У. Стэнфорд Рид. Кальвинизм и капитализм

КАЛЬВИНИЗМ И КАПИТАЛИЗМ
У.Стэнфорд Рид (1989)

В сокращении

 Что Кальвин был родоначальником и основателем капитализма - это очень часто считается само собой разумеющимся. Из курсов, преподаваемых в университетах по экономической истории или истории XVI века, можно  очень быстро обнаружить, что многие студенты принимают это как аксиому. Но это справедливо не только для академических кругов. Научные журналы и СМИ сегодня постоянно ссылаются на пуританскую (или протестантскую) трудовую этику, и когда они стремятся  проследить происхождение этого социологического и этического феномена, они обычно возвращаются именно к женевскому реформатору.  Некогда Олдос Хаксли заявил, что "реформаторы читали Ветхий Завет, и, пытаясь подражать евреям, стали теми пуританами, которым мы обязаны, как показали Вебер и Тоуни, всем самым отвратительным, жестоким и бесчеловечным в современном капитализме" (1). Очевидно, что Хаксли доверился этим двум писателям, к которым он обращается, даже не пытаясь выяснить, правы ли они по существу. В этом эссе я попытаюсь уточнить этот вопрос.
Преобладающий взгляд на отношение Кальвина к капитализму можно найти в работе Макса Вебера "Протестантская этика и дух капитализма", вышедшей в 1904-05 гг. и перепечатанной в собрании  его основных работ по социологии религии в 1920 г. (2). Фундаментальной предпосылкой для его работы является то, что религия, независимо от ее характера, является источником экономической и социальной культуры народа. В этом он отличался от марксистской мысли, которая положила экономическое мышление и действия в основу религии и других мировоззрений. Тем не менее многие марксисты восприняли тезис Вебера как способ дискредитации и религии, и капитализма.
Вебер начинает свою работу с цитат американского лидера XVIII в. Бенджамина Франклина,  который сделал получение прибыли за счет строгого трудолюбия, тщательного инвестирования и постоянной занятости основным делом человека в жизни. Он далее указывает, что отец Франклина был строгим кальвинистом, и делает из этого вывод, что Франклин, будучи деистом, принял философию жизни родителей. Последняя, говорит он, восходит к учениям Лютера и Кальвина о призвании, явно порвавшему со средневековьем, ибо если средневековые мыслители применяли это понятие к вступлению в священство или монашескую жизнь, реформаторы применили его ко всей жизни и деятельности человека. Бог призывает каждого человека к определенному занятию в жизни, будь то крестьянин, купец или священник. Указывая, что Лютер не довел свое понятие призвания до логического конца, Вебер считает, что человеком, который сделал это, был Жан Кальвин. Учение Кальвина об избрании и предопределении помогло развить эту идею.
Вебер утверждает, что учение об избрании имело центральное и основное значение для всего богословия Кальвина и в силу этого он открыл дверь к индивидуализму.   Поскольку человек не был больше зависим от церкви, священства или любой другой помощи в спасении, но полагался исключительно на суверенное избрание воли Божьей, он стоял перед Богом как личность. Он мог поэтому думать о себе как о таковой, что, в свою очередь, означало, что все его действия будут индивидуальными. Кроме того, он должен был лично удостовериться в своем избрании, призвании и спасении. Это значит, что он будет прославлять Бога, но, что не менее важно, он получит чувство своего избрания и призвания.
Именно это, по мнению Вебера, легло в основу этоса пуритан в Англии, Новой Англии, а также Голландии XVII в. Именно по этой причине пуритане были очень дисциплинированными. Стремясь убедиться в своем избрании и призвании, они должны были служить Богу, пламенея духом (2 Пет.1.10, Рим.12.11) и, в частности, быть усердными в делах. В результате они сформировали усердие и рациональный подход к своему призванию, воздерживаясь от отдыха и личного удовольствия. Результатом, по мнению Вебера, был мирской аскетизм. Пуритане определенно были в мире, но не от мира. Они изменили монашеско-аскетический идеал отделения от мира с его распущенностью и недисциплинированностью и применили его для своей повседневной жизни и труда.
Такой аскетический подход к  хозяйственной деятельности несомненно означал накопление капитала, которое рассматривалось как вознаграждение за труд. Если Кальвин учил, что не греховно получать умеренные проценты (до 5%) по кредитам, которые можно пустить в дело, то это означало дозволение на займы, хотя Вебер не делает много из этого. Он настаивает на том, что деньги теперь не тратились для личного удовольствия или роскошной жизни, но их следовало использовать продуктивно для дела и для увеличения доходов и капитала. С другой стороны, он считал, что пуритане держали низкой оплату наемного труда, чтобы получить лучшую прибыль, и что бедные были бедными из-за своих расточительных привычек и лени, так что благотворительность для бедных не будет щедростью. Это отношение и взгляд на жизнь создали промышленный переворот в условиях капитализма и сохранились до наших дней, хотя сейчас религиозные аспекты духа исчезли, и началось просто безумие погони за деньгами.
