У пик ленин-сталина чы з жизнею чуть не рассталися

У ПИКов ЛЕНина й СТАЛина - ЧЫ з ЖИЗнями - чуть не расСТАЛися!
АЛАЙ - Алайская долина – страна отгонных пастбищ
ВелИкий АЛАЙ и ЗааЛАЙ - меня не убивАй - а возжнлАй!
(Продолженние опусов "В КОННом ТУРе ПулАт-ХАНа - я любОви не искАла",
   "По НебЕсным горАм идти ГОЛЫм НЕ СРАМ!", "Через ГОРы Кёк-алА -
Я проШЛА голым голА!", "От ЧабАк, КокАнд- до Оша - встрЕчна публика
хорОша", "Ош, Гарм и ГульчА - не стремИлись НАС встречАть!" -
мз СЕРии "В Долину Смерти Маркан-су - несУ любовь свлю красУ")

В пред=-идущих моих оаусах я уже рассказала - как я познакомилась с двумя
милыми сканлинавками Ингой и ХЕЛЬгой, как МЫ втроём прошли через горы
Западного Тянь-Шаня, пересекли всю Ферганскую долину и добралась до вершин
АЛАЙйского хребта - по пути в Долину Смерти Маркан-су - куда я любовь свлю
красУ несУ - для незнакомого мне парня - о беде которого узнала в Интернете.

   И вот уже я побыла в бунгало того парня и уже узнала - что НЕТ в живых
того парня - по моей же виНЕ: ведь я же предложила:
к нему - в Долину Смерти Маркан-су - еМУ любовь свлю красУ - Я принесУ!
    И из-за Этого - убили того парня -
    чтоб Я секрЕтов Долины Смерти - НЕ рассекрЕтила!
И убили ЕГО - в ТОТ же день 10 МАя - когда я от спец-служб в ТашкЕнте убежАла!
ЗНАЧ - МНЕ ПЕРВОй СМЕРТЬ угрожАла - но я в ТашкЕнте убежАла - неизвестно куда!

   Но МЫ ж ни кого не убили,
   Но МЫ ж секрЕт - НЕ рассекрЕтили:
   когда любОвник был - и МЫ любили -
   МЫ ж ВСЕХ и ВСЯУ приВЕтили!

   И вот уже вернулись из Долины Смерти - ЖИВы!

   И вот уж перед НАМи и иНА - Алайская долина
    и МЫ - в ЕЁ столице - в посёлке Сары-таш!

       ВеликА Алайская долина -
       не видАть ЕЙ КРАя ни крнцАЭ,
      ни ДЕРева, ни деревцА:
           словно Жизнь долина эта длИнна -
           от юнцА - до дрЯхлого отцА!

            ШирокИ зелёные простОры,
            посредИ мчит КРАСная рекА,
            по ЕЁ бокАм - гигАнты ГОРы -
            что стоЯт там многие векА!

            ШирокА Алайская долина -
            ТАМ пешкОм не прИнято ходить:
            В НЕЙ пешкОм дорОга очень длИнна -
            НА седлО, за руль ты в ней садИсь!

           ЮГ затЯнут в ледянЫе ГОРы -
          круглый год там ВЕЧные снегА:
          ГОРы ж величАвы, Очень ГОРДы -
          Словно ДОЛЛар - ГОРДая денгА!

          НепонЯтно - ЧЕМ ОНИ гордЯтся -
         ГОРы да и ГОРДая денгА:
         ведь ОНИ ж для ЖИЗНи не годЯтся -
         как и ЛЁД, и ВЕЧные снегА!

И вот уже мы снова посреди долины - что образовали два хребтА: Алайский  и ЗаАлайский!
МОЯ миссия закончена: для меня - без потерь:
НЕ найдя того парня - я нащда двух неподражаемых подруг, да и друга!
Теперь отсюжа надо выбираться - ведь опасность ещё висит - как СмертЬ - надо-МНОю!
      ...............

ПриЕхав из ХорОга в Сары-таш - МЫ переночевали у Степана  - вовсе не пана -
в его квартире. И ТАМ - ВСЁ подробно обсудили и вот ЧТО решили:

НАМ НАДо улетать НЕ из Ташкента - где меня ловили и могут ещё ЖДАТЬ, -
а из ДушанбЭ - куда гораздо ближе и легче добраться:
чуть более 200 км: 96 км от Сары-Таша - до Дараут-Курган, да потом 120 км
до Джергаталя, да ещё пол-сотни до ДушанбЭ - где есть интеречнфе объекты для экскурсий!
     А МОИ милые девочки хотели повидать ПИКи ЛЕНина й СТАЛина -
как только увидели их издпли - с верщины Кураминского хребтА!
     А здесь - из Алайской долины - на них на экскурсии ходят!
     Да и пограничники здесь Степану более-менее знакомы,  а водители попуток - тем более!
     ..........

МЫ не стали задерживаться - неспешно собрались -
не в ГОРы же Едем - а в столисный ГОРод!
А Степан нащёл в мехмон-хонЕ - попутку до Дараут-Кургана.


Утром Степан повёл нас троих в своё заведение и выписал на фирменном бланке
с эмблемами Кырк-кыз-стАна и на основе жанных наших  паспотров -
документы - дающие нам (Инге (Inge Holzen), ХЕЛьге (Helge olsen) и мне) -
иметь и носить сувенирные ножи и ножны к ним, а также сувенирные автоматы
а-ля-АКМ, и сувенирные обОймы к ним с сувенирными патронами!
       Потом приехал СаИд и МЫ ВСЕ залезли в кузов - откуда лучше глядеть
на неповторимые пейзажи!

