Марья Ивановна

Тихое июньское утро. Колеблются голубые ситцевые занавеси на окне. В кроватке проснулась трехлетняя девочка. Открыла глаза и смотрит на солнечные блики, что дрожат и переливаются. Девочка лежит неподвижно: удивлена. Кажется ей, что не спала вовсе, только закрыла глаза и открыла, а ночь прошла. И так всегда. Папа сказал, что иначе и не может быть. Солнышко начинает светить, потому что просыпается замечательная папина дочка, изумительная Марья Ивановна. Он всегда так ее величает, и она не признает другого имени. Поразмыслив, Марья Ивановна переворачивается со спины на живот и сползает с кровати. Не удается сразу попасть ногами в тапочки, аккуратно поставленные рядом с кроватью, поэтому девочка снова взбирается на постель и опять сползает. Во второй раз попадает в один тапочек, а в два тапочка сразу — только после нескольких попыток. Обувшись, таким образом, идет к зеркалу причесываться. Это Марья Ивановна любит. Она старательно водит расческой по волосам, иногда забывая, в какую сторону вести: рука нерешительно замирает. После причесывания волосы становятся дыбом, «дубом», как говорит сама Марья Ивановна. Положив расческу, выбегает на крыльцо:
— Бабушка! Я уже встала.
— Доброе утро, моя умница, — улыбается бабушка.
Умница усаживается за столом под вишней. Бабушка бросает полоть грядки, моет у колонки руки. И вот бабушка с внучкой завтракают, едят манную кашу. «Машину кашу», как называет папа. Помыв посуду, бабушка спрашивает: «Займемся делами?» Внучка озабоченно кивает. Еще сидя за столом, она заинтересованно оглядывала двор, сад и огород. Первым делом, надо заглянуть под крыльцо. Девочка опускается на коленки и наклоняет голову. Влажно и темно. Проползла какая-то вялая букашка и спряталась в щели. Пробежал муравей. А главный обитатель все не показывался. Марья Ивановна начинает палочкой ковырять землю, усердно, в разных местах. Ага! Вот он где! Розоватый червяк высовывает часть своего извивающегося тела.
— Червячок, иди сюда, иди, не бойся, — вполголоса уговаривает девочка.
Но червяк, выглянув, еще глубже зарывается в землю. Слегка опечаленная, Марья Ивановна идет туда, где растет горошек, срывает стручок, потом отщипывает перышко лука, съедает и морщится. После обхода огорода Марья Ивановна начинает строить дом в песочнице. Построив, расставляет в нем мебель. Здесь будут жить две куклы, Надя с Катей, и собачка. Надя с Катей сидят за столом, а собачка лежит у порога. Девочки непослушные, балуются и падают. Зато собачка ведет себя хорошо, лежит спокойно. В награду за это Марья Ивановна берет ее на прогулку. Они гуляют по дорожке — от крыльца до калитки и обратно. Вдруг отворяется калитка и входит папа. Марья Ивановна заспешила к нему навстречу, а собачка у нее на руках стала лаять.
— Что это, дочка, ты гавкаешь на меня? — спрашивает папа, улыбаясь.
— Это не я, это моя собачка лает.
— Извини, не понял.
Папа подхватывает Марью Ивановну и сажает на плечо. Они идут к столу под вишней.
Садясь, папа опускает дочку на колени. Она приближает свое лицо к его лицу и шепчет:
— Глазки опять не отмыл?
— Опять.
— Это уголь не отмывается?
— Он самый.
Идет бабушка с кастрюлей борща. Марья Ивановна бежит в кухню, приносит две тарелки и две ложки. Папа без дочки, один, обедать не любит. А борщ вкуснее, если есть его вдвоем. Покончив с обедом, девочка говорит:
— Теперь мы пойдем куда-нибудь, да?
Отец прижимает растрепанную головку к своему лицу и просит:
— В другой раз… ладно?
Дочке так хорошо в отцовских руках, настаивать и обижаться нет сил. Она вздыхает: «Ладно уж».
— Пойдем со мной к тете Вере, — предлагает бабушка. — Только платье чистое надень.