Два человека сыграли важную роль в популяризации и распространении тезиса Вебера. Одним из них является немецкий богослов Эрнст Трельч, который в своих "Социальных учениях христианских Церквей" (1912, англ.пер.1931), согласился с основным тезисом, но внес в него ряд изменений. Как сам Вебер указал Трельчу, тот был заинтересован в богословии или вероучении, тогда как Вебер - в их эффектах. Трельч настаивал на том, что Кальвин считал, что бедность, а не богатство способствовало благочестию. Более того, он отметил, что кальвинисты, как правило, не допускались во власть, в результате чего им пришлось обратиться к коммерции или промышленности. В же время он также установил, что тот капитализм, который возник из реформатско-пуританской этики, был лишь одной из многих моделей капитализма. Трельч, однако, согласился с мнением, что Кальвин заложил основу для капитализма своей концепцией протестантской аскезы (3).
Вторым человеком, который стал защищать веберовский тезис, был английский историк Р.Х.Тоуни, чья "Религия и подъем капитализма" (1926) оказала сильное влияние на мышление англоязычных историков, занимавшихся раннесовременной Европой. Опять же, как и Трельч, разделяя основной взгляд Вебера, Тоуни внес в него некоторые модификации. Он начинает с обсуждения средневековой теории, что если труд вполне достоин христианина, то коммерция опасна и аморальна. Затем он показывает, как бизнес и капитализм смогли расшириться в XV веке. Он исследовал мысль Кальвина более основательно, чем Вебер, хотя и не очень тщательно,  что привело его к соображениям, сходным с веберовской оценкой пуританизма. Тоуни указал, однако, что период от Реформации до начала XVIII в. был одновременно с большим расширением бизнеса и коммерции также эпохой растущего разделения между религией и деловой практикой.  Поэтому уже к концу XVII в. среди предпринимателей появились люди,  которые в делах больше руководствовались практической целесообразностью, чем религиозными или этическими принципами. Один момент, который он особо подчеркиваеь - это то, что, по его мнению, Кальвин открыл путь кредиту и интересу к прибыли, что в свою очередь привело к финансированию и развитию капитализма, которого не могло быть до середины XVI в. Как и Трельч, он указывает, что взгляды Кальвина могли быть истолкованы в пользу как капитализма, так и социализма, и в картину должны были войти другие факторы (4).
Как можно догадываться, тезис Вебера поднял различные вопросы и вызвал широкую дискуссию. Многие социологи и большинство историков сделали вывод, что изменения, в частности, те, о которых говорил Тоуни, есть правильное объяснение зарождения капитализма. Особенно это касалось тех, кто не симпатизировал ни кальвинизму, ни капитализму и, соответственно, был готов принять взгляды типа Хаксли. С другой стороны, были те, кто, хотя и допускал, что кальвинизм оказал некоторое влияние на социальное и экономическое мышление, и даже счел его поворотным моментом в истории цивилизации, отвергли веберовскую версию истории XVII - XVIII в. как проекцию в прошлое агрессивного капитализма, появившегося позже. Третьи просто сочли, что между религией и подъемом капитализма не было никакой связи. Для них было не так важно, чему проповедники учили предпринимателей, ибо капиталистический человек просто пошел своим путем без оглядки на христианские этические принципы.
Как выглядит в этом сумбуре изобилующий материал за и против, не обязывающий одну сторону или другую? Кто здесь прав? Был ли "дух капитализма" результатом Реформы и особенно кальвинизма, или сначала шли экономические перемены, а мысль лишь следовала за ними? В заключение мы можем рассмотреть лишь несколько вопросов в надежде найти какой-то ответ.
Одной из задач, которые стремился решить Вебер, было выделить тип социальных действий, чтобы выяснить, что стоит за ними. Поэтому будет вполне правильно, если мы делаем то же самое применительно к самому Веберу. В этой связи имеют большое значение три работы. А.Л. Козер написал предисловие к книге Мицмана, который указывает, что юный Вебер разрывался между суровым, но свободомыслящим отцом и мягкой, очень религиозной матерью. Это важно потому, что его отец был успешным предпринимателем, против чего сын взбунтовался, тогда как  мать давно смирилась и не могла этого понять. Невозможно не чувствовать, однако, что Вебер также выступил против убеждений матери, вышедшей из гугенотов, в результате чего он, видимо, подсознательно или даже сознательно связал кальвинизм и капитализм и отверг то и другое, добиваясь независимости от семьи. К этому стоит добавить, что его сильный немецкий национализм вполне мог стимулировать его желание показать, что Британия, главная соперница Германии в борьбе за мировое могущество, на самом  деле несчастная нация лавочников.
