Мистер Игрек Рок. Часть вторая. Глава 15

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
РАДИ КОТОРОЙ ВСЁ И ЗАТЕВАЛОСЬ

1.
Вой Сайнерс мгновенно стих.
- Это Клара, – мягко сказал Мефистофель. – Она из образцов новой людской породы, которую я долгие века выводил, взяв за основу Прокруста. Он был мелковат, оперировал лишь размерами и полагался на единичный случай, а эти вооружены идеей, кромсают массово и так же массово плодят себе подобных, меня уже не утруждая. Обожаю их! Борцы с Жизнью, которые умело внушают всем остальным, что знают, как надо жить! Ха-ха! Но тебя это уже не должно волновать, дорогой доктор. Идём. Я сам провожу до той сцены, где будет разыгран финал. Статисты уже на месте, декорация давно готова, осталось вызвать главных действующих лиц.
Он перешагнул через поджавшего ноги Деказорье, и, кривляясь, как угодливый слуга, поклонился мистеру Року, приглашая следовать дальше за ним.
Странное дело, ни ужаса, ни отчаяния мистер Рок не ощущал. Даже в лицо Мефистофелю посмотрел спокойно, только отступил на шаг, когда тот пожелал взять его под руку.
- Я знаю дорогу...
И пошёл, было, через перекрёсток, но быстро опомнился, вернулся, присел возле Деказорье и прошептал:
- Идём с нами. Это ещё не конец.
- Я не хотел.., – сказал Деказорье, отнимая руки от лица. – Я был уверен, что получится...
- Знаю.Оно и получится.
Мистер Рок помог писателю подняться и снова зашагал через перекрёсток, не обращая внимания на корчившую рожи Сайнерс.
- Молодец! Молодец! – захлопал в ладоши Мефистофель.
Ему удалось подхватить под руку огорчённого Деказорье, и теперь, втроём, они представляли собой вполне мирную группу горожан, которые возвращались с праздника слегка утомлёнными.
- Как сегодня всё получилось-то замечательно! – болтал Мефистофель. – Даже падре, вопреки обыкновению, смог повеселиться и отвёл душу грандиозным поджогом! Жаль, что не сработало. Самопожертвование вещь, конечно, хорошая и против меня очень и очень эффективная, но падре-то ничем не жертвовал! Утром церковь его восстановится, а сам он погрузится в тухлый омут самоанализа, где осознает, что снова был глуп и греховно амбициозен. Ты, дорогой доктор, ещё не видел, а вот господин писатель в курсе, каково тут после праздника. Ха-ха! Писатель у нас теперь ресторатор, хорошо знает, что такое обжорство. А здесь сегодня все обжираются тем, на что угробили свои жизни. Завтра же начнётся понос. Или рвота. Или самобичевание... Выбор богатый. И все осознают, наконец, что они в аду!
- Не все, – мрачно заметил Деказорье.
Лицо Мефистофеля потемнело.
- Все, – сказал он жёстко. – Даже те, кому я позволяю цеплять замки на свои двери. Нельзя отсидеться, делая вид, будто не осознаёшь, что вокруг происходит, и вы тоже обжираетесь, видя людскую породу до самого дна! Наутро художник, из года в год, уничтожает свои картины, доктор бросает опыты, и разве сам ты, всякий раз, не умоляешь меня лишить тебя твоей Книги?!
- Это быстро проходит.
- Конечно! – снова обрадовался Мефистофель. – Людская порода берёт верх, и всё ваше возмущение затягивает обыденностью, как болотной ряской! И хорошо! И славно! И пусть так и будет!
Мистер Рок шагал, едва слушая. Он уже понял, почему бесшабашная уверенность в себе и в том, что всё будет хорошо, не исчезла с появлением Мефистофеля?! Он в полной мере ощутил себя, наконец, Человеком! И, если Деказорье явно отчаялся, то мистера Рока так и тянуло вперёд, чтобы скорее узнать, что же там должно произойти!
Он первым выскочил на площадь перед колодцем.
Выскочил и замер, поражённый тем, что увидал.
Всё пространство вокруг было заполнено жителями Мидегода. Никакой нечисти не было, и взгляд, то и дело, выхватывал из толпы знакомые лица, молча и напряжённо глядящие на него.