      Чтобы не выглядеть необъективной - я привела в ПРИЛОЖЕНИЕ - очерк
" Алай – страна отгонных пастбищ" из кнмгм "Тропою архаров" - автор:
Кирилл Станюкович - известный ботаник 1930-70-тых годов.
     .................

 << «Алай, Алай… Надо слышать, с каким восторгом произносится это слово "АЛАЙ",
"Алайская долина" - кочевником - Измученный в дымных, душных своих зимовьях
или в не менее дымных, но холодных юртах, наголодавшись за зиму сам
и настрадавшись за свой голодный, истощенный скот, он жадно вдыхает
горный воздух и наслаждается всеми фибрами своего существа, когда завидит зеленые лужайки Алая»>>. -
         Так писал академик С.Коржинский - один из первых исследователей Алая, 60 лет назад.

Многое изменилось с тех пор: нет больше дымных, страшных зимовий - похожих
на постройки пещерных людей; вместо них выросли хорошие дома; нет троп
с бессчетными бродами – в Алай ведут теперь хорошие, безопасные дороги,
по которым вместе с лошадьми и верблюдами десятки машин перебрасывают
имущество колхозных ферм на летние пастбища...

        ***

а мв НЕ ОСОБЕННО ВОСТОРГАЛИСЬ ЗДЕЩними видами - казавшимися слишком однообразеыми -
после многообразеымия РАНее увиденного за два с лищним месяцп странствий -
по дивным горам Западного Тянь-Шаня - самого комфортного региона для подобного
отдыха - по сравнению - с любЫм иным местом Земного ШАРа!
         САМого комфортного - почти по всем основным показателям комфорта -
комфорта - не в смысле сервиса - а в смысле природных данных - особенно приятных весной - когда ещё много зелени и цветов!
        ............
На Алайский хребет мы почти и не глядели - не фото-генИчно ГОЛый и без снегов, скал!

А вот За-Алайский хребет - внизу неприлИчно ГОЛ,
а ПО верху - прилИчно прикрыт покрывАлом - как савАном: прикровом ВЕЧных снегов -
на полОгих формах ГОР - вовсе не впечатляющих велИчием - при ИХ громадной
абсолютной высоте: ПИК (а на ПИК здесь вообще нет ничего похожего!)
ЛЕНина 7135 ме, ПИКи Сергея и Евгении Коржинских - по 6800-69?? ме -
а кажутся гораздо скромнее - чем Чаткальский хребет с ЕГО 3300-4077 ме -
при взгляде на него с плато ПулАт-хан!

Дп и Алайская долина здесь тоже не впечатляет - уже привычна нам по взглядам
с верщины Алайского хребтА и из Сары-таша, с подъёма и спуска на перевал
Кызыл-Арт (4250 ме) - через Заалайский хребет!

В Алайской долине не видать типичных деревьев - только густы светло-зелёные
колючие кусты местной облепихи - с очень мелкими светло-желто-зелёными =
очень кислЮчими ягодками - облепившими тоненькие веточки с мелкими листиками!
      Эти кусты тянутся вдоль всей Кызыл-су - Красной реки -
с мощным, но без бурунв и каскадов - рекИ с мутной Красной водой!
Стад скота, юрт жителей - Я НЕ видала - но это не значит - что их там нет...

Через час Саид помог нам - ДАМам - спустить рюкзаки и приятно обласкал ВСЕХ -
спускАя наС - ДАМ - с высоких бортов машины: а МЫ - специально не спешили - грешили!

ТАМ же - в Дараут-Кургане - небольшом посёле на самом берегу Кызыл-су -
МЫ все пятеро (и Саид с нами) покущали полюбивщиеся нам блюда:
рдла, лагмАн и шорпОО - шурпА или жирный наваристый костный суп!
А напиток - ясно же - кобылий кумыс - от литра которого на одно дамское тело -
МЫ основательно захмелели - и в постЕли захотЕли!
И Саид быстро организовал НАМ ВСЕМ <постЕли> - в каждом тЕли или тЕле!
Р Степан - СаИду помогал! МНЕ КАЖется - что сам по себе кумыс - а Этом
НЕ виновен - ведь МЫ его пили уже почти два месяца подряд - и не скажу -
чтобы мы от него - особенно <захмелели, охмелели и в постЕли захотЕли>!
Очень вероятно - что Саид - который носил нам все блюди и кумыс -
не с места раздачи - а из кухни - добавил кой-чего "от себЯ" - длч c...eбЯ!
И Это <длч c...eбЯ> - затянулось до утрА...

А с солнечного утрА девы в своё традициОнном наряде <обнаженной МАХи> -
но с закОнными уже сувенИрными ножАми (как бумагу - режущими кевлар
брони-жилЕтов) на поясах - трусцой побежали купаться-подмыаться -
в кирпично красной водичке Кызыл-су! А я за ними для того же пошла - в мини -
но тоже с ножом на поясе - для приличия!
      Саид уже укатил - пока мы проснулись (тоже аргумент в пользу добавки
к кумысу), а Степан остался ждать попутку с обзорным кузовом...

Я не нашла мамочек - уплыли вдаль - по воле волн - вдоль сплошных зарослей
колючих облепиховых кустов! А КАК далеко - КТО ж ТО знает?

