Танцплощадка юности

   
 Раньше мы спокойно ходили на лыжные прогулки с дочкой Иринкой, я её подгонял. Только входили в лес, она начинала доставать из моего рюкзачка съестные припасы, запивая их из термоса. Ни на какие горы мы не лазили, а однажды с ветки тальника, сняли красивую гусеницу, разноцветную лохматую. Принесли домой в спичечной коробке и стали ждать, когда из неё появится красивая большая бабочка. Примерно через месяц, дочка встретила меня с криком, - «Посмотри папа, что получилось»?

   Я открыл коробочку, на дне которой перекатывалась куколка. Бордового цвета, величиной чуть больше горошины, овальный кокон. Через линзу большого увеличения было видно, что поверхность этого кокона, как бы намотана из одной длинной нити, прочно склеенной между витками, без всяких зазоров. Он был лёгкий, явно с полостью внутри, трясти мы его не стали, боясь повредить. Время от времени дочка, докладывала мне о том, что ни какого изменения не произошло, но потом мы забыли о нём совсем.

    В конце весны, в ту пору, когда начинают мыть окна, на подоконнике, нашли мы свою коробочку, открыли, но к нашему великому разочарованию, вместо красивой бабочки увидели двух небольших мушек. Ни чем не примечательных мух, серых как мои любимые брюки. Тут же их выпустили через уже помытое открытое окно  на улицу. Свежий ветерок подхватил их и унёс в сторону детского сада, где было много тополей, с уже раскрывающимися листочками, которые разносили свой горьковатый запах на всю округу.

    Я любил этот запах тополей с юного возраста, отчий дом стоял  почти у самого сада карандашной фабрики. Высокий забор, огораживающий, территорию сада убрали, не то из-за ветхости, не то за не надобность, даже «эстраду», - сцену с крышей в четверть купала сферы, сломали, она представляла опасность. Оставалась только танцевальная площадка с высоким забором из штакетника и притороченная к ней длинная будка, без одной стены, где обычно на лавочках, располагался духовой оркестр. Как сейчас помню, днём прошёл дождь, но к вечеру уже почти всё просохло.

    Лёгкий ветерок шумел в кронах высоких тополей этого сада уже давно, но потихоньку стихал, донося до нашего дома лишь дурманящий запах совсем недавно распустившихся тополиных листьев. Вдруг в этом бывшем саду, а ныне просто в сквере, вспыхнул свет неизвестно откуда, взявшихся гирлянд электрических лампочек, развешанных прямо на высокой ограде из штакетника. Тени людей начали двигаться в этом освящённом, ещё недавно спящем пространстве, издавая не громкие, но необычные звуки, то стук, то звон, и даже завывание.

    Потом всё на минуту стихло, неожиданно грянула музыка духового оркестра. Громко весело задорно, её звуки медленно растекались на все четыре стороны по слабо освящённым улицам и пропадали уже где-то там, на расстоянии двух кварталов. Навстречу льющийся музыки, стекались как ручейки люди, кто вдвоём, а кто и целыми группами, вроде как посмотреть, но на самом же деле нарядные, так на всякий случай.

     Вышли даже старики и старушки, в своих душегрейках, и калошах с шерстяными носками, они,  конечно, не пошли на звук музыки так далеко, их больше интересовал вопрос, кто пошёл, на зов труб духового оркестра. Они здоровались с проходящими мимо людьми, потом перебегали, если можно было так сказать, к старикам,  соседям, обсуждая, кто из их знакомых уже прошёл мимо них, а кого они не видели. Это уже потом устав от беготни, и усевшись на лавочки свои, но лучше соседские, с соседями вместе.

    Обсуждать в кромешной темноте, кто прошёл пьяный, куда это направилась невестка одна, или о том, как хорошо выглядит вдова, которая не засидится в девках. Один только я ни куда не пошёл глазеть, сидел, задрав ноги на подоконник, дышал тополями и слушал музыку, даже то, что эти не опытные музыканты, часто сбивались, мне нравилось. В этом была, какая то прелесть, оркестровой ямы, в которой музыканты пробуют звучание своих инструментов.

   Это же был не профессиональный оркестр, а самодеятельный, его даже так нельзя было назвать, были просто людьми любившие музыку. У них это было, - Хобби, встречались они только на похоронах, среди них был старший, не обязательно по возрасту, как правило, ближе всех находящийся к профессиональным музыкантам. Услышав о чьей-то смерти, этот старший предлагал свои услуги родственникам покойного, а в то время, хоронить с музыкой считалось очень достойным мероприятием. Вот так и проходили репетиции сводного духового оркестра, самыми большими выступлениями были демонстрации и вечера в клубах и на танцплощадках.

   От тополей детского сада пахло совсем не так как в юности, деревья были не столь большими, а ещё запах перебивался газами с завода «Эмальпровод», который находился менее чем в квартале от нашего кооперативного дома. Когда мы только заехали и включили новенький холодильник, пришлось его выключить почти сразу, складывалось впечатление, что горит его обмотка. Мы долго принюхивались к белоснежному агрегату во включённом и выключенном состоянии, прислонившись щекой к полу и разворачивая и переставляя его, на разные места.

  Убедившись, что ничего не помогает я вышел на балкон, о боже! Во всём микрорайоне стояла мутная дымка, и пахло сгоревшей изоляцией, как будто сговорившись, объединились холодильники всех стран и сгорели, назло не объединившемуся  пролетариату. Это дымили десятки труб на крыше завода «Эмальпровод», уже потом, через много лет, я узнал причину такого выброса.

  Сразу после покрытия лаком провода проходят сквозь печи, где лак запекается, при этом отходят летучие составляющие лака, то есть почти такой же лак, но в газообразном состоянии. Устремляясь в вытяжные трубы, он конденсируются, превращаясь в густую смолу, которая всё время нарастает и нарастает, сужая проход этих труб. Уж не знаю специально или случайно происходит воспламенение этих труб, а под действием вентиляции все продукты горения выходят в атмосферу, производя впечатления горящих холодильников.