Первой, кого мистер Рок заметил, была стоящая немного в стороне, растрёпанная, но по-прежнему прекрасная Сонелея. Яркий, голубой с золотом наряд в нескольких местах оказался разорван, обнажая совершенное по форме тело, но Сонелея наготы не замечала. Она смотрела на мистера Рока с той же печалью, с которой давным-давно прощалась с ним после гибели золотоволосого мальчика.., тоже персонажа, и сына персонажа... не его, и его.., и в сердце поднялась лишь печаль, не горе... Миф, но не жизнь...
Рядом Луисс, с обычной уловкой хитреца ставший в тень, и Ленеоппа с обломками ненужной прялки. Тоже мифы... А, за её спиной Струкроп с набором шаблонов самого подлого зла... Миф ли?
Мистер Рок перевёл взгляд туда, где толпа была гуще.
В первом ряду Валеами. Серьёзный, настороженный. Интересно, чего он ждёт с его вечной востребованностью у людей? Зато вернувший свой гигантский рост Барбер Таруо не ждёт ничего, только ухмыляется... Хотя, нет, глаза бегают, возможно, чего-то боится... Трёвелип Кий свои глаза опустил, не смотрит. Чайки Дрорр полон презрения. Не верит... А вот и Лаенг. Огорчён ли он? По виду не скажешь, на лице обычный интерес учёного. Мебис же похож на воина перед началом битвы. Кажется, у него и щит в руках? Нет, не щит, зеркало... Нет! Картина! А на ней мистер Рок увидел белое лицо в широкополой шляпе с алым... нет, с белоснежным пером!
«Мой рыцарский султан!»
Персонаж...
Но уверенность в душе живая, не выдуманная! И ключ в нагрудном кармане, горячий, словно сердце! И колодец, вот он — никем не загороженный и даже без обычных столбиков и музейных канатов...
Мистер Рок обернулся.
Мефистофель сзади всё так же держал под руку Деказорье, всё так же довольно улыбался... Никто и ничто мистера Рока не сдерживало, и он пошёл к колодцу с видом человека, который знает, что делает. Пошёл, ускоряя шаг, полный решимости отбросить в сторону каждого, кто посмеет ему помешать прямо сейчас, на глазах у всех, взять и прыгнуть!..
Но никто и не пытался. Никто даже не встревожился! Только ожидание на лицах стало ещё сильнее и ещё напряжённее.
Стараясь не обращать внимания на лёгкую тревогу, которую вызвала в душе это всеобщее бездействие, мистер Рок глубоко вдохнул. Оставалась всего пара-тройка шагов, и до колодца можно будет дотронуться...
И тут дорогу ему, наконец, преградили!


2.
Шесть фигур появились неизвестно откуда и встали в ряд на пути мистера Рока.
Три женщины, одна почти старуха, другая помоложе и совсем юная, в которой он сразу узнал Тарри Гаму, потом старик, мужчина средних лет и парень с военной выправкой — все смотрели на него без угрозы, а Тарри Гама, так и вовсе с улыбкой, и все тоже чего-то ждали.
Но чего? Возможно, узнавания?
И мистер Рок узнал!
Он даже попятился, потому что, вспомнив все свои жизни и воплощения, совсем забыл об этих несчастных, (кроме, разве что, девушки), и сейчас, с ужасом восстанавливая в памяти события и обстоятельства, понял вдруг, что не сможет пройти сквозь них, как прошёл когда-то, легко и бездумно, словно по чужому песку с маленькими холмиками незначительных, ненужных жизней!
- Нет, – пробормотал он, отступая. – Не может быть!
- Отчего же? – Спросил возникший рядом Мефистофель. – Вот они, прямо тут, шесть твоих, хе-хе, смертных грехов. И я бы встал для ровного счёта, всё-таки, ты меня обманул! Но не буду, ибо они мне, всё же, не ровня. Хотя, с философской точки зрения.., грех обмана тоже бессмертен, ха-ха!
Смеясь, он обернулся к толпе, словно приглашая посмеяться вместе, и некое подобие веселья по толпе пробежало, но мистер Рок этого не заметил. Он смотрел, не отрываясь, на призраков и вспоминал... Юношу, когда-то убитого в поединке, узнал сразу, и женщину с сурово поджатыми губами, что держала Тарри Гаму за руку, тоже. Её мать и брат, принесённые в жертву похоти... Но стариков, как и мужчину за их спинами, видел впервые, и, в то же время, знал, знал!.. И в тот день знал, когда их убили, и сейчас вспомнил безошибочно.