Другой вопрос, поднятый Вебером, касается проблем методологии. Работая над методом социологического исследования, он создал модели или идеальные типы пуритан или капиталистов, которые затем он укладывает в контекст, созданный для них. Р.Е.Роджерс, однако, объясняет, что идеальный тип - это в полном смысле утопия, пустое место. Это одностороннее определение одной или более точек зрения с отбрасыванием многих других явлений. Вебер называет это "обобщенной моделью случаев, которые могут быть классифицированы". Эти рациональные, абстрактные типы на самом деле не описывают  конкретные действия или явления. Хотя эта процедура может представлять интерес для социолога, это не способ работы историка. Как указывает Кристофер Хилл в своей книге "Пуританизм и общество", пуритан никак нельзя собрать в один тип, ибо за этим понятием скрывается удивительное разнообразие идеологии, теологии и практики. Можно добавить, что были различные факторы, оказавшие влияние на пуритан за 150 лет после смерти Кальвина. Идеальный тип поэтому - не лучший инструмент для выяснения истины об исторических явлениях. Пытаясь согласовать факты с методом идеального типа, Вебер признал, что были и другие силы в обществе XVI - XVII вв., которые привели к экономическим и социальным изменениям, однако религиозный, кальвинистско-пуританский этос он подчеркивает как решающий. Если это и согласуется с понятием  идеального типа, большинство историков признают, что это явно однобокий подход, не раскрывающий истину.
Ясно, что к концу XVII в. пуританство существенно изменилось по сравнению с эпохой Броуна, Барроу и Картрайта. К этому времени картезианство уже начало оказывать свое влияние на английскую мысль. В 1649 г. появился первый английский перевод "Рассуждения о методе" (1637) и "Размышлений" (1641) Декарта, позже Джон Дэвис и Уильям Молинье сделали другие переводы, и степень их влияния легко понять из явного значения метода Декарта для эпистемологии Локка. Немало пуритан также оказались под этим влиянием (? - Пер.). Другим фактором в изменении пуританского мышления было расширение возможности зарабатывать с открытием новых торговых путей. К 1650 г. Африка, Америка и почти вся Азия стали рынками сбыта английских товаров, особенно текстиля, и даже в период инфляции это давало стимулы к расширению производства. В этих условиях некоторые идеи Кальвина, в том числе и о призвании, вполне могли быть изменены, чтобы соответствовать новой ситуации,  которую Кальвин вряд ли одобрил бы (? - Пер).
Все это возвращает нас к вопросу о том, насколько коммерческая деятельность пуритан была близка к капитализму или отличалась от него. В то время как Вебер и все его ученики должны были признать, что капитализм существовал и в Средние века, они проводили различие, указывая, что кальвинистский акцент на предопределение и призвание представил новый подход, который был более рационален и в то же время стимулировал накопление капитала. Взгляд на Медичи, Фрескобальди, Фуггеров и других магнатов перед Реформацией позволяет признать, что они были весьма рациональны в своем подходе к бизнесу и требовали также религиозных стимулов  для накопления капитала. Кроме того, они разработали довольно легкий способ легализовать проценты, хотя церковь и не утвердила его официально. Они всегда могли покрывать свои предприятия плащом святости, и это было и в библейские времена.
Но где вы найдете нечто подобное у Кальвина? Интересно отметить, что Вебер вообще не рассматривает его тщательно. Он был заинтересован не в его учении, а лишь в том, что он считал его последствиями. В результате Вебер делает множество грубых богословских ошибок, не последней из которых является его утверждение, что учение о предопределении имеет центральное значение для всей системы Кальвина. Как отмечает Хилл, это просто глупость, ибо оправдание через веру для кальвинизма намного важнее. Когда человек оправдывается через веру во Христа, как своего Посредника, он отдает свою жизнь Господу, чтобы служить Ему, делая все для Его славы. Если в результате этого кто-то становится богатым, он должен принять это как дар Божий, но если нет, это не значит, что он не в благодати, ибо Бог раздает Свои дары как хочет. Христиане должны использовать их как могут, но процветание - это никак не знак избранности или святости. По сути Кальвин постоянно предостерегал против обольщения богатством. Его комментарии на Иез.18.7-9 делают это очень ясно, хотя он никак не против честного бизнеса. Его постоянное утверждение в том, что те, кто стал богат, в ответе за бедных. Враги Кальвина часто утверждали, что он якобы учил, что бедняки бедны из-за лени, которая греховна.  Но это далеко от истины. Кальвин знал, что люди могут быть бедны по разным причинам, и процветающие обязаны им помочь. План,  который он разработал в Женеве для диаконата, заботившегося о бедных и больных, делает это вполне ясным. Как показывает А.Г.Диккенс, это был прекрасный пример для пуритан в Англии. Это означало также, что Кальвин настаивал на том, что наемные работники должны быть обеспечены надлежащим и адекватным жалованьем.  Утверждать, как это делают некоторые, что пуритане, основывая свои взгляды на Кальвине, якобы удерживали очень низкую заработную плату, просто не соответствует историческим фактам.
