Праздник

Вместо предисловия.
Честно признаюсь, давно рассказ этот написан, но всё думал, стоит ли его публиковать или нет? Грустный он, по своей сути. И изменить тут ничего нельзя, так и живёт зачастую наша деревня. Народ наш, русский, прекрасный народ. Те, о ком я пишу, последнее отдадут, единственным куском хлеба поделятся, и всё же...
Лучше всего об этом сказал Бунин. "Народ наш, что дерево. Он то икона, то дубина. В зависимости от того, кто это дерево обрабатывает. Сергий Радонежский, или Емелька Пугачёв". Сам из него вышел.

У соседа моего, Витьки опять пьют. Сегодня повод для этого серьёзный.  А пьют потому, что у его жены, Шурки, которая работает уборщицей в сельском клубе, первый день отпуска. Ну, и день Защиты детей рядом. Дети это святое.
С утра уже началась суета. Пьют-то не семейно, а всей улицей. Пришел кум Мишка Карпачёв с женой Настькой. Приехала на "Ниве" кума Ленка. Отчаянная могучая баба, большая любительница выпить и подраться. Мужа своего, Олега, не взяла. По селу
давно уже ходили злые слухи, что Олег-то Витькину Шурку в колхозный сад возит. Вроде бы Ленка там их и поймала на месте преступления, в интересном положении. Вроде как и побила. Правда то, или нет, не знаю. Я им свечку не держал, но Олега она с собой на праздник не привезла. С Шуркой же, помирилась. И то, что злобу таить? Говорят же: "что за кума, коль под кумом не была?" Сколько можно обижаться? Пришел Вовка Мурманский, как всегда, в камуфляже век не стиранном и в рваных кроссовках. Сестра Шуркина, Машка, с мужем Димкой, тоже явились. Да они и живут через забор, рядышком. Пашу Очкарика, тестя Витькиного, не позвали. Во время охоты перепил здорово. Страдает, болезный.
Витька с Мишкой на своей раздолбайке смотались в магазин. Купили помидоров, луку, хлеба и четыре ведерка шашлыков. Своего мяса пока нет. Не сезон резать. Заодно и к бабке Сапрыкиной за самогоном съездили, набрали с запасом. Мариновали шашлыки в
кефире, чего лично я, категорически не приемлю. Но им нравиться. Шуркин брат Алёшка, вместе с Вовкой мангал начали кочегарить. Углей-то вволю, Мишка углежегом работает.
Там у соседа - пир горой,
И гость - солидный, налитой,
Ну а хозяйка - хвост трубой -
Идет к подвалам,-
В замок врезаются ключи,
И вынимаются харчи;
И с тягой ладится в печи,
И с поддувалом.
Меня тоже пригласили. Но это из вежливости. Каждый год зовут, зная, что откажусь. Им со со мной не интересно. Четырнадцать лет не пью, а на праздники не стремлюсь, наперед знаю, что там будет и в какой последовательности. Да и приболел я что-то. До конца не отхворал.
А у меня - сплошные передряги:
То в огороде недород, то скот падет,
То печь чадит от нехорошей тяги,
А то щеку на сторону ведет.
Во дворе ставят крепко сбитые козлы, на которые кладут серые, неструганные доски. Из сарая выносят длинные тяжелые лавки.
Пока бабы таскают посуду и накрывают на стол, мужики успевают пару раз приложиться к стопкам. На них покрикивают, но это так, для порядка. На столах изобилие. Отварная картошка, свежая редиска, зелень, только что с огорода. Глубокие миски со сметаной, домашний сыр, свойское масло. У Витькиной матери корова, всех кормит. Яйца вареные, сало, горками огурцы с помидорами, покупные и соленые. Хлеб нарезанный большими ломтями, тоже, как магазинный, так и домашний. Караси жаренные в сметане, они еще утром, в пруду плескались, куски колбасы, селёдка, банки с компотами. Чего тут только нет! И самогон, перелитый в заводские бутылки с винтовыми пробками, а рядом стаканчики - граненые и обычные, стопочки. Вина тут почти нету. Не любят его в деревне. Разве что детишкам плеснут, тем, что постарше.
Ох, у соседей быстро пьют!
А что не пить, когда дают?
А что не петь, когда уют
И не накладно?
А тут, вон, баба на сносях,
Гусей некормленных косяк...
Но дело даже не в гусях,-
А все неладно.
Садятся за стол разом, глотая слюну, потирая ладони. И тут появляются шашлыки. Неважно, на шампурах ли они, или уже выложены на большие блюда. Главное, что горячие, прямо с углей, а там Алёшка с Вованом новые порции до ума доводят.
Корявыми руками (век мой их, не отмоешь), в трещинах, с черными ногтями, похожими на копыта, хватают стаканы с прозрачным ядрёным самогоном, льют в пересохшие горла, переводят дыхания и в открытые рты кидают куски горячего мяса, которые тут же проваливаются в обожженные желудки. Манер тут не соблюдают. Чавкают, кости швыряют под стол собакам. Жирные руки вытирают об штаны, в лучшем случае об лавку. Лица краснеют, покрываются обильным потом. За женщинами, само собой, никто