Струкроп в толпе захихикал.
- Да, да, – кивнул Мефистофель, – их ты попросту отрезал, как лишнее, ради того сада, которым желал облагодетельствовать человечество. В книге о нас с тобой это так душевно описано! Но, согласись, сад ведь был хорош. И тебе в нём тоже было очень хорошо.
- Я был слеп! – отчаянно выкрикнул мистер Рок призракам
- Только физически! – поправил Мефистофель.
- Нет, я всегда был слепым.
- А-ааа, вон ты в каком смысле.., – Мефистофель принял сочувствующий вид. – То есть, ослеплён надеждами, мечтами.., так?
Мистер Рок не ответил.
- И похотью, и трусостью, – продолжил Мефистофель уже без сочувствия. – А ещё самомнением, что лично я охотно приветствую, потому как нельзя чего-то добиться, не признавая себя выше и значимей других. Цели свои ты видел прекрасно, так что, не казнись.
- Простите меня, – прошептал мистер Рок, глядя в лица призраков.
- Не уверен, что этого достаточно, – шепнул Мефистофель. – Здесь-то, наверное, больно?
Он ударил мистера Рока в грудь, и тот вдруг почувствовал такой удушающий стыд, что захотелось закричать и прямо сейчас, немедленно, сделать что-то, что поможет вернуть, исправить, изменить... Но изменить было нельзя, он это прекрасно понимал, и стыд душил его и душил, скручивая, ломая и, с каждым мгновением лишая возможности выносить это дальше!
- Ах, надо было бы надеть костюмчик Струкропа, – делая круги вокруг притворно сокрушался Мефистофель. – Он бы защитил от совести её полным отсутствием и покаяние бы раздавил... Но я и сейчас могу помочь. Хочешь? Только скажи, что хочешь, и я укажу путь к спасению!
- Не могу! Нет! – прохрипел в ответ мистер Рок, давясь и корчась от острого понимая того, что пройти к колодцу, пока там стоят эти призраки, он не в состоянии!
- Чего нет? Не можешь говорить? Или нет сил выносить эти мучения? – пытался заглянуть ему в лицо Мефистофель.
Тарри Гама протянула руки, словно хотела обнять и пожалеть мистера Рока, но мать, стоящая рядом, покачала головой.
Мистер Рок застонал. Согнулся почти до земли, сдавливая веки, чтобы удержать горячие, как лава, слёзы... Нет, девочка больше не спасёт, потому что он её не любил с тем достоинством, которое дарит спасение. А других, желающих помочь ему, среди призраков нет и быть не может...
- Смотри сюда. – в самое ухо прошептал Мефистофель. – Здесь твоё спасение!
Он сам развернул безвольного от мучений мистера Рока к груде свежих, аккуратно обрезанных до нужного размера, досок, возле которых лежал похожий на кувалду молот и огромные штыри-гвозди.
- Достаточно раз и навсегда заколотить этот колодец, чтобы не испытывать никаких мучений. Сделай это, и останешься жить в Мидегоде богатым, облечённым властью и любимым прекраснейшей из женщин! Разве плохо тебе было до сегодняшнего дня? Разве можно сравнить роскошь беспамятства с тем, что ты испытываешь сейчас? Тебе ведь только хуже от понимания происходящего, а всё потому, что колодец открыт. Это он выпустил призраков, не помня которых ты прекрасно жил раньше! Но они исчезнут, дорогой доктор! Только возьми в руки доску, и с первым ударом молотка никого не останется! Тебе ведь хочется, да? Только скажи или кивни, если говорить не можешь, и я готов снова тебе помочь!
Мистер Рок чувствовал, что скоро не сможет стоять на ногах. Взгляд его блуждал, натыкаясь на лица то сочувствующие, то злорадные, то на такие, у которых безнадёжно потухли глаза... Ах, как захотелось ему послушать Мефистофеля! Как захотелось немедленно вырвать эту больную занозу, тем более, что сделать это было так просто! Ведь, действительно, жизнь в Мидегоде была ничуть не хуже жизни в любом другом месте. А может даже и лучше, потому что единственной, омрачавшей эту жизнь заботой, было всего лишь восстановление памяти!..
И всё-таки что-то было не так!