Некоторые могут, конечно, сказать, что хотя все это верно, но утверждение Вебера, что протестантские страны более экономически развиты, показывает, что они обязаны этим капитализму. Он считал, что католицизм, не зная призвания в протестантском смысле, не подчеркивал важность труда и сбережения так,  как это делали кальвинисты. Кажется ясным, однако, из того, как представили Фанфани и Робертсон позицию Рима в этих вопросах, что даже такие элементы, как иезуиты и их враги-янсенисты очень сильно пропагандировали почти те же идеи, что и пуритане. Можно добавить к этому тот факт, что англикане настаивали на "пуританской" этике никак не меньше, чем пуритане. Проповедники всех этих церквей учили о верности  своему призванию, о постоянном усердии к нему и в то же время  предупреждали об опасности упования на богатство, которое может помешать войти в Царство Небесное.
Что же тогда провело разницу между протестантскими и католическими странами? Представляется, что переход к капиталистической экономике начался в Европе до Реформации, прежде всего на Атлантике в условиях растущей турецкой угрозы Восточной Европе и Средиземноморью. Добавим к этому, что поскольку море было простейшим транспортным путем, страны, имеющие доступ к нему, имели лучшее положение для экономического развития. Антверпен, вероятно, лучший пример этого явления, но так развивались десятки городов. С открытием Нового Света эти города начали посылать свои корабли за океан с торговыми целями и стали нуждаться для этого в большом росте капитала. Так поднялись акции британских и голландских компаний в Индии. Но чтобы иметь достаточно товаров для торговли, приходилось поднимать производство, и поскольку это столкнулось с общим нежеланием трудящегося класса, должна была быть введена более продуктивная дисциплина. В этом отношении кальвинизм с его идеей усердия во славу Божию действительно оказал определенную помощь. Неудивительно, что такие проповедники, как Бакстер, часто говорили о трудолюбии и в то же время предостерегали от опасности богатства. Экономическая экспансия, которая началась с 1500 г. и резко усилила Европу к XVIII в., стала развиваться еще стремительнее с изобретением парового двигателя, новых способов прядения и ткачества и многих других технологических достижений. Все это требовало все больше капитала и квалифицированной рабочей силы. Итогом стало то, что мы знаем как Промышленную революцию, которая заложила основу для современного экономического развития и сопутствующих ему проблем.
Если мы посмотрим на тезис Вебера в этой связи, мы не сможем не почувствовать, что он поддался искушению, которое часто настигает тех, кто желает найти простое объяснение очень сложным процессам. Нельзя сказать, что есть одна доминирующая причина, которая привела к подъему капитализма. Кальвинизм, несомненно, сыграл свою роль. В некотором смысле он дал ощущение  свободы от старых, часто нелепых ограничений, таких, как католический запрет на кредитный процент. Кроме того, со своим акцентом на прямой ответ Христу как Царю он, как правило, давал своим приверженцам независимость от контроля установленной церкви. Они могли действовать в соответствии со своей совестью. В то же время он подчеркивал, что христианин должен быть честным и справедливым во всей его экономической деятельности. Эти учения несомненно имели вес, но были и другие влияния на подъем капитализма, часто входившие в прямой конфликт с кальвинизмом.  Рассматривая весь процесс становления современного капитализма, нужно иметь гораздо более широкую перспективу, чем идеальные типы Вебера. Каждый аспект должен быть рассмотрен и оценен. Надо отличать - что не так легко - нужды человека в необходимом от банальной жадности, поиска комфорта, власти, престижа и тому подобных целей. В то же время мы должны постоянно напоминать себе, что суверенный Бог всегда устанавливает правила и упорядочивает все вещи так, что даже гнев человека восхвалит Его, а остаток гнева Он будет сдерживать (Пс.76.10 KJV).