Дуче

                Наш преподаватель физкультуры, Степан Прокофьевич, мужик лет пятидесяти пяти, невысокий, но крепко сбитый, с круглой головой, несколько большего размера, чем предполагали пропорции тела, очень походил на Муссолини и лицом и мимикой и повелительной формой обращения к ученикам. Мы его называли «Дуче». Левой кисти у Дуче не было и её заменял протез в чёрной перчатке. Руку Дуче потерял в Сталинских лагерях. Почему-то Дуче невзлюбил Стасика Медведева и постоянно его отчитывал. Мы все его раздражали, но жизнерадостный сангвиник Медведев в особенности. – Генеральские сынки!, - орал Дуче, - Ишь обленились. Иди сюда, Медведев. Вы на него посмотрите, какой герой! Мячик здесь, мячик там. Мяч положи и встань в строй. Мама его утром из постели пончиком выманивает, выманивает... От Любы отойди, что ты к ней приклеился... – И так до бесконечности. Конечно, мы над ним за глаза подсмеивались.
 
                Почему-то Дуче не ладил с преподавательницей истории СССР и обществоведения, которую мы называли «Циклоп». «Циклопом» её прозвали за жуткий внешний облик. Одноглазая, хромая, с лицом изрытым оспинами, она яростно насаждала идеи марксизма-ленинизма в наши ветреные головы. Дуче глядел на неё косо и я теперь догадываюсь почему. После Сталинских лагерей марксизм-ленинизм не всем удавалось сохранить в душе в качестве веры и надежды. С воспитанником Циклопа, её племянником, пьяницей и ветрогоном Тарасом, увивавшимся в свободное от инженерно-строительной деятельности время за нашей молоденькой физичкой, Дуче, как ни странно, был в прекрасных отношениях. Они частенько о чём-то оживлённо беседовали в сторонке к великому неодобрению Циклопа.

                Дуче жил один и закладывал за воротник в свободное от работы время. Однажды я случайно встретил его на улице вечером. Он шёл куда-то в явно нетрезвом виде и бормотал под нос. Я некоторое время шёл сзади и прислушивался. – Суки!, - неизвестно кого костерил Дуче. – Меня, боевого офицера... Учитель физкльтуры... И это за ихнюю власть жизнь отдавать?... Да будьте вы все прокляты! Поломали, офаршмачили, ничего не осталось... – Дальше я не слушал. Мне сделалось противно и тошно. Я не понимал в точности о чём он говорит, но мне не хотелось относиться к Дуче серьёзно. Вот что самое главное: тогда, в юности хотелось над всеми шутить и смеяться. Молодая, не окрепшая психика пряталась от трагедий и любых травмирующих ощущений и впечатлений. Я постарался забыть то, что подсознательно уловил и уразумел. Такова жизнь. Моя жизнь.