Что-то, ещё не всплывшее, не восстановленное, что оставалось в том проклятом мешке памяти, развязанном сегодняшней ночью, и это «что-то», единственное, удерживало сейчас руки мистера Рока, готовые потянуться за молотком и досками.
- Вспомни себя! – крикнула Тарри Гама.
Ах, милая девочка, уже вспомнил и лучше бы этого не делал! Целая череда добродетельно пресных жизней, которые, на деле, были всего лишь бегством от искупления той одной, за которую следовало бы заплатить по-честному, привели только к тому, что сейчас ему мучительно стыдно! Что же ещё он должен вспомнить?!
- Всего себя вспомни!
А кого себя? Запутавшегося доктора? Проигравшегося игрока? Человека? Персонажа?!
Внезапно он выпрямился и, превозмогая боль, сделал несколько неуверенных шагов к Валеами.
- Скажи, хоть сейчас, что такое моя памятная вещь?
Господин Валеами неудобно сжался, словно его одновременно укололи с нескольких сторон.
- Это нечто, заключённое.., ну, тавтология, конечно, однако, как иначе сказать? Заключённое в том ключе, что я вам дал.
Мистер Рок тут же сунул руку в карман пиджака. Ключ был тёплым и мягко светился изнутри удивительно знакомым светом.
- Где ключ, там и замок, – подсказал стоящий рядом Мебис. – Вспоминайте, мистер Рок, вспоминайте дальше!
Лицо на портрете в его руках словно переливалось, неуловимо меняя черты и выражения глаз, так же, как и та, первая жизнь...
- Это то, что я не смог увидеть? – спросил мистер Рок.
Мебис кивнул.
- А сейчас вижу, – задумчиво пробормотал мистер Рок и, вертя в руках ключ повернулся к Мефистофелю.
- Так это тот самый твой портрет? – спросил он без какого-либо выражения.
Мефистофель поджал губы с явной насмешкой.
- Конечно, твой, – кивнул сам себе мистер Рок. – И мой... Мы оба персонажи, которые друг без друга уже не существуют. Слились... И выходит, ты и есть мой персональный ад?
Он ещё раз посмотрел на белое перо и снова кивнул, теперь уже каким-то мыслям в себе.
Боль в груди ощущалась сейчас, как сквозь вату. Возможно, из-за ключа в руках? Точнее, из-за света, заключённого в нём, такого же, как и в замке-лампадке у Мебиса... Но, что это за свет? Гений? Дух творчества?
Интересно, почему под творчеством понимают только делание чего-либо? Разве сотворение самого себя через мысли, через взгляд на всё и вся, неподвластный ничьему влиянию, не есть творчество? Гений — это дух... Мифы о нём хорошо знают. Но они лишь мифы, персонажи, они могут только знать, но не умеют пользоваться, а он Человек, который по образу и подобию... И, если этот дух сейчас рядом с ним, прямо в руках, то, наверное, для того, чтобы из подобия воплотиться в того, кто в состоянии сам себя судить, карать и спасать, когда требуется!
Мефистофель подошёл совсем близко. Улыбнулся почти ласково.
- Я то, что делает твоё существование адом. Твои грехи, твои сомнения, твои потребности, наконец.
- Да, пожалуй, – согласился мистер Рок, не выходя из задумчивости.
Ему оставалось совсем немного, чтобы понять...
А потом боль прошла. Мистер Рок улыбнулся Мефистофелю и, самого себя удивляя тем, как искренне это говорит, с чувством произнёс:
- Спасибо!
Ему показалось, что не только Мефистофель, но и вся толпа, за исключением немногих, попятилась.
- Спасибо за урок, – пояснил он. – И за возможность снова спастись. Ведь это ты велел передать мне это?
Мистер Рок поднял ключ к самому лицу Мефистофеля.
- Это символ моей власти, – пробормотал тот. – Для тебя он был лишь условность.
- Конечно. Но мы давно стали едины, и мне он тоже начал давать власть, суть которой я понял только сейчас. Это власть над собой. Потому-то, всякий раз, чувствовал некую силу и знал, как надо поступать. Сначала, конечно, подражал тебе, думал, что могу распоряжаться другими, но сейчас понял, нет выше власти, чем распоряжаться собой. Мою память ты смог выиграть потому что она всегда была твоей, что и заставляло меня бежать и бежать из жизни в жизнь и, в итоге, сделало игроком, уповающим на случай. Выиграть у зла можно только став злом ещё большим, никак иначе, но я, похоже, не сумел, и хорошо... Поэтому, прости, сейчас самое время мне уйти, как и собирался, и это уже не будет бегством, или чьим-то коварством. Как персонаж, я навсегда останусь с тобой тем самым слепцом, которого спасла слепая же любовь, и который играет на жизнь со слепым случаем. Но, как человек...