Я проалылася метров сто и по кромке вод вернулася к мини-одежке
и шлёпанцам с поясом. Вода была холодная - но под солнцем плыть
было не холодно, а на берегу - тем более! Но долгое отсутствие мам -
беспокОило: ОНИ же меня - как МАМы опекали, и вот уже два месяца -
добровольно - сквозь опасности всюду сопровождали - ГДЕ ЕЩЁ таких подруг найдёшь!?
       ................

От нечего делать - я лежала в ТОЙ постЕли - ГДЕ МЫ ВСЕ ТРОе -
"захмелели, охмелели и в постЕли захотЕли!"
      УЖЕ после полудня пришёл Степан и вот ЧТО мне рассказал:

У "Ош-хонЫ" остановился водИло - вот ЧТО ВСЕМ в "Ош-хоне" рассказал:

""- Еду я и уже был виден верстах в трёх впереди посёлок - когда в полу-версте
впереди себя заметил странную ПАРочку: две голые подпоясанные бвбёнки!
Я замедлил ход и ехал с их скоростью! И тут изза кустов - что тянулись вдоль
реки - справа от дороги - вышло четверо солдат в камуфляже ведь тут поблизости -
граница враждебной странЫ! ОНМ остановили голышек, а двое из них наставили
автоматы - на голых баб - такое не часто увидишь - даже к теле-сериале!
Я заглушил мотор и стал в сотне шагов от сцены! Бабы внезапно выхватили
автоматы у солдат - и с разМАХу забросили их через полосу кустов -
в реку и успели двинуть мощными ножками - по ЯЙЦам двух джентльменов,
когда двое других - без автоматов - обхватили дамочек сзади за талии!
А дамочки - как по команде - выхватили ножи из ножен на поясах - и всадили
их в ШОПы джентльменов! ТЕ заорали - как резаные и выпустили дам из своих
объятий! А дамы кинулись ползком в соседние в кусты и исчезли из виду!
А я - скорее газанул - от греха подальше - и рассказал ВСЁ без прикрас -
как видел: молодцы те дамочки - но откуда же они ТАМ взялися - да ещё й голышОм?""
               
Да - это очень похоже на моих милашечек! Но ЧТО же делать, где их искать?
А когда стемнело и похолодало - ОНИ САМи явились в наши тёплые постели -
при исцарапанном теле - но живы и здорОвы - как шотландские корОвы!
МЫ со Степаном ИХ сначала обогрели в постели, потом накормил, напоили,
вылушали ИХ рассказ - что мы уже знали: ИХ чуть не расстреляли ТЕ же грЁбари -
которых ОНИ ублажили днём в Сары-таше, а вечером та же четвёрка -
приревновала ИХ ко Степану - и получила по заслугам! А кольнули этих дураков -
в мякоть ихних ШОП - больше НЕкуда было достать! Но теперь надо думать -
КАК из Киргизии - в Тадж-Акию убежать - чтобы наказания - за покущение
на погран-солдАт - избежать? Ведь дело очень серьёзное - их могут без трибунала
расстрелять - и концЫ - в мутно-кровАвые ВОДы Кызыл-су - несите трупы таджикам!
      ..............

Этой ночью и днём придётся прятаться. А следующей ночью ДАМам придётся сделать
ночной заплыв - по мутно-кровАвым ВОДам Кызыл-су - не в виде трупов - в гости
к таджикам - у которых они официально уже и находятся с 11 мая - судя по отметкам
в паспортах в городах Мург-Об и ХорОг!
     .......................

Днём я и Степанм на мотоцикле его приятеля из Дараут-Кургана - нащди за предплами
заминированной ЗОНы (за пару вёрст от линии границы) место - где девы войдут
в реку в своём трико - часов в двенадцать ночи - когда уже уйдёт Луна,
А МЫ ИХ будем встречать через часок - в паре вёрст ниже линии границы -
гже маловероятны мины! А для сигнала - костерок возле воды - как словно рыьку
ловят рыьакИ! Часов в пять по-полудню Степан отвёз их на то место, потом МЫ
благополучно прошли контроль - не так строгий - как на Памир - уложив манатки
ЛАМ - в мой и Степана рюкзаки! МЫ ТАМ же сели на попутку, а за первым же
поворотом встали и пролезли через такие же - как и рпнее - колючие кусты 
облепихи - к реке - называемой здесь "Сурх=Об" - что по-таджикски означает
"Красная вода", "Красная река"! Там на лёгком изгибе оказалась отмель =
где мы засветили лампадку на бензине - моц примус - водичку для питья кипятим!
Но под котелком огонёк примуса слабенький и нас ни кто не потревожмл!
А вскоре после захода Луны - к нам тихонько - как русалки - подплыли ДАМы!
Мы помогли ИМ снять мокрые трикО, подсушиться у горящего примуса и залезть
в спальные мешки без палатки - где мы вчетвером без помех поместились -
как и на ГОРке над перевалом Ак-байтАл...
      ..............

