообще ничего.
Август в этом году выдался холодным и дождливым. Таня почти не заметила этого, не до того, а вот Митька ворчал и ныл – ни на пляж с друзьями выбраться, ни по улицам побродить. Правда, в последние три дня летнее тепло, хоть и непрочное, слабенькое, вернулось. Близкая осень уже тронула, конечно, желтой кистью листья берез, но трава зеленела совсем по-летнему, да и яркие астры на клумбе возле остановки радовали глаз. Обычно Таня всегда останавливалась, чтобы полюбоваться на них. Но сегодня… не сегодня. Устала… Сил не было совсем, совсем. Придется ехать на трамвае, пешком она уже не дойдет.
С трудом передвигая тяжелые ноги, Таня пошла было к остановке автобуса. Но потом… потом свернула совсем в другую сторону – к «Глобусу».
Она уже давно не могла позволить себе покупку новых книг. Ее старенькая «читалка», купленная еще при муже, исправно тянула, а скачивать книги мог Митька в своем лицее. В книжный Таня наведывалась исключительно с корыстной целью – посмотреть, что есть хорошего, а потом найти это на просторах сети. Конечно, с «пиратскими» сайтами книг и музыки у нас активно сражаются, да. Но Митька, талантом явно пошедший в отца, умело обходил блокировку, а «Флибуста» пока еще работала и сдаваться не собиралась.
Книги спасали. Отвлекали. Уводили от проблем, безденежья, пресса работы, Митькиного хамства. Хоть и не хватало на них времени, а порой и сил, но Таня приспособилась читать в трамвае по дороге на работу, за едой и в редкие минуты воскресного отдыха. «Если б не книги, свихнулась бы», - мрачно думала она иногда.
Вечерело, на улице вытянулись длинные тени. Таня подняла голову, сощурилась на уже низкое солнце. Митька будет поздно – лето, каникулы. Завтра у нее дежурство. Надо погладить одежду, приготовить еду – обед с собой и Митьке оставить. В магазин… пока пролетаем. Она невесело усмехнулась – хоть что-то хорошее, можно идти налегке; наверное, лучше сварить макароны, гречки осталось не так уж много...
В просторном книжном «Глобусе», занимавшем в недавно выстроенном торговом центре целый подвал, было прохладно, пусто и тихо - суббота, вечер. Как она любила всегда книжные магазины и библиотеки! У книг свой особенный запах, разный у новых и старых, но одинаково заманчивый. Там, за переплетами – миры, целые чудесные миры, такие непохожие на этот. Правда, в последнее время все больше и больше попадается откровенной дряни, которую даже читать невозможно, но все же – заманчивое предвкушение нового, азарт и ожидание тайны, любопытство, как у ребенка, которого пустили в лавку с конфетами.
Таня бродила между полок, гладила пальцами яркие корешки, вытягивала, листала книги… и откладывала, ставила обратно. Все не то, все не так. Тоска, гнилая, буро-болотная, хихикая, подняла голову, уселась между ребер.
Устала. Устала от вечной торопливости, от постоянных конфликтов с сыном, от безденежья и рабочих проблем. Все бегом, бегом. Порой от самой себя противно; глянешь в зеркало – измотанная, наполовину седая тетка… Девчонки на работе завидуют ее фигуре; а что толку от нее при черт те какой стрижке в дешевой парикмахерской, ранних морщинах на лбу и в углах глаз и неухоженных – только ногти обрезаны – руках. Когда она в последний раз спала до полной сытости? Лечь бы – и не проснуться…
Таня остановилась у полки с ежедневниками и блокнотами. Всегда проходила мимо, ее не прельщали эти дорогущие толстые фолианты в кожаных обложках, тяжелые и неудобные, в сумке жил простой блокнот, разлинованный, размером в полтетрадки. Но оказывается, появилось много ежедневников, украшенных рисунками, забавными надписями и цитатами. Конечно, «справочник творческого человека» с заданиями вроде «напишите, что сегодня случилось хорошего» или «нарисуйте вашу мечту» смешили ее и раздражали. Но вот эти, например, забавные коты на страницах развеселили. Или украшенный парочкой ежей блокнот – ежиха в переднике, с поварешкой, ежонок в клетчатых штанах – она бы хотела себе такой. Вот только цены…
А вот «ежедневник тетушки Ши». Обыкновенный школьный дневник, такой был когда-то у нее самой, только страницы не строгого белого цвета, а зеленоватые, розоватые, нежно-сиреневые. И в графе «воскресенье» - забавные надписи типа задания на выходные. Таня читала и тихонько улыбалась…
 «Пойти в гости к подруге и сожрать все пирожные, пропадай моя диета» - гм, сто лет она не была у Элки. «Весь день не вылезать из пижамы с котятами» - хорошо бы, но увы, увы, да и пижамы нет. «Посмотреть на облако и увидеть в нем доброго дракона» - интересно, а добрые драконы вообще бывают? «Нарисовать мелом ангела на асфальте» - ага, а как обидно будет ангелу остаться под ногами у прохожих, не возьмешь же его с собой и не поселишь на балконе. «Пускать в ванной мыльные пузыри»…
Таня засмеялась и закрыла тетрадку. Да уж.
А впрочем… почему бы и нет?
«У тебя всегда есть выбор – ныть или радоваться», - говорил ей когда-то муж. Вот уж кто был оптимистом и любил жизнь… и торопился жить, словно предчувствуя, как мало отведет ему судьба. Таня многому у него научилась. Собственно, в те первые месяцы, страшные месяцы после его ухода только уроки Виктора помогли ей перемочь, перетерпеть, не уйти вслед. У нас всегда есть выбор.
Не всегда, Вить. У нас нет выбора, жить или умереть, это не мы решаем. Жить, потому что сын. Или умереть, потому что авария и пьяный водила на лысом жигуле на зимней дороге.
Но есть выбор – как жить. Ныть или смеяться. Работать или нет. Ругаться с сыном или любить его – всяким, нелепым, лохматым растяпой. Злиться на придурочного их начмеда или пожалеть его, мающегося с парализованной тещей уже пятый год. Наконец, тащить домой свою усталость – или пускать в ванной пузыри. Мыльные. Или надеть пижаму с котятами.
Таня захохотала в голос. Одиноко скучающая продавщица на кассе с удивлением на хорошеньком личике обернулась на ржущую посреди пустого зала лохматую, усталую тетку в потрепанной синей ветровке, брезгливо поджала губы, но ничего не сказала. Клиент всегда прав.
Детский флакон мыльных пузырей стоил десятку в киоске Роспечати. Таня несла его, держа в руках, чтобы не пролился случайно в сумке.