Мистер Рок замялся, взглянул на ключ и протянул его Мефистофелю.
- Возьми. Как человек я в нём не нуждаюсь. Это просто памятная вещь, и ты был прав, когда говорил, что всё необходимое заложено во мне с рождения. Как человек, я сам решаю, кому из созданных мной персонажей, что делать, и собственному в том числе.
Он спокойно повернулся, снова пошёл к колодцу. Шесть призраков ещё стояли на пути, но теперь мистер Рок не остановился. Искупление, или спасение ждало его в том колодце – было уже неважно. Он готов был и к тому, и к другому, поэтому просто сказал призракам:
- Пошли вместе.
И увидел, как озарилось радостью лицо Тарри Гамы.


3.
Он уже заносил ногу через борт колодца, когда позволил себе бросить прощальный взгляд на толпу мидегодцев.
Улыбался только Мебис. Лицо на портрете в его руках было похоже на лицо удачливого игрока, но оно уже ничем не напоминало мистера Рока.
В глубине колодца мерцали звёзды.
Никто никого не пытался остановить, поэтому, сняв шляпу, мистер Рок помахал ей на прощание Мефистофелю, наблюдавшему за ним в задумчивости, и спрыгнул.
- Выходит, я обыграл сем себя, – пробормотал Мефистофель. - Научил на свою голову... Он перешёл на другую сторону медали, и бороться дальше незачем.., разве не сам я говорил, что такое невозможно...
Он кисло посмотрел, как несколько вороватого вида теней подбираются к ненужным уже доскам, и отвернулся.
- Обыграл, – не скрывая разочарования повторил Мефистофель. – Жаль. Хотелось повеселиться, а вышло скучно.
Вокруг него в сером сумраке, накрывшем Мидегод, тихо истлевали собранные персонажи.


* * *
Человек открыл глаза и увидел над собой белое плотное пространство.
Потолок...
Больничный потолок...
Если сейчас в поле зрения кто-нибудь появится, значит, снова удалось... То есть, нет, не снова... Удалось раз и навсегда, потому что.., потому что...
Пространство перед глазами загородило возникшее в поле зрения лицо девушки. Знакомое лицо знакомой девушки. Она улыбалась.
- Ну, вот, вы и пришли в себя. А вчера так напугали... Нельзя, нельзя, Как же мы без вас? Кто будет соседям по палате всякие истории рассказывать? Они от ваших сказок выздоравливают прямо на глазах!
Она поправила что-то возле его руки, чего он не мог видеть, и посмотрела со вчерашней печалью в глазах.
- Знаете, я даже плакала, думала, вы совсем умерли...
- Я родился, – известил он.
Девушка засмеялась очень хорошо и радостно.
- Можно сказать, что так...
Её взгляд был по-матерински ласковым.
- Помните, хоть что-нибудь?
- Всё.
- И, как вас зовут тоже помните?
- Да. Моё имя Фауст.
На ласковом лице возникла озабоченность.
- Вы уверены?
Он улыбнулся.
- Не всегда. Порой, хочется признаться, что являюсь Иоганном Вольфгангом Гёте, но, полагаю, различий тут не много.
Девушка озаботилась ещё больше.
- Вы подождёте немного, я скоро вернусь?
Он закрыл и открыл глаза, словно кивнул.
Девушка из поля зрения исчезла, потом стало слышно, как открылась и закрылась дверь.
Он попробовал пошевелиться. Получилось. Да... получилось... И теперь уже раз и навсегда, потому что он вернулся к себе, в себя и стал абсолютным собой — единственным, неделимым и заполненным собой же настолько, что ничего лишнего не влезет! От лишнего он теперь защищён безумием. А безумие не беспамятство, оно мудрее...
Глаза снова обратились к чистому пространству наверху, где в такт птичьим трелям, доносящимся снаружи плясали солнечные блики. Он улыбнулся. Мгновение было прекрасным, и теперь он знал, как растянуть его на вечность!

КОНЕЦ

19.07.2014