ЦРБ Сальян

По распределению, в Центральную Районную Больницу Сальянского района я попал совершенно случайно, так сказать волею судьбы. В наше время, после окончания мединститута и прохождения интернатуры, каждый счастливый врач-новобранец получал путевку в провинцию на долгих три года. Это была своеобразная ссылка, особенно для тех, кто всю жизнь прожил в городе и не очень был осведомлен о прелестях провинциальной жизни. Перспектива застрять в провинции на три года была пугающей. Везло лишь тем, кто к тому времени успел обзавестись семьей или имел хорошие связи, позволяющие увильнуть от ссылки в район. Видимо по этой причине, большинство наших сокурсниц поспешно выскочили замуж. Жениться я тогда не собирался, отягощающих обстоятельств у меня не было, поэтому я с ощущением обреченности и безысходности, побрел на встречу с комиссией по распределению, предварительно хорошенько повторив карту Азербайджана, дабы не спутать районы, по степени их отдаленности от столицы.
Председателем комиссии был тогдашний ректор мединститута. Наступила моя очередь, я подошел к столу на ватных ногах, надеясь на чудо и благосклонность ректора, ведь показатели учебы у меня были достаточно хорошие.
- Что ты хочешь? Сказал он грубо и с некоторой издевкой.
Я робко, почти шепотом - Ближайший район, если можно..."ваше благородие" или "ваше величество", а может добавить "ваше преосвященство", это так мысли.
Почему-то снова грубо, как будто подаяние - Выбирай, Хачмаз, Шемаха, Сальян. Быстрее, люди ждут! В мозгу мгновенно всплывает карта, так, так Шемаха там горы, Хачмаз вроде тоже, зимой сложно будет, до Сальян 120 км, дорога ровная. -Давайте Сальян! Фу ты, черт! Вроде пронесло! Ректор -Значит так, слушай сюда! Едешь в Сальян, есть место в отделении неврологии. Радуйся, тебе еще повезло! Вот так я и попал в Сальян.
Если мне не изменяет память, был август 1988 года. Собрав личные вещи в сумку, на старенькой отцовской "трешке", я совершенно нехотя, покатил на встречу неизвестному Сальяну, встреча с которым не особенно входила в мои планы. Сальян встретил меня ужасной жарой и распростертыми железными воротами больницы с железной аркой, на которой была приварена дурацкого вида змея блюющая в чашу. Охранник лениво махнул рукой и узнав кто я, пропустил во двор больницы. Здание больницы больше напоминало санаторий-профилакторий, весь фасад был усеян балкончиками, однако побелка была свежая. Зайдя внутрь, я несколько ужаснулся, несмотря на посещение старых бакинских больниц, здесь царила провинция! Все стены в побелке, благо у врачей и персонала халаты тоже белые, пол деревянный, местами окрашен то ли коричневой, то ли красной краской. В палатах тоже самое, а главное железные армейские кровати образца 1937 года, войлочные одеала-покрывала серого или синего цвета с неизменными "адидас" полосками белого цвета. Видимо в СССР все было унифицировано, больницы, казармы, зоны, везде одна и та же мебель и постельные принадлежности. Сальянская больница из рядя вон не выходила.
После знакомства с Главным врачем и заведующим отдела кадров, поднимаюсь на третий этаж в отделение неврологии. Захожу в кабинет заведующего и вижу сидит Луи де Фюнес собственной персоной, только почему-то в белом халате и колпаке. Заведующий оказался ростом выше, но та же мимика, комичность и добродушность. После некоторых расспросов, поинтересовался где я буду жить. Сказал, что есть семья, которая обещала моим родственникам приютить меня на пару дней. Луи сказал, что у него есть квартира в 5-ти этажном доме, за символическую плату, правда с неоконченным ремонтом и что после работы мы можем ее посмотреть. Я конечно же согласился, ведь врачей по распределению никто не обеспечивал жильем.
Квартира оказалась действительно с очень неоконченным ремонтом, но главное была вода и собственный санузел, правда с азиатским унитазом. Тогда я не знал, что европейские унитазы там не пользуются спросом и что об этой роскоши мне придется надолго забыть. Выбора не было, пришлось соглашаться, пожав предварительно руки и сделав восторженное от удовлетворения лицо.
После этого я поехал на встречу с семьей, о которой мне говорили мои родственники. Они оказались милейшими и гостеприимными людьми, которые накрыв стол, с утра ждали моего приезда. Жили они в старом одноэтажном доме с верандой и располагающейся на ней летней кухней.
Большая семья состояла из отца, уникальной личности, музыканта, аккордеониста и кларнетиста, к моему удивлению, окончившему московскую консерваторию и всю жизнь игравшему на районских палатка тою, мать - заводной волчок, вся в домашних делах-хлопотах, старший сын, музыкант-кларнетист, на пару лет старше меня, сравнительно недавно женившегося, с 12 лет гастролирующего по деревенским свадьбам, младший брат клавишник, вместе с братом участвующего на всех свадьбах, еще у них была старшая сестра, живущая с мужем неподалеку, средний брат учился в Баку и наконец беременная невестка.
Семья, как я понял в последствии, дружная и приняли меня как родного, за что я им по сей день благодарен.
Выделили мне гостевую комнату, это самая большая комната, со всякими коврами, искусственными цветами, хрусталем и всякой другой роскошью тех лет. Мне было оказано большое уважение, моим здесь размещением и дальнейшим проживанием.