В чистом платье выходит Маша с бабушкой на улицу. Им надо пройти мимо шести дворов. В седьмом их встречает лаем Жанка, но смолкает, узнав. На крыльцо выходит тетя Вера и уводит бабушку в дом. Марья Ивановна подходит к Жанке, та виляет хвостом. Из конуры, любопытствуя, выглядывает толстый щенок. Марья Ивановна вытаскивает его и садится на крыльцо. Щенок светло-коричневый, лапы белые. Девочка гладит, гладит щенка, но этим жестом невозможно выразить охвативших ее чувств: восхищения и умиления. Она наклоняется к его носу, но тут бабушка появляется и говорит:
— Нельзя. Собак не целуют.
— Они лижутся, — отвечает внучка. — Можно, я его лизну?
— Еще чего выдумала! Пойдем-ка.
На улице тихо. Смеркается. Людей мало, и они идут, как в полусне. Бабушка шагает медленно, внучка еще медленней. Их обгоняют мужчина с мальчиком и женщина с ребенком на руках. Мальчик бежит, подпрыгивая, то забегает перед родителями, то отстает от них.
— Не крутись под ногами, — раздраженно говорит отец.
Мальчик не слышит, засмотрелся на Марью Ивановну, на ее красивое платье. И она смотрит на него, с интересом. Он поднимает палку и, проходя мимо забора, извлекает звуки из штакетника. Оглянувшись на грохот, отец схватил мальчика за волосы. Тот вывернулся, побежал, но, споткнувшись, упал. Марья Ивановна остановилась. На уровне ее глаз мелькает огромная нога в ботинке. От удара мальчик перекатывается по земле.
— Бабушка! — взывает Марья Ивановна.
— Ты что это, изверг, делаешь? — кричит бабушка мужчине.
— Иди себе, а то сама получишь, — отвечает мужчина. — Он мой, как хочу, так и учу.
— Твой? Нет, он не твой! Он сам по себе человек. Да что с тобой говорить!
И обращается к женщине:
— А ты куда смотришь? Мать ты или нет?
— Нервный он, — заступается женщина за мужа.
— Нервный? — переспрашивает высоким голосом бабушка. — Я пятерых вырастила одна и ни одного из них пальцем не тронула. Не нервный он, а скверный.
Мальчик всхлипывает, вытирает ладонью нос, пытаясь остановить кровь. Мужчина ведет его дальше, держа за плечо. Пригрозив вослед милицией, бабушка берет на руки плачущую внучку. Заслышав плач дочери, выходит из калитки папа. Он встревожен, потому что дочка плачет редко, а теперь еще и так горько. Бабушка начинает взволнованно объяснять.
— Ладно, мать, я понял, не надо подробностей.
Он несет дочку в дом, усаживается с нею перед телевизором. Минут через пять Марья Ивановна говорит: «Кино неинтересное». — «Ну, давай выключим». И в доме становится очень тихо. Только слышно, как бабушка что-то говорит озабоченно маме вполголоса. Потом приходит и зовет внучку. На веранде стоит корыто. Марья Ивановна вздыхает и снимает платье. Бабушка начинает поливать ее теплой водичкой, обливает-поливает долго.
— Вот и смыли весь испуг, — говорит в конце, укутывая Машу большим полотенцем.
Отец унес девочку в постель и сказал, как всегда: «Спи!» Она закрыла глаза: пусть видит, какая послушная дочка у него. Папа погладил ее по голове, посидел. Пришла мама поцеловать.
— Мама, почему, когда мы ложимся спать, темно, а когда встаем, светло?
— Потому что ночь проходит, когда мы спим.
— А если мы не будем спать, она не пройдет?
— Не пройдет. Поэтому надо быть хорошей девочкой и постараться заснуть.
В спальне она сказала мужу: «Успокоилась, кажется». А немного времени спустя, они услышали тихое всхлипывание.
— Ну, что ты, малыш? — спросил папа, присев на кровать.
— Я боюсь. Дядя его убьет.
— Не убьет, что ты.
— Да! Он сказал.
— Это он так. Не посмеет.
— Ему не позволят?
— Конечно.
— Милиционер не позволит?
— Да.
— Папа, а если ты меня побьешь, тебя тоже милиционер заберет?
— Заберет.
— Смотри, не дерись.
— Ну, Марья Ивановна, убила! Вот она какая, о себе заботливая. Так ты хочешь, чтобы меня в тюрьму посадили?
— Нет.
— Ну и на том спасибо, моя прелесть. Теперь — спать.
— Папа, — взмолилась Марья Ивановна, — возьмите меня к себе. Я тут не засну. Я не засну ни за что, и ночь никогда не кончится.
 
1971