На рассвете мы тихо уложились, вышли на дорогу и - пройля для согрева пару км -
сели на попутку и через пару часов встали ПЕРед районным центром Джергаталь.
ТАМ МЫ спустились к полосочке валунного пляжа напротив устья реки Муук-су -
впадающей с Юга в Сурх-Об - образуя реку Вахш - главный приток ПЯНДЖа -
образуя реку Аму-ДарьЯ! Муук-су белая от мути - ЕЁ исток - из ледника ждиной
под 80 км - носящего имя неудачного геолога Федченко - вышедшего вечерком
из лагеря погулять перед сном - и исчезнувшего без следА навсегдА! 
У нас жарко - мы же спустились из высотной (Сары-таш 3150 м) Алайской долины -
в ЗНОйное низкогорье! А в верхОаье Муук-су - клубятся рвАные ТУЧи - по временАм
открывАя вид на ГРОЗные скалы ПИКа СТАЛина - горазлдо более дикого -
чем мягко-ФОРМенный "ПИК" (без ПИК!) ЛЕНина! И идти тудп - нет желания -
слишком угрюмы те безЖИЗНенные местА! 
       ...............

МЫ ТАМ провели остаток дня и ночь - скрытые от дороги крутым откосом:
часто окунАясь и проплывая десяток метров - в ещё красной воде у нашего берега.
А перед рассветом МЫ тихо уложились и тихонько прошли сквозь тёмный Джергаталь.
Там нас вскоре подпбрал грузовик до НурЕка - привёз под самую плотину 110 метров
высоты - как и у ЗаГОРской ГАЭС (Гидро-Аккумулирующей Электро-Стануии) - что
в "50 км от Московского КоемлЯ - и выглядит пограндиОзнее НурЕкской!
И ТАМ НЕТ жуткой жары НурЕка - не зря же слово "НурЕк"  означает "огонь"!
А повЫше НурЕка - на том же ВАХШе - недавно возобновили строитнльство
плотины в посёлке РогУн - что означает "лучеЗАРный" - где консультирет мой
брат Ваня - гидролог МГУ...
     Из Нурека МЫ в тот же день укатили попуткой в ДушанбЭ - где у Степана
был сослуживец по имени Алек - я так и не поняла - его точно:
Алексанлр, Алексей, Альберт, Олег или же ещё что-то...

Итак - у ПИКов ЛЕНина й СТАЛина -
ЧЫ з ЖИЗнями - чуть не расСТАЛися!
Но ж ухитрИлися - и не расСТАЛися!

Нл Этом я кончаю сей опус: надеюсь на скорое продолжение:

            *********

         ПРИЛОЖЕНИЕ по теме

     Алай – страна отгонных пастбищ
     Из книги "Тропою архаров" Кирилл Станюкович: М. 1959

«Алай, Алай… Надо слышать, с каким восторгом произносится это слово кочевником. Измученный в дымных, душных своих зимовьях или в не менее дымных, но холодных юртах, наголодавшись за зиму сам и настрадавшись за свой голодный, истощенный скот, он жадно вдыхает горный воздух и наслаждается всеми фибрами своего существа, когда завидит зеленые лужайки Алая».

Так писал академик С. Коржинский, один из первых исследователей Алая, 60 лет назад.

Многое изменилось с тех пор: нет больше дымных, страшных зимовий, похожих на постройки пещерных людей; вместо них выросли хорошие дома; нет троп с бессчетными бродами – в Алай ведут теперь хорошие, безопасные дороги, по которым вместе с лошадьми и верблюдами десятки машин перебрасывают имущество колхозных ферм на летние пастбища.

Но еще большей радостью загораются глаза старых чабанов, в который раз ведущих свои стада на алайские пастбища, когда с перевалов Алайского хребта они увидят зеленые просторы этого рая скотоводов.

Сюда, в Алай, на великолепные высокогорные пастбища посылают свои стада колхозы и совхозы Киргизии, Узбекистана и Таджикистана, здесь летом выкармливаются десятки и сотни тысяч баранов, коз, лошадей. На прекрасных джайляу (высокогорных пастбищах) за неделю или две происходит необыкновенное превращение. Трудно поверить, что лоснящиеся кони, промчавшиеся мимо, это те самые понурые, костлявые одры, едва тащившиеся по дороге в Алай, которых вы видели две недели назад.

Но это так, алайские пастбища совершили это необыкновенное превращение.

Чрезвычайно высокая питательность высокогорных трав,, отсутствие мух, слепней и оводов, отравляющих существование животным в низинах, совершают чудо, и животные отдыхают, выкармливаются и тучнеют в высокогорьях с невероятной быстротой.

Поэтому летом в Алай приходят стада из всех ближайших низин, и Алайская долина наполняется жизнью, движением и шумом.

Но все это летом. Иное дело, когда наступают холода.

Зимой Алай спит. Под ярким безоблачным небом засыпанные снегом стоят безжизненные хребты. От вершин, уходящих далеко в небо, до подножий склонов все одето снежным покрывалом. Долина также погребена под сугробами, над которыми только кое-где поднимаются одинокие, обтрепанные ветром метелки сухих высоких злаков. Все бело, все неподвижно, только глаза ломит от нестерпимого солнечного света, отраженного снегами.

Часто вверх по долине начинает дуть ветер, над холмами курится поземка, и длинные белые вуали появляются над сугробами. Они поднимаются все выше и выше, и, наконец, все исчезает в белом крутящемся вихре: дороги, хребты, небо.

Буран… Невесело здесь в буран вдалеке от жилья.

Зимой Алай спит. Спят и его дикие обитатели. В глубоких норах уснули сурки, не видно мелких грызунов, проложивших бесконечные лабиринты своих ходов под снегом.