не ухаживает, да и друг другу никто ничего не предлагает. Берут все сами, хоть и тянутся через весь стол. Когда первый голод и жажда выпивки утолены, мужики закуривают и начинаются разговоры. Первое слово, конечно же, у хозяина. Довольный, разомлевший Витька, начинает хвалиться. Он рассказывает, какой он умелый, какие у него планы на будущее и о чем он мечтает. Все слушают не перебивая.
Сосед орет, что он - народ,
Что основной закон блюдет:
Что - кто не ест, тот и не пьет,-
И выпил, кстати.
Все сразу повскакали с мест,
Но тут малец с поправкой влез:
Кто не работает - не ест,-
Ты спутал, батя!
Обычно в это время с каким-нибудь замечанием влезает Шурка. Глупая и вздорная баба. Не первый раз уже, а все никак не научится. Витя пристально смотрит на нее маленькими злыми глазками из-под колючих бровей, а потом, быстро, почти без
замаха, бьёт шишкастым кулаком. Бьет через стол, мгновенно и крепко. Куда попало. В глаз, в ухо, челюсть. Так, что Шурка как сноп валится из-за стола. Лишь только ноги мелькнут. Поднимется она, сходит умоется, и опять за стол, пить дальше. За нее никто не заступится. Сама виновата - не лезь в разговор, не перечь мужу. А что врезал, ничего страшного, имеет право поучить вздорную бабу. Витька же как ни в чем не бывало продолжает речь. Когда он выскажется, начинается гвалт. Говорят и похваляются все. Каждый хочет показаться умным и рачительным. Даже Вовка Мурманский, у которого за душой сроду ничего не было, кроме рваного камуфляжа и разбитых кроссовок. Сомневаться нельзя. Смертельно обидишь говорящего. А за это, сами понимаете...
Включают на полную мощность магнитолу в машине. Ставят какую-нибудь попсу и начинаются пляски. С топотом, с хлопками, со свистом. Чтобы пыль столбом, чтобы шум на всю улицу. Медленные танцы здесь не в чести. Только пляски.
Потом пошли плясать в избе,
Потом дрались не по злобе,
И все хорошее в себе доистребили.
Да. Потом дерутся. Обязательно. Еще ни одна пьянка без этого не обошлась. Обычно сидит кто-нибудь, бычится, наливается мутной злобой, а потом поворачивается к соседу:
- Ты кого на "уй послал?
Кто послал, кого послал, когда - это уже неважно. Вопрос задан. И пока сосед пытается понять, что к чему, следует удар по морде.
Вскакивают и дерутся все. Включая женщин. Причем, дерутся родственники, друзья, соседи. Неважно из-за чего. Дерутся люто. Разбивают носы, головы, рвут рубахи, бьют ногами. Хорошо. если еще до кольев не дойдет. И так увечья бывают. Причем, бабы не отстают. тоже дерутся, с матюками, на кулаках. Кончается драка обычно тем, что кого-нибудь изгоняют из застолья. Не обязательно зачинщика. Главное, что все его определяют виновным, непонятно в чем. Он уходит, сопровождаемый женой, изрыгая проклятья и угрозы в адрес хозяина, клятвенно обещая, "больше ноги тут не будет". Какое. не будет. Уже утром придет похмеляться.
Успокоются, утрут разбитые носы и губы, умоются и снова за стол. Пьют, тычут сигареты в солонки вместо пепельниц, гасят их в мисках с едою и снова пляшут. Если упадет кто на землю, упившийся, то оттащут в сторонку, чтобы не затоптали пляшущие, но скоро и на это сил не будет. Выключат магнитолу, плачут от жалости к самим себе и орут пьяные песни типа: "Есаул, есаул, что ж ты бросил коня" или что-то совсем тоскливое. Обнимаются, целуются, клянутся в любви и дружбе, пока не уведут домой жены, или не уснут мордой в салате.
Наутро там всегда покой,
И хлебный мякиш за щекой,
И без похмелья перепой,
Еды навалом,
Никто не лается в сердцах,
Собачка мается в сенцах,
И печка - в синих изразцах
И с поддувалом.
Утром соберутся все снова. Опухшие, мутные, стонущие. Сядут за тем же столом, опохмелятся, и начинают вспоминать вчерашние приключения, когда полегчает. Но уже как-то тихо, спокойно, без лишних эмоций. По доброму.
И так всегда. Новый год, 23 февраля, 8 марта, Пасха, День Победы, дни рождения. Любой праздник. Всегда одно и тоже. Какая жизнь - такие и развлечения. Да они и сами это прекрасно знают. Так и говорят:
- Заибало все. Как мы живем? Овечки - бе-е-е! Свинки - хрю-хрю! Коровка - му-у! Куда от этой жизни денешься? Никому-то мы не нужны, никому до нас дела нету, разве что вспоминают, когда урвать что-то хотят. А хочется жить-то по человечески...
Эх, слова, слова... Иногда мне кажется, что и через сто лет ваши потомки также будут пить, драться и плакать под этими же заборами.
Вот только почему-то мне жалко их. До слез жалко.

P.S. В рассказе использованы фрагменты стиха Владимира Высоцкого "Смотрины".