Ребенок и речь

В год и девять месяцев ребенок начал бурно разговаривать. До этого у него был по существу период молчания. Какое напряженное выражение лица часто бывает у малышей в этот период! И какие феноменальные подражательные способности! И сообразительность! Когда нашему ребенку был год, он жил с нами летом в палатке на берегу реки. Редкие «дикари» проходили мимо. Каркали на деревьях вороны. «Дядя!» — кричал он прохожему так звонко, что дядя вздрагивал. Ах, эта жажда общения и слова! Подняв голову вверх и отыскав глазами ворону, ребенок воспроизводил вороний крик. Это было не подобие карканья, а оно само. Горло взрослого человека на такое не способно. Когда мы вернулись в город, наши друзья развлекались тем, что просили Вову воспроизвести этот звук. Есть дети-молчуны, есть дети- златоусты. Последним тяжело. Это про них придумано взрослыми: сначала не знали, как научить говорить, теперь не знаем, как заставить молчать. Кажется смешным, а на самом деле — груст¬но. Взрослые — эгоисты: у них нет терпения, когда надо вы¬слушать ребенка. А ведь он так долго молчал! Почти два года! И в нем созрел целый мир. И этот мир не совпадает с нашим внутренним миром. Это параллельный мир. Но мы говорим: не может быть параллельных миров! И вообще, как он смеет, этот ребенок, противоречить нам, иметь свое суждение?!
В два года Вова сочинил первую пародию на взрослого человека. Лежит себе в палатке вечером, повторяет что-то и смеется-заливается. Прислушались: «Дядя Адик — дядя оладик». Этот дядя, в самом деле, похож на оладью: мягкое округлое лицо, мягкое округлое тело. Ребенок овладевает речью, и все-таки мы говорим с ним на разных языках, потому что у него новый взгляд на мир, а у нас — старый.
— Вова, зачем ты высоко так забрался? Упадешь, разо¬бьешься.
— Не разобьюсь. Я крепкий.
Бедный ребенок, он все время внизу. На него постоянно смотрят свысока. Забирается на подоконник:
— Теперь я такого же роста, как ты!
— Слезь с подоконника!
— Не могу. Я к нему пристыл.
Ребенок повторяет в своем развитии эволюцию человечества, только в быстром темпе. И вот уже он пристрастен к технике. В три года спрашивает:
— Что такое рай?
Мать объясняет: «Это сад, в нем прекрасные цветы, прекрасные деревья, прекрасные птицы…» Вова добавляет: «И прекрасный трактор, и прекрасный башенный кран…» Машины для него — живые существа.
— Почему у тебя на щеке царапина?
— Велосипед меня поцарапал.
— Ты хочешь сказать, что поцарапался о велосипед?
— Да нет же! Он меня поцарапал. Включился, подъехал и поцарапал.
Дети видят проблемы иначе.
— Вова, не трогай велосипед, а то испортишь. Бедному папе придется его ремонтировать после работы.
— Это не папа бедный, а я: налаживаю, налаживаю, а велосипед не налаживается.
Сколько изломанных вещей! К нашей досаде и к огорчению Вовы: они ему не дались! Не скоро он научится ремонтировать. А сколько синяков и шишек! Но к ним он относится философски, раздражают его только наши охи и ахи.
— Ну что, «боже мой», «боже мой»?! Такие пустяки все эти синяки, не стоят разговора.
Восхитительна способность детей возвращать словам первоначальный смысл. Вова, бегая в лабиринте, просит:
— Бабушка, ухаживай за мной.
— Как? Что значит «ухаживай»?
— Ходи за мной следом, куда я, туда и ты.
И полное доверие к звуку:
— Коттеджи — это дома, где живут коты?
  Все ему на свете пока еще ново и все им любимо. Он любит даже рекламу: она помогает ему обозначить что-то.
— Что вы ели за обедом в детском саду?
— Суп ремекс.
Что касается детского сада. Вова считает, что это детский ад. Просто непонятно, почему его ругали, когда он повернул ключ в замке. Он же не знал, что в комнате воспитательница. Он исследовал замочек и только. И зачем его заставляют спать, когда ему не спится? В детском саду он выдержал три месяца и восстал:
— Вот бы построить детский сад для взрослых и водить туда каждый день! Тогда бы они знали, как это неприятно!
Четырех лет от роду заинтересованно читает вывески и не любит букварь. Однажды в кафе долго смотрел на изображение космонавта и выпалил:
— У дяди на лбу написано «СССР»!
Инвалид стар, худощав, печален. Вова спрашивает тревожно:
— Ножки у дедушки нет. Почему?
Говорю про войну. Вова — с надеждой:
— Вырастет ножка?
— Нет. Так и будет всю жизнь без ноги.
Вова не может поверить в такую беду:
— Он будет всю жизнь так жить, пока ножка у него не отрастет.
Он все очеловечивает, даже такую организацию, как ЖЭК. Сообщает гостю:
— У нас в доме нет воды. Это Джек отключил.
Ходули, костыли — предмет его зависти. Про человека на костылях говорит, пристально за его действиями наблюдая:
— Такие номера выкидывает! То на одной ноге прыгает, то на руках!
Говорю, что надо идти домой, вот-вот гроза налетит. Уточняет:
— На кого налетит?
У него надежда, что не на него и можно остаться ему на улице.
Какое время — такие и песни. Первая сочиненная Вовой песня:

Бомба разорвалась,
Бомба разорвалась,
Бомба разорвалась!
И деревья все упали,
И деревья все упали,
И деревья все упали!

Мы говорим, что ребенок не должен с нами спорить. Неужели мы всегда правы? Вова не согласен: сел специально на землю и говорит:
— Вот сел на землю. Ты скажешь: встань! А я не встану. Я очень люблю землю.
И действительно любит, нежно за всем на ней наблюдает:
— Ягоды растут вниз головой!
В детской комнате слышен грохот. Спрашиваю:
— Вова, что там упало?
Сопение. Ответ:
— Это я сам упал.
Сидит в шкафу, просит:
— Не закрывай. А то я стану темным привидением.
Бегает по комнате и громко кричит. Прошу не шуметь. Объясняет:
— Я телевизор. Меня включили на полную мощность.
Ошибку он называет «ушибкой». В тот день, когда ему пошел пятый год, сказал:
— Этот пятый год так в меня и лезет!
…Обыкновенный невыносимый ребенок. Говори, малыш, говори!
1994