От перевала Тау-Мурун в восточном конце долины до Сарык-Могола – реки, текущей в средней части долины, на белой поверхности снега нет следов. Здесь не ходят стада, из-под глубокого снега не выкопает себе корма ни лошадь, ни кутас. Поэтому зимой здесь почти никто не живет.

Только вдоль Сарык-Могола, по южным склонам Алайского хребта, где даже в зимние морозы яркое высокогорное солнце нередко сгоняет сугробы, да по холмистым наносам старых морен, где ветер сдувает снег, пасутся стада и зимой. Здесь даже в многоснежном Алае зимой могут кормиться кутас и баран; на зимних пастбищах и тебенькуют (пасутся зимой) стада таджикских колхозов.

Тут между крупных холмов-чукуров и по склонам гор зимой курятся дымки над овчарнями и жилыми домами. Виднеются конюшни и жилые постройки, высятся стога сена, запасы дров и кизяка, обеспечивающие тепло и корм в зимнюю стужу. В хорошую погоду и зимой по склонам двигаются стада, и зимой заметно оживление на дорогах и тропах. А ниже в долине до самого Дараут-Кургана, где кончается Алай, лежат нетронутые снега.

Скованный морозом, засыпанный снегом, спит всю зиму Алай.

Но вот становится теплее, приближается весна. По крутым склонам Алайского хребта тает снег, и в буром цвете прошлогодней травы, выходящей из-под снега, появляется зеленый оттенок. Весенние воды в долине затопили понижения, а на холмике из обвалившейся за зиму норы выглянул первый исхудалый и заспанный сурок.

Солнце преет сильнее, и вот зазеленела вся долина. Но Алай все еще пустынен. Ведь высокие перевалы в Алайском и Заалайском хребтах лежат под снегом.

В Фергане, в жарком Узбекистане, уже начинается горячий май, поспевает клубника и черешня, а глубокие снега на перевалах ледяными замками запирают дороги.

Но внизу, далеко от Алая, в отдаленных колхозах идут спешные сборы. И вот еще не лопнули снежные пробки на перевалах, а по всем дорогам к Алаю сплошной живой лентой потянулись стада.

И как только бравые дорожники при деятельной помощи солнца пробивают первую дорогу через Талдык (перевал в Алайском хребте), сплошная живая лавина затопляет Памирский тракт.

От Оша до Чигирчика и от Чигирчика до Талдыка на протяжении почти двухсот километров, поднимая тучи пыли, отара за отарой, топоча десятками тысяч копыт, идут стада баранов. Кричат и скачут пастухи, ржут конские табуны, ревут ишаки. Напрасно отчаянно гудят и дико ругаются, стоя на подножках своих едва ползущих машин, шоферы, на чем свет стоит понося и пастухов и баранов, – их истошный хриплый крик и неистовое гуденье бесполезны. Живая лавина затопила дороги, и ничто не действует ни на стада, ни на чабанов.

В это время в Алае еще холодно, ночью замерзает вода в ручьях и заводях, каждый день дует холодный ветер, и то проглянет и обогреет солнце, то пойдет снег, но великое травяное изобилие уже царит по всей долине.

Отросли травы, типчаковые степи уже сбрызнуты золотым дождем цветущих лигулярий. Между многолетними кустиками злаков, которые будут расти все лето, тысячами и миллионами нежных зеленых ростков торопливо тронулись в роет крошечные осоки, тюльпаны, мелкие крестоцветные, злаки, достигающие всего трех-пяти сантиметров высоты.

Эти маленькие растения торопятся использовать влажную весну, мокрую почву, пока она еще напоена водой стаявших снегов.

Эти крошечные весенние эфемеры за десять-пятнадцать дней вырастят маленькие листики, выбросят бутоны, затем цветки и к тому времени, когда просохнет почва и настанет настоящее лето, уже рассеют свои семена, засохнут и исчезнут.

Летом, проходя по сухой типчаковой степи Алая, трудно будет поверить, что еще месяц назад здесь было сплошное море веселых цветущих карликов.

Лето – оно не долго и не очень ласково, это высокогорное лето в Алае.

Но летом Алай живет бурной, напряженной жизнью. Весь превращается в огромный лагерь, везде по долинам, по склонам гор белеют палатки, дымят юрты, двигаются стада, группами и в одиночку проносятся всадники, по дорогам и без дорог ползут машины, и всюду отары баранов, косяки коней и костры становищ.

Стада отъедаются, тучнеют бараны, табунные жеребцы после месячного пребывания в Алае становятся положительно опасны; они бьются не на живот, а на смерть и вступают в бой со всеми пришлыми жеребцами, они дерутся с жеребцами соседних косяков и отбивают кобыл в свой табун. Они могут напасть на незадачливого всадника и угнать его лошадь.

Великое изобилие царит в полевых станах, кумысом хоть залейся, мяса, масла, молока, айрана сколько угодно. Скот сыт, довольны пастухи. Из далеких и близких колхозов приезжают земляки. Обычно они имеют поначалу надменный вид и приезжают с полномочиями Лиц, проверяющих работу чабанов и бригадиров. На деле всем ясно, что они приехали попить кумыса и подышать прохладным воздухом Алая. Поэтому вскоре они начинают держать себя менее величественно и невольно теряют свой начальственный тон.

Но время идет, недолго алайское лето, и ветер становится холоднее, начинают сохнуть, желтеть травы, разжиревшие сурки едва двигаются возле своих нор, по утрам на заводях все дольше не стаивает ледок.