Я быстро сдружился со старшим сыном, так как он был немногим старше меня и дружу с ним по сей день. Именно он, после моего недолгого проживания в недоремонтированной квартире заведующего, был инициатором полного переезда в их дом. Притом что квартплату с меня брать они категорически отказывались. Конечно же жить в семье мне было более комфортно, чем в заштукатуренной пещере. И я не долго сопротивляясь, согласился.
В больнице, после некоторого времени адаптации, мне стали давать больных и даже в последствии выделили палату.
Сальянский район был одним из хлопкосеящих районов республики. Население, особенно женщины, в период сбора хлопка, много времени проводили в согнутом положении на хлопковых плантациях, так же не чурались переносом тяжестей. Отсюда и проблемы с позвоночником и периферической нервной системой. Основная масса больных в отделении это поясничной или седалищной невралгией. Им прописывали стандартные курсы лечения и физиотерапию. Однако моя хирургическая душа требовала действий, манипуляций, я не имел терпения так долго ждать результатов лечения, желал видеть скорые результаты. Так вот, у меня завалялась старая книженция пятидесятых годов , купленная на барахолке. Вроде называлась "Местная инфильтрационная анестезия" А.В. Вишневский. Быстренько изучив по книге методику анестезии поясничной области и прочитав в каком-то в журнале, что к Новокаину можно добавлять гормоны, для снятия отека и воспаления в периневральной области. Я, на свой страх и риск начал производить поясничные блокады и блокады седалищного нерва. Успех превзошел все мои ожидания, больные поправлялись намного быстрее и не так страдали от болевого синдрома. Заведующий и врач отделения, быстро смекнули преимущества этого метода и попросили меня поделиться знаниями и опытом, которого кстати не было.
После этого отношения между нами стали более дружественными и даже меня стали приглашать на традиционные пятничные застолья на берегу Куры.
Там собиралась вся элита районной больницы, главврач, зам главврач, заведующие и продвинутые врачи больницы и я, скромный врач-распределенец.
В меню застолья обязательно включалась черная икра, это классически аперитив с водочкой, а затем осетрина во всех ипостасях и другие сорта рыб, водившихся в Куре.
Отличительной особенностью сальянского мужского застолья являются не песни, и не пляски, и не вызов музыкантов или еще хуже дам наилегчайшего поведения, нет. Никогда не догадаетесь! После изрядно принятого на грудь спиртного, все мужчины за столом, по очереди, ну кроме меня, ведь я к своему стыду и позору, кроме " El bilir ki, s;n m;nims;n, Yurdum, yuvam, m;sk;nims;n..." и нескольких строк Пушкина, Лермонтова или Есенина, стихов не знал и с выражением декламировать не мог, они же, мои коллеги, как истинные актеры читали стихи неизвестных мне поэтов, иногда пафосно, чаще романтично, а иногда так жалостливо, что некоторые чувственные натуры за столом начинали плакать, а другие еле сдерживали скупую мужскую слезу. Вот такие вот любители поэзии жили в Сальянах в те времена.
В один из дней вызывает меня Луи к себе в кабинет и говорит: Послушай, сынок. Ты хороший человек, грамотный доктор, мы тебя уважаем. Но ты не правильно себя ведешь. До меня дошли слухи, что ты не берешь с больных денег и даже отказываешься от подношений в виде икры или рыбы. Так нельзя! Ты же меня и всех других врачей подводишь. А что если глядя на тебя, они перестанут и нам подносить дары. Ты об этом подумал? Иди работай и больше так не делай.
С того дня я не знал куда мне девать икру и рыбу, так же я не смел отказывался от денежного вознаграждения за мой труд.
Дни проходили однообразно, развлечений никаких, кроме пивного павильона, находившегося в городском парке, в самом центре Сальян. Павильон состоял из закрытой и открытой зон, все зоны были сильно курящими. Но главным развлечением сальянских мужиков было не местное пиво, а габаритная официантка. Официантка была владелицей невероятно большого размера и оригинальной формы ягодиц, чем вызывала сладострастный восторг посетителей пивной. Я так понимал, что многие ходили не пиво пить, а поглазеть на местную достопримечательность.
Когда она появлялась в дверях с тремя бокалами пива в каждой руке, или подносом с вареным горохом и сушеной воблой, весь зал замирал. Глубоко затягиваясь, чуть прищуривая глаза, мужчины разных возрастов, мечтательно и восхищенно провожали глазами проплывавшую мимо и покачивающую безумными бедрами нимфу.
Вечерами, когда не было свадеб, в доме собирался ансамбль народных инструментов, мои домочадцы репетировали, а я слушал весь их свадебный репертуар.
Каждую субботу после работы я уезжал в Баку, наслаждаться городской жизнью и каждый понедельник возвращался обратно. Весь год прошел размеренно и без особых приключений. Затем я встретил свою нынешнюю супругу, мы вскоре расписались и к зиме сыграли свадьбу, на которой кстати, присутствовали врачи из Сальянской ЦРБ.
Так как моя новоявленная супруга была студенткой очного отделения, у меня появилось возможность получить открепление, "взмахнул крылом" и вернулся в родной Баку.
До сих пор с большой благодарностью вспоминаю тот теплый прием который оказали мне жители Сальян, семью в которой я жил, коллектив в котором трудился.