Митька, к ее удивлению, оказался дома. И к еще большему удивлению, даже не за компьютером. Стоял в их крошечной кухне у окна и задумчиво жевал бутерброд; резко пахло расплавленным сыром. На звук открываемой двери обернулся – и загорелое, большеглазое лицо его напряглось, сдвинулись выгоревшие брови.
- Мам, я не хотел обедать без тебя, мне одному скучно, - виновато, ломким баском принялся оправдываться он.
Таня посмотрела на чистый стол и аккуратную стопку вымытой посуды, перевела взгляд на сына, на его выгоревшие вихры, худую, ломкую еще фигуру -  и ехидно-злое «Что, опять ждешь, что мама разогреет и подаст? Почему бутерброд вместо обеда?» комом застряло в горле.
- Митька… а пойдем пузыри пускать… – тихо сказала  она.
- Какие пузыри? – сын, с порога ждавший привычных упреков, поперхнулся остатками бутерброда. – Где?!
- Обыкновенные. Мыльные. Во дворе. Или в сквере, или на улице – не важно.
- Но у нас же нет…?
- А я купила, - и Таня, глупо улыбаясь, продемонстрировала флакон с дурацким розовым зайцем на этикетке.
Митька растерянно поглядел на мать, перевел взгляд на пузыри эти несчастные – и лицо его просияло неудержимой, совершенно детской улыбкой.
…Гулкий, неуютный проходной двор, заросший по обочинам дороги лебедой и крапивой, еще освещало солнце. В тени деревьев азартно чесали языками окрестные бабушки на лавочках. Таня хотела сперва, смущаясь, утащить сына за гаражи, а потом махнула рукой. Сходить с ума – так по-настоящему.
Первый пузырь получился маленьким и тощим, но рассыпавшись, оставил после себя разноцветные искры. Второй, побольше, замер на палочке и, нехотя качнувшись, оторвался, поплыл в воздухе.
- Ух ты! Мама, дай я! – Митька приплясывал от нетерпения рядом, голос его срывался то на бас, то на фальцет. – Дай, мама!
Его пузыри получались большими, солидными, не лопались, но летели недолго, опускались в траву. Таня выдула целую цепочку маленьких, юрких, вертких. Налетел ветерок – и они закружились в ветках старых тополей, брызнули во все стороны радугой…
Сын хохотал басом и хлопал в ладоши. Бабки на скамейке бросили судачить и глядели во все глаза.
Еще один пузырь взлетел в небо. Какое оно, оказывается, высокое в теплый августовский вечер субботы – ни облачка. А в шкафу лежат подаренные два года назад мамой носки – совершенно дурацкие, в оранжево-зеленую полоску и, кажется, с зайчиками.
Усталость и тоска летели в небо и оборачивались переливающимися в вечернем свете пузырями – маленькими и легкими. Нарисованный ангел сидел на ветке березы и задумчиво ловил их кончиком своего крыла.

Вечером позвонили Сергеевы и предложили работу – курс уколов бабушке. Аванс обещали выдать сразу же, завтра.
Перед сном Таня зашла в комнату к сыну. Привычный мальчишеский беспорядок, джинсы валяются на стуле в углу, футбольный мяч под подоконником, крошки на столе от угрызенной втихаря булки. Верхний свет выключен, мерцает только настольная лампа.
Митька сидел за компьютером и что-то увлеченно печатал. Не отрываясь от мерцающего экрана, он отвел руки назад, обнял подошедшую со спины мать и прижался к ее шее лохматым светлым затылком. 

Август 2017