Выпал снег… растаял… опять выпал и хотя тоже растаял, но снежная граница, летом лежавшая высоко в горах, медленно поползла вниз.

И вот опять тронулись стада к перевалам, поспешно начали грузиться бригады. На машинах, на верблюдах, на конях снова закачались сепараторы, котлы и одеяла, радиоприемники и ребята, и опять затопили стада Памирский тракт и, подгоняемые холодным ветром и снегом, идут в теплые низины, где уже созрели фрукты и поспел урожай. Затихает Алай, ветер разносит остывшую золу погасших костров, треплет обрывки газет, и вот мягкий снежок закрыл вытоптанные четырехугольные площадки голой земли, на которых стояли палатки, закопченные камни полевых очагов, и все стало бело, ровно и спокойно.

Снова тихо в Алае, в морозное синее небо уходят ледяные вершины, и слепит глаза от нестерпимого блеска нетронутой снежной пелены.

В тот первый выезд в Алай я ставил перед собой задачу хотя бы вкратце ознакомиться с растительностью Алайского и Заалайского хребтов, окаймляющих Алайскую долину.

И вот пятого сентября мы одни с Мамат-Каимом. Сегодня вечером со всем снаряжением высадились мы и поставили палатку вблизи «Четырех братьев».

«Четыре брата» – это четыре похожие друг на друга горы в Алайском хребте, и мы стоим у их подножия на берегу реки Талдык.

Над нами, сзади, поднимается высокий обрывистый хребет, перед нами – узкая полоска галечника, а за ним – темная вода реки, по которой бегают мерцающие отблески нашего костра. Дальше – темная стена кустов. Журчит вода, ночной ветерок слабый, теплый.

Хорошо!

Только сегодня среди дня мы покинули суровый холодный Памир, и этот переход от холодных, сухих памирских пустынь в страну, где шелестят кусты, где тепло, легко дышится, удивителен и приятен.

Пока варится ужин, я приготовляю все, что нужно на завтрашний день: папку для растений, сумку, заряжаю фотоаппарат.

Мамат-Каим с готовкой ужина возится значительно дольше, чем это нужно для появления хорошего аппетита. Ему здесь явно нравится, время от времени он оборачивается ко мне и приятно улыбается. Принеся охапку хвороста, он радостно говорит мне: «Дрова много». Приносит траву, чтобы постелить в палатку, и опять улыбается: «Трава большой».

Перед ужином он снимает халат и, оставшись в одной расстегнутой рубашке,
хлопает себя рукой по обнаженной груди и опять улыбается. «Очень теплый место», –
говорит он.

Я тоже улыбаюсь ему в ответ, мне также нравится, что дров много, что трава большая и что ночью тепло.

Только мне все это не в новинку, а он – киргиз, коренной памирец, видит это впервые.

По приезде сюда обнаружили, что забыли взять с собой кастрюлю и нам не в чем варить. Я отправил с шофером записку, чтобы нам прислали поскорее казан, а пока занял котел у живущего поблизости дорожного мастера.

Завтра пойду на северные склоны Алайского хребта. 6 сентября.

Шесть утра. Еще рано, и солнце не скоро покажется из-за высоких гор. Тороплюсь начинать подъем на хребет, пока не жарко.

По дну небольшой щели, круто поднимающейся по склону хребта, начинаю подъем. Вместо тропинки вверх идет глубокая борозда, это по ней тянут вниз волоком арчовые бревна, заготовленные выше на склоне.

Вот с громким кудахтаньем удирает от меня вверх по склону целый выводок горных куропаток-кекликов, но ружья нет, а пытаться их сфотографировать безнадежно.

Чем выше по склону я поднимаюсь, тем ниже становится арча. Вот из семи-восьмиметровых деревьев она превратилась в полутора-двухметровые корявые стелющиеся кустарники. Зато все богаче травянистая растительность, степи сменяются пышными густыми лугами. Значит, я уже поднялся по склону хребта в высокогорье, где не могут расти деревья, а живут только кустарники, где место степей занимают луга. Я уже более чем на 600 метров выше дна долины Талдыка.

Тропинка, по которой я двигаюсь, уходит в узкую щель между двумя «братьями».

Огромные отвесные стены поднимаются по обе стороны щели на 300-400 метров. Между стенами узкий коридор всего 15-20 метров шириной.

Здесь, в тенистой и влажной щели, я сделал интересную находку. Раскинув широкие листья и подняв свои красные цветоносы, на щебне росла оксирия дигина. Это растение очень древнее, сохранившееся с прошлого геологического периода; оно росло еще тогда, когда здесь в горах было везде влажно, и сейчас уцелело только по берегам ручьев и в таких узких щелях, где сыро и прохладно.

Внезапно срывается сверху и с грохотом падает недалеко от меня крупный обломок скалы. Задрав голову, я вижу, как по узенькому карнизу осторожно перебирается пятерка горных козлов-таутеке. Они смотрят вниз, они совсем близко надо мной. На фоне неба прекрасно видны великолепные саблевидные рога передового козла.

Опять двигаюсь вперед; все круче становится тропа в этом скальном коридоре, но, наконец, скалы расступаются, и я выхожу в широкую высокогорную долинку.

На низкотравном лугу пасется табун кобылиц, стоят две юрты – это колхозная конская ферма. Обитатели юрт сначала с любопытством и некоторым сомнением смотрят на меня, а через минуту уже угощают кумысом.

Но день короток, а нужно обязательно добраться до гребня Алайского хребта, поднимающегося еще метров на пятьсот выше над юртами.

Уже с напряжением и частыми передышками иду вверх по склону и, наконец, достигаю гребня.

Кругом до самого горизонта, теряясь вдалеке, уходят бессчетные горные вершины. На юге – огромный ледяной вал Заалайского хребта, внизу – Алайская долина.

Кругом – осыпи, скалы, расцвеченные пятнами лишайников, прижатые к почве подушечки высокогорных растении, полоски снега в трещинах скал.

В холодном и чистом воздухе с пронзительным и резким криком кружатся красноносые альпийские галки-клуши.

Все. Теперь можно вниз к лагерю, к палатке, к супу. И я встаю, перешнуровываю ботинки, затягиваю туже сумку на спине и начинаю спуск вниз, вниз, вниз.

Опять горит костер, опять шуршат кусты и журчит река, а мы сидим с Мамат-Каимом и смотрим друг на друга через костер. Хорошо…

8 сентября.

Боже ты мой, как тяжело вылезать из спального мешка после хорошего маршрута. Ноги болят, плечи натерты, в глаза хоть спички вставляй, они сами закрываются, они престо заклеены.

Два дня подряд делаю маршруты вверх по склону и собираю, собираю растения, описываю растительность, снимаю – и все бегом, бегом, потому что надвигается осень. Эти дни со мной ходит Мамат-Каим; в первый день он шел бодро, даже резво. Но на второй уже с утра сказал мне:

– Знаешь, наверх не ходи, не нужно – все равно там то же самое.

Но я не слушался и шел опять наверх, и мало того, и его тащил с собой. Он шел за мной с печалью в глазах и видно было, что ему это хождение тягостно и неинтересно.

Растительность этих склонов оказалась сложнее, чем я думал. На более нагреваемых частях она очень пестрая. Если в первый день на склоне, в нижней части, я нашел степи и арчовые лески, выше луга и арчовые стланики, а еще выше – низкотравные высокогорные луга, то здесь, на сухих склонах, внизу располагались степи и выше опять степи. Среди этих низкотравных степей встречались растения-подушки, и только в понижениях и западинках удавалось найти низкотравные высокогорные луга.

На этом и пришлось закончить первое знакомство с северными склонами Алайского хребта. Времени было в обрез, и когда поздно вечером подошла наша машина, мы наскоро побросали в кузов вещи и вскоре, преодолев перевал Талдык, оказались уже на южных склонах Алайского хребта.

9 сентября.

Сделал небольшой маршрут по южным склонам Алайского хребта и по самой долине. Все эти склоны почти сверху донизу покрыты степями. В верхней их части много высокогорных луговых растений, растений-подушек. На средней части склонов – также типчаковая степь, в которой изредка встречаются пятна зопника, высокого растения с бархатными листьями и фиолетово-розовыми цветками.

В качестве примеси к типчаку очень много скальной герани, сейчас окрашенной в темно-багряный осенний наряд. Встречаются эдельвейсы, подушки проломника, смеловскии.

Несмотря на приближение осени, Алайская долина еще покрыта отарами, тысячными табунами коней, стадами коров и кутасов, тут и там поднимаются дымки у палаток пастухов, снуют конные табунщики. Днем работалось хорошо, но к вечеру поднялся бешеный ветер, превратившийся к ночи в настоящий ураган.

10 сентября.

Когда я проснулся, стояла совершенная тишина, палатка не хлопала, ветра не было.

Утро туманное и холодное, так что не только Заалайского хребта, находящегося от нас за 30 километров, а даже Алайского, у подножия которого мы стоим, совершенно не видно.

Кончился хлеб, Мамат-Каим решился печь лепешку, однако, как это вскоре выяснилось, совершенно не имел представления, каким образом это делать. Лепешка у него развалилась. Но есть ее все равно пришлось.

Когда мы садились завтракать, начался ветер, затем закапал дождь, а к концу завтрака пошел снег.

Вскоре после завтрака подошла наша машина, и с ней прибыла долгожданная кастрюля. Наши товарищи, как сообщил шофер, решили нас порадовать и прислали не пустую кастрюлю, а наполнили ее всякой вкусной снедью.

Однако оказалось, что кастрюля успела съездить в Ош и вернуться обратно. За это время положенные сверху конфеты превратились в бурую жижу, среди которой плавали конфетные бумажки, а ниже лежавшие соленые огурцы от долгой дороги и жары покрылись плесенью, похожей на длинную шерсть. Ничего не оставалось другого, как вытрясти все гостинцы и получше вымыть кастрюлю.

Когда мы тронулись к Заалайскому хребту, снег все густел, начиналась пурга, температура падала.

Из Сарыташа, где стояли наши палатки, мы выезжали поздней осенью, а на северных склонах Заалайского хребта, куда мы приехали, уже была настоящая зима.

Под склонами Заалайского хребта, где мы выгрузили вещи, снег покрывал уже все. Шофер, предварительно сплюнув, пожелал нам счастливо загорать и исчез за снежной пеленой.

С большим трудом мы расставили Платку, забрались в спальные мешки и с горя заснули. Все равно ничем заниматься было невозможно. Снегопад и к вечеру не прекратился. Продрогшие, не вылезая из мешков, мы догрызли утреннюю лепешку и, прислушиваясь к хлопанью палатки и вою ветра, долго лежали, не засыпая.

11сентября.

Девять утра. Перспективы становятся все мрачнее. Снегопад не прекращается, возле палатки глубина снега около 35 сантиметров. За короткий срок такой снег не стает, а мне нужно во что бы то ни стало хотя бы вчерне выяснить характер растительности на северных склонах Заалая и хоть приблизительно установить ее верхнюю границу.

Четыре часа дня. Снегопад прекратился, выглянуло солнце, кое-где снег начинает подтаивать. Но посмотрим, что будет завтра. Наконец-то опять поели горячего. После почти полуголодных суток и наш традиционный суп с консервами показался прекрасным.

12 сентября.

Снег покрывает все северные склоны Заалая, и хотя кое-где немного подтаивает, но это здесь внизу, в долине, а наверху он уже не сойдет.

Отары поспешно уходят с этой стороны Алайской долины на южные склоны Алайского хребта, где снега меньше, где животные могут раскопать снег копытами и добраться до травы. Оттуда ближе и к перевалам, ведущим в теплые низины.

Я пересек широкий галечник, на котором снег почти стаял, и стал подниматься на склон Заалайского хребта.

Снега почти везде около полуметра. Только по гривам и наветренным склонам, откуда он сдувался ветром, немного меньше. Мне примерно удается установить характер растительности, хотя для этого часто приходится раскапывать снег, чтобы добраться до травы.

Я шел очень медленно, снег был глубок и идти вверх по склону становилось все труднее. Когда в одну из остановок я, отдышавшись, осмотрелся, меня ожидал сюрприз.

На склоне, выше меня, я увидел двух медведей. Они стояли неподвижно, смотря в мою сторону, причем один почему-то чуть-чуть покачивал головой. По-видимому, они были голодные, потому что здешние медведи никогда не подпускают к себе близко и всегда уходят от человека.

«Надо поучить их бегать», – подумал я и, подняв ледоруб и размахивая им, закричал что только у меня хватило силы. Однако мишки оставались почти неподвижными, и только один из них – тот, который качал головой, – немного переступил в сторону и остановился.

Я закричал опять и, размахивая обеими руками, сделал несколько скачков в сторону медведей. Но когда они и после этого не испугались, то пришла моя очередь пугаться.

Стало ясно, что нужно уходить, и уходить поскорее, а то с одним ледорубом против двух медведей воевать не приходится.

Я повернулся и нарочно медленно пошел вбок по склону. Было очень трудно идти медленно и не оглядываться. Когда я оглянулся перед поворотом, то увидел, что медведи все так же стояли на старом месте. Мне стало немного веселее, но как только они скрылись из моих глаз и я оказался невидим для них за поворотом, то так припустил вниз по склону, что через десять минут оказался далеко внизу. Через два часа поднявшись на другой склон, я по цепочке следов легко нашел два черных силуэта.

Нет, они не ушли в горы, их следы даже немного спустились и шли поверх моих, но затем поворачивали в сторону.

Я ясно видел в бинокль, как возле небольшой гривки опять неподвижно стояла флегматичная пара. Они смотрели в долину и, по-видимому, соображали, где бы перехватить чего-нибудь. Они явно были голодны и явно в очень плохом настроении.

Но снег покрывал все: не было ни кореньев, ни рыбы, ни сурков.

С огромным напряжением я проминал себе дорогу в сугробе, все поднимаясь по склону. Мне было необходимо хоть приблизительно определить верхнюю границу растительности, я не мог откладывать этого на будущий год. Иначе моя рекогносцировка оставалась неполной. Приходилось то разметать снег ледорубом, то отыскивать части склона, где снег был сметен ветром.

С большим трудом к четырем часам я достиг ближайшего гребня, имеющего высоту 4600 метров. Я был выше границы растительности – это удалось установить совершенно точно. За день я поднялся только на 1200 метров, но совершенно выбился из сил: у меня от усталости дрожали ноги, а руки замерзли настолько, что с трудом держали ледоруб. Только зная растительность окружающих горных хребтов, я мог хоть примерно наметить пояса растительности здесь, на северном склоне Заалая. Конечно, моя рекогносцировка, проведенная в таких условиях, ничего серьезного не давала. Но ничего другого сейчас нельзя было сделать.

Мне стало ясно, что на этих склонах уже наступила зима, снег в этом году не стает и нужно быть довольным тем, что удалось выяснить. Как медведь, застигнутый внезапной зимой, так и я стоял, с грустью смотря вниз на покрытую снегом долину.

Лето кончилось.

Налетел резкий, пронзительный ватер, поднимая тучи снега, закурились поземкой ближайшие вершины. Как огромный ледяной вал, поднимался надо мной Заалайский хребет.

В молчаливом покое уходили в синее небо ледяные вершины, светило яркое солнце, и тогда, когда ветер на минуту прекращался, можно было слышать такую удивительную тишину, которая живет только здесь, среди снегов и ледников.

Я повернулся и пошел вниз по склону. Идти было трудно. Я часто спотыкался и падал.

И все время думал о том, чтобы не поломать себе ноги на камнях, прикрытых сверху сугробами.
           Было очень холодно.

                ***********

      Я прОшу пробАчення -
      за моє небАчення,
      та за прмилкЫ -
       що йдуть вид рукЫ -
       що ЙЭ набырАе -
       бо ж - ЗОРу нэМАе!
    ВИК: ДонЭцьк: 4 вЭрэсЭня сентября 2017-го: